Читать книгу Под крылом мотылька - Вячеслав Морочко - Страница 2

Малыш проснулся чуть свет, побродил по кровати. Хозяйка включила лампу как раз в тот момент, когда он неловко спрыгнул на коврик и, наскоро облизавшись, куда-то потопал.

– Погулять захотел? Погуляй, мой хороший! – разрешила добрая женщина, даже не подозревая, что с этой минуты обитатели дома вступают в полосу неприятностей, связанных с новым жильцом. Теперь изнутри малыша распирала ужасная сила: он должен был «сделать кошачьи дела», но мешало Табу. А совета спросить было некого. Запрещалось прудить, там, где спишь. Ковер был «живою спиной». В ванной комнате «семенила родная капель» – он не мог оскорбить ее непристойными запахами. Терпеть больше не было сил, и котенок «пристроился» там, где стояла сырая хозяйская обувь. Облегчившись, – вернулся к «корове», но запрыгнуть не смог и разлегся на шлепанцах. Он не слышал, как встали хозяева. Учуяв подозрительный запах в прихожей, они разбудили малышку, ткнули носиком в мокрое место и посадили возле стиральной машины на газетный листок, прикрывающий синюю плошку. При этом они так шумели, что котенок, зажмурившись, ждал, что его вот-вот слопают.

Но его не тронули ни на этот раз, ни потом, и малышка решил, что теперь так будет всегда: как только он напрудит, его ткнут носом и посадят на синюю плошку – не очень приятно, все же терпимо. Но скоро жизнь сделалась просто невыносимой: хозяева взяли за моду шлепать котенка. От криков их побои казались больнее, поэтому, «сделав дела», малыш забивался в какой-нибудь угол. Однако его все равно находили и, выуживая из укрытия, приговаривали: «Леопольд, подлый трус, выходи'» В доме было много укромных местечек. Его выманивали извивающимся пояском, а потом им же и наказывали, приговаривая: «Вот тебе, Леопольд! Что б не пакостил!».

Теперь, когда его брали на руки, он мелко дрожал. Вечером, как и раньше, малыша приносили в постель и укладывали на одеяльце, но стоило выключить свет, он крался в ноги: чтобы спать, ему надо было прислониться к чему-то живому и теплому. А утром все повторялось: крики, выманивание, наказание и синяя плошка с газетным листочком. Он уже чувствовал, эти чудовища с ним на пределе, но не мог взять в толк, чего от него добиваются. Одна бывалая женщина объяснила хозяйке, что у кошечек, как у людей есть дебилы: «Их учи не учи, бей не бей – все без разницы» Советовала «обработать» места, где котенок прудил… И скоро квартира наполнилась запахом уксуса. А потом обнаружили настоящий тайник. Он надеялся, что его сокровенное место, в углу за огромным диваном, никогда не найдут. В самом деле, хозяева удивлялись, как, получая уже и вареное мясо и рыбу, он по прежнему только «прудит». Если девочка жаловалась, что пахнет «кошатиной», мать говорила: «Сама просила котенка – вот теперь нюхай!» Но когда отодвинули мебель, то ахнули: столько здесь было какашек. Плинтус и пол выскребали ножами. А Леопольд был отхлестан за милую душу.

– Теперь уже точно сожрут! – думал он, сидя в плошке на сложенном вдвое листке. Решил никуда не ходить, а сидеть и выслушивать жалобы труб, проходивших сквозь ванную комнату. Он дремал целый день, пока не услышал хозяйскую дочку: «Лепка, ты здесь? Безобразник такой, попробуй мне только напакостить!» И содрогнулся, когда она вдруг закричала: «Мамуля, скорее! Иди, погляди!» Должно быть с отчаяния Леопольд изменил своему табу, напрудив там, где дремал, но не в плошку, как хотели хозяева, а позади нее. Оставаясь на сухом листе, он даже не понял, как это вышло.

Котенка взяли на кухню, где его ждало яичко и молоко. Под плошкою вытерли, но не особенно тщательно, чтобы оставшийся запах напоминал. То, что в этот раз не побили, казалось случайностью: то ли забыли, то ли делают вид, что забыли побить. Выбрав желток и с отчаяния вылакав блюдце белого пойла, Леопольд возвратился в ванную комнату и заснул возле теплой трубы.

Проснулся он в панике: очень уж не хотелось быть снова битому. Принюхиваясь, заметался по гладкому полу. На этот раз запах привел к синей плошке, накрытой бумагой, где часто сидел в наказание… И он опростался, едва взгромоздившись на место с полным брюшком, а затем, подчиняясь «инстинкту захоронения», начал топтать и терзать коготками бумагу. На шум прибежала хозяйка, и, вместо того, чтобы бить и браниться, вдруг принялась осыпать его ласками, называя: «Лепушкой», «Лапушкой», «умницей», потом вымыла плошку и накрыла свежим листком.

– Опять притворяются, – недоверчиво думал котенок. На кухне в розеточке он обнаружил вареную рыбу, и, хотя еще не был голодным, на всякий случай умял – «кто знает, что ждет впереди» – и вернулся к поющей трубе.

В этот день еще раза два мыли плошку. Оставшись небитым, котенок повеселел, не догадываясь, что ему уготовано вечером.

Хозяин, вернувшись из института, выслушал новость, спрятал еще не проснувшегося малыша под пальто и вышел из дома. Котенок учуя мороз, – задрожал, запищал и, цепляясь когтями, обезумев от снежного блеска и ледяного дыхания улицы, стал карабкаться на человека, словно на дерево.

– Им надоело возиться со мной! – решил он. – Я пропал!