Читать книгу «СВЕТ и ТЕНИ» Спасителя Отечества М. И. Кутузова. Часть 2 - Яков Николаевич Нерсесов - Страница 13

Начнем с того, что критикуя М. И. Кутузова, историки по сути дела критикуют… его «правую руку», ученика и любимца Карла Толя. С ним немало связано в подготовке сражения и еще больше в его последующем толковании Толем в литературе под прикрытием имени уже покойного на тот момент, Спасителя Отечества, фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова. «Неточности», в том числе, в хронометраже событий и «перепутанность моментов», заведомо введенные в оборот «шаловливым» Карлушей, повели многие поколения историков по ложному следу, проложенному их предшественниками-очевидцами и участниками Бородинской битвы.

После окончания Шевардинского сражения русские войска оказались развернуты в форме буквы «Г».

При этом 1-я армия Барклая из-за рельефа избранной позиции оказалась повернутой к противнику не фронтом, а флангом. Это объяснялось тем, что, с одной стороны, Шевардинский редут был сдан, а с другой – стремившийся контролировать ведущие к Москве Старую и Новую Смоленские дороги, Кутузов серьезно опасался возможности обходного движения противника справа и разместил на этом направлении значительную часть корпусов 1-й армии. В целом растянутый боевой порядок русской армии, предполагавший эшелонированную оборону, был весьма глубок (3—4, порой – до 5 км), и, казалось, обеспечивал его устойчивость и позволял маневрировать на поле боя.

Долгое время считалось, что, именно такая кутузовская диспозиция позволяла энергично и упорно защищаться весьма ограниченными силами, при этом вовремя подтягивая незадействованные в бою части и резервы, для нанесения врагу максимальных потерь на направлении его главного удара и, тем самым, ослабить его ударный кулак. В общем, следовало «привлечь на себя силы неприятельские и действовать сообразно его движениям». Затем, истощив противника, нанести ему контрудар. На случай неудачи имелись удобные дороги для дальнейшего отступления.

…Между прочим, уже после Бородинской битвы «старого маразматика» (так презрительно, порой, отзываются о нем его критики из категории хулителей) Кутузова много осуждали за то, как он расположил войска и гвардейский резерв. Во-первых, его обвиняют в том, что он слишком много сил (почти всю 1-ю Западную армию М. Б. Барклая) поставил на своем правом фланге. И это при том, что тот был весьма серьезно прикрыт самой природой – защищавшая его река обладала здесь очень крутыми берегами, а сама местность была преимущественно болотистой. Мог ли в данном случае русский полководец в какой-то мере оказаться (согласно Б. В. Юлину) заложником своего первоначального плана вынудить Наполеона (навязать ему?) фронтально атаковать укрепленные русские позиции с линии Валуево-Беззубово-Логиново? Почему, когда выяснилось, что главный удар, скорее всего, последует по левому крылу русских позиций, Кутузов, по-прежнему, держал справа слишком большие силы? Для парирования все еще возможного, по его мнению глубокого обходного маневра вокруг правого фланга по Гжатскому тракту? Или, по еще каким-то одному ему ведомым, а историками не разгаданными, причинам? Этот «пазл» от «Старого лиса Севера» пока не складывается. Во-вторых, уже было известно, что Наполеон подходит к Бородинскому полю по почтовым трактам со стороны левого крыла русской обороны и, скорее всего, отсюда же будет наносить главный удар. Поскольку здесь местность, все же, не исключала попытки неприятеля совершить глубокий обход русской позиции, то было бы мудрее поставить общий резерв из пехоты, кавалерии и артиллерии именно слева, чтобы быстрее вводить его в дело? В-третьих, к сожалению, резервы (гвардия и отчасти, сыгравшие их роль 2-й с 4-м корпуса Багговута и Остермана), которые Кутузов надеялся использовать, когда замысел Наполеона станет для него более ясным, оказались выстроены за левым крылом русской обороны в пределах досягаемости дальнобойной тяжелой артиллерии противника и в силу ряда причин слишком плотно, а потому все четыре линии вплоть до резервов понесли большие потери. В-четвертых, Семеновские флеши, хотя и выглядели внешне весьма внушительно, на самом деле строились впопыхах и плохо укрывали своих защитников. И, наконец, в-пятых, в своей диспозиции Кутузов категорично указал, что «резервы должны быть оберегаемы сколь можно далее. Ибо тот генерал, который сохранит еще резерв, не побежден». Вот и пришлось генералам обходиться («выкручиваться») теми силами, что были, т.е. «стоять насмерть!» Впрочем, все эти претензии к Кутузову были высказаны задним числом, а, как известно, «после драки кулаками не машут»! Тем более такой, как Бородинская битва – одной из самых ожесточенных и в тоже время неопределенных по результату («ничейной»? впрочем, «о вкусах не спорят») во всей истории кровопролитных наполеоновских войн. Выиграть ее у Бонапарта, русская армия «по определению» не могла: недаром ее участник, (в который уже раз повторимся!) опытный генерал Паскевич – крепкий профессионал без заметно слабых мест – откровенно говорил, что «в открытом поле Наполеону противостоять трудно»! Вот и «премудрый пескарь» «Ларивоныч», готовясь к ничейному результату с Бонапартом, ни в коей мере об этом не забывал и, страхуясь – перестраховывался и в принципе получил то, на что рассчитывал…

И последнее, по поводу «ошибочности», спорности (есть и другие, весьма неласковые «эпитеты») преднамеренного сосредоточения Кутузовым большей части сил на лучше защищенном природой правом фланге.

Не секрет, что Барклай предлагал главнокомандующему несколько иную расстановку сил на Бородинском поле. «Князю Кутузову было предложено под вечер при наступлении темноты переместить армию так, чтобы правый фланг 1-й армии (Барклаевской – Я.Н.) сместился влево до высоты Горки (Новая Смоленская дорога), а левый примыкал к деревне Семеновское. Тогда как вся 2-я армия (Багратионовская – Я.Н.) сдвинулась бы на Старую Смоленскую дорогу. Сие движение не переменило бы боевого порядка, каждый генерал имел бы при себе собранные свои войска; резервы наши, не начиная дела, могли быть сбережены до последнего времени, не будучи рассеяны, и может быть, решили бы сражение. Князь Багратион, не будучи атакован, сам бы с успехом ударил на правый фланг неприятеля. Для прикрытия же нашего правого фланга, защищаемого уже местоположением, достаточно было бы построенных укреплений, 8-ми или 10-ти батальонов пехоты, 1-го кавалерийского корпуса и казачьих полков 1-й армии. Князь одобривал, по-видимому, сию мысль, но она не была приведена в действие».

По крайней мере, так описал потом свою задумку о «предупреждении неприятеля» генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай-де-Толли.

По некоторым данным и и.о. начальника Главного штаба Беннигсен, и Багратион, видя, «что левый его фланг подвергается величайшей опасности», а «войска, находившиеся на правом фланге или даже в центре, слишком удалены от левого фланга и не смогут подойти своевременно, чтобы поддержать его» тоже предлагали Кутузову несколько отодвинуть 2-ю Западную армию назад.

…Кстати сказать, не надо забывать, что и Барклай, и Беннигсен (Багратиона уже не было в живых) писали об этих своих предупреждениях уже в своих сочинениях – так называемых «Оправдательных письмах» («Примечание» и «Замечания»), и, соответственно, так называемых «Письмах о войне 1812 года» – задним числом, когда исход Бородинского сражения и последующие события уже давно были известны и можно было безошибочно утверждать, что «это передвижение», безусловно, гарантировало бы «верный успех». Не секрет, что «мемуары» всегда пишутся с определенной целью: представить «себя любимого» в самом выгодном случае именно потомкам, а не своим современникам, которые могли сами что-то видеть, что-то знать нежелательное для «мемуаристов»! Так было, так есть и так будет: такова людская психология. Интересно и другое: если Беннигсен полагал, что эта ошибка, допущенная в расстановке войск Кутузовым, необратимо повлияла на ход битвы, поставив русские войска на грань поражения и вызвала неизбежность отступления, то Барклай, очень решительно и самоотверженно проведший всю битву, считал, что положение дел в целом было исправлено в ходе всего сражения его удачными распоряжениями. В общем, на военном Олимпе – нет места для двоих или, полководческая слава никогда не делится пополам, ибо она куплена морем крови (своей и чужой) и смертями «бес числа» (с обеих сторон)…

Более того, родственник Кутузова по супружеской линии, командующий корпусом генерал от инфантерии, граф Александр Николаевич Остерман-Толстой, с мнением которого считалась такая самодостаточная фигура среди русского генералитета той поры как генерал-майор А. П. Ермолов, наслушавшись доводов других генералов по поводу явного сосредоточения Наполеоном своих сил напротив левого фланга русских, тоже решился уточнить у «дядюшки», а не делаем ли мы ошибки, оставляя свои силы преимущественно справа. И тут «старая лисица севера» так зыркнула своим единственным глазом (к этому времени раненый глаз Кутузова уже почти закрылся и видел он им очень плохо) на «племянничка» -полного генерала, что тот тут же почувствовал себя юным безусым 14-летним прапорщиком: «Вот и Буонапартия, вероятно, полагает, не делаем ли мы тут ошибки?»

…Между прочим, согласно очевидцу событий К. Клаузевицу, если бы Кутузов согласился бы на немедленную реализацию предложений Барклая и Беннигсена о сокращении линии фронта, то и без того высокая плотность боевых порядков русских войск на левом фланге еще больше усугубила бы тесноту среди войск, размещенных по его выражению «в затылок друг другу». Он писал: «… русская армия дралась в тот день в беспримерном по глубине и тесноте построении. Столь же тесно, а, следовательно, так же глубоко построилась и французская армия.» Отсюда, по его мнению, идут и огромные потери с обеих сторон и невозможность окончательного прорыва фронта русских, а лишь его оттеснение на «1500 – 2000 шагов». «Стоять и Умирать!»???

Вполне возможно, что переместив войска согласно предложениям Барклая, Беннигсена и Багратиона, Кутузов вынужден был бы отстаивать эту позицию до последнего солдата, потому что в случае прорыва фронта армия Багратиона не выбралась бы из леса, весьма частого и заболоченного, не потеряв своей артиллерии. «Старый лис севера» не пошел на это и уже ночью Милорадович показал Остерману последний приказ Кутузова: «Если неприятель главными силами будет иметь движение на левый наш фланг, где армия князя Багратиона, и атакует, то 2-й и 4-й корпуса идут к левому флангу, составив резерв оной».

И все же, кое-какие силы (гвардейская пехотная бригада Храповицкого – Литовский, Измайловский и Финляндский полки с двумя ротами гвардейской артиллерии) были сдвинуты влево – за позиции 2-й армии.

Думается, нет смысла обсуждать «что бы было, если бы…»!?

Дело в том, что Последний Демон Войны, наверняка нашел бы как адекватно ответить на «упреждающие» русские перестановки-перемещения. Например, он мог нанести таранно-рассекающий удар по центру русской позиции – по деревне Бородино, где он, как известно, успешно действовал в начале сражения и лишь затем перенес акцент на левый фланг. Генерал от инфантерии Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов принял то решение по диспозиции, которое нам всем известно со школьной скамьи и сделал главное: дал предельно простой и категорический приказ «Стоять и Умирать!»

Вот русская армия «Стояла и Умирала»…

Кутузовский штаб размещался в деревне Татариново, а сам русский главнокомандующий во время сражения располагался на Новой Смоленской дороге, правее батареи Раевского – в Горках (там он и ночевал перед битвой), как покажет развитие событий далековато от эпицентра сражения. Его венценосный визави руководил боем с возвышенности перед Шевардинским редутом, что позволяло хорошо видеть почти все поле битвы, кроме двух самых отдаленных участков. Для того чтобы обозреть всю диспозицию, ему было нужно подниматься на один из соседних холмов. Что он и проделает дважды во время сражения. Если бы он перемещался между флангами по столь пересеченной местности, то адъютанты со срочными донесениями не видели бы его и не знали бы, где его искать. Бонапарт и так был всего лишь в полутора километрах от Курганной высоты с батареей Раевского, а до «Багратионовых флешей» и вовсе – в километре. В общем, Наполеон был весьма близко от линии огня, что было в его привычках: как можно быстрее получать сведения с поля боя. Ближе к концу сражения, когда линия фронта отодвинется, французский император передвинется еще больше вперед.

Резюмируя все вышеизложенное, скажем, что в сведениях о подготовке русского командования к Бородинской битве немало противоречий («белых пятен» и «черных дыр») по причине сложных взаимоотношений в высшем генералитете (многие ждали, что «старая северная лисица» опростоволосится, а «свято место пусто не бывает»!? ), по-разному, определявшего конечную цель сражения. Выбор русскими позиции и расположение войск на ней говорят в пользу того, что Кутузов собирался дать сугубо оборонительное сражение, причем, особая роль отводилась Новой Смоленской дороге. Чрезмерное усиление именно правого фланга, прикрывавшего как раз этот путь в тыл, следует объяснять не только значимостью этой коммуникации, но и стремлением русского главнокомандующего отвлечь внимание врага от своего более слабого левого фланга. Очень может быть, что то, что очень многим (?) в ту пору казалось «ляпом старого маразматика» – показное сосредоточение огромных сил справа – понудило Бонапарта ослабить образцовый корпус Даву, переведя две его дивизии налево к своему экс-пасынку для контроля за ситуацией в направлении Новой Смоленской дороги. Обычно при оценке возможностей обороны левого фланга русских львиную долю внимания принято уделять «Багратионовым флешам», тогда как сами участники бородинского побоища много говорят о деревне Семеновское с ее сильной артиллерией, причем, «Батарея Раевского» считалась ими не как «ключ» центральной позиции, а как одно из укреплений обороны д. Семеновской. Кроме того, если историки «давят» на открытость левого крыла с фронта, то русское командование тогда больше волновала угроза обхода с этого фланга.