Читать книгу Камни и молнии (сборник) - Вячеслав Морочко - Страница 5

Ёжик[3]

Оглавление

Рейсовый грузовоз держал курс на Землю. Вся программа полета, заложенная в газообразный «мозг» корабля, выполнялась без участия людей. На борту находился только один человек – пилот-контролер.

Пер уже не один год работал на автогрузовозах. Отправляясь на самые отдаленные орбитальные станции, он порой месяцами не видел родной планеты. Однако с тех пор, как в жизнь пилота вошла Сольвейг, земное притяжекие обрело для него новый смысл: на Земле он не представлял себе длительного существования без космоса, в полете – жил мечтою о встрече.

Теперь, когда очередной рейс подходил к концу, волнение его возрастало с каждой минутой. Прижимаясь к прозрачному кристапласту иллюминатора, он готов был поделиться своей радостью с каждой звездочкой, сияющей на лишенном горизонта небе. Пер не представлял себе, как мог жить до встречи с Сольвейг: он стал теперь совсем другим человеком. «Да разве я теперь человек? – смеялся он про себя. – Я – Ёжик!» Иногда он протестовал: «Сольвейг, у меня ведь и прическа в порядке, и характер совсем не колючий. Почему ты все время называешь меня ежом?»

«Потому что ты – Ёжик», – отвечала она.


Это случилось внезапно. Мерный гул корабельных двигателей, легкое дрожание корпуса, звездная бесконечность за бортом – все было как всегда. Но какое-то смутное чувство беды заставило Пера сделать шаг в сторону пульта. А уже в следующее мгновение страшная сила отбросила его к задней стене рубки. На секунду он потерял сознание, но грохот захлебывающихся тормозных двигателей привел его в чувство, что-то тянуло корабль вперед, сообщая ему возрастающее ускорение. Перегрузка становилась невыносимой. «Только бы додержаться до камеры», – думал Пер. Он полз вдоль гладкой переборки корабля, и каждое движение стоило ему невероятных усилий. В ушах теперь стоял сплошной гул, а перед глазами расплывались радужные круги. Он двигался медленно, почти на ощупь, пока одеревеневшие руки не провалились в люк антиперегрузочной камеры. Пер уже не помнил, как очутился внутри, только почувствовал, что сработала автоматика защитной аппаратуры. Стало легче дышать. Но передышка длилась недолго: даже сквозь шум в ушах пилот услышал невероятный грохот, и новая, еще более мощная волна перегрузки сломила противодействие защитных сил.

Из липкого тумана забытья выплывало море горькой полыни. Пер ощущал ее терпкий запах, висевший над космодромом. То был запах Земли, напомнивший встречи и расставания с Сольвейг. Бред был полон страха и боли. Мучила мысль, что он никогда больше не увидит любимую. Пер стоял на том самом месте, где они расстались. «Сольвейг! – крикнул он, но не услышал своего голоса. – Сольвейг Сольвейг!». – звал Пер. Предчувствие непоправимой утраты теснило грудь. Он долго метался в бреду и, когда отчаяние достигло предела, услышал вдруг за спиной ее голос: «Привет, Ёжик! Вечно тебе не везет!» Пер хотел оглянуться, но не смог. «Осторожно, Ежик, – донеслось до него. – Так можно свернуть себе шею!» Даже здесь, в этом бредовом видении, Сольвейг подтрунивала над ним. Но Перу было легче уже оттого, что она где-то рядом.

Потом все исчезло. Он долго падал в какой-то темный колодец, пока не очнулся.

Перу казалось, что он пришел в себя от внезапно наступившей тишины. Он выбрался из камеры и только тогда окончательно вспомнил все, что произошло.

Перегрузка исчезла, будто ее никогда и не было. Осталась лишь слабость во всем теле, да боль в ушибленном колене.

Личный хронометр пилота был разбит при ударе. Сверив показания его застывших стрелок с корабельными часами, Пер определил, что с момента первого толчка на грузовозе прошло всего три часа.

Тишина стояла оттого, что смолкли двигатели непрерывной коррекции курса.

Пер опустился в аппаратный отсек и приступил к работе. Двигатели включились сразу же, как только была восстановлена нарушенная при встряске автоблокировка секции управления. Сложнее обстояло дело с навигационным оборудованием: здесь отказала целая группа приборов. Часть блоков удалось заменить однотипной аппаратурой, снятой с других, менее ответственных участков. А там, где невозможны были ни ремонт, ни замена, пришлось заново создавать целую систему косвенного дублирования, не предусмотренную никакими инструкциями.

Определив по звездам пространственные координаты, Пер убедился, что корабль недалеко ушел от полетной зоны и возвращение на расчетную трассу не займет много времени. Похоже было, что какая-то чудовищная сила, подхватив грузовоз, в течение нескольких часов, словно пушинку, носила его по замкнутому крупу со сравнительно небольшим радиусом. «Гравитационный вихрь!» – эти два страшных слова уже давно вертелись в голове пилота. У него были основания предполагать, что грузовоз на короткое время попал в зону действия блуждающей ветви космического смерча.

«Да, с космосом шутки плохи!» – качали головами ветераны, когда речь заходила об этом далеко не изученном явлении: встреча корабля с гравитационным вихрем означала верную гибель.

Однако теперь, когда работа близилась к завершению, Пер имел основание думать, что ему повезло больше других. «Ай да Ёжик! Ай да умница! – говорил он себе, заканчивая монтаж приборов. – Если так пойдет дальше, когда-нибудь ты точно станешь человеком». Невинное бахвальство веселило его, потому что это тоже были слова Сольвейг.

Жизнь на грузовозе входила в привычное русло. И все было бы хорошо, если бы не досадная погрешность регистратора разности времени. По теории относительности чем ближе скорость полета к скорости распространения света, тем медленнее ход времени на движущемся корабле по сравнению с земным. Но грузовоз не принадлежал к числу быстроходных аппаратов дальнего действия, где отставание времени от земного могло составить в полете несколько лет.

На автогрузовозах эта разность во времени редко превышала одну неделю. Поэтому легко понять беспокойство пилота, который вдруг обнаружил, что его бортовой регистратор показывает без малого пять лет.

Камни и молнии (сборник)

Подняться наверх