Читать книгу Вакханки в серебре. Готические стихотворения - Яков Есепкин - Страница 23

Восстенаем, Господь, в слоте черных иглиц,

А сидят за Тобой фарисеи одесно,

Не узрят ангелки наших траченых лиц,

Звоновые Твои не живятся чудесно.

Ах, высоко лились золотыя псалмы,

Искрашали трухой нищету дарований,

Только сохнут и днесь на хоругвях гурмы

Василечки от сих иродных пирований.

Вижди, Господи, нас, буде слава Твоя

Не превянет-горит, осеняя церкови,

Гордовые певцы умножали ея,

Горла их пропеклись чернозмейками крови.

За мытарства ль Христос возжалел

Не прошедших святые оплоты,

Вертоград Гефсиманский истлел

И без шпилей мертвы камелоты.

Васильков полевых не узреть:

На венцах лишь они и сверкают,

Двиньтесь, мытари, всем и гореть,

Разве истинно веры алкают.

Яко минем страстные пути,

В огни темные души вселятся,

Чтоб с любовию нивы прейти,

Где цветки наши палые тлятся.

Веночки белые сонимем,

Преобнажим святые лики,

Имен ли, цветности не имеем,

Одно лишь – смертию велики.

Худые крови излиенны,

В очах лазури не осталось,

А звезды Божии нетленны,

Число их парками считалось.

Над перстью ангелы воспрянут,

Над белым цветом закружатся,

И нимбы мертвые протянут,

Во коих звезды обнажатся.

Яко певчим нельзя уцелеть

И преложны венцы золотые,

Так и будемся в тернях алеть,

Кровотлести, елико святые.

Но еще восхотят, восхотят

Голосов божеимных и песен,

И еще ангелочки слетят,

Чтобы узреть: единый не взнесен.

До поры ли молчанье храним,

Изордеется пламень болотный —

Этой алостью мы ограним

Иисуса венец всезолотный.

А и тратно, Господь, наши красить гробы

Васильковым сребром, вешней цвет-озолотой,

Все позорные днесь расписанны столбы

Бойной кровию чад и нисанскою слотой.

Мы слезами вотще на крестах изошлись,

Молодицы в пирах стервенеют безложно,

Со кадящей гурмой колпаками пречлись,

И молиться теперь, и алкати неможно.

Так не смогут одно и перстов окраснить,

Белой краскою мы восписали по черни,

Станут нощно, Господь, колокольцы звонить —

Убелятся тогда наши рдяные терни.

Что хотите еще отнимать,

Мы и в смерти богаче не стали,

Всё претщимся цветки сожимать,

Из которых венец заплетали.

Во среду к нам слетят ангела,

Исполать озолотам их ясным,

Яко тризна у нас весела,

Время рдеться глициниям красным.

Будут мертвые звезды гореть,

И неживы, а света не имем,

И еще положат умереть —

Лишь тогда мы венец этот взнимем.

За эти красные псаломы,

За то, что звезды мертвым светят,

Введут нас в Божии хоромы

И ангелочки всех приветят.

Темно дорожье Иудеи,

Во злате мертвых убоятся,

Алкали крови лиходеи:

И где теперь они таятся.

Где Смерти грозная старизна,

Где Слово – книгу озаглавить,

Красна веселием и тризна,

И ни спасти нас, ни ославить.

Золота наша Смерть, золота,

К ней мы жизнею всей и стремились,

Век брели от Креста до Креста,

Без огней горнецветных томились.

Но воспыхнут еще васильки

О могилах и звоны ударят,

И сплетут голубые венки

Нам тогда, и червицей подарят.

В крови нашей страстные пути,

Бою их не избыть ледяному,

И такими, Господь, нас пречти —

Не могли мы соцвесть по-иному.

Ах, Господь, мы теперь неодесно сидим,

На трапезных пирах царевати не тщимся,

Иисусе-царя со терниц преглядим,

Во спасительный день ко Тебе и влачимся.

Излетели в лазурь от пиров ангелки,

Благодатный огонь расточен по кюветам,

Только были одно мы всекупно жалки,

Сколь хоромных живить ослепительным светам.

Ныне темен, Господь, светозарный канон,

И горчат куличи, и вино солонеет,

И плетется в псалмы боготраурный звон,

Чрез пасхалии Смерть надо златом краснеет.

Положатся Христу васильки,

Яко роз и шиповья не станет,

Отберем юровые цветки,

Их ли Смерть о тернице достанет.

Будет венчик тяжеле креста,

Пречернее церковных лампадок,

Ах, багряная цветь излита,

Вертоград наш разорен и падок.

И не станется горних огней,

И начинут светила клониться,

И тогда от кровавых теней

Мы соидем, чтоб ангелам сниться.

Мы кровью нети освящали,

Юдоль Господняя широка,

А нас и мертвых не прощали,

И с житий выбили до срока.

Угаснут свечи во трапезных,

Не будут книжники стучаться,

И со трилистников обрезных

Начинет злато источаться.

И возгорать сему листовью,

Христу ль темно, явимся в цвети —

Своей точащеюся кровью

Обжечь безогненные нети.

Хватит мертвым сирени златой,

Ангелочки ль ее пожалеют,

Были мы во когорте святой,

Всё еще наши тернии тлеют.

Расточатся благие огни,

Соцветут пятилистья в июне,

Так зардеются розы одни,

А горели и святые втуне.

Нет распятий иродских черней,

Та сирень холодит камелоты,

Всем и хватится наших огней,

Сколь не будет для гробов золоты.

Веселятся, Господь, скоморошьи ряды,

Но огнем возгорят червоцветные лиры,

И собили зачем псалмопевцев чреды,

Нечем боле теперь красить эти порфиры.

Василечки-цветы претеклись из корон

Вместе с кровию чад, разделивших мытарства,

Недоступно высок вседержительный трон,

Прозябают в крушне многоземные царства.

Век держали, Господь, нас за жалких шутов,

По успенью внесли в образные альбомы,

Хоть и немые мы вопияем с крестов,

И точатся по нам первозвонные бомы.

И бывает серебро в крови,

Сколь огоням червонным точиться,

Ко Христосу взалкаем: живи,

Мы и мертвые будем влачиться.

Вот приидем к Нему без венцов,

Червотечное сребро уроним,

Различит ли одесных певцов,

Хоть сочествует нас Иероним.

А терничным не цвести лучам —

И преминем иродские версты,

И тогда лишь Господним очам

Зримы станут кровавые персты.

Мы к алтарю стези торили,

Христосу алча – огнь увидеть,

Любовь Его боготворили,

Страшились жалобой обидеть.

И кто пренес бы те мытарства,

Но чуден путь со перстью ровный,

Во стенах Божиего царства

Горит венец Христа всекровный.

Так что ж горчей полыни хлебы

И свечи кровью обвиются,

Жива любовь, а мертвы небы,

И гвозди нам одне куются.

Преточатся волошки в лугах,

Исцветут золотые рамоны,

И тогда о мирских четвергах

Станут бить кровеимные звоны.

Веротерпцев искать со огнем,

А и мы мировольно горели,

С полевой ли дороги свернем,

Не обминуть сие акварели.

Эти блеклые краски легки,

Полыхать им на вербной аллее,

Мы ж Христосу несли васильки —

Звонов цветик любой тяжелее.

Ах, недолго цветут и лазурь-васильки,

Травень пестует их, а рамонки сминают,

Как уроним, Господь, из десниц туески —

И приидем к Тебе, аще нас вспоминают.

Собирали мы в них те цветочки весной,

Отреченно плели рукоделья неловки,

Ароматы вились золотой пеленой,

Долу ныне легко их клонятся головки.

А и сами, Господь, тяжело премолчим,

Яко бельная цветь, наши головы ницы,

Слили кровь и одно пурпурою точим,

И хоругви плетут из нея кружевницы.

Будет лето Господнее тлеть,

Расточаться во благости дольной,

И не станем тогда мы жалеть

О Кресте ли, о розе юдольной.

Соберем луговые дары

И в красе цветяных одеяний

Изъявимся гурмой на пиры —

Веселити их чернью даяний.

Ах, не жалко июльских светил,

Только б видел Христос оглашенных,

Только б рек Он, что мертвых простил

И не вспомнит грехов совершенных.

Горят в коронах полевые

Цветы меж сорной озелени,

Инаких нет, а мы живые,

Студим кровавые колени.

Куда влачимся, там и север,

С колен восстанем – обернемся,

Найдет коса на белый клевер,

Тогда чернить его вернемся.

И будут ангелы неловки,

Исцветность палую сминая,

И те зардевшие головки

Превиждят: всяка именная.

Со левкоев цветущих венки

Заплетем и приидем к чертогам,

Опознают ли нас ангелки —

Исполать вифлеемским дорогам.

Будет ясное лето гореть,

В белом клевере тлеть-расточаться,

И очнемся еще усмотреть,

Где на царствие Божье венчаться.

Мертвым нечего даже снести,

Им и звезды тлетворнее свечек,

Ах, Господь, мы и будем тлести

Хоть во льду херувимских сердечек.

Тяжелы во четверг набоженных слова,

Не пеяют, Господь, и Твое ангелочки,

Слезной кровию их преблестят кружева,

А святые псалмы – всё одне лепесточки.

Как не ждут нас теперь на иродных пирах,

Изъявимся, мирским облаченьем играя.

«Где, – премолвим ловцам, – ваш Ирод-вертопрах,

Зреть адницы ему без конца и без края».

И влачились, Господь, ко Тебе мы вечор,

И теклись очеса багряничною слотой,

Но повыбили чад и убрали в кляштор,

Кайстры там и горят нищевой озолотой.

Во тяжелой сирени гореть

Днесь пурпуровым эльфам и рдеться,

Мы теперь не могли умереть,

А и будем в канавы глядеться.

Подойдет ли Христос к бродникам,

Чтоб наречь фарисеям – довольно,

Иидите ко смерть-родникам,

Веселитесь хотя божевольно.

И терничные звезды падут

За всемертвые эти криницы,

Нас тогда ангелочки найдут

О соцвете кровавой денницы.

Стези нагорные тернисты,

А всё их красили слезами,

Успели Божии горнисты

И мы лежим под образами.

И горны сменятся на трубы,

Сиять ли им, как изъявились

В кровавом цвете боголюбы

И за оклады восселились.

Христос превидит наши лики,

Начнут цвета мироточиться,

И так речет: «Оне велики,

За сих могу я поручиться».

Смертоимную алость сотмим,

Довлачимся ль ко Божиим тронам,

А пред Господом встанем самим,

Лазуриты вия по коронам.

Молча будет глядеть Иисус

На волошек цветки ледяные,

Кровососный расточится гнус —

И претмить ли веночки земные.

Выжгут пламень Его очеса,

Алоцветно вспарят херувимы,

И стечется в терничник роса

От венцов, кои Смертью язвимы.

Птицы нощно летят со молчащих вязниц,

Их пухами, Господь, пресквернятся шалавы,

Жалко выбили нас, а и бражники ниц

В монастырских пирах клонят винные главы.

Красовались весной и горели сады,

Пустоцветом они горевым излетали,

Нет и ряс золотых, и чернеют лады,

Под трезвон песнярам цвет-веночки сплетали.

Пурпур в чернь заплели – ладно кровью плести,

Мастериц тех, Господь, литания всечасна,

До парафий Твоих нам теперь не пройти,

Наша страшная смерть уголями раскрасна.

Буде некому роз отнести

Иисусу, воспрянем со тлена

И начнем всекроваво тлести,

И начинет пылати Селена.

А не станется ангелов тех,

Украсят пированья святые,

Мы тогда для иродских потех

И загасим венцы золотые.

Хороши будут наши цветки,

Лишь терницы багряной коснемся,

Вспыхнут золотом их лепестки,

Изгорят – и в огонях вернемся.

Винцент, Винцент, во тьме лимонной

Легко ль витать, светил не зряши,

Мы тоже краской благовонной

Ожечь хотели тернь гуаши.

Водою мертвой не разбавить

Цвета иссушенной палитры,

И тернь крепка, не в сей лукавить,

Хоть презлатятся кровь и митры.

Легли художники неправо

И светы Божии внимают,

И двоеперстья их кроваво

Лишь наши кисти сожимают.

Юровые луга соцветут,

Отродятся некровные корни,

И веночек Христу доплетут

Из шипов, как и терния горни.

А были василечки живы,

Цветом красным в плетеньях горели,

Так и розам алкать синевы,

Яко Божие те акварели.

Все во терние цвет-васильки,

Иль на розы Христосу глядеться

Разве наши сухие цветки

О веночке Его будут рдеться.

Страшный вторник, Господь, разливает нефрит,

И в зеленях Твоих веселее лампады,

Втще живая вода богосвятно горит,

Как живицею здесь отцвели вертограды.

Изуверились мы, благо присно мертвы,

А и чем проняли клиры звонных часовен,

Слезы наши собрать не потщились волхвы,

Каждый ныне собит небокормленный овен.

И царевишны спят во церковных углах,

И лебяжьи пуха ткутся жизненно тонки,

Вместо яствий лежим на трапезных столах,

Сплошь над нами, Господь, пречернеют иконки.

Пожалеют Христу васильков,

Юровые цветы переимут,

Всекровавых тогда лепестков

Отберем, яко тени их взнимут.

Не соити за мрачный Аид,

Мы огонь излили на церкови,

Укорять ли жалких аонид —

Преалкайте обрядовой крови.

А не хватится немощных сил,

Голубые цвета расточатся,

Чернь явим, только б Он вопросил:

Где кровавые чада влачатся.

Хотя пречтите убиенных,

Не имут мертвые веселья,

Цветов и хватит ли сотленных,

Они для горького похмелья.

А мы любили золотые

Цветки, их вешнюю невзрачность,

Махнут волошками святые —

Перелием на хлебы мрачность.

Когда ж и кровью не упьются,

В пирах трезветь начинут лядно,

Тернии эти разовьются

И будут цвести неоглядно.

Чермной краски июнь перельет

И деревия станутся красны,

И шиповье багрянец увьет,

Яко вретища наши закрасны.

И почто во садах жития

Мы смарагды Христосу копили,

Расточается зелень сия,

Туне мертвых огнями слепили.

Ах, ночных еще будут певцов

Созывать в эти кущи-зелени,

И тогда безо чермных венцов

На шипы мы преклоним колени.

И любили, Господь, четверговок своих,

Нищеродных невест хлебосольно жалели,