Читать книгу Маньяк всегда прав - Вячеслав Жуков - Страница 1

Валерка проснулся, но открывать глаза не спешил. Первой его мыслью было – нужно обязательно похмелиться, и тогда голова перестанет болеть. Банально? Но до банальностей ли тут, когда башка, как пустой котелок, в котором вдобавок еще что-то звенит?

Брать выпивку у матери не хотелось. Это опять грандиозный скандал со всеми вытекающими последствиями. Она не может смириться, что сын уже давно не ребенок – двадцать пять лет. Взрослый уже. А взрослые иногда могут себе и позволить. Ну и что с того, что вчера он выпил в ресторане?

«Постой, – остановил себя Валерка, напрягая память. – Выпил», – и поморщился, так скверно стало.

Эпизод вчерашнего вечера вырисовывался с трудом.

«Веселились с Наташкой. Ну я перебрал малость лишнего, – он снова поморщился, подсчитывая количество выпитого, и получалось очень немало. – Потом какой-то двуногий хлюст пригласил ее потанцевать, не спросив разрешения у меня. И все чего-то ей нашептывал на ушко, гад! И она хороша – улыбку растягивала до ушей. Нарочно решила поиграть мне на нервах. Добилась своего». Наверное, он бы мог и не обращать на это внимания, но всему виной проклятая водка. Прямо термоядерная какая-то. По мозгам двинула будь здоров.

Не сдержался он. И Наташка должна была понять, прежде чем встревать в разборку. А хлюст тот оказался потрезвее и на ногах поустойчивей.

Но Валерка все же от души врезал пару раз тому хлюсту двуногому, чтоб не тискал Наташку. Под горячую руку и ей досталось. Потом опять пил, только так смог приглушить обиду и ревность. Уже почти ничего не соображая, вышел из ресторана, и Наташка следом. А вот дальше, хоть убей, Валерка ничего не помнил. В памяти словно провал. Пустота. И сколько ни насиловал ее Валерка, так ничего и не вспомнил.

В холодильнике он нашел двухлитровую бутылку пива. Видно, мать специально оставила для поправки его больной головы.

Свинтив пластмассовую пробку, Валерка приложился к бутылке и, обливая рубашку темно-коричневой пенной жидкостью, выпил едва ли не половину.

Нельзя сказать, чтобы выпитое пиво вернуло его в нормальное состояние, но теперь он мог немного соображать – а это уже хорошо.

Главное, он сумел дать оценку своему вчерашнему поступку, расценив его как слабость, недостойную настоящего мужчины. И еще Валерка испытывал стыд. Стыд перед Наташкой, что ударил ее. Дружил с ней почти год. Пожениться собирались. И вдруг такое на виду у всех. Зачем было ее бить? Тут ему пришла еще одна здравая, на его взгляд, мысль. Немедленно позвонить девушке и извиниться. «Конечно, извинюсь. Она поймет и простит, должна понять. Ведь не со зла же я ее, а по пьянке. А по пьянке чего не бывает. Но больше пальцем не трону. Слово дам».

Он проковылял к тумбочке, на которой стоял телефон, взялся за трубку и почему-то почувствовал волнение. Странное какое-то волнение. Обернулся к настенному зеркалу, глянув на свое отражение. И сам себе не понравился. Вид такой, будто его всю ночь мяли. Лицо припухшее. Под глазами мешки, как у старика, а на разбитой верхней губе кровоточила болячка.

Тот хлюст, гадюка, постарался.

Валерка вздохнул и плюхнулся в кресло вместе с телефонной трубкой. Набрал Наташкин номер.

Один гудок. Второй. Третий.

«Спит еще, что ли, Натаха?»

Трубку сняла Наташкина мать. Валерка сразу узнал ее голос. Только сегодня он взволнованный какой-то. «Поскандалили, наверное, мать с дочерью», – решил он, хотел сказать «Доброе утро», но машинально глянул на часы. Стрелки показывали без трех минут час. «Какое же утро? Скорее полдень», – подумал он, сожалея, что долго проспал.

– Здравствуйте, Антонина Сергеевна. Можно позвать Наташу?

Ответ Наташкиной матери заставил его взволноваться еще больше:

– А ее нет. Со вчерашнего вечера дома не была. А у тебя ее разве нет?

«Если бы была, стал бы я вам звонить. Неужели трудно понять, уважаемая будущая теща? А, кстати, где она в таком случае может быть? Неужели с тем козлом осталась?» – ревностно подумал Валерка и сказал:

– Нет. У меня ее нет.

Воцарилась пауза. Будущая теща что-то там обмозговывала. А Валерка просто не знал, что ей сказать. Да и не хотелось говорить. Ведь наверняка последуют компрометирующие его вопросы типа: разве ты ее не проводил из ресторана? Или: тебе ли не знать, с кем она ночевала?

Не будешь же ставить себя в неловкое положение и тем более рассказывать, что между ними был скандал?

Что лучше всего соврать, Валерка не сообразил и решил просто сыграть в испорченный телефон.

Он несколько раз громко прокричал в микрофон: «Алло, алло», – не реагируя на усердное лепетание будущей тещи, а потом аккуратненько положил трубку на аппарат. И не снимал больше, хоть телефон и разрывался.

«Пусть думает, что связь забарахлила», – думал он, ломая голову, где же все-таки может зависать Наташка. И пришел к здравому решению. Конечно же, она заночевала в студенческом общежитии у девчонок. Туда Валерка звонить не стал. Безнадежно. Во-первых, у Наташки там полно знакомых, поэтому трудно установить, в какой комнате она заночевала. А во-вторых, вахтерша, дежурившая в дверях, ее просто не знает. И Валерка скис, сидя в кресле и невидящими глазами глядя на телефон.

* * *

Было почти пять утра, когда дворник, седой старик лет семидесяти, вытащил метлу для выполнения своей опостылевшей работы.

Последние две недели ему приходилось вкалывать по двойной норме. Его участок – это уборка мусора возле четырех домов. Для стариковских семидесяти лет работы хватало с лихвой. Только успевай метлой помахивать. А теперь еще и обязали тротуар мести на улице Бестужева, от автобусной остановки и до самого перекрестка. А это по протяженности еще один такой же участок, как и его. Вот и приходилось старику вставать чуть свет, чтобы часам к семи закончить с тротуаром. А то пойдет народ, и, считай, все пропало. Мужики-то еще с понятием. А вот женщины – такие цацы, пылинку на них не урони.

Женщин старик не любил. Он уже перевалил за тот возраст, когда ни о какой любви не стоит и помышлять, чтобы себя не расстраивать. А чего без толку на баб глаза пялить? Баба – она и есть баба, с какой стороны на нее ни посмотри.

Старик привычно поплевал на руки и только взялся мести, как в траве, возле подстриженных кустов шиповника, увидел чьи-то ноги.

Утро не обещало быть солнечным, но даже в серой пелене занявшегося рассвета он смог различить, что ноги эти были женские.

Старик плюнул с досады. Много всего он повидал за свою дворницкую жизнь. Бомжей сейчас полно, с лавочек сгонять приходится по утрам. Но чтобы спать на траве, да еще уткнувшись головой в колючий шиповник, так может поступить только последняя алкашиха. Такие старику тоже попадались, но не на траве. У них свои места. А эта…

Старый дворник протопал прямиком через клумбу и безо всяких любезностей закричал на беспутную, ткнув при этом грязной метлой в торчащие ноги.

– Вставай, мать твою!..

Реакции никакой. И это окончательно рассердило старика. Он попытался заглянуть в ее наглую физиономию. Ведь лежит и не отзывается.

Старик наклонился и минуту, а может, и больше хлопал сонными глазами, не понимая, что перед ним.

У лежащей не было головы…

– Вот тебе и сучий потрох! – прошептав любимое выражение, употребляемое в крайних случаях, дворник резво побежал к перекрестку, где возле ресторана «Антария» стояла телефонная будка.

Скрюченным трясущимся пальцем старик набрал номер дежурной части милиции, услышал скрипучий, словно магнитофонный, голос дежурного и поспешил выговориться:

– Милиция! Скорей приезжайте. Я нашел труп безголовой женщины…

От волнения он плохо выговаривал слова, проглатывая часть букв. Но дежурный его все-таки понял, на всякий случай переспросил адрес и велел оставаться на месте.

* * *

Утром высыпал мелкий дождь, чуть смочив до блеска асфальт.

Молодой сержант, сидевший за рулем микроавтобуса «Газель» с дежурной опергруппой, старательно выжимал газ до предела.

Капитану Камагину, старшему группы, это не понравилось.

«Асфальт мокрый. Не хватало поцеловать в задницу какую-нибудь впереди идущую машину», – он покосился на лихача-водителя.

– Серега, – чуть не выматерил капитан сержанта, круто заложившего на повороте, – ты чего гонишь, словно на пожар? Угробить нас возжелал, гад?!

Но водитель нисколько не обиделся на такое оскорбление.

– Так ведь на труп едем, товарищ капитан, – ответил он, не поворачивая головы. Все внимание на дорогу.

– Вот именно, – назидательно резюмировал Камагин и продолжил: – И, насколько я понимаю, труп уже никуда не убежит. Так что не гони.

– Как скажете, – отреагировал сговорчивый водитель и сбавил скорость.

У Камагина отлегло от сердца. Он не любил быстрой езды. Да и вообще не любил никуда спешить. Считал спешку признаком самой обыкновенной расхлябанности и неорганизованности.

Самый молодой из оперативников, лейтенант Зуев, молча смотрел в окно. Его задумчивое лицо выдавало, что лейтенант сосредоточил все мысли на случившемся преступлении.

В отделе по раскрытию убийств Зуев работал всего два месяца и еще ко многому не успел привыкнуть.

Камагин заглянул молодому лейтенанту в лицо, улыбнулся и не удержался, чтобы не спросить:

– О чем задумался, лейтенант?

Зуев, как будто ждал этого вопроса, ответил с готовностью:

– Да об этой женщине. Без головы. Кому понадобилось отрезать ей голову? Чеченский след?

Камагин пожал плечами:

– Все может быть. Кому-то не угодила. Хотя, если честно, на моей памяти давно такого не случалось. Сейчас приедем – глянем. Нужно экспертизу сделать. Да много еще чего.

– Здесь я солидарен с Камагиным, – присоединился к ним следователь Лыков – человек, посвятивший органам почти три десятка лет. – Экспертизу необходимо сделать как можно быстрей, – добавил он.

Еще издали оперативники увидели скопление людей.

Камагин не любил столпотворения. Это всегда мешало работать. Свидетелей нет, а любопытных хоть отбавляй, и каждый старается сунуть нос со своим советом.

Мельком взглянув на труп, капитан сразу подумал, что преступление это не входит в разряд обычных, а значит, придется повозиться.

В последнее время число убийств при отягчающих обстоятельствах увеличилось, но чтобы вот так – отрезать голову и унести – это не укладывалось в обычные рамки.

Камагин присел на корточки и принялся внимательнейшим образом осматривать труп.

– А может, голову забрали на студень? – неостроумно пошутил кто-то из толпы. Но капитан даже не взглянул на шутника. Бывает, шутят и покруче.

Лейтенант Зуев стоял метрах в трех от трупа с побледневшим лицом и старался не смотреть. За короткое время работы в отделе по убийствам он еще не привык ко всем этим повешенным, раздавленным, утопленным и дал себе слово обязательно перейти куда-нибудь, где работа почище, а интеллекта требуется побольше.

Девушка лежала на животе с разбросанными в стороны руками, будто в свою роковую минуту изо всех сил пыталась вцепиться в землю, чтобы после смерти ее тело не улетело вслед за душой.

– Это она, скорей всего, от боли, – сказал Лыков, глядя, как Камагин разглядывает ее пальцы, сжатые в кулаки, и землю под ногтями. И капитану ничего другого не оставалось, как согласиться со следователем.

– Пару минут помучилась, и все, – резонно заявил суетившийся возле трупа эксперт.

Ему никто возражать не стал. Оба – и Камагин, и Лыков – подумали об одном и том же.

На обеих руках убитой остались золотые перстни.

– Месть, – уверенно подытожил Лыков. – Небось с кавказцами спуталась.

Камагин не ответил, закурил и, попыхивая сигаретой, тщательно осматривал тело. Каждый раз при убийствах он привык не делать скороспешных выводов, которые зачастую обманчивы. Даже в служебных разговорах обходиться без них, придерживаясь верной, проверенной временем пословицы: «Поживем – увидим».

Ворот черной водолазки убитой был обильно залит кровью. Труп перевернули на спину.

Грудь и живот тоже оказались густо вымазаны в крови, что дало возможность эксперту сделать предварительное заключение:

– Думаю, все произошло здесь, – сказал он Камагину, указав на большое бурое пятно успевшей впитаться в землю крови.

– Я тоже об этом подумал, – ответил капитан, раздраженно поглядывая на увеличивающееся число любопытных. «Вот черт бы их побрал! На работу им, что ли, не надо?» – с тем же раздражением подумал он, а потом вспомнил, что сегодня была суббота. Вдобавок ротозеи не просто стояли молча, но и подавали голоса.

– Баба там без головы, – услышал Камагин нетрезвый мужской голос и следом – другой:

– Трахнули небось да грохнули.

– А кто знает? Менты же ничего не говорят, – возмутился третий голос.

Женщины вели себя посдержанней, но это ничего не меняло. Сейчас все они были тут лишними. И вряд ли кто из них может хоть что-то знать.

Камагин прошелся взглядом по лицам собравшихся людей. «Стадо – одно слово. В глазах только равнодушие. Вот будет теперь тема для болтовни. И журналисты, как собаки, набежали. Уж эти-то точно кадило раздуют».

– Зуев, – окликнул капитан своего молодого помощника. – Знаешь что, лейтенант, давай-ка ты поработай с народом.

– Вы предполагаете?..

– Лейтенант, я ничего не предполагаю. Но нам нужны показатели нашей работы в виде бумаг. Так что бери показания, и побольше. Ты что, думаешь, мы это убийство раскрутим за день-два?

Зуев надулся и ничего не ответил, а капитан продолжил наставления:

– А начальство с нас потребует. И чего мы начальству предъявим?

Лейтенант позволил себе высказаться:

– Собранный материал.

Камагин похвалил:

– Правильно. То есть показания. Так что – вперед!

– Я вот со старика-дворника уже снял показания, – показал лейтенант исписанный лист.

Капитан посмотрел на погрустневшего дворника, тихо стоявшего возле милицейского микроавтобуса. За всем происходящим он наблюдал отсутствующим и, казалось, бессмысленным взглядом, жалея, что теперь уже точно не удастся выполнить свою работу.

– Это он ее нашел?

– Он, – ответил лейтенант, аккуратно убирая исписанный лист в свою папку. Зуев не сказал капитану, что пару минут назад, опрашивая старика, в жесткой словесной форме пытался выведать у него, как все произошло, явно подозревая дворника в убийстве. Эту же мысль настойчивый лейтенант пытался навязать своему наставнику. Но Камагин в категоричной форме отверг ее и сказал:

– Когда будешь снимать показания с этих, – кивнул он головой на толпу, – присматривайся. Кто и как реагирует на твои вопросы.

– Понятно. Только трудно с них брать…

– Это почему?

– Автобусы подходят. Люди садятся в них и уезжают.

– Зато другие приезжают. Не думаю, что толпа редеет. Скорее наоборот.

– Гм, коллеги, – встрял в разговор деликатный следователь Лыков. – Вообще-то не худо бы установить личность погибшей.

Камагин согласился:

– Не худо бы. Особенно если учесть, что документов при ней нет. И кстати, головы, что само по себе затрудняет опознание.

Следователь развел руками:

– Это уж, братцы, по вашей части. Вы – сыщики.

Камагину вдруг захотелось послать деликатного Лыкова матюшком, но в самый последний момент он сдержался. Неудобно при молодом лейтенанте. Нехороший пример.

– А ты, я смотрю, раздражен, – как бы между прочим заметил Лыков.

Капитан воспринял эти слова как насмешку:

– Конечно. Есть повод. Всю черновую работу по этому преступлению придется делать мне. А ты будешь сидеть в кабинете в ожидании, когда я тебе направлю готовый материал. Не так ли?

Теперь и на сытом лице следователя появилось недовольство.

– Ну знаешь, дорогой мой, – заметил он, как всегда, в деликатной форме, – каждому свое.

Но этой словесной перебранке так и не суждено было перерасти в скандал.

Тщательно осмотрев труп, насколько это было возможным в сложившихся условиях, эксперт заявил, что смерть девушки наступила приблизительно пять часов назад.

– Пять часов! Черт возьми! Да за эти пять часов преступник мог сесть в поезд и укатить километров за четыреста! Ищи его теперь, – сердито бросил Камагин, наблюдая, как лейтенант Зуев беседует с молодой женщиной.

– Неплохо бы найти голову, – сказал Лыков уже совсем другим тоном, без издевки.

Но Камагин не ответил.

Приехавшие два амбала, санитары с «труповозки», ни слова не говоря, деловито принялись упаковывать труп в пластиковый черный мешок.

– Поосторожней, ребята, – едва не закричал эксперт, глядя на их грубую работу. – На теле, на одежде могут быть улики. А вы ее крутите, как куклу.

На что один из амбалов рявкнул:

– А нам насрать на твои улики. Не нравится, упаковывай ее сам. А у нас еще пять вызовов.

Эксперт только покачал головой.