Читать книгу Порфирность. Готические стихотворения - Яков Есепкин - Страница 19

Восстенаем, Господь, в слоте черных иглиц,

А сидят за Тобой фарисеи одесно,

Не узрят ангелки наших траченых лиц,

Звоновые Твои не живятся чудесно.

Ах, высоко лились золотыя псалмы,

Искрашали трухой нищету дарований,

Только сохнут и днесь на хоругвях гурмы

Василечки от сих иродных пирований.

Вижди, Господи, нас, буде слава Твоя

Не превянет-горит, осеняя церкови,

Гордовые певцы умножали ея,

Горла их пропеклись чернозмейками крови.

За мытарства ль Христос возжалел

Не прошедших святые оплоты,

Вертоград Гефсиманский истлел

И без шпилей мертвы камелоты.

Васильков полевых не узреть:

На венцах лишь они и сверкают,

Двиньтесь, мытари, всем и гореть,

Разве истинно веры алкают.

Яко минем страстные пути,

В огни темные души вселятся,

Чтоб с любовию нивы прейти,

Где цветки наши палые тлятся.

Веночки белые сонимем,

Преобнажим святые лики,

Имен ли, цветности не имеем,

Одно лишь – смертию велики.

Худые крови излиенны,

В очах лазури не осталось,

А звезды Божии нетленны,

Число их парками считалось.

Над перстью ангелы воспрянут,

Над белым цветом закружатся,

И нимбы мертвые протянут,

Во коих звезды обнажатся.

Яко певчим нельзя уцелеть

И преложны венцы золотые,

Так и будемся в тернях алеть,

Кровотлести, елико святые.

Но еще восхотят, восхотят

Голосов божеимных и песен,

И еще ангелочки слетят,

Чтобы узреть: единый не взнесен.

До поры ли молчанье храним,

Изордеется пламень болотный —

Этой алостью мы ограним

Иисуса венец всезолотный.

А и тратно, Господь, наши красить гробы

Васильковым сребром, вешней цвет-озолотой,

Все позорные днесь расписанны столбы

Бойной кровию чад и нисанскою слотой.

Мы слезами вотще на крестах изошлись,

Молодицы в пирах стервенеют безложно,

Со кадящей гурмой колпаками пречлись,

И молиться теперь, и алкати неможно.

Так не смогут одно и перстов окраснить,

Белой краскою мы восписали по черни,

Станут нощно, Господь, колокольцы звонить —

Убелятся тогда наши рдяные терни.

Что хотите еще отнимать,

Мы и в смерти богаче не стали,

Всё претщимся цветки сожимать,

Из которых венец заплетали.

Во среду к нам слетят ангела,

Исполать озолотам их ясным,

Яко тризна у нас весела,

Время рдеться глициниям красным.

Будут мертвые звезды гореть,

И неживы, а света не имем,

И еще положат умереть —

Лишь тогда мы венец этот взнимем.

За эти красные псаломы,

За то, что звезды мертвым светят,

Введут нас в Божии хоромы

И ангелочки всех приветят.

Темно дорожье Иудеи,

Во злате мертвых убоятся,

Алкали крови лиходеи:

И где теперь они таятся.

Где Смерти грозная старизна,

Где Слово – книгу озаглавить,

Красна веселием и тризна,

И ни спасти нас, ни ославить.

Золота наша Смерть, золота,

К ней мы жизнею всей и стремились,

Век брели от Креста до Креста,

Без огней горнецветных томились.

Но воспыхнут еще васильки

О могилах и звоны ударят,

И сплетут голубые венки

Нам тогда, и червицей подарят.

В крови нашей страстные пути,

Бою их не избыть ледяному,

И такими, Господь, нас пречти —

Не могли мы соцвесть по-иному.

Ах, Господь, мы теперь неодесно сидим,

На трапезных пирах царевати не тщимся,

Иисусе-царя со терниц преглядим,

Во спасительный день ко Тебе и влачимся.

Излетели в лазурь от пиров ангелки,

Благодатный огонь расточен по кюветам,

Только были одно мы всекупно жалки,

Сколь хоромных живить ослепительным светам.

Ныне темен, Господь, светозарный канон,

И горчат куличи, и вино солонеет,

И плетется в псалмы боготраурный звон,

Чрез пасхалии Смерть надо златом краснеет.

Положатся Христу васильки,

Яко роз и шиповья не станет,

Отберем юровые цветки,

Их ли Смерть о тернице достанет.

Будет венчик тяжеле креста,

Пречернее церковных лампадок,

Ах, багряная цветь излита,

Вертоград наш разорен и падок.

И не станется горних огней,

И начинут светила клониться,

И тогда от кровавых теней

Мы соидем, чтоб ангелам сниться.

Мы кровью нети освящали,

Юдоль Господняя широка,

А нас и мертвых не прощали,

И с житий выбили до срока.

Угаснут свечи во трапезных,

Не будут книжники стучаться,

И со трилистников обрезных

Начинет злато источаться.

И возгорать сему листовью,

Христу ль темно, явимся в цвети —

Своей точащеюся кровью

Обжечь безогненные нети.

Хватит мертвым сирени златой,

Ангелочки ль ее пожалеют,

Были мы во когорте святой,

Всё еще наши тернии тлеют.

Расточатся благие огни,

Соцветут пятилистья в июне,

Так зардеются розы одни,

А горели и святые втуне.

Нет распятий иродских черней,

Та сирень холодит камелоты,

Всем и хватится наших огней,

Сколь не будет для гробов золоты.

Веселятся, Господь, скоморошьи ряды,

Но огнем возгорят червоцветные лиры,

И собили зачем псалмопевцев чреды,

Нечем боле теперь красить эти порфиры.

Василечки-цветы претеклись из корон

Вместе с кровию чад, разделивших мытарства,

Недоступно высок вседержительный трон,

Прозябают в крушне многоземные царства.

Век держали, Господь, нас за жалких шутов,

По успенью внесли в образные альбомы,

Хоть и немые мы вопияем с крестов,

И точатся по нам первозвонные бомы.

И бывает серебро в крови,

Сколь огоням червонным точиться,

Ко Христосу взалкаем: живи,

Мы и мертвые будем влачиться.

Вот приидем к Нему без венцов,

Червотечное сребро уроним,

Различит ли одесных певцов,

Хоть сочествует нас Иероним.

А терничным не цвести лучам —

И преминем иродские версты,

И тогда лишь Господним очам

Зримы станут кровавые персты.

Мы к алтарю стези торили,

Христосу алча – огнь увидеть,

Любовь Его боготворили,

Страшились жалобой обидеть.

И кто пренес бы те мытарства,

Но чуден путь со перстью ровный,

Во стенах Божиего царства

Горит венец Христа всекровный.

Так что ж горчей полыни хлебы

И свечи кровью обвиются,

Жива любовь, а мертвы небы,

И гвозди нам одне куются.

Преточатся волошки в лугах,

Исцветут золотые рамоны,

И тогда о мирских четвергах

Станут бить кровеимные звоны.

Веротерпцев искать со огнем,

А и мы мировольно горели,

С полевой ли дороги свернем,

Не обминуть сие акварели.

Эти блеклые краски легки,

Полыхать им на вербной аллее,

Мы ж Христосу несли васильки —

Звонов цветик любой тяжелее.

Ах, недолго цветут и лазурь-васильки,

Травень пестует их, а рамонки сминают,

Как уроним, Господь, из десниц туески —

И приидем к Тебе, аще нас вспоминают.

Собирали мы в них те цветочки весной,

Отреченно плели рукоделья неловки,

Ароматы вились золотой пеленой,

Долу ныне легко их клонятся головки.

А и сами, Господь, тяжело премолчим,

Яко бельная цветь, наши головы ницы,

Слили кровь и одно пурпурою точим,

И хоругви плетут из нея кружевницы.

Будет лето Господнее тлеть,

Расточаться во благости дольной,

И не станем тогда мы жалеть

О Кресте ли, о розе юдольной.

Соберем луговые дары

И в красе цветяных одеяний

Изъявимся гурмой на пиры —

Веселити их чернью даяний.

Ах, не жалко июльских светил,

Только б видел Христос оглашенных,

Только б рек Он, что мертвых простил

И не вспомнит грехов совершенных.

Горят в коронах полевые

Цветы меж сорной озелени,

Инаких нет, а мы живые,

Студим кровавые колени.

Куда влачимся, там и север,

С колен восстанем – обернемся,

Найдет коса на белый клевер,

Тогда чернить его вернемся.

И будут ангелы неловки,

Исцветность палую сминая,

И те зардевшие головки

Превиждят: всяка именная.

Со левкоев цветущих венки

Заплетем и приидем к чертогам,

Опознают ли нас ангелки —

Исполать вифлеемским дорогам.

Будет ясное лето гореть,

В белом клевере тлеть-расточаться,

И очнемся еще усмотреть,

Где на царствие Божье венчаться.

Мертвым нечего даже снести,

Им и звезды тлетворнее свечек,

Ах, Господь, мы и будем тлести

Хоть во льду херувимских сердечек.

Тяжелы во четверг набоженных слова,

Не пеяют, Господь, и Твое ангелочки,

Слезной кровию их преблестят кружева,

А святые псалмы – всё одне лепесточки.

Как не ждут нас теперь на иродных пирах,

Изъявимся, мирским облаченьем играя.

«Где, – премолвим ловцам, – ваш Ирод-вертопрах,

Зреть адницы ему без конца и без края».

И влачились, Господь, ко Тебе мы вечор,

И теклись очеса багряничною слотой,

Но повыбили чад и убрали в кляштор,

Кайстры там и горят нищевой озолотой.

Во тяжелой сирени гореть

Днесь пурпуровым эльфам и рдеться,

Мы теперь не могли умереть,

А и будем в канавы глядеться.

Подойдет ли Христос к бродникам,

Чтоб наречь фарисеям – довольно,

Иидите ко смерть-родникам,

Веселитесь хотя божевольно.

И терничные звезды падут

За всемертвые эти криницы,

Нас тогда ангелочки найдут

О соцвете кровавой денницы.

Стези нагорные тернисты,

А всё их красили слезами,

Успели Божии горнисты

И мы лежим под образами.

И горны сменятся на трубы,

Сиять ли им, как изъявились

В кровавом цвете боголюбы

И за оклады восселились.

Христос превидит наши лики,

Начнут цвета мироточиться,

И так речет: «Оне велики,

За сих могу я поручиться».

Смертоимную алость сотмим,

Довлачимся ль ко Божиим тронам,

А пред Господом встанем самим,

Лазуриты вия по коронам.

Молча будет глядеть Иисус

На волошек цветки ледяные,

Кровососный расточится гнус —

И претмить ли веночки земные.

Выжгут пламень Его очеса,

Алоцветно вспарят херувимы,

И стечется в терничник роса

От венцов, кои Смертью язвимы.

Птицы нощно летят со молчащих вязниц,

Их пухами, Господь, пресквернятся шалавы,

Жалко выбили нас, а и бражники ниц

В монастырских пирах клонят винные главы.

Красовались весной и горели сады,

Пустоцветом они горевым излетали,

Нет и ряс золотых, и чернеют лады,

Под трезвон песнярам цвет-веночки сплетали.

Пурпур в чернь заплели – ладно кровью плести,

Мастериц тех, Господь, литания всечасна,

До парафий Твоих нам теперь не пройти,

Наша страшная смерть уголями раскрасна.

Буде некому роз отнести

Иисусу, воспрянем со тлена

И начнем всекроваво тлести,

И начинет пылати Селена.

А не станется ангелов тех,

Украсят пированья святые,

Мы тогда для иродских потех

И загасим венцы золотые.

Хороши будут наши цветки,

Лишь терницы багряной коснемся,

Вспыхнут золотом их лепестки,

Изгорят – и в огонях вернемся.

Винцент, Винцент, во тьме лимонной

Легко ль витать, светил не зряши,

Мы тоже краской благовонной

Ожечь хотели тернь гуаши.

Водою мертвой не разбавить

Цвета иссушенной палитры,

И тернь крепка, не в сей лукавить,

Хоть презлатятся кровь и митры.

Легли художники неправо

И светы Божии внимают,

И двоеперстья их кроваво

Лишь наши кисти сожимают.

Юровые луга соцветут,

Отродятся некровные корни,

И веночек Христу доплетут

Из шипов, как и терния горни.

А были василечки живы,

Цветом красным в плетеньях горели,

Так и розам алкать синевы,

Яко Божие те акварели.

Все во терние цвет-васильки,

Иль на розы Христосу глядеться

Разве наши сухие цветки

О веночке Его будут рдеться.

Страшный вторник, Господь, разливает нефрит,

И в зеленях Твоих веселее лампады,

Втще живая вода богосвятно горит,

Как живицею здесь отцвели вертограды.

Изуверились мы, благо присно мертвы,

А и чем проняли клиры звонных часовен,

Слезы наши собрать не потщились волхвы,

Каждый ныне собит небокормленный овен.

И царевишны спят во церковных углах,

И лебяжьи пуха ткутся жизненно тонки,

Вместо яствий лежим на трапезных столах,

Сплошь над нами, Господь, пречернеют иконки.

Пожалеют Христу васильков,

Юровые цветы переимут,

Всекровавых тогда лепестков

Отберем, яко тени их взнимут.

Не соити за мрачный Аид,

Мы огонь излили на церкови,

Укорять ли жалких аонид —

Преалкайте обрядовой крови.

А не хватится немощных сил,

Голубые цвета расточатся,

Чернь явим, только б Он вопросил:

Где кровавые чада влачатся.

Хотя пречтите убиенных,

Не имут мертвые веселья,

Цветов и хватит ли сотленных,

Они для горького похмелья.

А мы любили золотые

Цветки, их вешнюю невзрачность,

Махнут волошками святые —

Перелием на хлебы мрачность.

Когда ж и кровью не упьются,

В пирах трезветь начинут лядно,

Тернии эти разовьются

И будут цвести неоглядно.

Чермной краски июнь перельет

И деревия станутся красны,

И шиповье багрянец увьет,

Яко вретища наши закрасны.

И почто во садах жития

Мы смарагды Христосу копили,

Расточается зелень сия,

Туне мертвых огнями слепили.

Ах, ночных еще будут певцов

Созывать в эти кущи-зелени,

И тогда безо чермных венцов

На шипы мы преклоним колени.

И любили, Господь, четверговок своих,

Нищеродных невест хлебосольно жалели,

Плотью-кровию лишь и воспотчевать их,

Ото яствий святых губы ведем алели.

На миру и была та юродность красна,

Геть по кельям таскать разносные утробы,

Цветным пухом чистец не завеет весна,

А и нам тяжелы монастырские гробы.

В черноядных пирах истончен лазурит,

Мы веселием Смерть обороти не тщились,

Что квитаться, Господь, свет всекрасный горит

На мытарских шляхах, по каким превлачились.

Это белые розы горят,

А иных и не зрети успенным,

О любови ль оне говорят,

Исполать огоням яснопенным.

Мы шиповник Христу принесем,

Яко розочек нам пожалели,

И расскажем Ему обо всем,

Как во трауре нощном истлели.

В палом цвете блеснутся шипы,

Мертвым боли никто не содеет,

Перевил тот шиповник столпы —

Днесь над каждым он тягостно рдеет.

И тще вином подвальным станет

Христоса кровь, ее зардеем

Опять слезами, буде глянет

Косая Смерть: мы тризну деем.

Елико истинно хранили

Те всекровавые стеченья,

Любви Его не изменили,

Даруют нам еще реченья.

А слез восхочется хмеленей,

Иль нечем станет кровь разбавить,

Мы со пурпуровых сиреней

Явимся – вечерии править.

Яснобелый жасмин исцветет

И багряный шиповник доспеет,

И Господь ко святым нас пречтет,

Всяк тогда лишь одесно успеет.

Золотые веночки сберем,

Розы чермные выкрасим кровью,

Яко истинно мы не умрем,

Поклонимся хотя бы шиповью.

И сиим ли цветы оплетать,

Станут певчими книжники зваться,

Так и будемся нощно летать,

Во кровавом соцвете взвиваться.

Разве терни всегда устилали наш путь,

А о красных цветах мы, Господь, не мечтали,

И куда агнецам от купелей свернуть,

Кайстры бросим – темно и навечно пристали.

Воскружатся теперь черных роз лепестки,

Паки ловим и мы тонки их ароматы,

Эти розные тьмы искрашают венки,

Жалкий пурпур лиют долу сонмы лжесвяты.

Нощно тлеем, Господь, и пьяней белены

Всевишневая кровь черневого завета,

Хоть и смерть забрала те цветочки и льны,

В нашем тленье одно боле красного цвета.

Паки ангелам в небе летать,

Паки нам во канавы глядеться,

Будем желтые звезды считать,

И куда еще мертвым подеться.

И приидут опять вещуны

Соглядать вифлеемские нети,

Днесь и кущи земные темны,

А трилистия горше соцвети.

Только вспыхнет блажная Звезда,

Ангелочки презрят убиенных,

Мы о золоте выйдем тогда

Из всенощных садов недотленных.

Светила в трауре пылают

И тернь одна с небес виется,

И ход наш крестный устилают

Шипы со роз, чей морок льется.

Виждите огненные точки,

И звезды ныне всекровавы,

Так соберем еще цветочки

Хотя для рдеющей оправы.

Начнется пурпур воссиянный

Мерцать во терниве бутонов,

И черный купол недыханный

Зажжет шиповье наших стонов.

Бросят ангелы красный жасмин

Во отверстые нашии гробы,

Вспламенеется горний кармин

Ярче золота ангельской пробы.

Как распятия наши горят

И цветами блажные дивятся,

Пусть чудесно тогда говорят

Ангелки и в жасмине резвятся.

А приидут со персти купцы

И вопросят: зачем он алеет,

Мы кровавые снимем венцы,

Зрите цветность – се кровию тлеет.

Как неможно, Господь, четвергов миновать,

Мы распишемся в бель и явимся на святки,

И пороги начнем тяжело собивать,

Пурпурой ангелам застилати кроватки.

Колыбели и те лихо Смерть прибрала,

Мало нежились в них черневые младенцы,

Благодатный огонь серебрит зеркала,

Да неделя стучит во изветхие сенцы.

А и сами, Господь, превлачились к Тебе,

На земле нас одно святари не любили,

Но увязли теперь в красноталой гурбе,

Колокольцы по нам нощно сребром и били.

Нам Христос золотые слова

Полагал, расточаясь во крови,

Как церковная вера мертва,

Мы соидем алкати любови.

Буде истинно слово горит

И Христосе возжалует чадов,

Он тогда нашу святость узрит,

К нам прельется и цветь вертоградов.

А не станется краски златой,

А кровавые лики сотлеют,

Низойдем от иконы святой —

Мертвым крови елико жалеют.

И наши скудные цветочки,

И эти ямы луговые

С небес превидят ангелочки,

Христосу молвят: «Се живые».

Блудницы тще упоевали,

Алкати бесам свежей крови,

А мы томительно свивали

Цветы и бились во любови.

Христос опустит долу веки,

Не зряши свет златой на синем,

И в Божьих матрицах навеки

Мы о венцах таких застынем.

Тяжело и вовек премолчим,

Затупятся ль холодные косы,

С голубых рукавов источим

Васильковые темные росы.

Не могли ото пиршеств земных

Упасти хоть лазорные крошки,

Так у ангелов красок иных

Мы не спросим: горите, волошки.

Сколь небесную цветность алкать

Изжелают цари в Назарете,

Будут мертвых певцов окликать —

И тогда мы явимся во цвете.

И неславно легли под лядащей косой,

Боле неча унесть, кроме чарок сребряных,

Только Смерть нас одно побирает красой —

Хороши васильки меж цветков ея рдяных.

Иисусе, горят золотыя хлеба,

Исчернились они, завиясь колосами,

Нощно лгали Тебе и сквернилась божба,

И пеяли глушцы князевыми басами.

Как осядет смуга на юдольных верхах,

Во трапезных съедят любояствия тратны,

И тогда ангелки в разукрасных пухах

Вдоль гостинцев пречтут наши косточки святны.

Юровая сирень отцветет,

Белый клевер в лугах вспламенится,

И Христос убиенных пречтет

Ко святым, и начнет им тризниться.

Возлетят же тогда ангелки,

Неудобицы пламень овеет,

Пятидольные наши цветки

Смерть сама загасить не посмеет.

Возлетались и мы далеко,

Чтоб узреть кровоимные нети,

Где лишь мертвым тризнятся легко

Отоцветшие гроздия эти.

Молчат угодники святые,

Во рже безмолвствуют церкови,

Слились и камни золотые,

Гореть ли им в стольградной крови.

И где хазарские реченья,

Мертвей их стрелы Аримана,

И разве снег первокрещенья

Чужд фарисейского тумана.

Крестил Господь нас огонями,

Венцы точащие скуются —

И над холодными камнями

Цветки нетленные взовьются.

Вертограды поидем белить,

До средин ли язвимы зелени,

Восхотят наши крови прелить —

Сами в персть всезаставим колени.

Эти меты белее пелен,

И начинут они озлачаться,

Перебитых не взнимем колен,

Что ж святым на царенье венчаться.

Втще июньские сени горят

И текутся о всяческом плоде,

С нами ангелы днесь говорят,

А равно мы не слышим, Господе.

Потому нас, Господь, умертвили в ряды —

Не снимали венцов, как Тебя дожидались,

И теперь не презреть наднебесной Звезды,

Втще царевны белы об агнцах изрыдались.

И жестоки оне, гончаки святарей,

Раздают и теням только червные меты,

Вот наивствуем днесь, а почезнем скорей,

Нежли кликнут блажных во конечные светы.

Так и были в миру мы невинней птенцов,

Кайстры прятали, вкруг хлебов крохи сбирали —

Иисусу принесть, и лежим без венцов,

Даже нищих, Господь, чад Твоих обобрали.

Как не станется роз и огней,

Красной цветенью выбиют стерни,

Со всешпилевых острых теней

Озолота прельется во терни.

И тогда нас поидут искать,

Яко были в миру венценосны,

Чадам славы ли мертвой алкать,

Гробы нам италийские сосны.

Ах, мы будем некрасно цвести,

Страстотерпцам указывать север,

А очнемся еще – заплести

Божевольные розы на клевер.

Певцы безмолвствуют ночные,

Во мраке нимбы царекрылом,

И меркнут пламени свечные

Пред темнооким Азраилом.

Сколь тщетных слов не говорили,

Не повелись и лицемерить,

Нас ангелочки одарили

Крестом, а им достойно верить.

Осанна, Господи, приткнемся

И мы Христосу ко рамену,

И в красном золоте вернемся

Безмолвным певчим на замену.

Тщетно мертвых ко литиям звать,

Сколь во благовест их не хранили,

И хотели еще пировать —

Колокольчики нам презвонили.

Что ж венчают на царство теней

Смертоимных младенцев ироды,

Из виющихся в терни огней

Хороши ли кровавые броды.

Но затлятся огони пиров,

Грянет пламень о Божии арки,

И к стольницам тогда со юров

Мы взнесем голубые огарки.

Снимем Божьи венцы с покаянных голов,

Нище краситься нам во страстную пятницу,

Коль обносят, Господь, кутию вкруг столов

Да макают персты в кровяную терницу.

Снимем червны венцы и приидем туда,

Где теперь нас не ждут ангелки-херувимы,

Им речем: «Пурпурой возгорят невода,

Выбирайте улов, аще сами язвимы».

Что ж, Господе, Твои ангелы премолчат,

Фарисеям и мы ничего не сказали,

И церковей верха нощно сребром горят —

В колокольных юрах жалких чад истязали.

Яко будут музыки венчать

Пированья и мессы закажут,

И останется нам прекричать,

Как о Господе мертвые скажут.

Ангелочки во Божий затвор

Отведут всеуспенных и святых,

То ли нем достохвальный Фавор:

Ни крестовий, ни теней распятых.

Грянет благовест горний, тогда

И узрите кровавые лики,

И взойдется блажная Звезда —

Наши розы облечь в повилики.

Темнеют ангельские лики,

С небес и крови не прелиться,

Во муках были мы велики,

А душам некуда вселиться.

И внять ли розы страстотерпцам,

Кресты рассохшие их значат,

И гвозди плавают по сердцам,

Любовь Господнюю иначат.

Одно лишь, всеблагословенны

В цветках молчащие святые,

И эти розочки нетленны,

Со крови чистой извитые.

Во субботу златые цветки

Под свечами витыми очнутся,

И расправит багрец лепестки,

И апрельские грезы вернутся.

Мы веночки тогда изовьем,

Хоть успенным пускай он всесветит,

Каждый будет мечтать о своем,

А Христосе любому ответит.

Всуе нас о престоле искать,

Всуе красить огнями церкови —

Мы чрез Смерть и не можем алкать

И венцов, и Господней любови.

Как с замученных чад упадет пурпура,

Херувимы вспоют страстотерпцев лядащих,

Ждали смерти, Господь, и настала пора,

Буде темные мы от виньеток искрящих.

Кольца змей растеклись близ святых родников,

И цветочной крухой преточат Вавилоны,

Колумбарии вкруг, и не видно цветков,

И хоругвей белей серафимские клоны.

Рядом тратно лежим, а и шли на Парнас

Ангелков ублажить червострунной игрою,

Да почили, Господь, нет свечения в нас,

Изгорели дотла с золотой мишурою.

Юровые цветки собирать

Повлачимся за смертные косы,

О венцах им точащих сгорать,

Яко сами теперь безголосы.

Нынче праздно алкати любви,

Как расслышать успенных реченье,

Пирований от нашей крови

Разве будет всехмельнее тщенье.

А псаломов опять восхотят,

Изордеются в хмеле сердечки —

Ко пирам херувимы слетят,

Чтоб затлить эти красные свечки.

И наши камени святые

Отыщут – будет им темниться,

В потир серебряный вжитые

Могли они лишь мертвым сниться.

Черны ли рты от суесловья,

А слава правая не вянет,

И раскопать судеб крестовья

Господних копий не достанет.

Но честно скажут очевидцы:

Те камни храмов многих краше,

И занесут их всепровидцы

Ко алтарю – о горней чаше.

Черных роз ли Христу постелить,

Он со алыми в ясном уборе,

И кровавой слезы не прелить —

Возгорят все на каждом соборе.

Ах, Господь, ангелочки Твое

Опоздали и мечутся туне,

Как избывно теперь житие,

Пусть святых отпоют во июне.

А не будется алых цветков,

За венцом огони расточатся,

Мы накрасим еще лепестков,

Яко святым цвета поручатся.

Больно видеть, Господь, воскресения свет,

Розы свежие нам и не бросили в гробы,

На скатерки с вином излился черноцвет,

Каждый потчевал здесь хлебосольные сдобы.

Только вежды цирцей нерассказно страшны,

Только наши персты не имают колечек,

Их не снять и слезой не прелить ложесны,

Травны мы от воды черных кривичских речек.

И чистец перешли, и раздали цветки,

И, Господе, поем в жизнетратных адницах,

И на горьких венцах все горят лепестки —

Чернь воспомнит еще о стозвонных музыцах.

А и блеклые наши цвета

Восприветит Христос, чтоб явиться

И речи: «Кровь сиих излита,

Время ею настанет дивиться».

Узрит Он и розарный тернец,

И сиреней исцветья златые,

Повелит в свой заплести венец

Маргаритки, они ль не святые.

Как не станется красных цветков,

Не достанет Христосу любови,

Мы накрасим еще лепестков —

Яко рдятся прелитые крови.

Кричат с высоких колоколен,

Точатся маковки златые,

Пресечь Христос один и волен

Сии кликушества пустые.

Глагольте, ангелы, возвестно,

Как не звонят, хотя снемеют,

Витым черницей Слово лестно,

Благих ли жалобить посмеют.

Не хватит краски на церкови —

И что гореть всезлатно митрам,

Тогда слиются нашей крови

Ручьи ко Божиим палитрам.

Будут мертвые эльфы парить,

Расточаться во цвете багровом,

И тогда нас решат одарить

Всецветенными светом и Словом.

Змеи выели ярь-очеса,

Возгляните: се черные свечи,

А еще подаем голоса,

Яд лием со немеющей речи.

Свет нагорный огонем пронзит

Фарисейские тризны и свечки —

И речения кровь исказит,

Мы ее завивали в колечки.

От любови, Господь, мы и стали черны,

И лебяжьи пуха по тщете растеряли,

Как церкови горят и краснятся млыны,

Изнемеем теперь, аще кровию пряли.

И стоим пред Тобой без юродных венцов,

Чтят венечную Смерть родовые пенаты,

На чужбине Твоих собивали агнцов,

Слезы их упеклись в терневые караты.

Только мы и сличим воздыханье чумы,

Червный цвет прелия в гнилостные короны,

Паки звучны, Господь, золотыя псалмы

И рыдают о нас колокольные звоны.

Нощно выльется красочный цвет,

Источатся всегорние блики,

И положат нам править Завет,

Яко были во смерти велики.

А вчера еще тлели красно

Богоданные эти цветочки,

Горькой кровию станет вино —

Так расставим одесные точки.

Саван днесь уготован Христу,

Фарисеям и мы удивимся,

Златом вырдеет лист ко листу,

В белой ветоши только явимся.

А злата мертвые не имут,

И что коронами считаться,

Венцы нецветные изнимут,

Начнем с тенями обретаться.

Мы ждали Господа в юдоли,

Его прихода золотого,

Чрез смерть реча Ему – глаголи,

Сиянней житий это Слово.

Алкать великую субботу

Всем положат, кто неумолен,

И мы кровавую блевоту

Прельем со черных колоколен.

Нас Господь и умерших простит,

Паки рано во пире глумиться,

Всуе ангел Господень слетит,

Мы устали смертельно томиться.

И соидем на Божий порог,

Житие мы влачились, довольно,

Кровью ль нашею белен мурог,

Так цветенье его божевольно.

Белый клевер воспыхнет в огне,

Зацветутся льняные сорочки,

Ах, белее и Смерти оне,

А за ними – кровавые строчки.

Только черной весной и неможно дышать,

А минули, Господь, первоцветные зимы,

Скоморохам легко аонид потешать,

Аще мы всебелы и срамно уязвимы.

Тратной краска легла, но забили цвики

Из чистец-серебра в лазуритные крышки,

Волошковые ниц обронили венки,

Расписали их тлом – и ни дна, ни покрышки.

Слушай, Господе, звон, это мы презвоним,

И лиются со губ кровотечные слоги,

Не сносили голов, хоть костьми охраним

Василечки Твое и златые чертоги.

Лишь сиреневый цвет отомрет,

Вертограды постелятся кровью,

Убиенных Господь изберет,

Чтоб сиих воспытати любовью.

Мы тогда золотые венцы

И наденем искосо-кроваво,

Яко Божие эти птенцы,

Хоть горятся пускай величаво.

Как Христос из терниц золотых

Всех превидит, в лазурь облачимся,

Не узнать и возможно ль святых —

О кровавом пуху мы влачимся.

Субботы красной литании

Сменятся горней благодатью,

Как нет во золоте мессии —

И то ли путь Его к распятью.

А путь сей розами устелен,

Крестоношения страстного

Преложна треба, и нателен

Цветок в крови, и рдеет Слово.

Были мы рядом и немели,

И всем на шеи роз хватилось,

Одно алкати лишь посмели:

Чтоб имя Божие святилось.

Будет время и мы изречем

Сокровенную правду витиям,

Огонями их клуб рассечем,

Паки зрети Христа лжемессиям.

Станут долу глядеть васильки,

Змей колодных покроют крестами,

И тогда Иисусу венки

Доплетем гвоздевыми перстами.

Слова Божия нет всеправей,

На устах ему кровью вскипаться,

А не станется горьких кровей —

Мы и будем в огонь заступаться.

Светлой пасхи, Господь, озолотный венец

Все красней и златей ото лет панацеи,

Так чернится одно в наших бельмах свинец,

Юровые цветки собирают Цирцеи.

Извели нас теперь в монастырских пирах,

Воскресения мы богорадостно ждали,

И холопский к Тебе загудел вертопрах,

Камелоты темны, где святые лядали.

Низошедший с небес на гробницу живу

Благодатный огонь меж левконий чумеет,

Прелегли мы, Господь, во чистец-мураву

И серебром залить чад никто не посмеет.

И пред пятницей ясен страстной

Безнадежный четверг во священье,

Не алкали мы веры иной,

Как Господнее вняли реченье.

А куда из юдоли бежать,

Персты битые, головы ницы,

Станем красные венчики жать,

Бледной смерти глядеться в очницы.

Снег апрельский покроет луга,

На которых успели сыночки,

И чрез кровь со чистец-четверга

Мы протянем Христосу веночки.

Пылают горние чертоги,

Во красных маковках им рдеться,

Не узреть ясные пороги —

Так будем в золото глядеться.

Сотлела Божеская манна,

Нет за хлебницами и корок,

И персть для странников небранна,

И от небес виется морок.

Христу даяния приимут,

Мы исторгнем худые крови,

И света мертвые не имут,

А выше этой нет любови.

Звезды Божии с неба падут

И ожгут наши сирые лица,

И архангелы мертвых найдут,

Чтоб со кровию лилась музыца.