Читать книгу Ёсь, или История о том, как не было, но могло бы быть - Вячеслав Ворон - Страница 7

Подойдя к отелю «Ледоруб», Стален поднял голову и еще раз посмотрел на исполин, стоящий перед входом. Снизу этот памятник высокого достижения мексиканского церетелизма выглядел еще более зловещим, чем из окна номера Ёсифа, к тому же шляпа, венчающая сие изваяние, закрывала практически все лучи солнца, положенные для освещения входа, отчего последний выглядел словно вход в пещеру. Зайдя внутрь, Ёсиф подошел к портье и осведомился о скульпторе данного произведения искусства.

– Sembla per a mi, Senyor, aquesta primerenca еl Salvador Dali, – четко, отчеканил молодой мексиканец.

– НадА же Салвадор, – с удивлением произнес Стален. – Ни за что бы, не пАдумал. Бывал я ФигурЭсэ[4] в начале века, захаживал в гости к маэстро, пЫл с ним чаю, да и покрепче чего, Абсент, занимательная зАраза. Однако это, – Ёсиф пальцем указал в сторону выхода, – никакой абсент не оправдает.

При слове «абсент», портье заметно оживился и, заговорщически подмигнув Сталену, выпалил на чисто славянском наречии:

– Знаете ли, господин хороший, тут, в Мексике, есть кое-что покрепче любого абсента, и я могу это достать, – он снова подмигнул.

– Ты что, пАцан, по-славянски гАвАрить умеешь, вот те на, и здесЯ наши, – Стален вопросительно посмотрел на портье. – Что, гАворишь, есть, нЭпонял?

– Да этот есть, пейота, я тут уже четвертый год работаю, сам-то я с Украины прибыл, через Португалию, на перекладных. Так вот, говорю, понял я, что самый важный кактус в жизни любого индейца, это он – пейота, – ответил портье.

– Стоп, что тИ несешь, какой индеец, какой пейота, ничего не пойму, тИ о чем? – возмутился Ёся.

– Да вы вот сказали, что с Сальвадором пили абсент, я читал тут в газетах местных, что абсент вызывает галлюцинации у тех, кто его пьет, и творит чудеса в голове человека.

– Ну, нЭ знаю, что тИ там чЫтал, а у менЭ все одно, что абсент, что водка, я к этому дЭлу не охочь, – Ёсиф постучал двумя пальцами по горлу и для убедительности приоткрыл рот. При этом из горла вырвалась мелодия, отдаленно напоминающая композицию, которую таперы часто играли на сеансах немого кино, а все пьющие отстукивали пальцами на приоткрытом горле.

– Ха. Я знаю эту песню, – от радости воскликнул портье. – Это Воздушная кукуруза.

– Ты чО, малый, того, – Стален пальцем покрутил у виска, – совсЭм тут от жары рассудком тронулся? Ти чО мелИшь, какая ещО кукуруза, оголодал на чужбине, уже украинская кукуруза мерещится. Я ни как не пАйму, тебя эмиграцЫя до этого довела, али сам свихнулся.

– Нет, вы меня не поняли. Кукуруза – это мелодия, ну да пёс с ней, я про кактус, это, знаете ли, такой кактус, который дает человеку свободу птицы и разум Ленина. Сразу все начинаешь видеть – от песчинки до всей нашей необъятной небесной канцелярии, вроде как Лениным становишься, сам всем можешь управлять. Хочешь – реку повернешь вспять, а хочешь – сквозь гору пройдешь, все подвластно становится, – оправдался украинец.

Стален приподнял в сторону повествующего голову, его зрачки заметно расширились, и усы слегка приподнялись над верхней губой. Ему было знакомо это чувство, с ним это происходило и раньше, но только спонтанно, и он не умел этим управлять. А тут этот кактус. Перед ним стали открываться иллюзии будущего, как он, Ёсиф Стален, гегемон революции, великий кормчий народа, повелевает судьбами людей Страны Советов и сам указывает им, собственным перстом, путь истинный. Да это то великое оружие, которого ему не хватало все эти годы в борьбе против контрреволюции, да чего уж там греха таить, и в общении с Надей. Ей он никогда не осмеливался перечить, так как понимал, что на его месте мог быть кто угодно. Надя всегда сама выбирала посты для партийных деятелей, и если бы не его отношения с ней, то мог бы он, малообразованный грузин, пусть и с особым даром проточеловека, обладать таким важным постом в партии и быть министром. Нет. Но теперь он, а не Надя будет указывать, что делать и как, он, Ёсиф Стален, великий и могучий. Он стал лихорадочно перебирать в своей голове разные варианты развития событий и последствия применения кактуса для собственного возвеличивания. Зрачки Ёсифа уже совсем поменяли свои орбиты и бессистемно стали вращаться в горизонтальной плоскости, ноги на несколько сантиметров оторвались от паркета, и он готов был растворить портье, т. к. форма персонала отеля была выполнена в строгих традициях конкистадоров и отличалась исключительным зеленым цветом. Но украинец не заметил аморфных изменений и одернул Сталена за рукав.

– С вами все в порядке, уважаемый господин? – осведомился он.

– Да, да, все в порядке, – практически без акцента ответил Ёсиф. – Надо мне твой кактус, парень. Надо. Много надо.

– А много не надо, он долго не хранится, через сутки – все, пропал, можно выбрасывать, скисает сцука.

Последнее слово прозвучало по-настоящему близко для Сталена, он тоже именно так говорил его, вставляя букву «ц», что придавало нежную окраску грубому утверждению. Это еще в ссылке он научился. Там все его так произносили, чтобы не обижать предмет осуждения.

– А сколько? – осведомился Ёсиф.

– Сто песо [5], – радостно ответил портье. – За кактус. Есть надо вчетвером, съешь один, усомнишься, есть ли ты вообще. Так что вы скиньтесь с кем-нибудь, на четверых, и ешьте на здоровье, кактус режешь на четыре части, жуешь и запиваешь водой и ждешь. Ждешь, пока не поймешь, что ты уже Ленин.

– Цены у вас, конечно, товарищ. Не социалистические, но приемлемые. Ладно, подумаю, с кем придумать, а ты сам-то, что?

– Что, что? – в унисон спросил украинец.

– Ну, готов быть вторым? – без промедления ответил Ёсиф.

– Готов, всегда готов! – пробарабанил портье. Моментально Сталена осенило, что фраза «Готов, всегда готов» что-то напоминает ему, надо взять ее на заметку, подумал он, в жизни пригодится.

– Ну, хорошо, дАрАгой друг, – с явным акцентом заметил Стален, – я к вам еще обращусь, возможнА даже сегодня. Стален достал платок из правого нагрудного кармана, вытер капельки пота, выступившие от жары на лбу, по-военному повернулся в сторону лестницы и устремился вверх.

* * *

Поднявшись в номер, он запер дверь на ключ. Зашторил окна темно-зелеными портьерами, включил вентилятор и настольный свет и, сев за кабинет, взял трубку телефонного аппарата.

– Барышня, – произнес тихо Ёсиф, – соедините менЕ со стАлицей, с председателем литклуба «Лубянка-Андеграунд» тАварищем Джежинским.

– Соединяю, – ответила телефонистка. Заработал коммутатор, в трубке стали слышны потрескивания электронных реле и голоса девушек.

– Джежинский на проводе, – прозвучало на том конце трубки.

– Не Ари в трубу, это я, Ёся, – по-военному произнес Стален. – Слушай меня, Филя, тут в Мексике есТ кактус, который индеец местный ест, и эта штука, дАрагой, очень нам полезна для партийной работы. Только у него одна проблЭма, он скисает наутро и есТ его нельзя. Понял?

Естественно, что Филя толком ничего не понял из несвязного рассказа. Но зная нрав Сталена, покорно промычал, что все понял.

– Ну, если полезно для партии, то и для народа сгодится, а мы его, Ёсиф Виссарионович, законсервируем или засолим и под водочку будем есть, – с выражением научного открытия отрапортовал Джежинский.

– Вот тИ баран, Филя, тебЭ б только консервЫровать да солить, башку себе засоли, может, через век умнее будет. Его свежИм есТ надо. Ти мЭне учёного вышли в Мексику, который сможет этот кактус в стАлице мне растить, што бы в совхозе или в парниках его было место, а не в Мексике. С ней мы потом отдельно разберемся, нужен им кактус или нет, – прошептал в трубку Стален.

– А, это мы можем, товарищ Стален, есть тут у нас один кукурузник Никита Хвощов. Ой, до чего ж смышленый малый. У него эта кукуруза даже в тайге растет.

«Опять кукуруза, – подумал Стален, – прям наваждение какое-то». – Не вАздушная ли кукуруза у этого ХвАщова растет? – спросил Ёсиф. – Мне уже сИгодня одЫн умник про нее песни пел. Мол, есть одна такая кукуруза, вАздушная, не то песня, не то мелодия. Ладно, мЭне это ни к чему. Давай высылай его срочно, твоего Хващова, пАсмотрим, што он за фрукт.

– Слушаюсь, Ёсиф Виссарионович. Первым же рейсом отправлю. А я тут в командировочку собираюсь, Надежда Константиновна велит ехать к царю-батюшке, в Ё-бург, с детишками его надобно поближе познакомиться да погутарить, что б отечество наше спасали через батюшку своего. Декрет, стало быть, исполнять обязать, – пролепетал Филя.

Но Стален его уже не слушал, ему не до царя было. Он опять погрузился в воспоминания тех дней, когда он бежал с Надей из Шушенка, когда они в паровозе встретили этого олуха Джежинского, и как они задумали повернуть историю государства в свою, ими выдуманную историю.