Читать книгу «Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том III. «Первый диктатор Европы!» - Яков Николаевич Нерсесов - Страница 5

И в этой кампании Бонапарт применял успешно найденную им стратегию предыдущей кампании 1805 года: стремительное, самостоятельное, охватывающее, фронтальное движение на врага больших воинских соединений и мгновенное сосредоточение их в единую армию для нанесения сокрушительного поражения в конкретном месте и в конкретное время. С этой целью он принялся подтягивать все свои силы, заставляя их проделывать максимально быстрые переходы, благо его Великая армия в ту пору еще была на них способна: иностранных контингентов в ней было еще немного.

После того, как 10 октября авангард Ланна наткнулся на передовую дивизию Гогенлоэ в лице принца Людвига (погибшего в той внезапной и жаркой стычке) и доложил об этом Наполеону, тот, ошибочно полагая, что перед ним главные силы пруссаков, решил атаковать их на рассвете 14-го октября. И это притом, что за спиной у него оказалась река Заале, отрезавшая путь к отступлению в случае неудачи. Бонапарт взял инициативу в свои руки и рассылка приказов началась в 22.30 ночи с 13-го на 14-е.

Наступление должен был начать корпус Ланна, оказавшийся в силу ряда обстоятельств авангардным и ближе всех к врагу. Сульт нацеливался на Редиген, причем его головной (передовой) дивизии генерала Луи-Венсана-Жозефа Ле Блона де Сент-Илера (ок. 7.700 чел. с 12 ор.) следовало прикрывать правый фланг наступающих войск Ланна. На левом крыле сил Ланна полагалось быть Ожером с его корпусом, нацеливаясь на Лютцероду. Ней уже настолько отдалился, что его можно было ожидать только после начала сражения. Правда, сам он рассчитывал прибыть с частью своих мобильных сил и кавалерией Мюрата еще рано утром. Бернадотту полагалось идти на Дорнберг, куда Бонапарт рассчитывал отбросить главные, как он рассчитывал, силы пруссаков и там добить их. При этом, если Бернадотт не успевал туда, то ему надлежало изменить свой маршрут и координироваться с корпусом Даву, выдвигавшемуся к Наумбургу, дабы тот не оказался один на один с превосходящими неприятельскими силами.

…Впрочем, так планировалась Бонапартом операция на бумаге! На деле все получилось несколько иначе, порой, сильно не так. В частности, Наполеон планировал, что из окрестностей Наумбурга Даву развернется на юг и, выйдя в тыл пруссакам, не даст им уйти, довершив их разгром. Но он не знал, что основная часть прусской армии уже была гораздо севернее – около Ауэрштедта, как раз напротив сил Даву. И когда тот начнет запланированный маневр на юг и запад к Веймару, то столкнется со значительно превосходящими его силами, перекрывшими ему дорогу на Ауэрштедт и угрожавшими ему разгромом…

В результате, за день до сражения под Йеной Наполеон еще не успел собрать в ударный кулак все свои отдельно идущие на врага мощные корпуса. Максимум на что по началу мог рассчитывать Бонапарт – примерно 40 тыс., но подобно всем великим полководцам он предпочитал воевать не числом, а когда надо – и умением.

…Между прочим, кое-кто из историков не исключает, что именно тогда у пруссаков появился слабый шанс атаковать Наполеона первыми, когда у того под рукой был лишь один корпус Ланна и гвардия. Силы для этого у них были, но не было решимости и, как показала вскорости практика – мастерства! Говорили, что Гогенлоэ вроде бы уже готовился напасть на французов, но когда оставалось лишь отдать приказ горнистам, Массенбах привез приказ из ставки от герцога Брауншвейгского об… отмене атаки и выжидательной обороне…

На самом деле прямо перед битвой у Гогенлоэ под рукой оказалось не более 38 тыс., а вовсе не 50—55 тыс. со 120 пушками, как, порой, утверждается. К тому же, он их уже рассредоточил вокруг небольших городков, располагавшихся севернее и западнее Йены, согласно приказу герцога Брауншвейгского с целью прикрыть фланг отходивших к Ауэрштедту главных сил.

Таким образом, к началу сражения силы сторон были примерно равным.

В ночь с 13 на 14 октября Наполеон, расположился на берегу реки Заале, у Йены, которую он уже успел занять. Пользуясь нерасторопность пруссаков, он тщательно приготовился к предстоящему бою – успел подтянуть от 46 до 54 тыс. солдат и 70 орудий и в течение ночи занял наивыгоднейшие позиции. В темноте незаметно для неприятеля 30 тыс. французских солдат заняли гору Ландграфенберг, которая господствовала над окрестностями Йены. В полном мраке наполеоновские егеря из дивизии Сюше вскарабкались по козьим тропам наверх и из последних сил, надрываясь, вместе с пушкарями втащили орудийные стволы. Император лично с фонарем в руке, наблюдал за тем, как они лопатами расширяли тропу на столько, чтобы можно было провезти пушечные лафеты, как на них водружали стволы, как собранные орудия устанавливали на плато, откуда они должны были обрушить огненный шквал на противника.

…Кстати сказать, артиллерист по специальности, Наполеон прекрасно знал почем «канонирский фунт лиха»! Уже на следующее утро вся эта история стала обрастать фантастическими подробностями типа того, что сам «маленький капрал» «п… чим паром» всю ночь затаскивал со своими «чертями-артиллеристами» пушки на гору! А потом и вовсе «обмыл» с ними эту кишкорвательную операцию, разделив на всех «понюшку» своего любимого нюхательного табака. Легенды, как известно, отражают лишь фабулу событий – все остальное, чистейшей воды приукрас. Все солдатские байки строятся сугубо на нём…

Всю ночь перед боем, расположившись в своей походной палатке посреди гвардейского каре (егеря и гренадеры уже изрядно «зарядились» в винных магазинах и погребах Йены и пребывали в отменном расположении духа!), Бонапарт уточнял диспозицию завтрашнего сражения, рассылая гонцов к своим маршалам и генералам.

В тоже время, Гогенлоэ, был уверен, что перед ним лишь второстепенные части французской армии, и ночь перед битвой провел вполне беззаботно. В результате прямо на пути наступления 18-тысячного корпуса Ланна оказались всего лишь 8-тысячные прусско-саксонские войска фон Тауэнцина. Большую часть своих остальных сил Гогенлоэ предпочел сосредоточить в глубоком тылу – вокруг селений Иссерштедт, Кечау, Капеллендорф и Гроссромштед. Он слишком долго будет держать их в резерве, не веря, что перед ним сам Наполеон со своими основными силами.

…Кроме того, (повторимся!) пруссаки воевали по всем правилам устаревшей линейной тактики, одна из особенностей которой заключалась в том, что они подходили к неприятелю на определенное расстояние и открывали массированный огонь без прицеливания. Но в начале XIX в. такая тактика – действия как на военном параде – уже совершенно не годилась. Французы, достигшие в стрельбе в рассыпном строю очень высоких показателей (лучше них стреляла только вымуштрованная британская легкая пехота), расстреливали вражеские пехотные линии как мишени в тире…

Уже к 6 утра 14 октября все вокруг заволокло густым туманом: в двух шагах ничего не было видно. Казалось, повторяется ситуация 10-месячной давности при Аустерлице.

В 6.30 утра, несмотря на очень плотный туман (прямо как в низине под Праценскими высотами при Аустерлице!) сквозь который батальоны не видели друг друга и не могли координировать свои действия, французы согласно приказам их императора перешли в наступление. Впереди наступали дивизии генералов Луи-Габриэля Сюше и Оноре-Теодора-Максима Газана – всего 20 (?) бат. Причем, каждый солдат едва видел своего соседнего «собрата по оружию», приходилось идти чуть ли не «локоть к локтю», как бы нащупывая путь вперед в густых туманных облаках, стелящихся по самой земле.

В результате из-за сильнейшего тумана солдаты Сюше сбились с заданного направления и ударили не на деревню Клозевиц, как им предписывалось, а между ней и Лютцероде, но благодаря оперативности подчиненных Газана опасного разрыва в рядах атакующих, все же, не случилось.

Впрочем, как выяснилось, пруссаки Гогенлоэ не были готовы к французскому наступлению. Появление передовых цепей французских стрелков оказалось абсолютной неожиданностью для собравшихся по утру у лагерных костров авангардных пехотных полков: саксонского – генерал-лейтенанта Георга фон Рехтена и прусского – генерал-майора Иоганна-Кристина фон Цвайффеля из дивизии фон Тауэнцина. К величайшему своему изумлению, они увидели, что из медленно рассеивающегося тумана на их позиции со всех сторон быстро идет в атаку французская пехота. Правда и неразберихи со свалкой, все же, не случилось во многом благодаря смекалке их офицеров, успевших-таки выстроить своих подчиненных в шеренги для отпора врагу.

Только к 9.30, под аккомпанемент артиллерийской канонады, пехотинцы Сюше прорвут-таки неприятельские шеренги и завладели Клозевицем. Тем временем, пока Сюше «бодался» под Клозевицем, Газанн изо всех сил старался опрокинуть саксонских гренадер генерал-майора фон Церрини. В какой-то момент саксонцы даже потеснили газановцев, но те, все же, устояли и заставили врага отступить.

К этому моменту солнце уже поднялось высоко, туман наконец рассеялся и стала видна картина сражения, в частности, от Капеллендорфа до мельницы Криппендорф.

Именно тогда на поле боя появилась передовая дивизия Сент-Илера из корпуса несколько припозднившегося с выходом на свой правый фланг Сульта. После тяжелого марш-броска через Лебштедт и Цветцен они смогли вступить в бой и отбросили врага на северо-восток от Клозевица на Редиген. Гогенлоэ не было на переднем крае и он не мог сообразить, что его атакуют основные силы Бонапарта и что это никак не отвлекающий маневр! Находясь в нескольких км от эпицентра событий (в Кляйнромштедте), прусский военачальник полагал, что его передовые силы в лице Тауэнцина начали отход в направлении Фирценхайлигена под воздействием всего лишь незначительных сил врага.

Только в 9.30 штабной офицер Тауэнцина наконец доложит о печальном развитии событий на передовой. Гогенлоэ отправит приказ своим резервным силам генерал-лейтенанта фон Рюхеля (на тот момент в наличии у него было порядка 15.260 штыков и сабель), разбившего бивак в Веймаре, двигаться на соединение с ним под Йену. Но поскольку прусский князь не поверил, что его атакуют главные силы Бонапарта, он не прикажет Рюхелю выступать максимально быстро. Промашка Гогенлоэ с немедленным марш-броском Рюхеля на поле боя окажется роковой! Пока Рюхель будет сворачивать лагерь, пока станет строить войска, пока начнет маршировать на Йену, пройдет время – немало времени!

Тем временем, Ланн прекрасно понимал, что оно работает на него и постоянно наседая на Тауэнцина не только вытеснил того из Фирценхайлигена, но и столкнул с Дорнбергских высот. И все же, прусской кавалерии удалось остановить французов и даже вернуть на какое-то время Фирценхайлиген.

Казалось, ситуация на поле сражения начала стабилизироваться!?

Но тут на поле разгоравшегося сражения вырвался только-только прибывший азартный забияка Мишель Ней! Он, как всегда, «летел» впереди своего корпуса. Более того, пропустив по независящим от него причинам полулегендарный к тому моменту Аустерлиц, бывший удалой гусар (свою военную карьеру эта сорвиголова начинал в гусарах!) жаждал во чтобы то ни стало отличиться на глазах у своего императора. Бертье передал ему приказ Бонапарта немедленно выдвинуться со своими силами на поддержку ведущего сражение Ланна.

Оказавшись на месте со своими небольшими передовыми силами (что-то ок. 3 тыс. чел.), он увидел, что его соперник по славе первого храбреца среди наполеоновского маршалата Ланн пятится назад! Лютая зависть друг другу по части воинской славы была обычным явлением между маршалами! Лучшего случая отличиться «по полной программе» и заодно утереть нос этому гонористо-гоношистому коротышке Ланну (тот был весьма невысокого роста!) трудно было себе представить!

Опасаясь, что вся слава достанется порывистому забияке Ланну, статный гусар-сорвиголова Ней стремительно, а вернее, очертя голову, в 9:15 кинулся в самую гущу мясорубки вокруг Фирценхайлингена, сходу разворачивая к востоку от него свой авангард под командованием Огюста Франсуа Мари Кольбера-Шабанэ (три батальона 25-го полка лёгкой пехоты, один гренадерский и один вольтижёрский батальоны, а так же шесть эскадронов лёгкой кавалерии и шесть конных орудий – всего 4 тыс. человек). К авангарду VI-го корпуса был присоединён и 21-й полк лёгкой пехоты из состава дивизии Газана, входивший в V-й корпус. Пруссаки, только-только вернувшие себе Фирценхайлинген, никак не ожидали столкнуться со свежими силами неприятеля и по началу опешили от прыти Нея. Последний пользуясь мгновением, кинулся на кирасир Хольцендорфа, прикрывавших развертывание на позициях вражеской батареи Штайнвера.

Стрелки Нея приблизились к выстроенной в боевой порядок прусской тяжёлой кавалерии и стали обстреливать её, целясь в офицеров. Маршал обратил внимание, что одна прусская конная батарея плохо прикрыта, и приказал Огюсту Кольберу атаковать её 10-м конно-егерским полком. Кольбер блестяще провёл атаку, в ходе которой он получил лёгкое ранение в колено осколками. Его конные егеря опрокинули один эскадрон кирасирского прусского полка «Хольцендорф». Кирасиры, бросившись бежать, смяли строй прусского пехотного полка «Хенкель», а тот в свою очередь опрокинул собственную пехоту, стоявшую у него в тылу. В результате батарея оказалась захваченной французами, а пруссаки в беспорядке отступили. Конные егеря 10-го полка, не теряя времени, схватили под уздцы прусских артиллерийских лошадей и умчались, увезя с собой передки пушек. Батарея осталась обездвиженной. Остальная часть 10-го конно-егерского полка атаковала драгунский полк «Приттвиц». Захваченные орудия пруссакам удалось на время вернуть, потому что драгуны полка «Приттвиц» смогли остановить и оттеснить конных егерей, а полк «Хенкель» сумел быстро восстановить строй. Прусские драгуны хотели было преследовать конных егерей, но, будучи контратакованы 3-м гусарским полком, были отброшены. Затем на прусскую пехоту обрушился сильный артиллерийский огонь, и она также отступила в расстройстве, преследуемая некоторое время гусарами. Действия лёгкой кавалерии VI-го корпуса будут отмечены Наполеоном в 8-м бюллетене Великой Армии.

К 9:45 Ней опять занял занял деревню Фирценхайлиген – важный пункт, откуда можно было атаковать центр прусско-саксонской армии.

Все попытки опростоволосившихся кирасир Хольцендорфа при помощи кирасир Хенкеля фон Доннерсмарка и драгун Приттвица вернуть ее назад окончились ни чем. На волне успеха Ней успел взлететь и на оставленные Ланном Дорнбергские высоты и… оказался в изоляции, потеряв связь с войсками Ланна, задержавшегося с перегруппировкой своих уже потрепанных утренним боем солдат. Весьма опасно оторвался он и от шедшего справа Сульта, который был за пределами видимости с командного пункта Бонапарта!

Пруссаки не преминули воспользоваться моментом и бросили вперед свою кавалерию при поддержке 35-ти пушек, попутно перестраивая для атаки свою помятую пехоту. Пришлось Нею, не мешкая, сворачивать свою немногочисленную пехоту в компактные каре, внутри которых укрылась его малочисленная кавалерия и приготовиться отражать атаки 45 вражеских эскадронов! Противник превосходил его силы более чем вдвое, но нейевские егеря метко палили из-за построек и изгородей по маршировавшим на них как на параде гренадерским линиям врага.

…Между прочим, прусско-саксонская пехота (повторимся!) все еще воевала по старинке – в традициях Фридриха Великого: батальоны наступали последовательными рядами, как ступени лестницы, каждый ряд шел идеально ровной линией. Именно несокрушимая стойкость считалась их главным преимуществом перед любым врагом. Вот и разряжали их стойкие линии свои мушкеты механически – взвод за взводом, тогда как рассредоточенные французские пехотинцы метким прицельным огнем, косили их словно траву, наносили постоянно редеющим и потому все время смыкавшимся прусским линиям гораздо больший урон…

Неся жестокие потери, прусско-саксонская пехота все же выдавила пехоту Нея из деревни. А когда на каре Нея навалилась еще и огромная масса прусской кавалерии, то многим показалось, что опрометчивая поспешность неразумного забияки Нея грозит гибелью не только его солдатам, но и всему центру французского построения! А ведь последний должен был прикрывать французский центр, но в результате его оголил и, к тому же, сам остался без прикрытия.

Теперь участь зарвавшегося сорвиголовы Нея решалась от того, кто быстрее сманеврирует своими резервами!?

То ли, Гогенлоэ, который все еще пребывал вдали от эпицентра событий в Кляйнромштедте и «выстраивал для себя картину событий» по донесениям ординарцев, зачастую запоздало реагировал на события, поскольку они уже потеряли свою актуальность!? Тем более, что ему, напомним было строго-настрого наказано вышестоящим начальником герцогом Брауншвейгским самому ни в коем случае не атаковать, а ограничиваться лишь прикрытием основных сил прусской армии, уходившей на север – к Ауэрштедту. Вот и стояла строгой неподвижной линией его вышколенная еще со времен Старины Фрица (так уважительно-ласково звали в прусской армии ее полководца-рефоматора, короля Фридриха II Великого), наводившая страх на всю Европу, прусская пехота, причем, под… убийственным французским артобстрелом…, да еще и не один час! А ведь шансы на успех в атаке у них были, например, если бы был нанесен удар по высоте с Криппендорфской мельницей!? Не исключено, что молниеносным ударом можно было бы сбить с позиций вражеских стрелков, а затем обратить их в бегство, пустив вдогонку большую массу вышколенной кавалерии!? Ведь даже временный успех мог повлиять на ход битвы!?

То ли, его визави – «генерал Бонапарт», бывший на линии фронта, лично обозревавший поле боя и вносивший свои коррективы в него из-за поспешной атаки сходу своего не в меру «безбашенного» Нея!?

Находясь вдали от передовой, Гогенлоэ упустил момент, когда между Неем и правым флангом Ланна возник угрожающий всей французской линии разрыв. Более того, он проглядел, что Сульт вынужден был топтаться под Редигеном из-за упорного сопротивления генерал-лейтенанта Фридриха-Якоба фон Хольцендорфа, что еще больше увеличило разрыв между правым флангом французов и их центром.

И это при том, что силы противников были отнюдь не равноценны: у Сульта – 7.700 пехоты Сент-Илера, 1.400 гусар с конным егерями бригадных генералов Пьера Маргарона и Этьена Гюйо с 6 орудиями против всего лишь 3.000 пехотинцев и 1.700 кавалеристов с 22 орудиями пруссаков и саксонцев Хольцендорфа! Почти двойное численное превосходство французов в живой силе!

Сравнив тактическую выучку Нея с «кругозором опоздавшего мальчишки-барабанщика», Бонапарт принялся исправлять ситуацию, дабы не дать врагу окончательно выровнять ситуацию на поле сражения. Ожеро получил приказ немедленно ускорить свое наступление на Иссерштедт и максимально быстро прикрыть «опростоволосившегося» Нея, а Ланн должен был во чтобы то ни стало прорваться через Фирценхайлиген и восстановить связь с окруженным Неем: враг уже захватил деревню в его тылу!

По сути дела Наполеон на ходу поменял местами Нея с Ланном, а в свой ослабленный центр бросил свой последний на тот момент резерв – два кавалерийских эскадрона (или два полка?) генерала Бертрана (кавалерия Мюрата была еще на марше) и всю гвардейскую артиллерию.

От их мобильности зависела судьба французского центра!

Тем временем, Сент-Илер и Хольцендорф стремились перебороть друг друга у Неркевица.

В 10.00 прусская пехота Хольцендорфа вышла из Дорнбергских лесов и при поддержке кавалерии двинулась на французов в своем классически правильном шереножном строе, приносившем ей столько побед полвека назад в ходе Семилетней войны. Но и Сент-Илер показал врагу свой «козырь»: его быстрые и энергичные стрелки очень во время вышли во фланг образцово марширующему врагу и открыли такой меткий огонь, что красиво шагавшие пруссаки вынуждены были попятиться назад. Пока французские стрелки ловко «обтекали» отступающую прусскую пехоту с боков, их кавалерия давила на ее центр. Бравый прусский строй времен их короля-полководца Фридриха Великого был сломан окончательно и началось бегство в сторону Апольде. Какая-то часть бегущих смогла добраться и до Кляйнромштедта. Сент-Илер не стал добивать разбитого Хольцендорфа, так как Наполеон быстро перенаправил его на Криппендорф.

Дело в том, что пока Сент-Илер сворачивал левый фланг армии Гогенлоэ, Ожеро пытался проделать тоже самое с правым флангом пруссаков. Девять батальонов генерала Жака Дежардена энергично наступали на саксонцев у Иссерштедта, держа курс на Фирценхайлиген, тот самый, где совсем недавно «застопорился» удалой Ланн и которым потом завладел сорвиголова Ней, а его самого там «закупорили» пруссаки.

С другой стороны дивизия Газанна из корпуса Ланна уже вела тяжелый бой за это селение. Шла отчаянная схватка за каждый дом. В конце концов, газанновцы одолели неприятеля и смогли продвинуться ближе к позициям Нея. В этом им сильно помогли солдаты другой дивизии из ланновского корпуса – дивизии Сюше, принявшие на себя основной удар 6 эскадронов прусско-саксонских гусар и кирасир с конными егерями Поленца и Хенкеля.

Обе стороны так плотно «увязли» в бою, что это позволило остаткам солдат Нея прорваться навстречу пробивавшемуся к ним Дежардену.

…Кстати сказать, лишь своевременная помощь Ланна, Ожеро и небольшого конного резерва генерала Бертрана спасла положение Нея и всего французского центра! Правда, Ней потом еще долго ворчал, что, если бы ему дали еще минут десять, он бы управился и сам! Наполеон в ответ «деликатно» хмурил брови: будущего «Les brave des braves №2» (еще был жив первый обладатель этого броского прозвища – Жан Ланн!) он публично отчитывал редко…

Пока Ожеро на пару с Ланном «спасали» зарвавшуюся сорвиголову Нея, Гогенлоэ упустил возможность, воспользовавшись серьезнейшей тактической ошибкой Нея, концентрированным ударом всех сил прорвать французскую линию фронта и отбросить их на исходные позиции. Он предпочел созвать на оперативный военный совет своих офицеров на предмет «как быть!?»

Большинство высказалось против рисковой атаки всеми имеющимися войсками, предпочтя подождать, пока подойдет Рюхель и уже вместе с ним начать наступление. И только Массенбах удрученно изрек: «Ожидание смерти подобно…» Но его мрачный возглас уже ничего не решал, хотя и был недалек от истины.

…Между прочим, потом писали, что Гогенлоэ рассчитывал на появление Рюхеля на поле боя уже через… полчаса! На самом деле тот был не менее, чем в двух часах пути! А ведь во время боя, когда дорога каждая минута, такой просчет во времени – просто катастрофа! «Война – это расчет часов!» – утверждал, весьма сведущий в математике, Бонапарт. Вот из-за таких «нестыковок», зачастую и проигрываются битвы! Вспомним, классический «конфуз» Груши при Ватерлоо! Хотя там все было отнюдь не просто! Случай с Дезе – не более, чем счастливое исключение из правил…

Рюхель, получив в 10.30 известие, что дела под Йеной вроде бы уже стабилизировались, направил свои войска к Каппелендорфу, чтобы встать позади него резервом на случай быстрого ввода в бой.

Тем временем, решив «проблему» Нея, французы приготовились с новыми силами, спешившими из-за реки Заале, снова нажать.

Тем более, что Хольцендорф на левом фланге Гогенлоэ уже отступил и он оголился, а на правый навалился корпус Ожеро. Более того, маневренная французская артиллерия нещадно поливала своим смертоносным огнем неподвижно стоявшую прусскую пехоту, но она еще держалась, а саксонская кавалерия периодически бросалась в отчаянные атаки на атаковавшего из захваченного Фирценхайлигена Ланна.

По новому замыслу Наполеона свежие дивизии генералов Жана-Франсуа Леваля и Клода-Жюста-Александра Леграна должны были усилить корпус Сульта и все вместе наступать на левый фланг пруссаков. Корпусу Ожеро следовало атаковать прусские войска, защищавшие дорогу Веймар-Йена. Только после этого корпуса Ланна и Нея обрушивались бы на прусский центр. За ними надлежало двигаться всей резервной кавалерии Мюрата (кирасиры, драгуны, конные егеря, гусары и уланы) в ожидании момента, когда она сможет, воспользовавшись разрывом прусского фронта, стремительно броситься вперед дабы его увеличить и выйти в тыл неприятеля.

Запланированное наступление началось в 12.30.

Если Ожеро, хоть и не сразу, но смог сломить сопротивление саксонской пехоты, то на противоположном крыле Сульт смел своего противника одним ударом. И тут же застоявшиеся «б`орзые» до славы первой шпаги-сабли Франции Ней с Ланном кинулись на вражеский центр. Гогенлоэ вынужден был отдать приказ на отход к линии Гроссромштедт-Кляйнромштедт.

Именно в этот момент (не раньше и не позже!) Бонапарт «спустил с поводка» всю свою «стаю „засидевшихся в седлах“ гончих псов»: давно уже переминавшуюся с ноги на ногу кавалерию своего зятя Мюрата, в том числе, 3 500 кирасир и драгун! По всему фронту загудели горны! Вперед вынесся на своем чистокровном арабском скакуне в пижонском костюме и с маршальским жезлом «король храбрецов»!

И началось!

Все вокруг зазвенело, загремело, затряслось!

Это десятки эскадронов тяжеловооруженных кавалеристов, словно «волны» грозного прилива, набирая ход, понеслись рубить, колоть ретирующегося врага!

Оказавшаяся головной, на острие разящего удара, 1-я драгунская дивизия генерала Доминика-Луи-Антуана Клейна, на полном ходу врезалась в отступавших в полном порядке пруссаков и рассекла их на двое! И хотя саксонский гренадерский батальон Р. Ю. Г. Винкеля ценой своей гибели смог на своем фланге притормозить французскую кавалерию, а с другой стороны остатки прусско-саксонского корпуса Тауэнцина, ложась костьми, то же смягчили таранный конный удар французов и генерал-лейтенант Ю. А. Р. фон Граверта сумел организовать ретираду к Апольду, но Наполеон уже разрезал прусский фронт надвое… и избежать поражения, уже казалось, невозможно.

Именно в этот момент (в 14 часов по полудни?) генерал-лейтенант фон Рюхель наконец прибыл на поле сражения со своими 15 тыс. солдат! Спасти положение он уже не мог! Вместо того, чтобы обязать его грамотно прикрыть отступление разбитой армии, ему передали приказ Гогенлоэ немедленно… атаковать прорвавшегося неприятеля. Опрометчиво-поспешная попытка Гогенлоэ контрударом свежих сил (26 батальонов и 28 эскадронов) перехватить инициативу завершилась конфузом. Поскольку силы Рюхеля не были собраны в ударный кулак, а рассредоточены между Кёчау и Гроссромштедтом, то концентрированный контрудар не состоялся.

Получился лишь «шлепок» раскрытой пятерней!

Если солдат Ланна и Нея еще на полчаса как-то задержали, то Сент-Илер успел-таки выйти в левый фланг длинных пехотных линий Рюхеля, грозя ему окружением! После того, как он, уже раненный, подвергся массированному артобстрелу спешно переброшенной Ланном (он все больше и больше проявлял тактическую самостоятельность!) на новые огневые позиции французской корпусной артиллерией и был смят кирасирами и драгунами Мюрата, исход сражения в пользу французов уже не у кого не вызвал сомнения.

Остатки батальонов и эскадронов Рюхеля кинулись догонять бегущих к Веймару солдат Гогнелоэ.

…Кстати сказать, кое-кто из историков полагает, что у Гогенлоэ еще были какие-то шансы пока силы Наполеона не превосходили его и, порой, французы допускали ошибки (причем. не только сорвиголова Ней) и их частям приходилось отступать (например, 100-му и 103-му пехотным полкам у Редигена), которыми каждый крепко знающий свою профессию полководец должен был воспользоваться. Но Гогенлоэ был не из того «теста замешан» – «не из той стали выкован» и как только французская армия пополнилась на 40 с лишним тыс. человек (наконец подошли все дивизии из корпуса Нея, корпус Сульта и вся кавалерия Мюрата), пруссаки были обречены. Превосходство французов стало подавляющим – 95.500 чел. против 46—53 тыс. (данные разнятся)! Как только Ожеро и Сульт «разобрались» с флангами противника, Наполеон бросил в решительную атаку почти все свои силы (кроме пешей гвардии), при поддержке гвардейской кавалерии Бессьера. Свежие силы французов опрокинули прусско-саксонские линии врага и обратили его во всеобщее и паническое бегство. Один лишь отборный саксонский гренадерский батальон стойко держался вокруг князя Гогенлоэ и медленно по всем правилам отступал…

К 15 часам прусская армия Гогенлоэ перестала существовать и это при том, что Наполеон (повторимся!) так и не ввел в бой свою Старую Гвардию, в первую очередь, ее пешую часть.

…С горечью и досадой смотрели испытанные вояки, как пока они праздно стояли в резерве, их товарищи повсюду бились с врагом, падая убитыми и раненными. Некоторые, самые горячие, уже порывались сами кинуться в штыки, даже выкрикивали «Вперед, друзья!» Наполеон грозно хмурил брови и ехидно цедил сквозь зубы что-то о юношеской горячности свои седоусых покрытых шрамами ветеранов…

После чуть не случившегося с ним конфуза (или даже фиаско!?) под Маренго, Бонапарт стал ее определенно беречь! С той поры гвардейцы стали для него резервом на самый крайний случай! Ведь продержал же он ее в запасе «для исправления ошибок» под Аустерлицем!? Точно также будет и под Эйлау, и под Фридляндом, и под Бородино! Вполне возможно, что, отчасти, он будет явно перебарщивать в этой своей бережливости. И только вынужденный пойти ва-банк под Ваграмом в 1809 г., в ходе катастрофической ретирады из Москвы в 1812 г., в тяжелейшую Саксонскую кампанию 1813 г. и в роковых для него Линьи с Ватерлоо, Бонапарт начнет бросать свою Старую Гвардию в огонь и придет ее черед отдавать свои жизни за своего «маленького капрала-стриженного малыша»! И в конце концов, от нее мало что останется…

Впрочем, все это будет потом…

…А пока так долго ждавшие своего часа и явно застоявшиеся кирасиры, драгуны, конные егеря, гусары и уланы Мюрата с грохотом, звоном и улюлюканьем делали то, что у них получалось лучше всего – «рубили на скаку бегущего врага в капусту»…

…Между прочим, Йена, как считал сам Наполеон, была третьим, после Маренго и Аустерлица, самым счастливым днем в его жизни! Ему, давшему за свою жизнь порядка 60 сражений и боев, виднее…

Принято считать, что победа Наполеона далась ему сравнительно дешево и несопоставимо с потерями хвастливых наследников Фридриха Великого: ок. 5 тыс. солдат убитыми и раненными против 10 тыс. убитых и раненных вместе с 15 тыс. пленных у Гогенлоэ, лишившегося к тому же 120 орудий.

Примечательно, что имея к середине сражения почти двойное превосходство в силах (данные разнятся; ок.95.500 чел. с 108 орудиями против 46.000—53.000 чел. с 175 пушками) Бонапарт успел ввести в дело не более 54 000, но и этого оказалось достаточным для победы над… прусским арьергардом!

Дело в том, что в тот же день и те же часы, когда Наполеон громил пруссаков под Йеной, не менее крупное, но очень судьбоносное по своим последствиям, сражение развертывалось под Ауэрштедтом!