Читать книгу Житие Блаженного Бориса - Вячеслав Морочко - Страница 12

Никто не знал, где он так научился владеть своим голосом. Кто-то рассказывал, что раньше Курин служил вертухаем в тюрьме, наслушался воплей, научился со смаком им подражать, а когда захотел стать офицером, приказали внедриться в наше училище. В самом деле, у него был талант и жизненный опыт. В нашем взводе он был старше многих: и тех, кто пришел со школьной скамьи, и тех, кто успел послужить в войсках.

Первое время он вел себя тихо, был незаметен: учился посредственно, служил исправно, присматривался и прислушивался аккуратно. Нравилось оставаться тайным свидетелем. Переверзнев, знавший всю его подноготную, то и дело приглашал в кабинет. Майор собирал данные (готовя грядущий погром), нацеливал бывшего вертухая то на одного, то на другого, то на тех, то на этих. А Курину постепенно прискучило быть «засланным казачком». Как всякому нормальному мужику ему не хватало власти. Ради этого, собственно, он и учился, чтобы стать офицером и командовать. Но он был гораздо опытнее курсантов этой почти бабской специальности (в войну такими вещами занимался женский пол) и считал, что уже сейчас мог бы не хуже сержанта или старлея командовать этой шпаной.

Он мечтал о своем, особом порядке во взводе. Мечтал, как превратит его в маленький отдел по разоблачению предательств, где имело бы место все, что положено: следствия, очные ставки, дознания, разоблачения и, разумеется, самое острое и возбуждающее, что таит в себе эта по настоящему мужская профессия – разнообразные пытки и казни. Это счастье было почти что не достижимо. Поэтому он не действовал прямо. Он щупал, вернее, прощупывал «мальчиков», ища слабину или ответное чувство, но не тождественное, а обратное, похожее на перевернутый бокал. Воздействуя, он не просто сверлил глазами, он ими давил. Он создавал атмосферу, не выдавая себя словами. Он подчинял себе, вызывая неосознанный ужас. Всем было известно, что когда-то он работал в тюрьме. Он не стеснялся этого. Этот опыт, был как раз его козырем. Но он представлял дело так, как будто не хочет говорить о застенках, при этом, внушая загадочным взглядом, что в действительности зарешеченная жизнь являет собой самую важную и интересную часть жизни вообще, ибо она сохраняет равновесие мира, его «статус-кво». Почему-то ему нравилось это слово и он применял, где только считал возможным. Ему казалось, оно звучало, как заклинание. В нем было скрыто неведомое колдовство. Оно придавало произносившему важность и вес. Ни в чем, собственно, не признаваясь, Курин смог внушить о себе представление, как о тайном гении застенков и каталажек. Если начальников побаивались, но уважали, то Курина сторонились, как будто от него несло выгребной ямой.

Если он слышал, как кто-то говорил недозволенное, Курин восклицал: «Ага!» и бежал к Переверзневу. Майор вызывал провинившегося к себе и тот возвращался с надранными ушами и красными от пощечин щеками. Но это – те мелочишки, о которых не стоило и говорить. Хуже – если майор не вызывал. Курин представлял дело так, будто на провинившегося собирается досье, которое, подобно мине замедленного действия рано или поздно сработает. Во взводе стало тяжело дышать. Курсанты стали бояться сказать лишнее слово. Они уже боялись друг друга. Тягостная атмосфера постепенно сгущалась. Это чувствовали и офицеры: старлей – командир взвода и командир батареи капитан Строев. По правде говоря, они и сами побаивались Курина, и, особенно, – его покровителя. С каждым словом приходилось быть на стороже. Чувствовал это и майор Магнитштейн.

Однажды, за несколько дней до выезда в летний лагерь, он рассказал для разрядки анекдот. Произошло это так: уходя на перерыв, майор предупредил, на последнем занятии расскажу притчу. Она относится к вам.

После перерыва Курина не оказалось на месте. Мы переглянулись, не сомневаясь, что он побежал к Переверзневу. А Магнитштей, словно не заметив этого присел на его место и начал: «Ну вот, притча, которую я обещал рассказать».

« Из чьей жизни?» – спросил кто-то.

– Из жизни курятника.

По рядам пробежал смешок.

– Ну так что – рассказывать или не стоит?

– Конечно, рассказывать!

«Так слушайте:

Одной курице очень хотелось вступить в мафию. Пошла она к капитану мафиози и рассказала о своем желании. «Синьора, – сказал капитан, – мафии не существует»! Тогда курочка пошла к полковнику от мафии и попросила о том же его. «Синьора, – ответил полковник, – мафии не существует»! Курочка поплелась к генералу – результат был тот же. Когда печальная она возвратилась в курятник, другие куры обступили ее, и стали расспрашивать о мафии. «Мафии не существует!» – ответила курочка. И все решили, что в мафию ее таки взяли, и можно начинать бояться.

В этот момент за дверью раздался шлепок и створка открылась. Появился бывший тюремный вертухай, ведомый за ухо Переверзневым. «Отряд не заметил потери бойца». – произнес особист и, бросив на Мотвея зловещий взгляд. втолкнул Курина в аудиторию – Возвращаю!»

«Займите свое место! – сказал Магнитштейн Курину.

И тот сел, бросив на Магнитштейна не менее зловещий взгляд. А Переверзнев ушел.

«Товарищ майор, – спросил кто-то из взвода, – можно вопрос?»

– Задавайте.

– А где у притчи – мораль?

– А сами не видите?

– Не успел разглядеть: помешали.

– Все вам мешает! Мораль – такова: человеку с куриными мозгами в этой жизни придется не сладко.

Грохот смеха разорвал тишину. Не смеялся только один человек, фамилия которого столь удачно вписалась в притчу.