Читать книгу Театры Тольятти. Том 2 - Вячеслав Смирнов - Страница 93

Тольяттинский драматург Вадим Леванов является неотъемлемой составляющей современного театрального контекста: участник многочисленных фестивалей, лауреат драматургических и театральных премий, его пьесы ставятся в России и за рубежом, а также публикуются в литературных и драматургических изданиях. Два авторских сборника пьес вышли в России и во Франции.

Представленные в этом номере пьесы «Прощай, настройщик!» и «Чжи» – в сущности, две грани единого жанра. Бытовая зарисовка, вырванная из контекста некой большей истории, показывает в «Настройщике» невозможность людей, расположенных друг к другу, найти общий язык. Иероглифы сюжетов, представленных в «Чжи», – краткий срез исторического опыта и внутренних переживаний представителей незнакомой нам культуры.

– В пьесе «Прощай, настройщик!» выведен сюжет, напоминающий о набоковской «Лолите», – взаимоотношения юной девушки и взрослого мужчины. Почему тебя заинтересовала эта тема?

– Думаю, у каждого мужчины есть такая история. Почему она интересовала Набокова? Можно, наверное, назвать еще ряд авторов. В любом случае это тоже ипостась взаимоотношений мужчины и женщины – их глобального противостояния. Что касается этой пьесы, то в ней я хотел сказать про изменение полярности, которое происходит в современном мире, когда женщина становится ведущим, а не ведомым.

– Все действие строится на героине, герой же, наоборот, исполняет ее волю. Соответственно, финал пьесы остается открытым – героиня по своей воле разрывает отношения. Ты не думал, что читатель, зритель хотел бы заглянуть чуть дальше – не строить догадки, а, полагаясь на авторский замысел, проследить дальнейшее развитие событий?

– История этих двух людей исчерпана, она закончилась. Между ними уже ничего нет и быть не может. А история героини – конечно, может продолжаться, там есть огромное количество вариантов развития.

– Сейчас на театральной сцене востребован реализм и даже гиперреализм. На этом фоне ты пишешь пьесу «Чжи», построенную на определенной мифологии. Почему тебе вдруг захотелось об этом написать, пойти несколько вразрез требованиям сегодняшнего дня?

– Реализм всегда был востребован, и всегда будет востребовано что-то еще, какие-то иные формы. Можно вспомнить конец ХХ – начало ХХ века, когда новая драматургия была представлена Ибсеном, когда был Метерлинк, писавший абсолютно символистские произведения. Я не думаю, что пошел вразрез с сегодняшним днем. Просто мифология – это вечная субстанция, которая время от времени так или иначе возникает. А сейчас как раз время создания новых мифов, новой мифологии. И мне показалось любопытным подумать о том, как мифология бытует сейчас.

– Работая над пьесой, ты опирался на какие-то канонические источники или вся конструкция целиком и полностью выдумана тобой?

– Конечно, я обращался к каким-то текстам, мифологическим сюжетам. Так просто все выдумать нельзя. Это же не фэнтези, не создание абсолютно герметичного мира, в котором можно делать все, что угодно. Здесь все-таки есть реалии, с которыми надо считаться.

– «Прощай, настройщик!» может быть и моноспектаклем, и постановкой с участием двух-трех-четырех человек, удобной для фестивального, антрепризного формата, там не нужно каких-то особых костюмов, декораций. А ты не думал, какой театр, режиссер могли бы поставить «Чжи»?

– Специально я об этом не думал. Пьесу может поставить кто угодно – от «Театра. Dос» и Практики» до, например, Академического театра драмы имени Горького в Самаре.

– То есть все зависит только от видения постановщика?

– Конечно. В театре можно сделать все, абсолютно в любом формате. Любой материал можно интерпретировать так или иначе. А что касается «Настройщика» – все-таки русский репертуарный театр предпочитает полный формат, маленькие пьесы очень редко находят реализацию в таких театрах, которых у нас большинство.

– В финале пьесы «Чжи» один из персонажей, Мао Цзэдун, декларирует человеконенавистнические, националистические идеи. Ты не думал, что в связи с этим моментом могут быть некие возражения части аудитории? Либо это все можно списать на персонажа, который в общем-то и не Мао, а некий клон, гомункул, и из его уст могут звучать любые ужасные вещи?

– Безусловно. Я не думаю, что там есть что-то обидное для китайского народа. У них тоже очень непростое отношение к этой личности, как у нас к Сталину, и все очень сложно. Поэтому никакого оскорбления там я не вижу, наоборот, в этой пьесе мне хотелось выразить уважение к традиционной китайской культуре. А вот, скажем, проблема китаизации Дальнего Востока, мирной экспансии Китая – это действительно реальная вещь, над которой стоит задуматься.

СД №4, 2007