Читать книгу Ячменное зёрнышко. Сборник рассказов - Вячеслав Киктенко - Страница 4

– Пацаны, пацаны, Вася-Чечен!.. – вдруг разносился восторженный, исполненный затаённого ужаса крик, и мы, позабросив игры, со всех концов двора начинали напряжённо стекаться к воротам. Что-что, а уж это зрелище пропустить никак было нельзя.

Шествие Васи-Чечена по городу, обычно в сопровождении супруги, было событием. И совершалось оно чаще всего вверх по улице Ленина, мимо нашего двухэтажного дома, стоявшего на перекрёстке бывших улиц Кирова и Ленина.

Вася-Чечен жил в нижней части города, где-то в районе Малой Станицы, и выходы его в верхнюю часть не могли остаться незамеченными, особенно нами, детьми 50-х годов.

Это был неофициальный Праздник, который потом долго

обсуждался нами на вечерних посиделках у домовой кирпичной трубы во дворе, обсуждался с наворачиванием самых невероятных подробностей, подсмотренных в щели забора.

Забор наш, прочно замыкавший многоквартирный дом, строился по-старинному капитально, в добротном верненском стиле. Город Верный когда-то, в основании своём, был казачьей крепостью, и даже после революции долгие годы потом сохранялся в нём уклад и быт семиреченских казаков.

Вот и забор наш, с каменными столбами для коновязи, врытыми в землю, с мощными опорными брусьями, с покатой крышей-навесом, сооружался в старом казачьем стиле.

Хоть и потрескался, и покосился от времени наш забор, но по-прежнему служил надёжной защитой от бродяг, от набегов соседского хулиганья, с которыми у нас по смутной традиции велась нескончаемая, необъявленная и ничем не объяснимая война. Война без чёткого различия возраста, пола и нации.

А уж разнообразие наций в послевоенной Алма-Ате было густоты невероятной. Одних ссыльных сколько! – только начни перечислять – не скоро закончишь…

Немало чеченцев, высланных в Казахстан, перебралось со временем в Алма-Ату, где жили они своими тесными общинами. Как правило, в частном секторе. Строили дома на несколько семей, – большие глухие дома с узкими окнами, напоминавшими крепость. Старшее поколение жило мирно, занимаясь в основном строительством и торговлей, а молодёжь нередко бузотёрила. Но испугать видавший виды город они не могли. Турецкие, корейские, балкарские башибузуки были не менее активны, а интернациональные центровые банды, в основном русско-казахские, вообще, как тогда говорили, «держали мазу» в городе. Словом, ничем особенным чеченцы не выделялись. «Поножовщики» – говорили про них, и это как бы само собой разумелось: горец всегда при кинжале. А за неимением оного – при ноже. «Партбилет» – с гордостью именовали молодые бандиты свой тесак. И все спокойно посмеивались.

В общем, ничем очень уж «эксклюзивным» чеченцы той поры из общей массы не выделялись, так что затаённый ужас при упоминании Васи-Чечена связывался не с грозным образом бандитствующей молодёжи, а с грандиозностью легендарной фигуры самого героя.

Да, Вася-Чечен был настоящей легендой города – тех лет, той эпохи. И рассказать хочется именно о нём – пусть лишь отрывочными воспоминаниями и детским восприятием – но именно о нём, а не о последующем «кавказском феномене». Если только это возможно… если возможно отделить те воспоминания от сегодняшних тёмных событий.

…мы всем скопом никли к щелям забора и – глазели! Смотрели десятками выпученных глаз на Шествие Васи-Чечена по улице Ленина. Оно длилось не более двух-трёх минут, но этого хватало для великолепных переживаний.

Он шёл, грузный, как мамонт, как некое доисторическое существо, медленно переставляя огромные ступни и неподвижно глядя вперёд, вверх, в сторону синеющих гор-ледников, а чуть поодаль почти семенила его крохотная жена. Счастья ходить под руку с мужем ей не досталось не только потому, что по старым чеченским обычаям женщина должна идти несколько позади мужчины, но ещё и потому, что, при всём своём желании, она попросту не дотянулась бы до локтя. – Она была вполовину короче его…

Нет, она не была карлицей, эта была обыкновенная, среднего телосложения полноватая женщина.

Зато Вася-Чечен был человеком-горой! Говорили, рост его составлял два с половиной метра!.. или около того…

Это был знаменитый спортсмен, легенда мирового баскетбола 50-х – Увайс Ахтаев. А для всего города просто Вася. Вася-Чечен. О нём роились самые невероятные слухи и легенды.

Говорили, что именно из-за него пришлось переделывать мировые баскетбольные правила. Он, и вообще довольно грузно передвигавшийся, не очень-то суетился на самой игровой площадке. Но вот у кольца противника, а в особенности у своего кольца наступали его звёздные часы.

В отличии от всех баскетбольных гигантов, Вася-Чечен выдавался не только ростом, но непомерною широтою в плечах, костях, суставах – он был громаден целиком, этот человек-гора. Мяч в его руке казался яблоком, пусть даже крупным яблоком, знаменитым алма-атинским Апортом, и он играючи зажимал его пятернёй. Его могучая лапища полностью покрывала кольцо, и оно становилось практически недосягаемым для мяча противника…

С беспомощным изумлением понаблюдав некоторое время за небывалым баскетболистом, мировое судейство перекроило старые правила, запретив продолжительную стойку игрока под кольцом.

Вероятно, во многом благодаря той перекройке и стала закатываться легендарная звезда Увайса Ахтаева в большом спорте. Он стал просто городской легендой – Васей-Чеченом. Таковым и остался, и запомнился навсегда – запомнился любому, кто хоть раз в жизни видел его.

Ходили слухи о его невероятной силе и доброте. Крупные люди вообще по природе своей редко бывают злобны. Зло, вероятно, само по себе тесновато, как-то не по мерке гиганту. Оно более по росту мелкоте. Смешно даже представить себе злорадствующего богатыря – хихикающего, пакостничающего…

Ездил он в особой машине, в старом «Москвиче», переделанном специально под него. Костоправы нарастили крышу, убрали переднее сиденье и удлинили руль. Только так Вася-Чечен (всё равно горбившийся в кабине) мог управлять легковушкой. А без машины он уже не мог. Ходить пешком с годами становилось всё тяжелее, грузневшая масса тела неумолимо давила на костяк, и раздавила в конце концов, погребла под собою гиганта…

Теперь, из далёкого далека мне чудится, что именно так в доисторические времена погибали ископаемые великаны – масса тела и атмосферы давила их, вытесняя с земли, и уступили они своё место новым, более компактным и хищным племенам…

Но тогда, ещё в полной своей мощи, Вася-Чечен – по нескончаемым легендам – творил чудеса.

Рассказывали очевидцы, как он один вытащил из грязевой лужи, на нижней дороге в Татарке, целую машину с пассажирами, которых заклинило внутри. Очевидцы вчетвером пытались вытащить, и не смогли. А Вася-Чечен смог. В одиночку.

Другие, тоже якобы очевидцы, рассказывали как парились с ним в бане, где он чуть не прибил своим громадным членом пьнчужку, заводившего Васю-Чечена на подлый спор.

Пьянчужка, слишком уж развязно восторгаясь диковинными размерами члена, подначивал великана: а не слабо станет вышибить им дверь в парилке? Обычно сдержанный и молчаливый гигант, в конце концов не выдержав, заревел:

– «Да я лучше твои собачьи мозги вышибу!..» – и, схватив руками гневный, чудовищно набрякший член, так саданул по башке, что пьнчужка свалился с полков и потерял сознание…

Вообще на эту рисковую тему немало слухов ходило. Говорили, что самой мучительной проблемой было подобрать для Васи-Чечена подходящую женщину. Маялся он долго со своим гигантизмом, его не выдерживали даже очень крупные особы. Но вот однажды родичи всё-таки привезли из дальних мест вполне заурядную на вид пухленькую женщину, которая и оказалась той самой, единственной, по сердцу и ладу подругой жизни для Васи-Чечена. Так ли это, нет ли – такие ходили слухи.

А жена его и впрямь отнюдь не была великаншей, уж это я могу засвидетельствовать. Но вот игру природы, загадки её и прихоти разгадывать не берусь…

Однако жил, и доныне живёт слух, который распространился далеко за пределы Алма-Аты, и мне кажется, связан он именно с Васей-Чеченом. От его образа и пошёл погуливать по стране…

В одном из рассказов Василия Шукшина есть эпизод, где герой болтает про некий лиловый штамп в своём паспорте: «Захоронению не подлежит». Якобы, будущий труп загодя закуплен у него не то музеем, не то моргом. Был, точно помню, ходил слух о том, что можно недёшево продать себя при жизни для каких-то анатомических целей, а деньги пустить в обиход уже сейчас. Хорошо помню это потому, что один мой приятель-хохмач, по младости и нетрезвости ума, решил проверить слух на себе. – Уговорил меня позвонить в морг и предложить покупку его тела мрачным учреждением. А деньги, естественно, прогулять.

Вышло презабавно.

– «Какое Д е л о?.. Дело уже закрыто, мы же договорились, уладили!..» – залепетал в трубке испуганный голос. Ага, стало быть и у вас делишки лихие творятся – не без изумления успел отметить я, и поспешил успокоить тишайшее заведение:

– «Да не Дело, а Тело!..»

Когда служитель морга наконец понял о чём идёт речь, тут же неузнаваемо переменился, – облегчённо, и уже с басовитой наглецой, расхохотался:

– «Ну лохи, ну лопухи!.. да вы на слухи о Васе-Чечене

купились!.. тому и правда, говорят, Ленинградский музей предложение делал. Не знаю, согласился ли Вася, но музей понять можно – такого уникума поискать! А у вас что?.. обычный человек?.. ваш приятель, говорите?.. да кому он, на фиг, нужен! А, кстати, почему он сам не звонит? Робеет? Скажите, пусть не робеет, – если на выпивку не хватает, у нас тут Петя-Мясник есть, он ему трёшку даст на опохмел души… а потом зарубит, на фиг!..»

Тут уже я ужаснулся:

– «Зачем ему это, вашему Пете?..»

– «А на засол!..» – прогнусил ликующий голос, и в трубке раздались короткие гудки.

Так вот, с большой долей уверенности смею

предположить, что слухи о предварительной продаже тел пошли именно из Алма-Аты, и даже в художественную литературу просочились. – Это теперь тоже часть легенды о Васе-Чечене.

…а вблизи, не из-за забора, – в первый и последний раз – видел я его на стадионе «Спартак», в начале 60-х годов. Он сам уже не играл, только судил матчи.

Массовый спорт в те времена весьма поощрялся, вокруг стадионов устраивались открытые спортплощадки, где проводились бесплатные матчи команд самых разных уровней – по волейболу, баскетболу, городкам…

Отец как-то взял меня с собой на такой открытый – для всех горожан – баскетбольный матч, который судил Вася-Чечен. Мне уже шёл десятый год, но давний мистический ужас вспыхнул в душе, когда я увидел вблизи Васю-Чечена.

Он восседал со свистком во рту на обычном табурете, как раз перед центральным кругом площадки, и неотрывно следил за игрой. А вот я той игры так и не увидел толком. – Инстинктивно прячась за отца, сбоку, но очень пристально я разглядывал Великана, героя нашего детства.

Даже сидя на стуле, он возвышался над стоявшими рядом болельщиками. Возвышался даже над отцом, который и сам был роста не маленького – за метр восемьдесят…

Не огромные руки, не могучие плечи теперь поражали меня, но – Лицо. Я впервые по-настоящему увидел его, это громадное, грустное лицо великана из древних сказаний. Оно, казалось, как сама земля старинных преданий, было изрыто глубокими морщинами, тёмными выпуклостями и впадинами. А в одной из самых глубоких впадин жили – глаза. Они были огромные, грустные… и – какие-то совершенно неотсюдные… нездешние, неземные глаза.

Что он судил?..

Игры каких лилипутов пытался понять и рассудить их? Зачем всё это ему, пришельцу из другого измерения, из другой эры, помнящему, наверное, иные великие племена, иные народы?.. – кажется такие, или похожие на такие мысли проносились во мне и не давали следить за игрой…

На обратном пути я спросил отца:

– «Ты видел, к а к а я у него голова?..»

Отец, хорошо почуявший моё состояние,

ответил в тон, но с добродушным юморком:

– «Да-а, как у коня… не меньше…»

– «Ты что! – возмущённо выкрикнул я – коней т о г д а не было, т о г д а были другие!..»

Отец внимательно поглядел на меня, удивлённо покачал

головой и ничего не ответил…

Зачем я это теперь вспоминаю?

Даже себе не отвечу.

В России смута, малые и немалые племена всё делят-не поделят несчастные клочки земли. Мелочность, суета, распродажа всего и вся, кишение обезличенных толп, как на предметном стекле под микроскопом… а он всё всплывает из памяти, тот великаний образ – образ неотмирного существа, восхищавшего детское воображение…

Словно бы и теперь он способен, словно он один способен примирить, угасить собою все наши мелочные сегодняшние страстишки…

Но ведь он рухнул… рухнул он, тот ослабевший костяк, рухнул под несоразмерною массой!..

Значит, он был н е п р а в и л ь н ы й в этом мире?

Так почему же всё видится он, видится издалека? – молчаливый, печальный великан, медленно уходящий в горы…

…уходящий вдаль со своей верной подругой…

…а мы, пучеглазое восторженное племя, всё глядим ему вслед из щелей забора…

…мы взволнованы небывалым видением, воочию сошедшим со страниц любимых сказок, легенд, преданий…

…мы словно бы ожидаем его возвращения…

…и даже не его самого, а той самой силы…

…той самой силы, доброты, благородства неведомых нам великанов, которые обречены —

– да неужели же так непоправимо обречены?!! —

на грусть, неуют и, в лучшем случае, на досужее изумление в иных, сильно сузившихся временах?..

…в иных племенах…

…в иных именах…