Читать книгу Евреи в годы великих испытаний - Яков Рабинович - Страница 10

Ровно через месяц после германского вторжения в СССР в ставке Гитлера состоялось совещание военно-политического руководства рейха для подведения итогов блицкрига. На правом крыле ударный клин немцев подходил к Умани, в центре войска достигли Смоленска, группа армий «Север» вышла к озеру Ильмень. За месяц войны максимальное продвижение германской армии составило 700 км, ею были захвачены Молдавия, Белоруссия, почти половина Украины и все прибалтийские республики.

За 30 дней были полностью уничтожены 89 стрелковых дивизий и 11 механизированных корпусов Красной Армии. Боеспособность сохранили менее трети советских соединений. Большинство танков было выбито, в воздухе, а главным образом – на земле, уничтожено 7600 самолетов. Взято в плен или убито около миллиона красноармейцев и командиров. Большая часть советской кадровой армии перестала существовать. И хотя минуло 60 лет с того июньского утра, все еще болит и кровоточит вопрос: как же такое могло произойти, кто виноват в таких обвальных поражениях и неслыханных потерях. К моменту пленения из 31 командира дивизии – 13 командовали ей около года, а 7 приняли соединение лишь за два месяца до войны. Из 17 комкоров – 13 командовали корпусом от 4 до 9 месяцев. А самые значительные – командармы, по сути, вообще никакого опыта не имели: из семи – пятеро командовали армиями от одного до четырех месяцев. Естественно, эти генералы зачастую не успевали даже познакомиться с подчиненными частями и соединениями.

Но эти данные говорят лишь об уровне некомпетентности военачальников оперативного звена. А как обстояло дело с подготовкой и опытом тех, кто руководил фронтами? Ведь именно от их компетентности зависел исход сражений. Сравним же выучку, боевой опыт главных противостоящих военачальников – советских и германских. 22 июня 1941 г. границу СССР перешли войска трех групп армий: «Юг», «Центр» и «Север», которыми командовали соответственно генерал-фельдмаршалы фон Рундштедт, фон Бок и фон Лееб.

Карлу Рудольфу Герду фон Рундштедту в то время исполнилось 66 лет. В Первую мировую войну он был начальником штаба армейского корпуса. Вторую мировую начал в должности главкома группы «Юг», войска которой осенью 1939 г. разгромили главные силы польской армии и овладели Варшавой. В следующем году Рундштедт становится фельдмаршалом. Он возглавляет группу армий «А», которая ворвалась во Францию через Арденны и сыграла главную роль в разгроме союзных войск и падении Парижа.

А противостоял ему в июне 1941 г. командующий Южным фронтом генерал армии Иван Тюленев. Последними боевыми действиями он руководил в 1920 г., командуя кавалерийским полком. Вплоть до 1938 г. был инспектором кавалерии в разных соединениях. Только за год до войны вступил в командование армией, а фронтом стал командовать практически сразу после германского вторжения. Через полтора месяца его с этой должности сняли.

Тюленева сменил генерал-лейтенант Дмитрий Рябышев, тоже кавалерийский командир с Гражданской вплоть до 1939 г. В войну он вступил в должности командира корпуса и окончил ее в той же должности и чине. Южным фронтом Рябышев прокомандовал меньше двух месяцев.

Ему на смену в октябре 1941 г. пришел генерал-полковник Яков Черевиченко, тоже профессиональный кавалерист, командовавший в Гражданскую эскадроном. А больше не привелось ему командовать войсками в бою. И он руководил флотом меньше двух месяцев, был снят и войну завершил в должности комкора.

Войска Южного фронта, возглавляемые поочередно этими кавалеристами, за шесть месяцев отдали врагу Молдавию, Украину, Крым и докатились до Ростова. А потому как ни один из трех генералов не командовал за время своей службы такими крупными объединениями даже на карте, не говоря уж о маневрах, что могли они противопоставить многоопытному полководцу фон Рундштедту?

Командующий группой «Центр» 60-летний генерал-фельдмаршал Федор фон Бок еще в 1912 г. был офицером генштаба, в Первую мировую войну он командовал дивизией. Полным генералом он стал еще в 1931 г., командуя группой армий, которая оккупировала Австрию и Судетскую область Чехословакии.

В Польской кампании фон Бок возглавляет группу «Север», затем принимает группу «Б», которая под его командованием захватывает Голландию и Бельгию, побеждает в Западной Франции и доходит до Дюнкерка.

С советской стороны группе «Центр» противостоял Западный фронт, которым командовал генерал армии Дмитрий Павлов. В мирное время был он также кавалерийским командиром. Правда, получил некоторый опыт будучи советником в ходе Гражданской войны в Испании, но опыт этот не распространялся дальше действий полка-бригады. Накануне войны его назначили командующим войсками Белорусского военного округа.

Павлов сразу же после вторжения немцев утратил управление войсками, что привело к разгрому армий его первого эшелона. После того как в Смоленском котле войска Западного фронта потеряли только пленными 310 тысяч солдат и командиров, Павлов и все фронтовое руководство было снято и расстреляно. Фронтом стал командовать генерал-лейтенант Андрей Еременко, до этого также кавалерийский начальник, перед войной командовавший корпусом. Никакого боевого опыта после Гражданской войны у Еременко не было. Он прокомандовал Западным фронтом всего месяц. За это время немцы продвинулись на пятьсот километров, в Рославльском и Гомельском котлах они захватили в плен более триста тысяч солдат и командиров.

Еременко был снят, и командовать Западным фронтом назначен генерал-полковник Иван Конев. Он прокомандовал всего два месяца, продемонстрировав полнейшую оперативную беспомощность. На время его руководства войсками Западного фронта пришлись два самых, пожалуй, страшных поражения первого полугодия Великой Отечественной. С 30 сентября по 17 октября немцы окружили и уничтожили под Вязьмой и Брянском 81 дивизию. Только в плен попало 663 тысячи красноармейцев и командиров. Дорога на Москву немцам была открыта. Конева сняли, но судить не стали, и он впоследствии снова достиг степеней высоких. Видимо, выбирать не из кого было.

Генерал-фельдмаршал Риттер фон Лееб был не менее опытным и талантливым полководцем, чем два остальных командующих группами. Да к тому же – видным военным теоретиком. Кстати, на основе его трудов был создан действовавший в то время Полевой устав РККА. Во Второй мировой войне фон Лееб командовал группой армий «Ц» в Польше и Франции.

Ему противостояли генералы Ф. Кузнецов (июнь – июль), П. Собенников (июль – август), П. Курочкин (сентябрь – октябрь) – командиры, не имевшие практики командования войсками в боевых действиях, реального сопротивления немцам не оказавшие, в результате чего германские дивизии быстро вышли к Ленинграду. Не лучше проявили себя командующие Юго-Западным фронтом М. Кирпонос (выросший за полтора предвоенных года от начальника училища до командующего войсками Киевского военного округа) и Ф. Костенко, также бывший кавалерист. В конце концов, и Кирпонос, и Костенко погибли в «котлах», куда по их же вине попали войска.

Наконец, необходимо оценить боевую деятельность самых высоких чинов военной иерархии – так называемых сталинских маршалов. Их было четверо, и все они очень быстро продемонстрировали полную профессиональную беспомощность в войне «моторов», потому как были и остались кавалеристами времен Гражданской войны. Семен Тимошенко в июле – августе 1941 г. командовал Западным, в сентябре – октябре – Юго-Западным фронтами, которые в это время беспорядочно отступали, несмотря на высокий чин их командующего. Меньше месяца потребовалось Климу Ворошилову, чтобы довести положение на Ленинградском фронте до критической отметки. Он едва не сдал Ленинград немцам. Семен Буденный фронтом командовал четыре месяца – по два Резервным и Северокавказским. Больше его к фронтовому управлению не подпускали, использовали как личного посыльного Верховного. Под командованием Григория Кулика отступление из Крыма превратилось в паническое бегство, и маршал был разжалован в генерал-майоры.

Как видим, «сталинские» маршалы и дюжина генералов в первые полгода после германского вторжения проявили полнейшую неспособность руководить в современной войне такими крупными массами войск, какими являются фронты. Многим из них и до войны не приходилось этим заниматься даже в ходе учений. При реальном боестолкновении с опытными и умелыми мастерами современных операций, какими и были германские фельдмаршалы, эти военачальники потеряли управление войсками, проявили безволие и полнейшую нищету оперативного мышления. Сложилась ситуация, подобная схватке боксера, который до того дрался лишь с надувной «грушей», а вдруг встретился на ринге с мастером кулачного боя.

В начальном периоде войны вообще сколько-нибудь опытные и умелые военачальники в Красной Армии исчислялись единицами, но и они еще не были готовы к успешному командованию фронтами. Да потому что те, кто мог бы это сделать, были давно уничтожены. Последняя горстка – 25 генералов и высших офицеров, полуживые от зверских пыток, в момент германского вторжения томились в подземельях Лубянки. Их вывезли в Куйбышев в конце октября 1941 г., как раз тогда, когда немцы устремились к Москве[48].

В Москве назревала паника, достигшая своего апогея 16 октября. Насколько угрожающей стала обстановка для столицы, когда враг вплотную подошел к Москве, свидетельствует следующий приказ Председателя Государственного Комитета Обороны «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Постановление Государственного Комитета Обороны от 15 октября 1941 г.:

«Сов. секретно

Особая папка

Ввиду неблагополучного положения в районе Можайской оборонительной линии Государственный Комитет Обороны постановил:

1. Поручить т. Молотову заявить иностранным миссиям, чтобы они сегодня же эвакуировались в г. Куйбышев (НКПС – т. Каганович обеспечивает своевременную подачу составов для миссий, а НКВД – т. Берия, организует их охрану).

2. Сегодня же эвакуировать Президиум Верховного Совета, а также Правительство во главе с заместителем председателя СНК т. Молотовым (т. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке).

3. Немедля эвакуироваться органам Наркомата обороны и Наркомвоенмора в г. Куйбышев, а основной группе Генштаба – в Арзамас.

4. В случае появления войск противника у ворот Москвы, поручить НКВД – т. Берия и т. Щербакову произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать, а также всего электрооборудования метро (исключая водопровод и канализацию).

Председатель Государственного

Комитета Обороны И. Сталин».

16 октября сотни тысяч москвичей уходили из города на восток. Панику сеяли не только лазутчики и диверсанты. Появились грабители и мародеры. И тех и других расстреливали на месте. Вот и «сбылись» патриотические пожелания Сталина, который на приеме выпускников военных академий Красной Армии 5 мая 1941 г. сказал: «Красная Армия есть современная армия – армия наступательная». Когда благодаря «мудрому» руководству враг добрался до Москвы, те, кто имел опыт в командовании войсками в Испании и на Халхин-Голе, в финской войне, были арестованы и вывезены в Куйбышев.

Когда ни в чем не повинные генералы, перевезенные из Москвы в Куйбышев в вагоне для заключенных, были доставлены в тюрьму, вслед за ними прибыла телеграмма Берии, предписывающая по делу заключенных следствие прекратить, суду их не предавать, немедленно расстрелять.

«Акт. Куйбышев, 1941 г. октября 29 дня, мы нижеподписавшиеся, согласно предписанию Народного комиссара внутренних дел СССР, Генерального комиссара государственной безопасности т. Берии Л.П. от 18 октября 1941 г. за № 2756/6, привели в исполнение приговор о ВМН (высшая мера наказания. – Я.Р.) – расстрел в отношении следующих двадцати человек осужденных: Штерн Григорий Михайлович, Локтионов Александр Дмитриевич, Смушкевич Яков Владимирович, Савченко Григорий Кузьмич…

Подписи: старший майор госбезопасности Баштаков, майор госбезопасности Родос, старший лейтенант госбезопасности Семенихин»[49].

«Учитель» Г.М. Штерна, К. Ворошилов, предал своего ученика. Под приговором о расстреле есть и подпись Ворошилова, которому Г.М. Штерн служил верой и правдой. В том числе и непосредственно в Наркомате обороны.

«Ни одного из тех маршалов и генералов, которые тогда командовали фронтами, нельзя поставить рядом с этим полководцем. Именно он вполне успешно руководил боевыми действиями в Гражданской войне в Испании против тех же гитлеровцев. Штерн был подлинным творцом победы над японцами на Хасане и в Монголии. Штерн – единственный командарм, который достойно провел финскую кампанию.

По сути дела, именно он был единственным советским военачальником, который с 1937 по 1940 г. почти непрерывно и вполне профессионально руководил оперативно-стратегическими объединениями в ходе реальных боевых действий. Такого послужного списка в первом периоде Великой Отечественной войны не было ни у одного советского командующего. А как известно, боевой опыт ничем заменить невозможно. Советские военачальники приобретали его, оставляя врагу города и республики, усеивая землю трупами сотен тысяч своих солдат, сдавая их в плен миллионами. «На крови и страданиях народов СССР учились они воевать», – пишет Марк Штейнберг.

«Авиационный Чапаев» – так называл Я.В. Смушкевича известный полярный летчик, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза Михаил Водопьянов. Он писал: «Советские летчики помнят и любят Смушкевича. Они знают, что в каждой воздушной победе, одержанной в годы Великой Отечественной войны, была доля и его неутомимого труда, его пытливой мысли и страстного сердца». Бывший нарком авиационной промышленности А.И. Шахурин говорил, что самый большой подвиг Смушкевич совершил в Великую Отечественную войну хотя в ней и не участвовал. В том, что наша авиация предстала перед гитлеровцами грозной силой, есть заслуга и «крылатого комиссара», воспитавшего большую плеяду летчиков-героев[50].

Даже в суровые годы войны, когда над страной сгущались тучи и за неполных два месяца войны враг дошел до Москвы, существовала система планового уничтожения кадров… На смену тем, кого уничтожили по приказу Сталина, пришли командиры некомпетентные и неопытные. Именно это явилось самой основной причиной обвальных поражений первого периода войны.

И грянула фашистская навала на Советский Союз. Молниеносное наступление армады вражеских войск на обширной территории обеспечило быстрое продвижение вглубь страны. За считаные дни вражеские войска захватили всю Прибалтику, западные области Украины, Белоруссию. Красная Армия, истекая кровью, оставляла город за городом. Фашисты торжествовали победу за победой…

Бедой и горем страны стала ее изоляция, оторванность от западного мира и его опыта. Страх Сталина оказаться «поклонником Запада» обернулся фактически преступлением перед своей страной ввиду того, что армия и ее командование не сумели извлечь уроки из польской и западной кампаний германской армии. Советское правительство предало Польшу и ее народ на растерзание фашистской клике.

Талант наших инженеров сказался в создании танков и самолетов, превосходящих немецкие. Воины показали готовность отдать свои жизни. Но чтобы соединить передовую технику и самоотверженность солдата, нужен был третий элемент – координация войск и техники. Страх не позволил прямо указать на самое слабое место наших войск – отсутствие надежной связи и координации (а это подразумевает наличие радио- и телефонной связи, постоянной авиационной разведки, действенной службы тыла). По отношению к утвердившейся диктатуре Сталина царила спартанская лояльность. Наша армия, отличающаяся исконной готовностью к самопожертвованию, традиционным стоицизмом, безусловной преданностью Родине, была, увы, в огромной степени ослаблена перерывом в традиции военного воспитания профессиональных военных, пять столетий делавших ее непобедимой. Она была подорвана истреблением той новой командирской поросли, которую дала Гражданская война воцарившимся террором, убивавшим инициативу, предприимчивость, свободу анализа, рассудительность и ответственность. Противостоящая ей германская армия была вооружена всеми средствами технически совершенной цивилизации, приемами многовекового военного опыта, обновленного в 1939–1941 гг., и укомплектована западными людьми, преимущественно индустриальными рабочими – методичными, инициативными, дисциплинированными, воспитанными в духе безусловного расового превосходства. Эти обстоятельства предопределили несоразмерность жертв двух стран. В конечном счете – и это прискорбный факт – на одного погибшего немца приходится пять наших воинов.

Два обстоятельства спасли нашу страну. Первое – военная промышленность, в сложнейших условиях перебазировавшись в Сибирь и на Урал, дала надежный меч армии. Второе, главное, – в час выбора между жизнью и спасением Родины наш солдат бестрепетно жертвовал жизнью.

В конце августа 1941 г. к Гитлеру в Вольфшанце прибыл Муссолини. Он нашел Гитлера уверенным в себе, но фюрер признал, что «плохая работа разведки дала ему полностью неверные данные о численности и качестве русских войск, а также о решимости, с которой они идут в бой». До Москвы оставалась одна треть уже проделанного пути, на юге завершалось окружение миллионной русской армии под Киевом, впереди – у Вязьмы – в клещи попадает еще один миллион наших солдат. Но реальность уже бросила свою тень на безумные планы тех, кто хотел сделать нас послушными рабами.

Немецкие генералы – возможно, лучшие профессионалы в мире – начали осознавать особый характер борьбы, особый характер противостоящего им противника. Генерал Блюментрит, наступавший на Минск, отметил: «Поведение русских войск даже в этой первой битве являло собой поразительный контраст с поведением поляков и западных союзников, когда те терпели поражение. Даже будучи окруженными, русские дрались за свои позиции и сражались».

Германия не сумела верно оценить противника. Его вооружение было гораздо лучше, чем полагали немецкие военные специалисты. И численность советских войск едва ли не вдвое превосходила ожидаемую. Генерал Гальдер занес в свой дневник 11 августа: «Мы недооценили силу русского колосса не только в экономической и транспортной областях, но прежде всего в военной. Вначале мы рассчитывали встретить 200 дивизий противника, но теперь мы идентифицировали уже 360 дивизий». Командующий группировкой «Юг» фельдмаршал Рунштедт уже после войны сказал: «Я понял вскоре после нападения, что все, что было написано о России, является глупостью»[51].

У берегов Ньюфаундленда Черчилль и Рузвельт подписывали в эти часы «Атлантическую хартию». Но судьба Запада зависела от того солдата, который решил на этот раз не отступать на восток. Он обрекал себя на смерть, но его не нужно было ни в чем убеждать. В самый страшный час, когда над страной нависла смертельная угроза, ее сыновья выполняли свой долг.

В трагический день, когда фашистские войска напали на Советский Союз, 22 июня 1941 г. Уинстон Черчилль сказал на весь мир слова, обращенные к Москве, которые заложили основу великой коалиции: «Отныне у нас одна цель, одна-единственная – уничтожение нацистского режима. Мы никогда не будем вести переговоры с Гитлером. Мы окажем любую помощь России и русскому народу». Через два дня президент США Ф. Рузвельт пообещал помощь Советскому Союзу. Со стороны Советского правительства не последовало никаких комментариев, но газета «Правда» опубликовала выдержки из речи Черчилля. Это был первый шаг отхода от абсолютной враждебности России к Западу. За ним последовали новые шаги. Во второй раз на протяжении полстолетия, под угрозой доминирования Германии, начал складываться союз России с Западом.

Необходимо отметить, что содружество складывалось медленно по нескольким причинам. Сталин органически не доверял Западу, который ненавидел его режим. Запад не доверял режиму, который считал искусственным и в устойчивости которого сомневался. Ведущие английские и американские эксперты разделяли германскую точку зрения, что сопротивление России в 1941 г. не будет долгим. В середине июня 1941 г. британские официальные лица дали прогноз, что германские армии достигнут Кавказа в конце августа или, в крайнем случае, в начале сентября 1941 г.

Но дело совместной борьбы не терпело отлагательства. 19 июля 1941 г. Сталин послал первое личное письмо У. Черчиллю. Оценивая в целом последующую обширную переписку со Сталиным, Черчилль заметил, что отношения с советским руководством складывались далеко не просто. В переписке «было слишком много упреков». Разница в политических и культурных взглядах была слишком велика. Тем не менее Черчилль воздал должное своему союзнику: «Сила Советского правительства, твердость русского народа, неисчерпаемые запасы русской мощи, огромные возможности страны, жесткость русской зимы были теми факторами, которые в конечном счете сокрушили гитлеровские армии». Уже в декабре 1941 г. Черчилль сообщал министру иностранных дел Идену в Москве: «Никто не может предсказать, каким сложится баланс сил и где будут стоять победоносные армии в конце войны. Вероятно, однако, что Соединенные Штаты и Британия, не истощив своих сил, будут наиболее вооруженными и экономически самым мощным блоком, который когда-либо видел мир, а Советский

Союз будет нуждаться в нашей помощи значительно больше, чем мы в его». Такова была оптимистическая для Запада картина. Известие о том, что в 1942 г. не будет открыт настоящий второй фронт в Европе, по мнению британского премьера, был подлинным «шоком» для Сталина. Но Черчилль полагал, что две крупнейшие континентальные державы, борясь и ослабляя друг друга, действуют в «нужном направлении». Именно узнав об отсрочке открытия второго фронта, Сталин в ярости ответил Черчиллю, что войны без потерь не ведутся, что Советский Союз несет неизмеримо большие потери.

Не открыв фронта на европейском Западе, союзники нарушили свое слово в критический для СССР момент, когда немцы захватили Севастополь, вошли в Ростов, вышли к порогам Кавказа и подошли к Сталинграду.

Телеграмма Сталина Черчиллю от 23 июля 1942 г. завершалась суровым упреком: «вопрос о создании второго фронта в Европе не был воспринят с той серьезностью, которой он заслуживает. Полностью принимая во внимание нынешнее состояние дел на советско-германском фронте, я должен указать наиболее серьезным образом, что Советское правительство не может согласиться с откладыванием второго фронта». Налицо было очевидное нарушение союзнических договоренностей, серьезно повлиявшее на советско-западные отношения.

Стратегическая бездарность и невежество в оперативных вопросах в сочетании с безграничной властью Сталина срабатывали еще не раз. Наиболее, пожалуй, показательным примером этого является харьковская катастрофа 1942 г. После своего просчета в начале войны, когда Сталин сосредоточил основную массу войск на юго-западе, а главный удар немцы нанесли в центре, он решил, что западное направление останется важнейшим и в 1942 г.

И несмотря на явные признаки подготовки немцев к наступлению в общем направлении Харьков – Ростов, основные силы советских войск оставались в центре стратегическою фронта. Более того, Сталин санкционировал губительное решение Тимошенко начать наступление в мае 1942 г. с Изюмского выступа на Харьков. Тем самым советские войска еще более втянулись в оперативный «мешок», подготовленный немцами, крупные силы которых уже были развернуты для наступления.

Воспользовавшись этим, они быстро прорвали фронт не ожидавших удара советских войск и уже вскоре замкнули кольцо окружения западнее Изюма. В результате двадцать стрелковых, семь кавалерийских дивизий и четырнадцать танковых бригад оказались либо уничтоженными, либо плененными. Путь на Сталинград и Ростов для гитлеровцев был открыт. И все это, как и последующий их прорыв к Волге, – тоже следствие вопиющей нищеты оперативного мышления Верховного главнокомандующего.

Руководитель такого масштаба в военное время обязан, по крайней мере, владеть искусством прогноза не только ближайших, но и более отдаленных событий. Но Сталин был закоснелым догматиком. И мог себе позволить, в силу абсолютной безответственности за принимаемые решения, добиваться их беспрекословного выполнения, несмотря на явно гибельные последствия. Не обладая знаниями военной науки, не имея опыта руководства боевыми действиями, Сталин подчас демонстрировал вопиющее невежество не только в оперативных вопросах, но и в решениях, требовавших элементарной осведомленности. К примеру, в начале войны он не знал о существовании такой должности, как начальник инженерных войск, и приказал поручить руководство строительством оборонительных сооружений артиллерийскому генералу.

Однако подчиненные военачальники, понимая некомпетентность Верховного, порой даже не пытались самортизировать отдаваемые им приказы. Все они хорошо знали, а некоторые на себе испытали страшный нрав «вождя» и его тяжелую руку. Только впоследствии первый заместитель Верховного маршал Георгий Жуков так оценил его военный профессионализм: «Как был, так и остался до конца войны штафиркой (штатским профаном)». Вмешательство Сталина в руководство войсками, как правило, сопровождалось разносами и взысканиями. Но нередко он, пренебрегая элементарными нормами единоначалия, отдавал напрямую полевым армиям оперативные указания, и они чаще всего носили общий характер, поучающий, и больше всего были рассчитаны на то, чтобы привести подчиненных командармов в трепет.

И тут высвечивается еще один из основополагающих принципов сталинского руководства войсками. Почти в каждой директиве Верховного, его телеграммах и устных указаниях фигурировало кощунственное требование: «любой ценой». Этот постоянный рефрен кремлевского горца понуждал командующих фронтами и армиями к выполнению боевых задач, не считаясь с потерями. С точки зрения военной целесообразности такие действия не имели ничего общего с полководческим мастерством, да и с элементарным умением рационально вести бой, а тем более – сражение.

«Но если Сталин ставил задачу овладеть определенным рубежом или населенным пунктом, то у исполнителей не оставалось альтернативы, и они гнали стрелковые подразделения волна за волной, устилая трупами путь к выполнению приказа верховного палача.

Можно со всей очевидностью утверждать, что первые 15 крупнейших поражений Красной Армии понесены ею в основном благодаря стратегической немощи, оперативному дилетантству и тактической безграмотности Сталина. Вместе с тем победные сражения советских вооруженных сил зачастую выиграны не благодаря, а вопреки полководческому “дару” будто бы пробудившемуся в этом кровавом тиране во второй половине войны!»[52].

Поражение под Харьковом в 1942 г. резко ухудшило всю обстановку на южном участке советско-германского фронта. Во второй половине июля 1942 г. создалось угрожающее положение на сталинградском и ростовском направлениях.

28 июля 1941 г. нарком обороны И.В. Сталин издал приказ № 227, известный в народе как приказ «Ни шагу назад!». Сталин готовил приказ в исключительно сложной для страны обстановке.

Была потеряна огромная советская территория – Украина, Белоруссия, Прибалтика, Молдавия, многие промышленные и сельскохозяйственные области Российской Федерации. С захватом Сталинграда гитлеровцы намеревались выйти за Волгу, к Уралу.

В приказе прозвучала грозная и беспощадная правда о положении, сложившемся в стране на критическом рубеже войны, величайшая озабоченность народа, правительства, Верховного главнокомандования. Приведем дословно приказ № 227.

Без публикации

Приказ

Народного комиссара обороны Союза ССР № 227

28 июля 1942 г.

г. Москва

Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется вглубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором.

Население нашей страны, с любовью и уважением относящееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток.

Некоторые неумные люди на фронте утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много земли, много населения и что хлеба у нас всегда будет в избытке. Этим они хотят оправдать свое позорное поведение на фронтах. Но такие разговоры являются насквозь фальшивыми и лживыми, выгодными лишь нашим врагам.

Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны. Территория Советского государства – это не пустыня, а люди – рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, – это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги. После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 млн населения, более 800 млн пудов хлеба в год и более 10 млн т металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше – значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину.

Поэтому надо в корне пресекать разговоры о том, что мы имеем возможность без конца отступать, что у нас много территории, страна наша велика и богата, населения много, хлеба всегда будет в избытке. Такие разговоры являются лживыми и вредными, они ослабляют нас и усиливают врага, ибо, если не прекратим отступления, останемся без хлеба, без топлива, без металла, без сырья, без фабрик и заводов, без железных дорог.

Из этого следует, что пора кончить отступление.

Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.

Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности.

Наша Родина переживает тяжелые дни. Мы должны остановить, а затем отбросить и разгромить врага, чего бы это нам ни стоило. Немцы не так сильны, как это кажется паникерам. Они напрягают последние силы. Выдержать их удар сейчас, в ближайшие несколько месяцев – это значит обеспечить за нами победу.

Можем ли выдержать удар, а потом и отбросить врага на запад? Да, можем, ибо наши фабрики и заводы в тылу работают теперь прекрасно, и наш фронт получает все больше и больше самолетов, танков, артиллерии, минометов.

Чего же у нас не хватает?

Не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять Родину.

Нельзя терпеть дальше командиров, комиссаров, политработников, части и соединения которых самовольно оставляют боевые позиции. Нельзя терпеть дальше, когда командиры, комиссары, политработники допускают, чтобы несколько паникеров определяли положение на поле боя, чтобы они увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу.

Паникеры и трусы должны истребляться на месте.

Отныне железным законом дисциплины для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование – ни шагу назад без приказа высшего командования.

Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо как с предателями Родины.

Таков призыв нашей Родины.

Выполнить этот призыв – значит отстоять нашу землю, спасти Родину, истребить и победить ненавистного врага.

После своего зимнего отступления под напором Красной Армии, когда в немецких войсках расшаталась дисциплина, немцы для восстановления дисциплины приняли некоторые суровые меры, приведшие к неплохим результатам. Они сформировали более ста штрафных рот из бойцов, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, поставили их на опасные участки фронта и приказали им искупить кровью свои грехи. Они сформировали, далее, около десятка штрафных батальонов из командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, лишили их орденов, поставили их на еще более опасные участки фронта и приказали им искупить свои грехи. Они сформировали, наконец, специальные отряды заграждения, поставили их позади неустойчивых дивизий и велели им расстреливать на месте паникеров в случае попытки самовольного оставления позиций и в случае попытки сдаться в плен. Как известно, эти меры возымели свое действие, и теперь немецкие войска дерутся лучше, чем они дрались зимой. И вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей родины, а есть лишь одна грабительская цель – покорить чужую страну, а наши войска, имеющие возвышенную цель защиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение.

Не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов, как учились в прошлом наши предки у врагов и одерживали потом над ними победу?

Я думаю, что следует.

Верховное Главнокомандование Красной Армии приказывает:

1. Военным советам фронтов и прежде всего командующим фронтами:

а) безусловно ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать пропаганду о том, что мы можем и должны якобы отступать и дальше на восток, что от такого отступления не будет якобы вреда;

б) безусловно снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения к военному суду командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций, без приказа командования фронта;

в) сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников всех родов войск, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на более трудные участки фронта, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления против Родины.

2. Военным советам армий и прежде всего командующим армиями:

а) безусловно снимать с постов командиров и комиссаров корпусов и дивизий, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций без приказа командования армии, и направлять их в военный совет фронта для предания военному суду;

б) сформировать в пределах армии 3–5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (до 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов и тем помочь честным бойцам дивизий выполнить свой долг перед Родиной;

в) сформировать в пределах армии от пяти до десяти (смотря по обстановке) штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой), куда направлять рядовых бойцов и младших командиров, провинившихся в нарушении дисциплины по трусости или неустойчивости, и поставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной.

3. Командирам и комиссарам корпусов и дивизий:

а) безусловно снимать с постов командиров и комиссаров полков и батальонов, допустивших самовольный отход частей без приказа командира корпуса или дивизии, отбирать у них ордена и медали и направлять их в военные советы фронта для предания военному суду; б) оказывать всяческую помощь и поддержку заградительным отрядам армии в деле укрепления порядка и дисциплины в частях.

Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах.

Народный комиссар обороны

И. Сталин

Продиктован суровой необходимостью

Приказ этот появился не вдруг, он вызревал, он, в конце концов, оказался ответом на ход войны. А ход войны в тот момент катился к трагедии. Большинство из вас много наслышаны о приказе № 227, но ознакомились с ним впервые и еще находитесь под его впечатлением. Я первый раз прочитал его под Воронежем, в штабе 60-й армии, которой командовал генерал И.Д. Черняховский, едва ли не в тот день, когда он был издан – 28 июля 1942 г. Был я тогда заместителем начальника штаба 60-й армии. Признаюсь, что нахожусь под впечатлением с тех пор, как впервые увидел его. Такова сила этого документа. Я часто задумывался: в чем она, эта сила?

Сегодня кое-кто говорит, что ошеломляет его жестокость, ведь приказом вводились у нас штрафные роты, штрафные батальоны и заградительные отряды. Верно, вводились. Было и это. Но в сорок втором году мы восприняли приказ № 227 как управу на паникеров и шкурников, маловеров и тех, для кого собственная жизнь дороже судьбы своего народа, своих родных и близких, пославших их на фронт. Ведь было как: жена, провожая мужа на фронт, говорила: «Иди, защищай детей наших, а я тут за тебя и на станке буду работать, и на тракторе пахать, и металл варить, и руду в забое добывать». Такие же слова слышал сын от матери, невесты, младшего брата.

Законы войны объективны. В любой армии солдата, бросившего оружие, всегда ждало суровое наказание. Штрафные роты и батальоны, если не усложнять, – те же роты и батальоны, только поставленные на наиболее тяжелые участки фронта. Однако фронтовики знают, как все условно на войне: без жестокого боя немцы не отдавали ни одной деревни, ни одного города, ни одной высоты. Кстати, командиры штрафных подразделений штрафниками никогда не были, а самих штрафников никто не зачислял в уголовные преступники. Пребывание в штрафниках даже не влекло за собой судимости.

Так чем же были штрафные подразделения? Шансом для оступившегося, смалодушничавшего, совершившего промах, возможностью искупить свою вину, снять с себя черное пятно, часто ценой собственной крови. Срок наказания исчислялся от месяца до трех, ранение, полученное даже в первый день пребывания в штрафном подразделении, автоматически возвращало бойца в часть, на ту же должность, в том же воинском звании.

Когда пришел приказ № 227, части нашей 60-й армии отбивались от врага под Воронежем. Обстановка была сверхтяжелая. Что говорить, полстраны захватил враг. Мы держались, казалось, на пределе возможного. Нет, я не могу сказать, что была всеобщая паника или повальное бегство. Да, отступали, но бегства как такового не было, по крайней мере в нашей армии. Приказ прозвучал для всех нас тем набатным сигналом, в котором было одно – отступать некуда, ни шагу назад, иначе погубим себя и Родину. Именно это, я бы сказал, главное в приказе и было воспринято сердцем и разумом. Как бы то ни было, но фронт стабилизировался по центральной улице Воронежа. Дальше враг не прошел. Погнали мы его на запад именно с этой улицы. Я не скажу, что мы плохо воевали, но нужен был решительный перелом, и потому приказ № 227 оказался своевременным. Для победы над таким сильным врагом, как гитлеровцы, требовалось прибавить и в мастерстве, и в храбрости, и в самоотверженности, и в самопожертвовании. Война была такая, какой человечество до тех пор не знало. Ее результатом могло стать уничтожение нашего народа.

Верно, всякий приказ должен быть выполнен точно и в срок. Верно и то, что творчество каждого командира проявляется в рамках поставленной задачи, отданного приказа. В этом смысле приказ № 227 не был исключением. То, что я сейчас говорю о приказе на войне, о творчестве командира, для военного человека само собой разумеется. С самого начала приказ № 227 был воспринят на фронте как приказ не только еще выше поднять требовательность, исполнительность, но и усилить в первую очередь всю воспитательную работу с личным составом, беспощадно бороться с расхлябанностью и неисполнительностью, безответственностью и недисциплинированностью. Да, были заградительные отряды. Но я не знаю, чтобы кто-нибудь из них стрелял по своим, по крайней мере на нашем участке фронта. Уже сейчас я запрашивал архивные документы на этот счет, таких документов не нашлось. Заградотряды находились в удалении от передовой, прикрывали войска с тыла от диверсантов и вражеского десанта, задерживали дезертиров, которые, к сожалению, были; наводили порядок на переправах, направляли отбившихся от своих подразделений солдат на сборные пункты.

Скажу больше, фронт получал пополнение естественно необстрелянное, как говорится, пороху не нюхавшее, и заградительные отряды, состоявшие исключительно из солдат уже обстрелянных, наиболее стойких и мужественных, были как бы надежным и сильным плечом старшего. Бывало нередко и так, что заградотряды оказывались с глазу на глаз с теми же немецкими танками, цепями немецких автоматчиков и в боях несли большие потери. Это факт неопровержимый. Надо понять, что на передовой все делали одно дело – сражались с врагом. Между прочим, труса и паникера в бою каждый обязан образумить любыми средствами, любыми способами, вплоть до применения оружия. Это долг командира. Если он этот свой долг не исполнит, сам понесет крайне суровую ответственность. Даже один паникер может загубить целую роту, а то и батальон.

Паника опасна своей заразительностью, и тогда – свалка. Из-за паникеров гибнут лучшие, самые смелые и отважные. И поэтому приказ № 227 стоял на стороне храбрых, чтобы у них была возможность спокойно и рассудительно, расчетливо и профессионально бить врага.

За последнее время мне довелось прочитать немало писем фронтовиков, в том числе и по поводу приказа № 227. «Как ветеран войны, я хорошо помню этот приказ сурового времени. Он явился значительной вехой на долгом и трудном пути к Победе… Оголтелый враг, не считаясь с потерями, рвался к Сталинграду… Положение становилось все более критическим. И в это время, в июле 1942 г., появился приказ № 227. Приказ зачитывался во всех частях и подразделениях, находившихся на фронте, так что его содержание знают и помнят все активные участники Великой Отечественной войны… Я тогда служил рядовым в отдельной артиллерийской части и хорошо помню, как бойцов изматывали непрерывные отступления, как приходилось чуть ли не ежедневно оборудовать новые огневые позиции. Доставалось тогда всем: и пехотинцам, и танкистам, и рядовым, и командирам. Лейтмотивом приказа было требование “Ни шагу назад!” Таким я на всю жизнь запомнил приказ № 227… Приказ сугубо военный, для всех воинов суровый – от солдата до маршала. Но был он вызван к жизни осложнившейся обстановкой на фронте летом 1942 года… Вскоре после появления приказа на свет прекратилось отступление наших войск под Сталинградом, а затем началось и наступление… Так я помню и понимаю этот приказ, суровую правду о котором должны знать все…

Конькин Владимир Николаевич, член КПСС, ветеран войны и Вооруженных Сил СССР, подполковник-инженер в отставке».

Я бы мог привести сотни и тысячи свидетельств того, как на фронте был воспринят приказ № 227. Но здесь я приведу только два письма из многих сотен им подобных: «Приказ № 227, на мой взгляд, сыграл определенную роль в Великой Отечественной войне, но не доминирующую, – пишет Клименко Николай Иванович, ветеран 3-й гвардейской армии. – Доминирующую роль в разгроме фашизма сыграла военная присяга, данная своей Родине воинами, высокая сознательность бойцов, беспредельная ненависть к врагу и колоссальный патриотизм, который был присущ абсолютному большинству наших бойцов. А приказ № 227 был рассчитан на ограниченный круг неустойчивых лиц. Некоторые люди пытаются найти в приказе какую-то трагичность. Я лично сам в период войны был ознакомлен с содержанием приказа, расписался в этом, но никакой трагичности он на меня не произвел, так же как и не произвел на всех моих сослуживцев…»

Или вот еще: «Я был под Сталинградом, севернее города держал наш полк оборону, затем осуществлял прорыв. До сих пор помню, как читали в окопах приказ наркома обороны за № 227. Когда слушал его, дрожь шла по спине, удесятерялась ненависть к врагу… Безручко Дмитрий Иванович». Лучше, чем сказал солдат в окопах Сталинграда о приказе № 227, и не скажешь: удесятерялась ненависть к врагу.

«Как любой участник войны, я читаю все, что пишется теперь о ней, в том числе и о приказе № 227. И хочу сказать прямо – нужный это был приказ. Большие перемены произошли тогда в наших полках. Нам не перед кем опускать глаза. Нам нечего стыдиться. Это мы победили. Да, верно, победа далась нам нелегко. Но и война-то была – невиданная ранее. И мы выполнили приказ “Ни шагу назад!”

Генерал армии П.Н. Лащенко,

Герой Советского Союза».

Начальникам политуправлений фронтов и округов, начальникам политотделов армий

Народный комиссар обороны товарищ СТАЛИН издал приказ № 227 от 28 июля 1942 г.

Предлагаю:

1. Лично проследить за тем, чтобы приказ Наркома был немедленно доведен до частей и подразделений, зачитан и

разъяснен всему личному составу Красной Армии. Не должно быть ни одного военнослужащего, который не знал бы приказа товарища Сталина.

2. Направить в соединения и части работников политотделов соединений для помощи частям в доведении и разъяснении приказа личному составу Красной Армии, а также в работе по выполнению приказа.

3. Начальникам политуправлений Карельского, Ленинградского, Волховского, Северо-Западного, Западного, Калининского, Брянского, Сталинградского, Воронежского, Дальневосточного и Забайкальского фронтов информировать ГлавПУ РККА о работе по доведению и разъяснению приказа два раза в день: первый раз с 9 до 10 часов по «ВЧ»; второй раз – в 20 часов телеграфом. Остальным политуправлениям фронтов и округов, а также начальникам политотделов резервных армий информацию передавать ежедневно к 20 часам телеграфом.

В первом донесении осветить: когда получен приказ и когда он доведен до красноармейцев, командиров и политработников; факты в связи с разъяснением приказа. В последующих донесениях освещать, как выполняется приказ.

Донесения должны быть содержательными, краткими, ясными и конкретными.

А. Щербаков

29 июля 1942 г.

Приказ № 227 сыграл исключительно важную роль в стабилизации фронта и обеспеченности нашей победы под Сталинградом. В послании к И.В. Сталину воины, защитники крепости на Волге заверяли: «Мы пишем Вам в разгар великого сражения, под гром несмолкаемой канонады, вой самолетов, в зареве пожарищ, на крутом берегу великой русской реки Волги, пишем, чтобы сказать Вам и через Вас всему советскому народу, что дух наш бодр как никогда, воля тверда, руки наши не устали разить врага. Решение наше – стоять насмерть у стен Сталинграда».

Маршал А.М. Василевский писал о приказе № 227: «Приказ наркома № 227 как раз и выразил тревогу народа, веление Родины: “Ни шагу назад!” Этот приказ занял видное место в истории Великой Отечественной войны. В нем в сжатой, понятной каждому воину, форме излагались задачи борьбы с врагом… Суровость мер за отход с позиций без приказа, предусмотренные приказом № 227, не противоречила факту высокого морально-патриотического подъема в войсках. Она была направлена против конкретных случаев нарушения воинской дисциплины, невыполнения боевой задачи. Приказ этот вместе с другими мерами партии, Ставки ВГК, командования фронтов повысил личную ответственность каждого воина за ход и исход каждого боя, каждого сражения. Он не унизил чести советского патриота – защитника Родины».

Значение сталинского приказа № 227 «Ни шагу назад!» в том, что фронт и тыл почувствовали: немецко-фашистская армия будет остановлена, под отступлением подведена черта. И фронт, и тыл прониклись ответственностью, что должны переломить ход войны и добиться этого.