Читать книгу Последняя песнь соловья - Вячеслав Ястребинский - Страница 3

Электричка остановилась, и я покинула душный вагон. Это была незнакомая станция без каких-либо опознавательных знаков. Электричка тем временем тяжело вздохнула и продолжила свой путь, стуча по металлу блестящих рельс. Солнце было высоко и довольно жарко пригревало. Я сняла с плеч рюкзак и огляделась вокруг.

Поезд стучал, убегая прочь от меня за горизонт. Он был все еще виден и едва слышен. Помимо меня на этой станции никто больше не вышел. Да и в моем вагоне, как и в других, почти никого и не было. Вокруг была тишина. Разве что птицы пели на соседних деревьях, да в высокой траве стрекотали кузнечики и другие насекомые. Я сделала несколько шагов вперед и села на одну единственную лавочку. Она была ржавая. Две сохранившиеся доски на ней уже сбросили с себя весь цвет. Под ней из асфальта пробились одуванчики. Они светили из бледной тени, как два маленьких солнца в обрамлении зеленых листьев. И вокруг стоял сладкий запах первого месяца лета.

Я пока не имела ни малейшего понятия, что делать дальше и где поблизости имеется населенный пункт. Передо мной железная дорога, позади старенький дом, а за ним распростерлось широкое поле.

У меня не было никакого желания останавливаться здесь и ждать, когда вновь приедет какой-нибудь поезд. После того, как уехала моя электричка, уже прошло много времени, но ни одного поезда больше не показалось. Посмотрела направо – уходящие вдаль раскаленные рельсы. Налево – аналогично. Ни стука колес где-то вдалеке, ни намека. Посмотрела на часы, уже вечерело. Было почти шесть. А это означало, что если (скорее всего) никакой поезд здесь не остановится, мне придется ночевать на этой самой лавке под открытым небом в надежде на лучшее. Нет уж, увольте! Нужно было действовать.

Я поднялась. Взяла рюкзак и накинула его обратно на плечи. Поправила солнцезащитные очки и кепку. По кедам карабкались муравьи. Стряхнула их и зашагала в сторону единственного на всю округу дома.

За темными стеклами висели старенькие шторы. Постучала. Стала ждать. Посмотрела вверх на проплывающее облако, рядом с которым пролетела большая черная птица. Тополя возле дома легонько покачивали своими верхушками, шелестя зеленой листвой. Я снова постучала, но так никто ко мне и не вышел. Прислонилась к стеклу и стала всматриваться. Дома, по всей видимости, никого не было. Сквозь стекло я разглядела телевизор, диван, двери, ведущие в другие комнаты. На подоконнике стояли цветы. Герань. Еще раз постучала, но уже без надежды на то, что мне откроют. И пошла вдоль дома к забору. В деревянном заборе была дверь. Подергала за ручку – закрыто.

– Эй, – крикнула я, – есть кто дома?

Взялась руками за край забора, встала на цыпочки и попыталась заглянуть во двор. Там росла яблоня, стоял покосившейся сарай, возле которого лежали дрова. Я встала на самые кончики пальцев и хотела еще раз крикнуть, но в этот момент случилось неожиданное событие. На меня с лаем и скаля зубами, выпрыгнула собака, стараясь ухватить за руки. Я еле успела убрать их с забора. Потеряла равновесие и упала на землю. Испугалась. Сердце в груди нешуточно стучало. Собака гавкала, но перебраться ко мне не могла. Придя в себя, я поднялась с земли. Отряхнулась от пыли. Собака все еще гавкала, рычала и крутилась за забором.

– Тише-тише, – пыталась ее успокоить. Но она не слушалась, – ну и черт с тобой!

Дома явно никого не было, да и пробраться заночевать мне из-за собаки не светило. Я пошла дальше от дома, оставив его позади, как и пустую платформу. Пойти бы мне пешком по шпалам до самого юга, до моря, которое я так хотела увидеть. С грустью посмотрела на рельсы, все еще блестящие в лучах солнца. И пошла дальше по тропе. Она вела в поле. Там же были следы от автомобильных колес, уходящие вдаль. Я сорвала травинку, засунула ее в рот и, покусывая, отправилась в путь по тропе через все поле.

Солнце медленно, но неумолимо клонилось к закату. Устремившись в сторону леса, который виднелся вдали, оно падало и падало с каждым моим шагом. Лучи уже светили не так ярко, касаясь придорожной травы. А я все шла, вдыхая сладкие запахи цветущего поля. Кружились пчелы вокруг и бабочки. Домик позади, стал уже совсем маленьким, крошечным голубым очертанием. Я продолжала оглядываться назад. Скорее в толике надежды, что вот-вот проедет поезд. Или увижу машину хозяина дома. Но, судя по следам, он мог вернуться только тем путем, по которому шла сейчас я. И ни поезда, ни машины, ничего. Тишина летнего вечера. Над головою летают птицы. Спина уже подустала нести рюкзак. И от жары хотелось пить.

Я остановилась. Сняла с плеч рюкзак. Распрямила плечи, подняла руки вверх, сняла кепку и помахала ею на лицо. Из рюкзака достала начатую еще в электричке бутылку воды, открутила крышку и сделала пару глотков. Вода успела нагреться за это время, но, тем не менее, выбирать не приходилось. Чуть плеснула в руку и протерла водой лицо. Стало заметно лучше. Хотела уже закрутить бутылку, но, по своей неловкости, выронила крышку, и она, покатившись колесом по дороге, закатилась в траву. Я подошла к тому месту, где она пропала, и потянулась за ней. Кузнечик прыгнул мне на руку и тут же ускакал прочь. Крышку я нашла сразу, вытащила ее, сдула пылинки и стала закручивать обратно. В этот момент мой взгляд остановился на чем-то впереди. Прищурилась, пытаясь сфокусировать взгляд, и поняла, впереди находится какое-то строение. Значит, я была на верном пути.

Закинула бутылку обратно, застегнула рюкзак, надела кепку. Под ногами пыль разлеталась маленькими облачками от моих шагов. Птицы щебетали, а за горизонтом облака стали собираться в темные тучи. Небо окрашивалось чернотой. Солнце уже вот-вот приблизится к верхушкам деревьев, расположенных шапкой на холме. А я же почти добралась до здания, и до моих ушей стал доноситься странный шум.

Это была река. Широкая река, над которой кружились ласточки. А здание-то было на дамбе. Вода гневалась, разбиваясь о бетонные плиты. Впереди по ее течению виднелись домики. Какая-то деревня, скорее всего. Я прижалась к периллам и стала любоваться красотой, представшей передо мной. Внизу пенится вода, протекает свозь столбы и мчится вперед. Деревья растут по берегу, а за ними проглядываются крыши домов. Кто-то там плавает в реке. Слышу голоса и смех. И на сердце становится так легко, так тепло. Я ловлю себя на мысли, что на лице моем улыбка. Мне это в радость. Я не знаю где я, но мне хорошо здесь и сейчас. Именно ради таких моментов я и бежала, куда глядят глаза. В поисках счастья, в поисках новых воспоминаний, пестрых картин и чувств радости от новых ощущений.

В темной воде отражается загоревшееся багрянцем закатное небо. Вот только темные тучи, разрастающиеся чернильным пятном впереди, меня совершенно не радуют. Вроде бы и молнию я уже видела, но только гром не последовал. Или же он растворился в шуме воды. А люди сидели неподалеку от своих домов у самой реки. Кто-то плавал, кто-то разжигал костер. И тоненькие струйки дыма, просачиваясь сквозь листву, улетали навстречу вечернему небу.

Я услышала позади себя звук и обернулась на него. Возле здания ковыляла старая собака. Она остановилась и посмотрела на меня. Зевнула, обнажив ряд белых зубов. Я присела и поманила ее к себе. Попыталась даже посвистеть, но у меня никогда это особо не получалось.

– Ко мне, ко мне, дружок.

Собака завиляла хвостов, но не спешила подходить. Она стояла и смотрела, оценивая ситуацию. В глазах ее было сомнение, хотя желание тепла и ласки было сильнее. Я поднялась на ноги и стала осторожно идти к ней навстречу. Хоть и виляла она хвостом, на морде было недоверие.

– Тише-тише, иди сюда, иди.

И она, прихрамывая, направилась ко мне. Я легонько коснулась ее шерсти.

– Вот, видишь, нечего бояться.

Почесала ее за ушком. Ей явно это был приятно. Зажмурила глаза и хвостом стала махать, как маятником. Туда-сюда, туда-сюда.

Она была уже старая. И скорее всего, нечасто на ее долю приходились такие вот моменты. Видимо, ее давно все позабыли, оставили охранять заброшенное строение. Ни тепла, ни ласки. Одна, совсем одна. Лишь ласточки составляют хоть какую-то компанию. Она обрадовалась моему обществу. Я всегда умела найти общий язык с животными. Не в буквальном смысле, конечно. Нет. А вот так. Никогда не могла оставаться равнодушной. Всегда было жалко дворовых кошек и собак. Заведут их люди, а потом выбрасывают за ненадобностью. Сердце кровью обливается.

Я сидела на корточках и приглаживала собаке шерсть. Вдруг я услышала громкий звук. Собака вскочила и навострила уши.

– Кхем.

С другой стороны здания вышел мужик. На нем были надеты спортивные штаны с белыми полосками и старая замызганная майка с дырой на животе. Он почесал живот через дырку, протер глаза и громко рыгнул. Затем заметил меня и собаку.

– З-здрасти, – сказала я.

Собака оскалилась на него.

– Уф! – Отмахнулся он от нее и побрел по дороге в сторону холма.

Он отошел от нас уже метров на двадцать. Собака гавкнула ему вслед.

– Тише, все хорошо.

Какая странная вышла встреча.

А из треснутого окна бирюзового строения на меня смотрела тьма. И было в этой тьме что-то пугающее, но в то же время успокаивающее. Сосредоточение всей тишины, возвышающееся над рекой. А ласточки уже оправлялись в свои гнезда до следующего утра. В небе начали зажигаться первые звезды. Только вот позади меня сверкали молнии, да гремел гром. Темные-темные тучи охватывали небо в свои тяжелые объятия. Ветер усиливался, и на душе становилось как-то неспокойной.

Мужик брел к холму и в вечерних сумерках был виден лишь его силуэт, покачивающийся из стороны в сторону. Закралось такое чувство, что вот-вот он должен упасть. Но, тем не менее, этого не случилось. Он скрылся в тенях и пропал из виду. На холме том, куда направился мужик, виднелся храм. Его золотые купола подсвечивались с каждой новой вспышкой. А лес качался на ветру, негодующе размахивая листвой. Гром отражался от холодной бирюзовой стены и застывал на секунду в воздухе.

Там впереди уже идет дождь. Он разгоняет людей по своим домам, тушит костры, стучит по поверхности реки. Буря приближается. Все ближе и ближе, располосовывая небо яркими вспышками. Гром сотрясает землю, заставляя сердце мое замереть. Природа бушует своей яростью. Даже все птицы скрылись по гнездам, прекратив пения. А собака прижалась ко мне. Ей тоже не по себе.

Я наблюдаю за приближающейся тучей. Вот первая капля падает рядом на асфальт, за ней тут же следующая. Холодная вода касается моей руки и щеки, остается мокрым пятном на кедах. Дождь усиливается. Тьма сгущается.

Приходится подняться и подбежать к лестнице. По металлическим ржавым ступеням мои шаги звучат так громко. Дождь льет, перебивая шум реки. Непроницаемой стеной выливается на нагревшуюся за день землю. Пар поднимается от раскаленного асфальта. Дымка клубится над темной рекой. Я добегаю до последней ступени. Изрядно промокла. В надежде тяну на себя дверную ручку. Ничего. Дверь еле заметно дернулась, но не открылась. Я сильнее наклоняю ручку вниз. Тяну изо всех сил. Раз-второй-третий. И дверь поддается. Открывается. На меня из тьмы вырывается затхлый запах пыли, бетона и тухлой речной воды. Пленяет меня и затягивает внутрь. Дверь с лязгом и скрипом закрывается за моей спиной, оставляя меня в полной темноте.

Моей ноги касается что-то. Я отхожу на шаг и прижимаюсь к стене. Ничего не видно. Но тут блеснула молния, подсветив сквозь окна небольшое помещение. Собака, оказывается, забежала со мной и теперь принюхивалась, изучая новое для себя место. Помещение было абсолютно пустое, если не учитывать старый красный диван, из которого выглядывало несколько пружин. Голые серые стены окружали со всех сторон. Снова воцарилась тьма. Раздался гром, от которого затряслись стекла. Я отлипла от стены и сделала несколько неуверенных шагов вперед. Собака была рядом. Лизнула мою руку. Хоть я и знала, что это она, но стало как-то не по себе. Что-то мокрое и шершавое касается твоей руки в темноте неизвестного места. Это заставляет остановиться и перевести дыхание. Сказать мысленно себе, что все нормально, все хорошо.

Я дошла до дивана, который стоял посреди этой комнаты. В темноте врезалась в него ногой и отбила голень. Охая и ахая, кое-как все же села на диван. Он издал противный скрип и продавился. Я не хотела думать о том, что до меня он успел повидать. Кто спал на нем, сидел и вообще что делал. От него исходил весьма неприятный запах, а коснувшись подлокотника, я ощутила что-то липкое и мерзкое.

– Фу, какая гадость!

Мои слова громко прозвучали в стенах.

– Э-ге-гей! – Крикнула я, чтобы послушать, как эхо звонко тревожит мрак.

Собка уже лежала рядом у моих ног.

Надо сказать, что теперь моя ночевка на том вокзале не казалось такой уж ужасной. Было по крайне мере сухо и тепло. Да и провела я там всего пару часов. Здесь же мне было холодно и сыро. Одежда прилипла к телу. А сознание рисовало странные образы, притаившиеся в темноте. Смотрят на меня, ждут, когда я закрою глаза. Но здравая часть сознания рассуждала более логично – здесь никого нет и быть не может. Молнии время от времени озаряли тьму, и я успевала осмотреться. Никого. Только я и собака. И мои мысли. В такие моменты все сильнее обуревает желание вернуться обратно. Пульсирует внутри, жжет. Хочется бросить и бежать домой, обгоняя даже ветер. Но я сильная! Это моя жизнь, мое путешествие и нельзя останавливаться на полпути. Все в моих руках. Молнии продолжают сверкать за окном. Ветер завывает вместе с громом. Собака во сне подергивает лапой. А моя голова тяжелеет, глаза закрываются, мысли разлетаются по углам, и я засыпаю.