Читать книгу Один день диверсанта - Я. Немой - Страница 3

Гозберг быстро бежал в отряд, заглатывая на ходу морозный воздух, отчего невольно кашлял. Градусник показывал минус восемнадцать. Аллея было ещё полупуста, народ только выходил на развод из локальных секторов. Эх, подумал Гозберг, сейчас бы раз и отменили работу, объявили бы просто выходной.

– Подъём, выходим на работу, не толпимся, быстрее, быстрее. – во всё горло заорал бригадир 58-й бригады исправленец Хлебников Николай Юрьевич.

Отряд медленно выходил на работу, а Гозберг быстро заправлял своё спальное место.

– Не посадили? – спросил Гозберга помощник бригадира Илья Александрович и протянул ему плитку гематогена.

– Нет, сказали, что рабочих рук не хватает на стройке, да и нарушение несерьёзное. – ответил Гозберг и начал разворачивать обёртку гематогена.

Гозберг начал через силу есть гематоген, так как обязан был это сделать. Гематоген выдавали три раза в день в качестве дополнительного питания тем, кто работает на стройке. Отказаться его есть он не мог, так как это вызовет подозрения. Гематоген шёл тяжело, будь прокляты эти жаренные колбаски, но выбора не было. Лишь бы не стошнило на людях, а то не дай Бог кто увидит блевоту из колбасок, потом не отмоешься от позора.

– Хорош тупить, пятьдесят восьмая, минуту даю на выход из отряда, построение на аллее, быстрее, быстрее. – опять закричал бригадир.

Сосед Гришка буддист перестал молиться и пошёл на выход. Он выходил всегда последним по известным только ему причинам, но это означало то, что через минуту бригадир начнёт бить особо медлительных исправленцев. Гозберг еле шёл по алее в строю, его пучило и раздувало, как резиновый шар, но он терпел. Есть у зимы и свои плюсы, если бы сейчас на улице была жара, его бы несомненно стошнило.

На улице ещё было темно, но вдалеке уже был виден розовый восход. Гозберг тяжело вздыхал, ему было горько от того, что у него сегодня не получилось откосить от работы, он шёл на работу как на каторгу.

– Хлебников, почему так долго идёте, сколько можно ждать? – закричал помощник нарядчика Доренко впереди строя.

– Не надо, не надо, пятьдесят восьмая бригада минута в минуту пришла на развод. – ответил бригадир Хлебников.

– По разнарядке сегодня вы работаете на строительстве завода по переработке и утилизации отходов. – сказал Доренко.

– Не может быть, мы на очистных сооружениях работаем, ты наверно что-то перепутал. – удивился Хлебников.

– Ничего не знаю, вот поправки директора в разнарядке и его личная подпись, не веришь, сам посмотри.

Хлебников подошёл к нарядчику, посмотрел на планшет и увидел электронную подпись директора, действительно 58-ю бригаду сегодня внезапно направили на мусорный завод.

– Слышь, фраер, тогда сало и курево верни, если кинуть меня решил, что за ерунда происходит? – Хлебников шёпотом на ухо спросил у Доренко.

– Я сам ничего не знаю, директор утром пришёл на работу, а через десять минут взял все разнарядки и вашу бригаду направил в другое место. Я не знаю почему так произошло, они все ещё со вчерашнего вечера были им же самим подписаны. Я всё верну, это не мой косяк.

– Хрен с тобой, козлина красная, я тебе это ещё припомню. – сквозь зубы сказал Хлебников, повернулся к бригаде и громко объявил. – Пятьдесят восьмая, сегодня работаем на строительстве мусорного завода, приказ директора.

Бригада недовольно загудела, а Гозберг понял, что началась реализация его оперативно-значимой информации. Строительство мусорного завода – это полная жопа, там холодно, так как тепло ещё не завели. Бригадир, конечно, не только на нарядчика Доренко зол, но и на самого себя. Сало да курево, которое он Доренко приносит, вовсе не его личное, он его с исправленцев собирает, которым оно в посылках приходит. Теперь получается, что Доренко кинул Хлебникова, а он в свою очередь кинул всех мужиков бригады.

В этом есть плюс только у Гозберга, который раз в квартал получает премию на свой лицевой счёт, причём заслуженно. А иначе не проживёшь. К бригаде подошёл прапорщик Алексеев и внимательно осмотрел исправленцев, бригада насторожилась и сразу замолчала.

– Адамов, выйти из строя. – громко и чётко сказал Алексеев.

– Я здесь гражданин начальник. – ответил Адамов и вышел из строя.

Алексеев быстро прохлопал его по одежде, всем карманам, шапке и в носках на голени нащупал уплотнение, и это был не браслет. Адамову ничего не оставалось делать, и он достал из носка письма. Алексеев забрал письма и увёл Адамова в дежурную часть. Бригада начала тихо шушукать, а нарядчик отметил в разнарядке на одного человека меньше.

Гозберг вместе со всеми поддерживал разговор о том, что кто-то сдал Адамова операм, просто так в цвет не берут, это явно по наводке сексота и продолжал думать о том, как он сдуру обожрался. Нарядчик всех проверил по списку, потом все прошли через турникет между жилой и производственной зонами, пропиликав своими браслетами и приложив к сканеру ладонь. После турникета все опять построились, и 58-я бригада направилась на КПП-люди.

Впереди предстоял обыск и ещё одна проверка электронных браслетов и ладоней перед выходом за режимную территорию исправительного центра. Перед КПП-люди есть место для курения, так как обыск идёт не быстро, то администрация разрешает покурить перед обыском. В следующий раз можно будет курить только на строительном объекте. Есть на это и другие причины, многие, слабые духом, начинают скидывать запреты перед более серьёзным обыском, чем тот, что проводил Алексеев.

Сегодняшний случай с Адамовым был не частым и шороху в бригаде навёл. Гозберг своим намётанным глазом уже посматривал по сторонам, выискивая тех, кто начинает подходить ближе к сугробам и как бы невзначай наступать в снег. Скидывающих запреты, оказалось пять человек, Гозберг запомнил их и места, где они просто «расхаживали» перед входом на КПП.

Гозберг, сотрудничая с оперативным отделом, должен жить всегда скромнее, чем он может, поэтому ему приходилось иногда обращаться за помощью к исправленцам. Это и общение, и информация, и общая оперативная обстановка, которые необходимы агенту. Если бы он сегодня не мутил с больничным, то успел бы купить сигареты в местном магазине или взять табак у Эстонца, но из-за своей лени, он не успел.

Гозберг постоянно стрелял сигареты у «товарищей», зная, что обязательно отдаст долги после посещения магазина. А чтобы не было лишних вопросов, откуда у него есть деньги на счету, оперативной легендой служила квартира на Украине. Он сдаёт её в аренду, один раз в квартал ему перечисляют за неё деньги, плюс заработная плата, на это он и живёт в исправительном центре.

Гозберг заприметил Андрея Дмитриевича, курящего самокрутку, от которой распространялся вишнёвый аромат. Андрей Дмитриевич, по меркам исправительного центра, очень богатый исправленец. Он ходит на работу, но не работает, он так проводит время, чтобы веселее было сидеть. У него много своих шестёрок, которые ему прислуживают и заглядывают в рот, они же и доедают за ним, убирают, стирают, гладят, уносят и приносят. Кстати, эти же шестёрки, за одну самокрутку, набивают ему сигареты в машинке для самокруток, причём один к пятидесяти.

Гозберг, как бы невзначай, подошёл к Андрею Дмитриевичу и начал говорить о погоде. Сходу просить самокрутку не стал, чтобы не падать в цене, но краем глаза косился, плавно переходя от погоды к медсанчасти, от медсанчасти к магазину, в который не успел зайти. Андрей Дмитриевич равнодушно слушал этот рассказ и задумчиво кивал, так как Гозберг, в его понимании, был такой же шестёркой, как и все остальные.

А самокрутка всё тлела и тлела, Андрей Дмитриевич затягивался редко, больше для аромата, а не от тяги курить, да и при его деньгах, ему это ничего не стоило. И тут, этот урод Черноволин подходит и сразу к Андрею Дмитриевичу, ни здрасьте, ни до свидания, а сразу в лоб, конкурент хренов.

– Андрей Дмитриевич, отец родной, дай докурить.

– Держи. – сказал Андрей Дмитриевич и с барского плеча отдал половину самокрутки Черноволину.

– Благодарю, батя. – сказал Черноволин и сладостно затянулся.

Гозберг даже не заметил, как сам начал заглядывать в рот Черноволину. Его передёрнуло от злости, так как он столько времени был в ожидании этой самокрутки. Скорее даже не в ожидании, а в напряжении, так как очень сильно хотел курить, но ждал, когда Андрей Дмитриевич сам ему предложит.

– Что Солохон Абрамович, подрезал тебя на повороте Черноволин? – спросил Андрей Дмитриевич.

– Вас Андрей Дмитриевич не проведёшь, глаз у Вас, как алмаз, хорошо намётан.

– Ладно, держи сигарету, а то стоишь тут, как попрошайка глухонемая, в рот заглядываешь.

Андрей Дмитриевич достал из портсигара тугую самокрутку и небрежно дал её Гозбергу. Андрею Дмитриевичу не жалко было самокрутки, он терпеть не мог, когда попрошайки жмутся с ноги на ногу, глядят жалобными и тоскливыми глазами, но вслух ничего не просят. Для Андрея Дмитриевича этот жест был скорее милостынею, чем угощением ради уважения.

Гозберг даже от радости встрепенулся и полу кланяясь, со словами благодарности, аккуратно, чтобы не уронить, взял самокрутку с вишнёвым вкусом. Гозберг, конечно, не брезговал докуривать и слюнявые окурки Андрея Дмитриевича, но сейчас ему неожиданно повезло, и он даже простил Черноволина. Он подкурил самокрутку и жадно затянулся, вишнёвый дым разошёлся по всему телу и у Гозберга закружилась голова. Он так сильно хотел курить после очень плотного завтрака, и его мечта сбылась.

Пока Гозберг курил, по бригадам, от КПП до 58-й, дошёл слух, что обыскивают по полной программе, некоторых даже до трусов раздевают. Гозберг этому удивлён не был, но часть исправленцев, особенно духовитых таскать запреты, медленно, старясь не заметно, начала подходить к сугробам и скидывать запрещённые предметы.

До КПП осталась ещё одна бригада и все увидели начальника отдела режима майора Григоренко. Всем стало понятно, что, если он пришёл на КПП, значит действительно многих перед работой будут раздевать. Григоренко в исправительном центре боялись все, он пустой после обыска никогда не был, если пришёл, то обязательно по чью-нибудь душу.

Григоренко – бывший оперуполномоченный, так-то бывших оперов не бывает, в общем руководство решило его повысить, чтобы навести порядок в отделе режима. До Григоренко там был бардак, исправленцев часто и без нужды били, обыскная работа была слабая, да и коррупция процветала среди режимников.

Сейчас всё по-другому, применяют физическую силу только к самым дерзким и больным на всю голову, он почти все «ноги» уволил, некоторых посадил, а остальные сами перевоспитались. С оперативным отделом в таком тандеме работает, что-о, в общем исправительный центр сейчас в ежовых рукавицах. Но зато всё строго по закону, что положено – дают, что запрещено – изымают.

Подошла очередь 58-й бригады. Исправленцы выстроились в колонну по три и началась процедура досмотра. Три колонны, каждая идёт по своему коридору, сначала все проходят через рамки металлодетектора. Потом исправленцы кладут личные вещи и верхнюю одежду в пластиковые номерные контейнеры, которые двигаются на ленте через рентгено-телевизионный аппарат.

После этого каждый исправленец снимает обувь, носки и закатывает штаны до колен, одевает бахилы и проходит через следующую рамку металлодетектора. Эта рамка более чувствительна, но только начиная с расстояния 30-ти сантиметров от пола. Это специально сделано из-за браслета, который, кстати, в этой рамке считывается и производится запись в электронном дневнике исправленца.

После этого исправленцы обуваются, одеваются и по усмотрению сотрудников отдела режима или отдела конвоя могут досматриваться в отдельных комнатах. Но это ещё не всё, перед самым выходом каждый отмечается, что прошёл инструктаж по охране труда, пожарной безопасности и технике безопасности на объектах строительства, приложив руку к сканеру вместо подписи.

Исправленцы к двойному контролю, сканеру для ладони и браслету на ноге, давно уже привыкли, но говорят, что уже не за горами, будут контролировать ещё одну часть тела. Как не трудно догадаться, это будет глаз, или оба глаза, про это пока неизвестно. Известно лишь то, что Главное Управление Исправительных Центров давно говорит про приобретение иридосканеров для усиления контроля за исправленцами.

От вживления чипов они отказались, так как это дорого и ненадёжно, любой дурак его ножом вырежет и убежит, а без руки, ноги и глаза бежать как-то хреново. В том плане, что пока за тебя в исправительном центре твои друзья отмечаются, а ты в побег ушёл.

Сотрудники ищут всё, керамические, стеклянные или пластиковые ножи, бумажные письма, неположенную еду и наркотики, карандаши, обычную бумагу и потайные карманы в одежде. Но сегодня пришёл Григоренко, и процедура досмотра затянулась. Режимники через одного заводили исправленцев в индивидуальные комнаты досмотра, и молва об этом постепенно шла назад к тем, кто ещё стоял в очереди на КПП.

Исправленцам деваться некуда и они скидывали запреты, не зная, что половина дронов и камер видеонаблюдения уже давно направлены на сугробы, место для курения и вход перед КПП по приказу Григоренко. Гозберг тоже оказался среди тех, кого завели в индивидуальную комнату для полного досмотра. Лейтенант Молчанов начал тактильный досмотр.