Читать книгу Северный ветер. Стихотворения - Вячеслав Васильев - Страница 3

I.

За заводом река – бесконечно скупое соседство

Багровеющих труб со студёными водами. Сжалься

Над незрячим творцом одиноко стучащее сердце!

Я ловлю ритм колёс и слезами залитого вальса.

За заводом река – да и новость ли это, ей-богу?

Проходя взад-вперёд по сырому асфальту я видел

Как гремящий трамвай будто скальпелем режет дорогу,

А внутри всем плевать, и, особенно, едущим сидя.

За заводом река. Прислонись к парапету, бродяга.

Видишь утка плывёт против ветра. Забавно, не так ли?

Сигарета, как жизнь – горьковата, но вовсе не в тягость.

Против ветра плывёт… Даже утку по-своему жалко.

II.

Я не против тоски как явления – против привычки,

Занимающей мозг хуже всякого спирта и дыма.

Не согреться в ночи слабым пламенем гаснущей спички

И теплом батарей. Не остаться в ночи невредимым.

Только чайник шумит, только окна свистят босяками.

Над пропитой тоской стаей чаек проносятся тучи.

Где-то солнце встаёт над замёрзшими ночью мостами,

Значит, всё хорошо. Значит будет когда-нибудь лучше.

Оперенье сменить, приготовиться к зимним полётам.

Всё белей полоса и сцепление меньше. Досада!

В своём доме пустом как в холодных стенах Камелота

На немую кровать опускать свою дрожь по глиссаде.

III.

Слышишь пение птиц? В том и дело – я тоже не слышу.

Неповинным церквям в одиночку слагать свои песни.

За заводом река, и кирпичные трубы всё выше.

Только дым в тишине остаётся поистине честным.

Только дым дарит сон, что поэт называет виденьем.

Только дым знает всё о безрадостной жизни скитальца.

Из бутылки лить спирт на истёртые оземь колени

Не поморщив лица – я до Бога хотел достучаться.

Я не верил словам, порицающим веру. Не верил.

Оказалось, был глуп. Так простите меня-недоумка.

За заводом река, но я прячусь от общества в сквере.

И бесцельно шумит здесь остатками листьев разлука.

IV.

Хорошо одному на промёрзшей скамье, на вокзале,

Хорошо одному на проспекте средь толп беспокойных,

Хорошо одному на покинутом всеми причале —

Это мантра глупцов бесконечно скупых и свободных.

Хорошо одному в опустевшем под вечер вагоне

Возвращаться домой по подземным изведанным тропам.

Только эхо гудит, только двери закрытые стонут.

Опустевший вагон – всеми признанный рай мизантропа.

Хорошо одному, только ложь эта давит на сердце.

Заходите в мой дом, разделите со мною чашку чая!

Пусть не сможем мы им утолить свою боль и согреться,

Это правильный путь – умирать, непрерывно общаясь.

V.

За заводом река полупьяная, полусвятая.

Проходя вдоль неё я всегда погружаюсь в раздумья.

Только смерть есть конец, только смерть навсегда разлучает.

Значит, смерть есть разлук окончательно точная сумма.

Сумма тел и земли, что обильно полита слезами,

Душу рвущих «прощай» и разбитых сердец, несогласных,

Что лишь смерть может всё, что лишь смерть может встать между нами,

Не спросив ничего и оставив без света и ласки.

Так не бойтесь её, не имея возможности выйти

Из сраженья живым с окровавленным чувством победы.

Всё молчит Петербург, чьи холодные зимние виды

Вечно греют людей лучше всякого тёплого пледа.

VI.

За заводом река. Как стремительно кончилась осень!

И ногам всё трудней бороздить побелевшую землю.

Окна старых домов словно чёрные очи колодца,

И, бросая в них взгляд, видишь только обмякшее тело

В луже собственных грёз с приоткрытыми ртом и глазами.

Не вставай, старина, если больше не в силах бороться.

В этих серых краях почти все не в ладах с небесами,

Потому что они очень редко увенчаны солнцем.

Только дальше идти, сохраняя обет стихотворца,

И бросать кости псам, этим вечно голодным бродягам.

Кто сюда прилетел, тот уже никогда не вернётся —

Эта клятва сродни только Родине данной присяге.

VII.

Я не вышел лицом и поэтому часто задумчив.

Удлиняю анфас и глаза свои делаю строже.

Слишком много всего здесь решает бессовестный случай,

Оставляя нам жизнь, что конечно на жизнь не похожа.

Можно верить перу, можно верить словам, можно слухам.

Да, бумага мудрей, только вкус сладких фраз так и манит.

Видеть правду и ложь – это та ещё злая наука.

Это та ещё боль – очищать пострадавшую память.

Так проносится жизнь чередой непроявленных кадров,

Чёрно-белой тоской, кратковременной радостью, смехом.

Так проносится жизнь. Так смолкает оркестр эстрадный,

Оставаясь в ушах навсегда нарастающим эхом.