Читать книгу Такой тяжелый день - Вячеслав Сергеевич Григорюк, Вячеслав Григорюк - Страница 3

2

Оглавление

В этот понедельник у Аллы Аркадьевны Окуловой выходной. Всю прошлую неделю с семи утра и до одиннадцати вечера стояла за прилавком. К концу вымоталась жутко. Тяжело в возрасте пятидесяти девяти лет столько времени работать. Но выбора нет. И по зарплате не обижают.

Привыкала Алла к такому графику долго. Работала технологом в столовой пятидневку по восемь часов, но началась «оптимизация производства» и попала под сокращение. Обидно, не один год там проработала и замечаний не было. Руководству виднее. Оставили молодых, а кто постарше попросили уйти. Помоталась, побрыкалась в поисках работы по специальности, опыт-то огромный, но везде отказ был. Возраст. Пришлось идти в продавцы. И попала в график – «неделю пашем, неделю отдыхаем».

Подошла к зеркалу, стала расчесывать длинные волосы. Крепкие и густые, хоть и проглядывается седина. Девчата с завистью спрашивали: «Теть Ал, а как вы волосы умудрились так хорошо сохранить?» В ответ Окулова лишь улыбалась. Всегда гордилась ими, и не ставила никакие эксперименты с длиной или цветом. А скольких парней и мужчин сводила она с ума, и каждый хотел запустить в них руки. Прошло то время, а волосы остались как прекрасное напоминание о былых временах.

Пышными бедрами и большой грудью никогда не обладала, поскольку всю жизнь худая. Уродкой тоже нельзя назвать. Но была в ней тонкая энергия, которая притягивала и располагала к общению. Поэтому так легко в молодости находила общий язык с любым человеком. Но с возрастом этой энергии поубавилось.

Телевизор шумел. «Политическая передача. Смотришь ее, слушаешь, как „умные“ люди в костюмах обсуждают какие-то темы, связанные то с Украиной, то с санкциями, то предвыборными кампаниями, и невольно задумываешься: чего ж вы так орете-то друг на друга? Каждый норовит вставить слово. И если кто-то не согласен – начинается вакханалия, галдеж и спустя минуту уже не понимаешь, кто что говорит, а спустя еще минуту силишься вспомнить, с чего все началось. Весь этот процесс образует в голове кашу, что пролезает во все щели мозга, и в это время приходит реклама».

«И когда же я стала такой циничной теткой? – подивилась собственным рассуждениям Алла, продолжая расчесывать волосы. – Вроде телевизор никогда не презирала. Неужели так политика влияет?»

Цинизм проникает в каждую сферу жизни: будь то любовные отношения, работа или соседи.

«Соседи – люди добрые. Это они так думают. Ты же для них – злыдня и граммофон. А еще старая тетка. И музыку не даешь послушать громко в два часа ночи, и постоянно заставляешь убирать за собой окурки и пустые бутылки, и по батарее стучишь, сбивая с ритмов страсти. Сама была молодой, сама любила с мальчиками погулять, но еще больше любила с ними поваляться. В обнимку, взмокшей от недавнего «марафона». И не было тогда никакого секса, а была любовь. Чистая искренняя комсомольская партийная. Предавались-то страстям тихо, чтоб никто не слышал и не знал. Вроде скрипит кровать, а что там делают – непонятно, пока не заглянешь и не посмотришь. Наши отцы и матери женились, потом был секс. В нашу молодость сначала ухаживали, потом секс, и если все устраивало друг друга – тогда уже свадьба. Сейчас же всем надо просто переспать.

С работниками проще. Находишь человека, с которым у тебя более-менее общие взгляды на жизнь, объединяетесь с ним и выбираете объект – жертву вашей дальнейшей неприязни. Обычно, чуть более успешная, чем вы вдвоем, клуша, у которой все почему-то так легко получается. Ну еще бы не получалось, когда ноги видят друг друга вместе только на работе в обеденный перерыв. Остальное же время они постоянно раздвинуты, и между ними периодически мелькают разные начальники, поднимая ее рабочий статус. У такой сотрудницы могут быть только две лучшее стороны: грудь или же зад. Эти стороны всячески демонстрируются, потом раздвигаются ноги, и начинается «совещание», на котором присутствуют только двое. Их может быть несколько в один день, и у разных руководителей мужского пола. Бабы же совещания наедине не проводят. Так только мужики поступают… И не стыдно же им. Не умеют мозгами думать. Лишь бы только затащит в постель. А дело сделают и все, тут же в кусты».

Но не все мужики козлы. Каждого, кто был у Аллы, считала особенным. Что-то в них находила, понятное ей лишь одной. И с каждым строила длительные отношения. Никогда не было такого, что «покувыркались и разбежались». Достигали каких-то вершин, а дальше все начинало медленно угасать. И она уходила, словно кошка, получившая от хозяев все, что нужно. Кошке-то без разницы, а вот хозяин еще потом месяц в себя приходит. Но прогулки закончились, встретился на пути «кот» по имени Юра. И все, пропала. Да так сильно, что вышла замуж и родила ему Максима.

– Ой, нет, – прошептала Алла. – Не хочу это вспоминать.

Телевизор надоел. Внешностью закончила заниматься. Уборка сделана. Оставалась только прогулка. Пошел бы снег, пушистый, хрустящий под ногами. Тогда все веселее идти.

Алла собралась, на автомате закрыла дверь. Замок громко лязгнул, эхо подхватило щелчок и понесло по подъезду. Кнопка магнитного замка, с трудом поддающаяся тяжелая входная дверь, ослепляющие блики снега и до жути холодный воздух, проникающий до самых поджилок. «На улице куда холоднее, чем казалось из окна. Да и прохожих толком нет. Что ж, почетный круг по двору, поход в ближайший магазин и с чувством выполненного долга можно спокойно вернуться домой и уже никуда больше не выходить».

«Никогда не понимала, как поэты находили столько прекрасного в это время года? Что Пушкин с его торжествующим крестьянином, что Есенин с зимой, которая поет, аукает и лес баюкает».

Алла и не заметила, как «почетный круг» превратились в расстояние двух кварталов.

«Ладно, помечтала и хватит. Пойду я домой».

Пока шла домой, какой-то азербайджанец спросил адрес, высунув бородатое лицо из машины. Интересующий его дом оказался соседским. Отблагодарил и уехал.

Прогулка немного утомила. Нужно отвлечься. Опять телевизор. Дольше минуты на канале Алла не останавливалась, пока не наткнулась на передачу про здоровье. Ведущий, по совместительству являющийся практикующим врачом высокой категории, рассказывал о причинах расстройства желудка, и в целом о проблемах пищеварения:

– До промышленной революции двадцатого века у нас не было столько продуктов питания, полученных искусственным путем. И раньше, во времена СССР, строго следили за качеством, все соответствовало ГОСТам, весь персонал отдела технического контроля – специалисты самого высокого уровня, – и все в таком духе.

– Но-но, – сказала Алла. – Кому ты все это рассказываешь? Будто я никогда не работала в пищевой и кондитерской промышленности. Все упиралось в скорость и объем производства, и если следовать тем самым ГОСТам, как говоришь ты, – на этой фразе она ткнула в телевизор пальцем, – производство тех же колбас и сосисок просто растягивалось до неоправданно длительного срока. Поэтому разрабатывались специальные ТУ, которые ссылались на все стандарты, но имели небольшие отклонения. Был план, и никого в тот период особо не волновало, из чего же сделать сосиску или фарш для пельменей, – и поняла, что разговаривает с телевизором.

Наверное, это возрастное. Хотела отдохнуть, в итоге переругалась с черной коробкой и испортила себе настроение.

Ведущий закончил пространственную речь словами: «А сейчас реклама на нашем канале. Не переключайтесь».

– Не переключимся, можешь не переживать, – ответила Алла и пошла на кухню. Чай. Спасительный напиток от безделья.

Реклама закончилась. Специалист-ведущий тем временем припер откуда-то небольшую доску, разрисовал ее какими-то графиками. Алла попыталась вникнуть в суть, но мысли уходили в прошлое. Юра, бывший муж, в самый сложный период отношений: когда ребенок уже вырос, и пресытились друг другом до такой степени, что спать ложились задницами друг к другу, и постоянная ругань – пристрастился к бутылке.

Те дни были все как один. Утром ссора, рабочее время, приход с работы и пьяный вдрызг муж, завалившийся спать не раздеваясь. И постоянно текли слюни. На свежую наволочку. Пыталась убедить, как-то уговорить, но все безрезультатно. Алла из спальни перебралась в комнату сына. Максим же благополучно поселился доставшуюся в наследство однушку, и ссоры наблюдал только когда наведывался в гости. Пытался как-то родителей помирить, с каждым из них разговаривал наедине. Ничего толкового не вышло, и Максим, со словами «Вы уже люди взрослые, как-нибудь и разберетесь», махнул рукой и больше в их отношения не лез.

Настал момент, когда Алла не выдержала, и, как только Юра появился на пороге, съездила ему по голове старым небольшим казаном. Юру этот удар только разозлил. Завязалась драка. Казан вылетел из рук Аллы, следом послышался треск рассыпающегося зеркала, она же получил кулаком в лицо. Пошатнулась, но все же выстояла, и с еще большей яростью набросилась на супруга. Царапалась, пиналась, махала руками, материла и всячески оскорбляла мужа. Драка же переместилась в коридор.

– Убью суку! – орал Юра, пытаясь схватить ее за волосы.

Поймал. Отвесил пару тумаков, разбив нос, и лбом шибанул в дверной косяк. Из рассеченной брови потекла кровь. Юра же продолжал держать Аллу за волосы. Ударил еще раз и толкнул в кухню. Женщина в оглушенном состоянии спиной врезалась в стол, обмякла и упала на пол.

Что дальше было, помнит смутно. Не знала, сколько провалялась на полу. Ее избили. Больно. Сильно. По лицу. Словно бомжиху. Будто и не жена, а какая-то шмара-собутыльница. Разбитую бровь зажала ладонью. С трудом заставила себя встать. Умылась и как могла, залепила рассеченную рану. Позвонила Максиму и все рассказала.

– Что делать, сыночка? – спросила она, когда Максим натирал бодягой синяки.

– Разводиться, мама, – ответил он. – И продай квартиру. Возьми полуторку. И живи себе спокойно. С отцом я еще поговорю.

– Только без скандалов, ладно?

– Ладно.

Юра позвонил спустя три дня. Как-то пытался извиниться, что-то мямлил в трубку, а потом сказал, что Максим забрал у него ключи.

– Поделом тебе, – ответила Алла и бросила трубку.

Время все меняет и лечит. Синяки сошли, над бровью остался шрам, а в душе – осадок, который ничем уже оттуда не достанешь и не уберешь. Решилась Алла и подала на развод. В суде Юра не появился, и решение приняли в одностороннем порядке. Дележки имущества не было, он лишь сказал: «Подавись, падла!» Да и делить там особо нечего: холодильник, диван и телевизор. Квартиру Алла получила от предприятия, в собственники вписала себя, а Юра же был в качестве сожителя. И на правах собственника, она продала ее и купила небольшую однокомнатную, полностью укомплектованную. Старые хозяева уезжали заграницу в поисках лучшей жизни, поэтому решили всё оставить в прошлом. Получилось у них – не известно.

Началась новая жизнь и новые беды. Предприятие закрылось, денег из работников никто не увидел, директор куда-то пропал. Алла стала искать работу. Помогла ей устроиться в столовую сокурсница по училищу Полина, протащив ее резюме, сказала:

– Привыкай, Алка, к плите. Это тебе не у конвейера на заводе стоять, – всучила ей фартук и колпак с эмблемой столовой.

Привыкать особо и не пришлось. Все шло спокойно и размеренно, жизнь успокоилась, но злополучная оптимизация производства, продвигаемая людьми с «верхним» образованием от переизбытка ума, заставила Аллу пойти в продавцы.

– Знаешь, Алка, не все так уж плохо, – говорит Полина. – Я пыталась, но им виднее. Вон, – тыкает пальцем куда-то во двор, – дети играют.

А во дворе и в правду двое детей, мальчик и девочка. Играются, потом возникает у них спор, и начинают кричать друг на друга. А рядом собака, миленькая, белая в рыжие пятна дворняжка. Она и гавкает, и в тоже время скулит. Хвост виляет, лапы скребут землю. Мальчик злится, сжимает кулаки и пытается кинуться на девочку, но та отбегает и продолжает дразнить.

– Постой, – бежит к детям Алла.

Собака продолжает тявкать и скулить.

Алла хватает парнишку за руку и говорит:

– Ты чего с кулаками кидаешься? Разве тебе родители не говорили, что девочек бить нельзя?

А мальчик так посмотрел на Аллу и сказал голосом Юры:

– Что же ты лезешь?

Проснулась. По телевизору идет прогноз погоды. За окном уже темно. Сколько она проспала? «Присниться же такое», – подумала Алла и села на диване. С минуту пустым взглядом смотрела в экран. Решила позвонить сыну.

– То есть, как это – разошлись? Максимушка, все же хорошо было… Просто вот так ушла и ничего сказала. Быть не может. Нет, Максим, иди и мирись с ней… И как все прошло? Что значит, не спрашивай. Ну-ка, давай рассказывай. Я твоя мама и я тебя рожала… А причем тут отец… Знаешь, с жильем он сам как-нибудь разберется… К тебе просился. А, понятно… Максим, не буду я ему звонить. Знаешь же, как все было… Какой «пока», я не договорила, – последнее слово уже сказала при гудках.

«Сын разошелся с девушкой. Обидно, с одной стороны, за него, ведь все-таки счастья ему хочешь, с другой – не особо-то и нравится мне эта Алеся. Если разошлись, значит так надо. Найдет гораздо лучше себе, чем эту худую кралю с гвоздем в носу».

Зазвонил телефон. Мысли тут же оборвались.

– Да, – сняла трубку Алла.

– Ал, привет, – сказал знакомый голос. Бывший муж

Такой тяжелый день

Подняться наверх