Читать книгу Марина Мнишек. Невероятная история авантюристки и чернокнижницы - Ядвига Полонска - Страница 3

– Вы слышали об этом московском самозванце?

– Беглый монашек?

– Да, именно.

– Мельком. А он действительно претендует на престол?

– Более того, хочет втянуть нас в свою авантюру…

Двое молодых шляхтичей стояли в огромном светлом зале королевского дворца и явно скучали. Оба были из обедневших родов, поэтому после того, как закончилась формальная часть – приглашенные были представлены, все любезности высказаны, а комплименты терпеливо выслушаны, они решили отойти в сторонку, чтобы обсудить последние новости.

– Я слышал, что он рассказал какую-то невероятную историю о том, как спасся от царя Бориса в монастыре и скитался по Московии. Утверждает, будто бы он и есть тот самый убитый мятежниками царевич Димитрий.

– Похоже на древние предания. Неужели в это кто-то поверил?

– Невозможно понять. Но вокруг него столько разговоров…

– Может его поддерживают бояре?

– Что вы, пан Криштоф?! Они о нем и не слышали до недавних пор. Мой кузен, пан Хребтович, сын литовского подскарбия пана Теодора, недавно прибыл из Москвы. Так вот он рассказывает, что этого воскресшего царевича в Москве прозвали не иначе, как Лжедмитрием. А многие о нем и попросту ничего не знают. К слову, один боярин рассказал Криштофу, что царь Борис заподозрил во всей этой истории бояр Романовых и нашего короля.

– Ну, это откровенное безумие, пан Стефан. Его величеству, думаю, хватает проблем со шведами и иезуитами. А кому, кстати говоря, исповедовался этот новоявленный царевич?

– Сначала киевскому митрополиту. Говорят, будучи странствующим монахом, гостившим в Киеве, он разыграл смертельную горячку и, попросил исповеди у его преосвященства.

– И что же?

– Рассказал все как на духу…

– Невероятно!

К ним подошел Войцех. Повзрослевший и возмужавший, кузен Марианны только сейчас сумел найти время для того, чтобы наговориться с друзьями юности.

– Простите, что вмешиваюсь, глубокоуважаемые, но я слышал от одного богатого краковского купца, что митрополит после исповеди выгнал этого чудака вместе с сопровождавшими его тремя монахами.

– Выгнал умирающего?

– Совершенно верно, пан Стефан. Сказал им что-то наподобие: «Четверо пришли, вчетвером и уходите». И, что самое любопытное, через несколько часов юный самозванец встал со смертного одра и пошел! Причем, пошел не куда-нибудь, а во дворец Вишневецкого, где стал прислуживать на кухне, а через несколько месяцев повторно разыграл свой спектакль.

Шляхтичи оглянулись. Бал у короля Сигизмунда, на котором они встретились, был в самом разгаре и собравшимся в огромной зале было не до троих молодых дворян, тихо беседовавших у одной из колонн в углу. Князь Адам Вишневецкий, ярый проповедник православия в Речи Посполитой, ко всеобщему удивлению, также присутствовал на балу и в этот момент вел оживленную беседу с двумя дамами, расположившимися на диване.

Молодые люди убедились, что их разговор никто не подслушивает, и продолжили разговор.

– Так вот. К умирающему слуге прислали священника, и тот, как вы сами уже понимаете, повторно изложил ему свои сочинения, – сказал Войцех. – Более того, он достал из под подушки, заранее подготовленные бумаги, которые, видимо, должны были развеять все сомнения святого отца. И тот отнес их бумаги князю.

– И что же? – Криштоф заинтересованно наклонился к Войцеху.

– Князь взглянул на документы, поспешил к умирающему, и… – Войцех сделал паузу, слегка развел руками и улыбнулся – … вызвал ему лучших лекарей воеводства. А после этого с нищим монахом произошла чудесная метаморфоза – он стал московским царевичем.

Молодые люди рассмеялись.

– Я слышал, что у убитого царевича были особые приметы на теле – большая бородавка на щеке, – сказал Криштоф.

– Да-да! Именно так. И родимое пятно на руке. Точно так же, как и у чуть не умершего во второй раз за несколько месяцев молодого человека.

– Так чем же все закончилось?

– Ну, вы же прекрасно понимаете, пан Стефан, что князь Вишневецкий не тот, человек, чтобы упускать своего шанса…

– Да, по нему сложно понять, кто он больше – князь или купец, – задумчиво добавил Стефан.

– Вот, потому он и признал в нем царевича! – Войцех наклонился к друзьям и прошептал. – Говорят, ему не дает покоя мысль о создании южнорусского православного царства.

– Но, я слышал, что этот царевич тайно перешел в католичество, – сказал Криштоф.

– Да, какое это имеет значение для Вишневецкого, Криштоф, – сказал Стефан.

– Более того, – добавил Войцех. – Его секретарь…

– О! – рассмеялся Стефан. – Да у него уже появился секретарь!

– И не просто секретарь, а шляхтич Бучинский, – добавил Войцех.

Молодые люди замолчали.

– Невероятно! – пробормотал Криштоф.

– Дело приняло серьезный оборот, господа, – сказал Стефан. – Никому неизвестный монашек из Московии переходит в католицизм, претендует на царские палаты и берет к себе в секретари шляхтича-протестанта. Любопытно, что на этот счет думает Его величество.

Молодые люди замолчали.

– Надеюсь, ему хватит благоразумия не впутывать Речь Посполитую в эту сомнительную комбинацию, – мрачно сказал Войцех, бросив взгляд в сторону короля, разговаривавшего со свитой.

Бал был в самом разгаре. Король Сигизмунд, сидел во главе стола и, смотря на танцующие в зале пары, вел беседу с только что представленной свету юной девушкой, одетой в кружевное бежевое платье с золотыми и серебряными узорами.

На груди у девушки висело на первый взгляд скромное, но при ближайшем рассмотрении, тончайшей работы колье.

– Пани Марианна, ваше изящество растрогало Нас, – Сигизмунд внимательно посмотрел на колье девушки. – Поистине, ваш родитель, пан Мнишек – это человек выдающихся способностей, сумевший не только на славу послужить Нашему величеству, но и воспитать дочерей, ставших украшением королевства.

– Ваше величество! – Марианна слегка покраснела и опустила глаза.

Сигизмунд взял двумя пальцами печенье, обмакнул его в шоколад и положил в рот. Ему явно доставляла удовольствие эта беседа. Он окинул взглядом сидевших за столом дворян, делавших вид что увлечены беседами друг с другом, и не слышат его беседу с юной панночкой, затем посмотрел на обсыпанную драгоценными камнями диадему, украшавшую пожалуй, слишком большой и выпуклый лоб, явно портивший внешность девушки.

– Мы слышали, что в Самборе вас почитают как истинную католичку. Нам приятно осознавать, что даже в этот век, когда сердца многих подданных Речи Посполитой оказались плененными страстями и проповедями вероотступников, в королевстве еще осталось место для носительниц чистой веры. А особенно мы ценим подданных, поражающих нас не только своим благочестием, но своим восхитительным обликом.

Сигизмунд глубоко вздохнул, с наигранной грустью посмотрев на девушку.

– Ваши слова, мессир, бесценны. С вашего позволения, я сохраню их в своей памяти на всю жизнь, – ответила Марианна.

– Вы слишком добры к старому, погрязшему в слабостях, королю, дитя мое. Ваш монарх слишком слаб для того, чтобы, спасая свою душу подражанием святости, мог бы довольствоваться одним лишь примером благочестия своих подданных, – ответил Сигизмунд, еле заметно улыбнувшись. – По той же причине, ему уже давно приходится довольствоваться лишь тем, что восхищаться чистотой и красотой, окружающих нас созданий. Столь очаровательных и чистых, что, порою, возникает желание закрыться ото всего мира, и начать проводить долгие часы в душеспасительных беседах с ними.

– Душа помазанника Божьего с самого ее появления на свет прощена Спасителем, – сказала Марианна.

– Увы! Пред Богом все равны. И короли грешны не меньше, чем простые подданные.

– В таком случае, позволительно ли мне будет просить его Величество, посвятить свою жизнь молитвам о спасении его души?

– Молитесь, дитя мое. Молитесь. Но, не забывайте, что король печется о вас. И порой нуждается в совете.

Марианна удивленно посмотрела на Сигизмунда. Однако его лицо ничего выражало – только умиление. Она снова опустила глаза.

– Как долго вы останетесь в Варшаве? – спросил король.

– Как позволит батюшка, Ваше Величество, – ответила Марианна.

– Возможно, для вас будет лучше и не покидать нашу столицу, пользуясь нашим личным покровительством? – Сигизмунд многозначительно посмотрел на нее.

– Мне следует посоветоваться с родителями, – растерялась Марианна.

– Я думаю, вряд ли пан Мнишек будет против того, чтобы вся ваша семья, наконец-то покинула Самбор, и переехала под крыло короля. Впрочем, в этом деле, дитя мое, все зависит даже не от меня, а от вашего личного желания.

Король многозначительно кивнул, давая понять, что разговор окончен и обратился к одному из придворных с каким-то пустяковым вопросом.

Марианна была потрясена предложением Сигизмунда. Опустив глаза, она, молча начала разрезать ножом лежавшую на тарелке дичь.

«Старая похотливая цапля. Захотел сделать своей наложницей меня – Марианну Мнишек! Дочь Самборского воеводы! Как какую-то девку! Ему бы следовало быть не католическим королем, а каким-нибудь турецким султаном!» – думала она.

Марианна отложила вилку с ножом и в этот вечер больше не притронулась к еде.

Тридцативосьмилетний Сигизмунд виделся шестнадцатилетней Марианне действительно стариком. Однако, несмотря на свой возраст, вдовство после смерти жены эрцгерцогини Анны Австрийской, и проявившуюся после этой трагедии ветреность его характера, он все еще оставался завидным женихом для многих королевских семей Европы.

Один из богатейших монархов, с сильной и многочисленной армией, разбивший австрийцев и татар, защитивший многие страны Старого Света от кровожадных турок, самостоятельно добившийся власти в огромном королевстве, охватывающем земли от северной Балтики до Черного моря, Сигизмунд, при всем этом, был еще и настоящим красавцем. Высокий, с худым, но не острым лицом, точеными чертами, большими карими глазами и, выдававшим принадлежность к королевскому роду Швеции Васа-Эрикссонов, характерным немного длинным носом с горбинкой: он без труда получал расположение фактически всех дам королевства, на которых обращал свое внимание. В общении король был обходителен, но тверд. Никогда не выказывал излишнего высокомерия, говорил спокойным ровным голосом, лишь иногда, в минуты сложных решений, выдавая свое волнением тем, что начинал еле слышно постукивать своими длинными изящными пальцами по предмету, оказавшемуся в этот момент под рукой.

В тот период, дела у короля шли не очень хорошо. Он не смог найти общего языка с шведским дворянством и, по сути, Швеция вышла из его владений. А на престол все сильнее претендовал дядя Сигизмунда Карл Девятый. В Сейме он терял свои позиции под давлением иезуитов. И хотя вместе с ними участвовал в жестоком подавлении протестантизма, народ и дворянство, подзуживаемые монахами ордена, его недолюбливали. А после того, как король отказался присоединять к королевству Эстляндию, дворянство во главе с герцогом Замойским открыто заявило о своем недовольстве им. Расправившись с Замойским, король нажил себе еще более сильного врага – Орден Иезуитов. С ними ему никак не удавалось договориться. В какой-то момент Сигизмунд даже хотел отречься от престола в пользу эрцгерцога Австрии, с которым ранее воевал. Но возможный приход к власти австрийца вместо нерадивого шведа, еще сильнее возмутил поляков. И, неизвестно чем бы закончилось это противостояние, если бы неожиданно Сигизмунд не получил от опального князя Вишневецкого письмо с рассказом о некоем русском юноше, который очень похож на убитого московского царевича, сына царя Ивана 4, Дмитрия. Это обстоятельство в корне меняло ситуацию, потому что продвижение Речи Посполитой на Восток, сильно укрепило бы позиции короля. И он, особо не раздумывая, отправил в Москву гонцов, чтобы те разузнали подробности этой истории. А, через три месяца принял приглашение Вишневецкого и посетил Краков.

– Ваш юноша – лжец, князь, – сказал Сигизмунд, строго глядя на Вишневецкого.

– Однако все приметы совпадают, Ваше Величество.

– Мои гонцы выяснили, что он служил неподалеку от Николовыксинской пустыни, где монашествует мать убитого царевича. И что неоднократно был замечен во время бесед с нею. Еще ходят разговоры, что настоящее имя его – Григорий. Из рода литовских дворян Отрепьевых.

– Мне неизвестно было об этих фактах, – мрачно ответил Вишневецкий.

– Вам, видимо, также неизвестно, что он принадлежал и к кружку бояр Романовых, разогнанного царем Борисом, – Сигизмунд с иронией посмотрел на опешившего Вишневецкого.

У короля не было доказательств того, что князь каким-то образом был связан с романовским кружком, но исключать такую возможность было глупо.

Тем не менее, подговариваемый Ежи Мнишеком, монарх приехал в Краков для того, чтобы лично убедиться в том, что эта авантюра действительно стоит его участия.

Если все произойдет как он задумал, то признание дворянства и народа, вместе с безоговорочной поддержкой иезуитов, ему были бы гарантированы.

– Ну, что ж, князь, – продолжил с той же полной сарказма интонацией Сигизмунд. – Покажите мне вашего, так сказать, царевича.

Вишневецкий угодливо поклонился и вызвал слугу.