Читать книгу Синдром любви - Вячеслав Викторович Марченков - Страница 6
Часть Первая
Пятая глава
Николаич
ОглавлениеЛишь забрезжил рассвет, Мария, как всегда была уже на ногах. От вчерашней погоды не осталось и следа. Накрапывал мелкий дождь. Накинув на плечи старый плащ, повязав платок, она, подоила корову, выгнала её из сарая во двор, а потом на пастбище. Накормить курей сможет и мать, решила девушка и побежала к Ивану, ей надо было помочь по хозяйству, как всегда, Анастасии Гавриловне. Подойдя к дому жениха, она с удивлением обнаружила, что воротина во двор заперта, тогда Маша поднялась на крыльцо. Но и входная дверь в дом, была закрыта изнутри. Она, громко постучала, но на стук, открылась не дверь, а окно кухни. От туда показалась голова будущей свекрови, которая с такой злобой посмотрела на неё, что Марии стало не по себе;
– Что, сучка? Накобелилась, в волю?
Почти закричала она. Маша, сразу догадалась, в чём дело. Анастасии Гавриловне, кто-то уже доложил о вчерашнем разговоре.
– Оперативно, работают!
Отметила про себя, она. Оставалось, только догадываться, что могли нафантазировать люди. Оправдываться было бессмысленно и развернувшись, девушка вернулась к себе. Но и там её ждал сюрприз. Из дверей, её собственной избы, вышла соседка. Первая сплетница в деревне, Тося. Не поздоровавшись с Марией, она прошмыгнула мимо. Следом за ней, показалась мать. Сверкнув холодным взглядом, она процедила сквозь зубы:
– Отыскалась, шлюха? Что, Ивана одного тебе мало? Всю деревню обслуживать будешь?
– Мама? Ты что мелешь? Как у тебя язык поворачивается?
Попыталась оправдаться дочка, но не тут-то было. Елену Даниловну несло. Она обзывала её самыми оскорбительными словами. Кричала о возмездии, которое, вот-вот обрушится на бесстыжую голову развратницы. В этот утренний час, половина деревни высыпала на улицу, поглазеть на происходящее. Обида захлестнула Машу, от несправедливости по отношению к ней. Но, глядя на свою мать и людей со злорадной усмешкой в лицах, она ясно понимала, что в этот момент, ни кто ей не сочувствует и не испытывает к ней жалости. Даже некоторые подруги, видевшие это, с которыми она делилась самыми сокровенными тайнами, не решались подойти. В один миг, она стала изгоем. Рыдая, Маша, выбежала на дорогу, которая вела на станцию.
– Беги, беги! Ты знаешь, где студенты живут, авось пригреют!
Крикнул чей-то голос в след. Не видя, под собой дороги, она бежала и бежала. Слёзы ручьём текли у неё из глаз. И только серое небо понимало девушку, плача вместе с ней от обиды и безысходности, да берёзы и сосны, которые качали от досады верхушками. Скоро, на горизонте показались крыши домов железнодорожной станции. Она, находилась в посёлке, где были: больница, универмаг, небольшой рынок, милиция, двухэтажный дом культуры и даже библиотека. А по численности проживающих, Чернава, походила скорее на районный центр, чем на село. Именно туда стремилась Мария. Ей нужно было, во что бы то, не стало, дождаться Ивана, который на днях, появится обязательно.
– Уж он то, разберётся с обидчиками.
Успокаивала она себя. На привокзальной площади ни кого не было. Только листва, на ветру, разгуливала от скамейки к скамейке. Чтобы укрыться от назойливого дождя, который давно уже промочил насквозь старый материнский плащ, Маша дёрнула железную дверь вокзала. Но та, не поддалась. До прибытия поезда было ещё далеко и вокзал, конечно же был закрыт. Девушка, хотела уже уйти, но увидела размокший тетрадный листок приклеенный к двери. Присмотревшись, она прочла: « Строительному управлению требуются; штукатуры, маляры, плотники, подсобные рабочие. Адрес: ул. Советская, д. 15. Обеспечиваем общежитием». В душе Марии, затеплился огонёк надежды. Сорвав объявление, она отправилась по данному адресу. Улиц в посёлке было не особенно много, поэтому искать долго, не пришлось. Увидев табличку, с надписью РСУ, она толкнула дверь и вошла в здание. Коридор был разделён печкой, с одной стороны которого, за большим окном, находилась сторожка. В ней, за столом, в очках читая газету, сидел пожилой мужчина. Одет он был в зелёные армейские штаны и рубашку, такого же цвета. Увидев в окно вошедшую девушку, сторож вышел на встречу и спросил, не снимая очки;
– Тебе что, золотая?
– Я, по объявлению, на счет работы.
Дрожащим голосом ответила Маша.
– Да, ты замёрзла. А ну-ка, иди сюда.
Командирским голосом, не терпящим возражений, скомандовал незнакомец и завёл девушку в сторожку. Усадив за стол, он налил ей горячего чая, положил рядом большой кусок булки и мягко, по-отечески произнёс:
– Снимай плащ. Я повешу его над печкой, пусть подсохнет. А ты, покушай, пока. Чай на зверобое, не заболеешь. Ешь, дочка, ешь!
– А как же работа?
Посмотрев на мужчину, спросила она.
– Ни куда не денется твоя работа. Ещё ни кого нет. Я, сторож здесь. В общем, ночной маршал. Зовут меня Николай Николаевич. Можно просто, Николаич. Я, привык. А тебя как кличут, дочка?
– Маша!
– Ну, кушай Маша, кушай. А я выйду, обход сделаю,
Николаич, снял с гвоздя брезентовый плащ и накинув себе на плечи, вышел в коридор. Но не прошло и пятнадцати минут, как он, кряхтя, вернулся:
– А дождь-то, всё сильнее и сильнее. Испортилась погодка. Что ж мы хотели, осень на дворе.
Бурчал себе поднос Николаич и присев на табуретку у окна, взглянул на Машу, которая к тому времени отогрелась и сидела за столом, пересматривая газету, а потом неожиданно спросил:
– Ты, чья будешь, дочка? Не с Милены, случаем?
– Вы угадали, Николай Николаевич.
Как-то официально ответила ему девушка.
– А, что тут угадывать?
Не заметив этого, продолжил он:
– Я, в округе знаю почти всех. Хотя и не сызмальства, здесь. Ты, небось, Даниловны дочь?
Мария, в знак согласия кивнула головой.
– Похожа, похожа. Я твоего батьку знавал. Красавец, а не мужик. Да и мать твоя, не страшная будет. Ох, и бедовая девка, была. А что, за нужда привела тебя сюда, в такую рань?
Девушка, внимательно посмотрела на мужчину. Ей, как никогда, именно сейчас требовалось поделиться с кем-либо своею бедой, увидеть понимание в глазах собеседника. И решившись, она рассказала всё как есть. Поведав свою историю, Маша закончила словами:
– Не знаю, Николаич, куда бежать и что мне делать?
Николай Николаевич, раздумывая, покряхтел для приличия и ответил:
– Что тут сказать? От судьбы, девочка не убежишь. А на мать, зря обиделась. На то, она и мать. Покричит, покричит, да успокоиться. Не надо спешить тебе с работой. Дождись, Ивана. Но и в деревню, возвращаться нельзя. Заклюёт народ. Налетит, как саранча и заклюёт. Давай, поступим так: Живу я один. Жену схоронил, недавно, а детей бог не дал. Дом у меня просторный. Хозяйства, нет. Остановишься у меня, а завтра сходишь домой. Даниловна, отойдёт, переживать начнёт. Помириться с мамой надо. Вы свои, не дело вам ругаться. А когда, вернёшься, решим, как дальше жить.
От таких слов у Маше на душе стало, вдруг, легко. С благодарностью во взгляде она посмотрела на Николаича и произнесла:
– Я, в долгу не останусь!
– Таких речей, чтобы я от тебя не слышал.
Резко оборвал он её, и Мария поняла, что сказала лишнее. Не много погодя, в здание стали заходить люди. Начинался рабочий день. Николаич, вышел в коридор, приказав девушке дожидаться его в сторожке. Ждать пришлось не долго. Вернувшись, он подал Маше её плащ, который был уже сухим и тёплым, накинул на себя брезентовку, положил не дочитанную газету в сумку и они отправились домой, к Николай Николаевичу. Жил он не так далеко от железнодорожной станции, на краю посёлка. Дом был высокий и крепкий, с резными ставнями, крышей, накрытой шифером и железными воротами на сарае. Проходившие, мимо, люди, вежливо с ним здоровались и шутя, спрашивали:
– Дядь Коль? Ты где, себе такую красавицу нашёл?
– У нас в конторе, по справкам, выдают.
Так же шутя, отвечал он, и они с Машей смеялись над удачной шуткой.
– Вот, мы и дома!
Открывая, ключом, навесной замок на входной двери, сказал Николаич.
– Проходи, дочка!
Внутри, как он и говорил, было просторно. Не смотря на то, что мужчина жил одиноко, везде было прибрано. Большая кухня с русской печкой, огромный зал и две комнаты.
– Располагайся, где хочешь! Моё место, на печке. Люблю, кости греть. Старый стал. Что поделать, годы.
Добавил, сокрушаясь, мужчина. Мария, осматривая дом, зашла в ближайшую от кухни комнату, где в углу стояла большая кровать на колёсиках, а рядом с ней деревянная тумбочка, на которой, опёршись о стену, стояло огромное зеркало.
– Как, у вас хорошо? Дядь, Коль?
Проговорила она, зачарованно. А Николай Николаевич, стоявший за её спиной, улыбаясь ответил:
– Ну и ладненько! Слава богу, что тебе понравилось! Где и что находится, я тебе объясню потом, а сейчас, давай-ка позавтракаем.
– Нет! Нет! Я не хочу!
Застеснялась девушка, но возражения, дядя Коля не хотел и слышать. Он вышел в сенцы, зажёг керогаз и поставил на него кастрюлю. Через некоторое время, они уже сидели за столом и ели щи, приготовленные, видимо с вечера. Покушав, Николай Николаевич, отставил тарелку в сторону и сказал:
– Вот что, Маша! У меня сменщик заболел, так что придётся работать каждую ночь. А ты, не бойся, ни чего. Я приходить буду только на день.
– Да вы что, дядя Коля, я и так доставила вам столько хлопот.
Поняв всё прекрасно, запричитала девушка. Но, он, остановил её жестом руки:
– Бывают, дочка разные хлопоты. Одни приятные, другие нет. Так вот, позволь мне решать, что делать.
На этом, Николаич, сменил тему, рассказывая Маше про свою жизнь. Начав с того, откуда родом.
– Я, ведь, Машенька не местный. Я из-под Минска родом. Семья у нас была шумная, весёлая. Жили, пусть не богато, но и не голодали. Отец работал на заводе, а мама дома. Шила она, ой хорошо шила. К ней, со всей округи приходили люди заказывать, кто костюм, кто юбку. Ну, естественно, отрезы оставались. А это и деньги, и продукты. А тут, война. Всё перемешала, перевернула. У всех судьбы поломала, исковеркала. Я, с семнадцати лет начал воевать. Отец, погиб в первые дни войны, под бомбёжкой. А мать и двух сестёр, потом, каратели заживо сожгли в доме. Меня в это время не было. Бог, спас! Видно не нужен я был, ему там. Вот и подался к партизанам. Потом, регулярная армия. Два ранения. Закончил войну в Венгрии. Контузило меня там. С тех пор, малость недослышу. Но, что Господь не даёт, всё к-лучшему. Как говорят люди; « нет худа без добра». В госпитале, я познакомился со своей Дашенькой.
Он головой кивнул на портрет женщины в деревянной рамке, висевший на стене. Рядом висел ещё один, где она была уже вместе с Николай Николаевичем.
– Она, работала там?
Поинтересовалась Маша.
– Да нет! Тоже, лежала, лечилась. Хотя сама, санитаркой была. Тащила на себе раненого, а рядом снаряд ахнул, взрывом и оглушило. А холод, собачий был. Провалялись они в студёной воде всю ночь. Утром только нашли. Солдатик, тот, помер. Думали, и она не выживет, но Дашенька у меня – герой.
Здесь, Николаич, посмотрел на портрет и с грустью в голосе, добавил:
– Была. А детей, не смогли завести после этого. Что-то, по-женски, сильно застудила. Родом, она с этих краёв. Селезнёвка, слышала?
Мария, кивнула головой. Эта деревня, находилась в другом конце района.
– Ну, так вот!
Продолжил он.
– Сошлись мы с ней, и после войны приехали сюда. Глянули, а у неё, тоже родных не осталось. Куда мотаться? Купили сначала времяночку, да и стали потихоньку жить. Всё было в жизни. И радости, и разочарования. Она работала в больнице, а меня, от военкомата направили учётным столом заведовать. Но всю совместную жизнь, прожили душа в душу. Единственно, о чём жалею, что не я, первым, ушёл из жизни.
И Николай Николаевич, снова посмотрел на портрет.
– Дядя Коля?
Прервав ход его мыслей, обратилась Маша к нему:
– А откуда, ты отца моего знаешь?
– А? Сашку? Он, с твоей матерью, помоложе меня будет. Кто ж его не знает? Хороший был мужик! Я, девочка, всё мужское население в округе знаю, потому что работал от военкомата. И ему, повестку, на лошади возил сразу после войны. А теперь, вот на пенсии. Устроился, сторожем. Не могу дома сидеть. Муторно, на душе. Мысли, гложут голову, как черви. Легко человека потерять, как и обидеть, труднее найти, понравиться ему.
При этих словах, он посмотрел на девушку и в который раз, сменил тему;
– Машенька! Не побрезгуй, залезь в шифоньер, выбери, что нибудь, тёплое от туда. А то побежишь, завтра, в Милену раздетая.
– Хорошо!
Ответила Маша и ей показалась, что она давным-давно знает этого человека. Необыкновенную доброту, излучал он.