Читать книгу Новые странствия Салли Джонс - Якоб Вегелиус - Страница 3

Сперва я расскажу о Харви Дженкинсе. Ведь с него все началось. На нем и закончилось.

Впервые мы повстречали Дженкинса в Лиссабоне. Это было апрельским вечером в прошлом году. Весь день мы таскали ящики со льдом в рыбном порту. Рассчитались с нами частично рыбой, выдав полкило анчоусов к ужину. Старшой сел на палубе чистить картошку, а я развела на камбузе огонь в плите. С деньгами у нас было туго, но топлива мы не жалели. Дровяной ларь у плиты всегда был до отказа набит старой древесиной. В тот вечер, чтобы приготовить ужин, я взяла несколько досок из старой обшивки кают-компании.

Поставив картошку, мы взяли полотенца и мыло и сошли на берег. Баню мы позволяли себе не часто, раз или два в месяц, а остальное время мылись в Тежу. Чуть выше по течению вода вполне чистая, там есть и мостки, и кабинка для переодевания.

Мы искупались и медленно пошли обратно вдоль пирсов. Низкое солнце бросало на воду золотые и красные блики. Старшой насвистывал. Уже почти две недели его не покидало приподнятое настроение – с тех пор, как его взяли вторым механиком на пассажирский пароход «Фуншал». Через несколько дней он взойдет на борт и пробудет в плавании целый месяц.

До места стоянки «Хадсон Квин» оставалось метров пятьдесят, когда я увидела, что на боте кто-то есть.

– Интересно, кто это? – сказал Старшой и сложил ладонь козырьком, чтобы разглядеть получше. – Лишь бы не за деньгами. Мы же уплатили портовому сторожу за пресную воду?

Я кивнула. Насколько я знала, долгов у нас не было.

Подойдя ближе, мы увидели, что поджидавший нас человек не слишком похож на портового служащего. Длинное поношенное пальто, шляпа с узкими полями, которая, казалось, мала ему на несколько размеров. На плече сидит какая-то крупная сероватая птица.

Незнакомец разглядывал рынду, висевшую на мачте. Заслышав шаги, он обернулся. Не спеша выпустил старый, видавший виды бронзовый колокол и двинулся нам навстречу.

– Так-так, – сказал Старшой. – И кто же вы будете?

На вид я дала бы ему лет шестьдесят. Незнакомец улыбнулся и протянул руку, покрытую выцветшими моряцкими татуировками. На худом обветренном лице – сетка из тысячи морщин. Птица при ближайшем рассмотрении оказалась петухом. И, судя по всему, очень древним. Сквозь редкое оперение тут и там проглядывала бледная кожа. Глаза, водянисто-белесые и невидящие, пялились в одну точку.

– Дженкинс, – сипло, с заметным шотландским акцентом отвечал незнакомец. – Харви Дженкинс. Извините, что поднялся на борт без спросу. Вы капитан?

– Да, – сказал Старшой.

– Я просто шел мимо, – объяснил Дженкинс. – И увидел вашу лодку. Это же «клайд-паффер»! Таких полно на западном побережье Шотландии. Я сам ходил на таком механиком. Мы почту возили и всякий товар из Глазго на Гебриды. Хотя это уже давненько было.

Старшой просиял. Не часто встретишь человека, который знает, что за судно наша «Хадсон Квин».

– Может, позволите одним глазком заглянуть в трюм? – спросил Дженкинс. – Воспоминания… сами понимаете…

– Смотреть там особо не на что, – со вздохом ответил Старшой. – Она три года пролежала на дне реки.

– Неважно, – сказал Дженкинс. – Приятно снова взойти на «паффер».

Вот так и получилось, что Старшому пришлось показать «Хадсон Квин» человеку по имени Харви Дженкинс. Дженкинс облазил все укромные уголки, поэтому экскурсия длилась долго. Я тем временем жарила анчоусы. Старшой предложил Дженкинсу поужинать с нами, и тот согласился.

Мы просидели на камбузе часа два. Дженкинс поинтересовался, как «паффер» оказался здесь, в Лиссабоне. И Старшой рассказал о том, как мы нашли «Хадсон Квин» в Нью-Йорке лет десять назад и обо всех путешествиях, что мы совершили на ней с тех пор.

А потом Харви Дженкинс поведал свою историю.

– Я провел в море бог знает сколько, – сказал он. – Но однажды мне все опостылело. Я навсегда забросил это дело, осел на берегу, купил небольшую ферму в Оклахоме. В глуши, посреди Америки, подальше от моря. У меня были куры, свиньи и пара коров. И пять акров пахотной земли. Как-то раз я запряг лошадь и поехал в Саут-Бенд купить семян и рассады. А когда через два дня вернулся, дом пропал. Свиньи и коровы тоже. И хлев, который я построил сам, своими руками. Исчезло все. Мимо прошел торнадо. Такое там бывает, в Оклахоме. Среди развалин лежал этот петух, скорее мертвый, нежели живой. Это все, что оставил мне смерч. Я забрал бедолагу с собой, так мы с тех пор и колесим с ним по свету.

Петух раскрыл клюв, и Дженкинс дал ему кусочек картошки.

– Сейчас мы в парк аттракционов нанялись, – рассказывал дальше Дженкинс. – Неплохая работка. Можно мир посмотреть. В Лиссабоне мы уже с неделю стоим, все шатры и повозки на пустыре у Кайш-ду-Содре. Я на карусели работаю, слежу за паровым двигателем, а Петух… ага, я так его и зову… Петух детей пугает своими зенками.

Птица подалась вперед, склонила голову на бок и вытаращила слепой глаз. За что получила в награду еще кусочек картошки.

– Заходите как-нибудь вечерком, – продолжал Дженкинс. – Вход бесплатный. А на карусели можете кататься сколько влезет!

– Спасибо, – сказал Старшой. – Но меня взяли на одно линейное судно[1], и через несколько дней я ухожу в плавание. В Бразилию. А до этого у меня еще куча дел. Так что с каруселью придется обождать – покатаемся, как вернусь в Лиссабон.

Дженкинс поглядел на Старшого, потом на меня, потом снова на Старшого.

– Ясно… – помедлив, сказал он. – То есть, выходит, пока вы будете в море… Салли Джонс останется одна?

Старшой кивнул.

– Салли Джонс прекрасно управляется сама. К тому же у нее в городе друзья.

Дженкинс посмотрел на меня в раздумье. Как будто какая-то мысль засела у него голове.

Они еще немного поболтали, Дженкинс поблагодарил за угощение и, пожелав Старшому семь футов под килем, собрался уходить. Когда мы стояли у трапа, Дженкинс повернулся ко мне и сказал:

– Я вот что подумал. Из тебя вышел бы хороший смотритель карусели. Горилла, да еще механик… ты просто создана, чтобы работать в парке аттракционов!

Мы со Старшим переглянулись.

– Мы берем любую работу, – сказал Старшой, – ни от чего не отказываемся. Нам нужны деньги на починку «Хадсон Квин».

Я кивнула. Смотритель карусели – это звучало заманчиво.

– Отлично, – ответил Дженкинс. – Правда, вот гарантировать ничего не могу. Сейчас работы для тебя нет. Но народ в луна-парке взбалмошный. Приходят, уходят как вздумается. Не успеешь глазом моргнуть – и место свободно. Но я посмотрю, что можно сделать. Вот это уж я обещаю!

На том мы и распрощались. Мы со Старшим подтянули на ночь швартовы, а Дженкинс зашагал прочь с Петухом на плече.

Я задумчиво глядела им вслед. Дженкинс показался мне неплохим малым. Но что-то с ним было не так. Что именно, я сообразить не могла.

Только через полчаса, забравшись в подвесную койку и задув фонарь, я поняла, что меня смутило в нашем госте.

Увидев меня, он ни капли не удивился.

Люди, которые встречают меня впервые, всегда удивляются. Они задают вопросы. Не мне, конечно, а Старшому. И он объясняет, что я, хоть и горилла, понимаю человеческую речь и исполняю свою работу не хуже любого другого судового механика.

Но Харви Дженкинс ни о чем таком не спросил. Как это возможно?

Ответ, наверно, прост, решила я. Дженкинс, должно быть, столького навидался на своем веку, что его уже ничем не удивишь.