Читать книгу Пути и Двери - Ян Бадевский - Страница 5

Я хорошо помню день, когда стал частью семьи Никоновых. Проснувшись, я решил слетать в их загородный дом – что-то неодолимо повлекло меня в те края. Пришлось подняться над городом, выше самых высоких домов и транспортных потоков, а затем устремиться на юг – к патриархальным и сонным коттеджным поселкам. Мир казался новым и чудесным, я впитывал его каждой клеточкой своего крепкого тела. Думаю, у меня получилось бы переместиться к Никоновым мгновенно, но я решил устроить себе небольшую прогулку. Хотелось понаблюдать за людьми и машинами, увидеть в небе перелетных птиц и поглазеть на непрерывно меняющиеся облака.

Плыть над мегаполисом, воспринимать целостную картину бытия – это здорово. Осознавать свои возможности, стремиться к чему-то светлому, общаться с разумными существами… и быть чьим-то другом.

Разумеется, я осознавал, что не являюсь полноправным членом их семьи. Хотя бы по факту рождения. Но меня приняли и полюбили, так что впоследствии я имел честь наблюдать за десятками поколений этого могущественного клана. Я растил их детей, летал с ними к звездам, исследовал далекие миры. Я видел, как строилась Дверная Сеть.

Итак, я снизился над тихими пригородами – там, где заканчивались последние постройки нынешнего Стимбурга и начинались бескрайние поля, чередующиеся с лесными массивами. Изредка в эту красоту вписывались синие глаза озер и извилистые ленты рек. Кое-где виднелись крыши загородных особняков – они принадлежали семьям, исповедующим уход от механистической цивилизации. Странно об этом говорить на планете, любой житель которой волен открывать Двери и путешествовать по бесчисленным мирам Сети. Во всяком случае, теперь. Но это чужая философия, постулаты которой меня не интересуют.

Никоновы ждали моего прибытия на лужайке перед домом. Дети носились по траве, пинали мяч и смеялись. Отец с матерью отдыхали в шезлонгах у края бассейна, неспешно беседуя. А бабушка и дедушка, основатели клана, устроились в плетеных креслах на веранде. Эта идиллическая картинка навсегда врезалась в мою память. Впрочем, я не склонен что-либо забывать и всегда могу разархивировать понравившиеся образы.

Я сбросил высоту, вальяжно приблизился к владениям своих друзей и застыл в нескольких метрах над газоном. Они получили возможность рассмотреть мой корпус во всем великолепии. Беседа прервалась, и Антон Никонов восхищенно уставился на меня. Его жена, Медея, изучала гостя с некоторой отстраненностью – она всегда умела держать себя в руках.

А потом примчались дети.

– Папа, что это такое?

– Ничего себе.

– Какой огромный!

Старшего мальчика звали Крисом, и он уже успел пройти базовый школьный курс. Девочка в ситцевом платье, веснушчатая и улыбчивая, – это Саша. Шесть лет, ураган в голове. Трехлетний Богдан молча стоял, задрав голову, и улыбался. Тень падала на задумчивое лицо малыша, а в его руке был зажат сачок.

– Это корабль, да? Наш корабль?

– Сами спросите, – предложил отец.

Старики на веранде зашевелились, привлеченные всеобщей суматохой. Впрочем, их нельзя было назвать стариками в полном смысле этого слова. Визуально старшее поколение Никоновых выглядело на двадцать пять или тридцать. Практически ровесники своим отпрыскам. Столетние ровесники.

– Как тебя зовут? – спросила Саша.

Я извлек из анналов памяти свой серийный номер и сообщил его девочке.

– Сложно, – пробурчал Крис.

– Так назови его человеческим именем, – предложил Антон Никонов.

Крис внимательно посмотрел на меня.

– Ты серьезно, пап?

– Вполне.

Мальчик на секунду задумался.

И выдал:

– Отныне ты будешь зваться Хаосом.

– Вот еще, – фыркнула девочка. – Мне это имя не нравится.

– А что ты предлагаешь?

– Пусть будет Стремительным. Или Пушистиком. Или…

Отец поднялся с шезлонга и пересек лужайку. Встал рядом с детьми. Медея тоже решила присоединиться к разговору. У женщины было красивое загорелое тело. По меркам людей – идеальные пропорции. И медные вьющиеся волосы, которыми Антон восхищался на протяжении всего их брака.

– Это корабль, – назидательно произнес отец. – Его нельзя называть Пушистиком. Он разумен, и это друг нашей семьи. Так проявите чуточку уважения.

– Борей, – предложил Крис. – Это бог ветра.

– Неплохо, – похвалил отец.

– Боря, – улыбнулся трехлетка.

Все засмеялись.

И я стал Бореем.

Мне понравилось это имя – оно было звучным, имело богатую историю и намекало на божественное происхождение. А ведь меня собрали не то, чтобы боги… но те, кого сейчас называют ушедшими Демиургами. Люди, покорившие космос, распространившие свое влияние на десятки тысяч световых лет, построившие Двери и перекроившие облик родной планеты.

Я никогда не воспринимал себя машиной. Мой разум обладал изрядной долей автономии, но внутренние блокировки мешали покинуть Никоновых и обрести самостоятельность. Я принадлежал этому клану, хотя и не осознавал своей зависимости. Я не страдал, ведь я любил их. И продолжаю любить.

Утром мы отправились в первый вояж по Солнечной системе. Посетили терраформированный Марс и парочку спутников Юпитера. Навыки пилотирования моим друзьям не требовались – я взял на себя эту почетную обязанность. В ту пору человечество уже перешагнуло световой барьер и научилось строить звездолеты, пробивающие червоточины в складках пространства-времени. Я был одним из этих звездолетов. Поэтому на семейном совете Никоновы решили испытать мои возможности и прыгнуть к Сириусу. Что ж, сказал я, почему бы и нет. Проложить курс было легко, до Сириуса рукой подать. И мы отправились к белому карлику в созвездии Большого Пса, чтобы провести там еще пару недель.

В ту пору люди никуда не спешили. Кто-то имел базовый доход и не нуждался в постоянной работе. Кто-то обладал состоянием, умножавшимся на протяжении нескольких веков. Такие семьи могли позволить себе даже личный орбитальный пузырь. Дверей тогда не было, и мы просто перемещались от звезды к звезде, прогрызая вечную тьму генераторами Сушкова. Метрики кротовых нор разворачивались перед моим взором умопомрачительными конструктами. Визуализация высшего порядка, недоступная людям. Мои пассажиры вообще не воспринимали сам путь в подпространстве – они выныривали в пункте назначения и радовались жизни.

Дети продолжали развиваться в моей обучающей среде. Никаких школ, свободное посещение. Родители контролировали знания и следили за потраченными на предметы часами. Иногда обсуждали пройденный материал. Впрочем, подобные беседы были излишними – младшее поколение Никоновых отлично справлялось с промежуточными тестами.

Золотые годы.

Сейчас, когда я вспоминаю тот период своей жизни, внутри моих квантовых схем поднимается ностальгическая волна. Ничего не могу с собой поделать.

Моим любимчиком был трехлетний Богдан. Спокойный мальчишка, склонный к созерцанию и осмыслению всего происходящего вокруг. Богдан мог часами рассматривать звезды в обзорных экранах пассажирской палубы или слушать музыку, думая о чем-то своем. Все вопросы задавались по делу. Не помню, чтобы я слышал хоть одну истерику или каприз на ровном месте.

Спустя четверть века Богдан одолжил меня у семьи и отправился в далекий поиск – за пределы освоенного людьми пространства. Никто не возражал. Никоновы с головой погрузились в проекты, затрагивающие область генетических модификаций и продления жизни. Разумеется, никто из Демиургов в ту пору не обладал бессмертием. Человечество достигло впечатляющих успехов в сфере геронтологии. Старость отодвинулась на двести-триста лет, но ведь разумные существа всегда думают о своей конечности. Антон Никонов понимал: если он не решит проблему за полтора столетия, его родители умрут. Медея и подросший Крис примкнули к исследованиям отца.

А Богдана тянуло к звездам.

И мы отправились в бесконечное, по человеческим меркам, странствие. В котором провели без малого сорок лет по моему внутреннему летосчислению. Релятивистский эффект был сглажен червоточинами, но ведь внутри звездных систем мы носились на околосветовых скоростях. Так что Никоновы не видели своего отпрыска почти век.

Когда мы вернулись, Земля здорово продвинулась в своем развитии. Старшее поколение долгожителей теперь могло отпраздновать своё пятисотлетие. Появилась Дверная Сеть. Крис переключился на генетические модификации, клонировал себя и основал хабитат на окраине Альфы Центавра А. Саша обзавелась семьей, и на свет появились наследники Никоновых. Три поколения детей – столько я успел пропустить, прыгая от одного солнца к другому. Богдан несколько лет провел на Земле, а потом переделал себя, адаптировав тело под любые гравитационные перепады, воздушные смеси и климатические условия. Сделав так, мой лучший друг покинул Землю и никогда больше на нее не возвращался. Говорили, что Богдан отправился бродить по мирам Дверной Сети, которая разрасталась стремительными темпами в ту пору. Моего мальчика всегда что-то манило – грани, за которые прежде никто не заглядывал. По натуре своей этот парень был кочевником, которому не сидится на месте. Я понимал его, как никто другой.

Тосковать пришлось недолго.

На моем попечении оказались правнуки Саши – двенадцатилетний Тим и десятилетняя Карина. Оба завершили базовые школьные программы и перед выбором дальнейшего вектора развития решили немного отдохнуть. Корабли моего класса начали выходить из моды – даже богатые семьи предпочитали скитаться по Галактике через Двери. Появились летающие дома, сопоставимые по своим габаритам со звездолетами, но не оснащенные генераторами червоточин. Эти дома величественно проплывали сквозь порталы и уходили в небытие. Преимущественно на Преддверье, откуда можно было перемещаться в любом направлении.

Именно тогда я впервые услышал о Преддверье.

Высокотехнологичный мир, земная колония с большими перспективами. Транспортный узел, сердце человеческой империи. Туда стекались лучшие земные умы, перебрасывались колоссальные ресурсы. На Преддверье обосновались и Никоновы. Не все, но многие. Моих друзей разбросало по космосу, не соберешь.

Тим и Карина решили добраться до окраинных миров империи через Двери, а затем прыгнуть к Галактическому Ядру – туда, где разрастались наши автономные колонии. В Ядре жили и другие расы, с которыми мы сумели наладить контакт. В основном, дружественные. Земляне достигли той степени могущества, когда с ними никто не хотел связываться. Включая потенциальных агрессоров. Поэтому Никоновы чувствовали себя в безопасности, у них напрочь отсутствовал страх перед неизведанным.

Я выполнил их приказ.

Мы встроились в вереницу домов и прошли через портал, ведущий на Преддверье. Если честно, узловой мир мне не понравился. Густонаселенный, шумный, суетливый. Уже тогда появились подводные города, в которых обитали переделанные соплеменники моих друзей. Сознание людей больше не привязывалось к телесной оболочке. Можно было внедряться в кракенов, русалок или тритонов по собственному усмотрению. Здравомыслящих людей эти игры с оболочками не прельщали, но ведь здравомыслие не передается по наследству…

Чтобы достичь пределов Сети, нам потребовалось преодолеть дюжину порталов. Больших, приспособленных под габариты крупнотоннажных конструкций, а не обычных пешеходов. В итоге мы оказались за семнадцать тысяч световых лет от Земли – в области непрерывного расширения. Солнечная система, в которой мы вынырнули, считалась необитаемой – здесь околачивались исключительно тоннельщики – модули, разработанные для открытия новых порталов. Встречались и корабли Дальнего Поиска – мои братья по разуму. Я переговаривался с этими отважными героями, выяснял обстановку и уточнял координаты колониальных миров. По сути, речь шла об анархических поселениях, вышедших из-под земного протектората по разным причинам. Оставался открытым вопрос, что станет с этими ренегатами, когда Сеть расширится еще на пару сотен световых лет. Я хорошо понимал, что Земля найдет политические и экономические рычаги давления, чтобы включить выпавшие из обоймы расы в свою культуру.

Мы отправились на Каталонию.

Выбор для детей предсказуемый, учитывая экзотичность этого мира. Планета, как и сейчас, была спутником газового гиганта в системе желтого карлика, слегка превосходящего по светимости наше Солнце. Гравитация почти стандартная, но ощущается некоторая легкость в движениях. Так говорили дети. Каталония была водным миром, который растопили и адаптировали для людей терраформеры. Ледяной панцирь исчез, повысилась температура, атмосфера стала пригодной для дыхания. И достаточно плотной, чтобы защитить население от потоков радиации, льющейся из космоса. Колонисты на этом не успокоились и превратили своё обиталище в тропический рай с дрейфующими по поверхности искусственными островами и подвешенными на орбите климатическими станциями. Мы провели на одном из таких островов три недели, изредка выбираясь к соседям с туристическими целями. Чудовищные приливы, вызванные силой притяжения Испанца, тамошнего газового гиганта, могли бы сокрушить любое поселение. К счастью, Каталония располагалась на достаточном удалении от этого чудовища. А штормы и волны цунами гасились с орбиты – за это отвечал специально разработанный ИскИн.

По моему скромному разумению, Каталония была отсталым мирком с примитивной экономикой. Правда, экономика эта была самодостаточной и позволяла обеспечивать своих граждан всем необходимым. Разумеется, анархисты лишили себя передовых биотехнологий, кочующих по центру Сети, – продолжительность их жизни оставляла желать лучшего. Но такой атмосферы свободы, вечного праздника и взаимопонимания я больше нигде не встречал. Тим и Карина были счастливы в этом месте.

Мы слетали еще на некоторые изоляционистские поселения. Там дела обстояли не столь радужно. Кто-то сражался за жизнь с местной агрессивной фауной, другие страдали от разгулявшейся преступности. На этих планетах мы не задерживались слишком долго, ограничиваясь жизнью в хорошо защищенных анклавах.

Любые странствия однажды подходят к концу.

Дети повзрослели, поумнели и многое поняли. В пути каждый из них принял решение. Я был в курсе этих решений и полностью поддерживал своих юных друзей. Тим сконцентрировался на изучении замкнутых социумов, а Карина – на интерфейсах по управлению силовыми потоками. Именно Карина заложила основы технологий, которые сейчас принято называть магией. Я имею в виду руны, заклинания, волшебные артефакты – всё, что стало таковым после Большого Отката. А в те далекие времена Карина просто переводила энергию в бытовую плоскость, оперируя голосовыми и жестовыми командами. Несложно догадаться, что для проведения успешных экспериментов ей следовало переехать на Преддверье. Столетия спустя Карина прославилась под именем Завея. После Отката ей даже стали поклоняться, хотя девочка ушла вместе с другими Демиургами из нашей реальности.

Шли века, я продолжал заниматься воспитанием Никоновых. Основатели центральных ветвей клана давно умерли, не дотянув до подлинного бессмертия, которое открылось Демиургам на пике их возвышения. Иногда мне не хватает Антона и Медеи, но больше всего я тоскую по Богдану, ушедшему бродить среди звезд. Поколения друзей росли на моих глазах, взрослели, обретали свой путь и рассеивались по вселенной. Каждый из них – в моей памяти.

Мода на корабли окончательно прошла.

Люди странствовали по Сети, забыв о бескрайней тьме космоса. Они входили в колеблющуюся серебристую пелену и оказывались в совершенно ином месте, отстоящем от их планеты на сотни и тысячи парсеков. Это стало нормой. Как прогуляться вечером в парке или выйти на веранду своего дома с чашечкой кофе.

Меня поставили в ангар.

Никто не навещал старый звездолет, не пытался выбраться за пределы изведанного ареала. Я следил за судьбами своих друзей, подключившись к локальной инфосреде родового гнезда Никоновых. Иногда заглядывал в городские анналы, делал запросы в Преддверье, связывался с иными цивилизованными мирами. Поэтому был в курсе происходящих событий. Зрело сопротивление, фракция Демиургов отделилась от главенствующей ветви человечества и основала колонию в Магеллановых Облаках. Я не сумел бы предсказать последствия раскола – войну, Большой Откат и регресс Дверной Сети. Никто не давал таких прогнозов, даже ИскИны.

Однажды ко мне явился Стас Никонов – далекий потомок Карины. Стас заявил, что не поддерживает курс Демиургов и намерен присоединиться к Магеллановым Облакам. Вот только каналы за пределы нашей Галактики никто не прокладывал – для путешествия беглецу потребовался корабль. Мне пришлось основательно модернизировать двигательную систему и генератор червоточин, поскольку преодоление межгалактической бездны – дело нешуточное. Средства на модификацию затрачены немалые, но ведь и клан моих друзей никогда не считался бедным.

Часть пути мы по старой привычке проделали, пользуясь Дверьми. После этого я пробил кротовую нору в абсолютную тьму окраин и устремился навстречу неизвестности. Приключение радовало меня – после стольких лет бездействия хотелось мчаться куда-то и быть полезным. Такова природа всех мыслящих звездолетов – мы рвемся с привязи и жаждем смены обстановки.

По дороге я спорил со своим пассажиром на разные темы, убеждал его погостить в скоплении и вернуться домой, к своей расе. Стас улыбался, кивал, соглашался с некоторыми доводами, но твердо стоял на своих убеждениях. Вселенная в опасности, говорил он. Демиурги замахнулись на фундаментальные основы мироздания, это грозит медленной деградацией и разрушением реальности.

Их нужно остановить.

Так он сказал.

Я не понимал, о чем толкует этот парень, но поддерживал его начинания. Так меня запрограммировали. Стас эмигрировал в соседнюю галактику окончательно и бесповоротно, поэтому назад мне предстояло возвращаться в гордом одиночестве. Для этого требовался приказ человека, ведь я не могу бросить друга в чужом мире. И Стас отправил меня домой.

Пока я летел, разгорелась война между Демиургами и Посторонними. Магелланцы уже планировали атаку, насколько я успел понять. Странно, что мы со Стасом не попали в зону боевых действий. Везение, иначе не скажешь. Пока я прокладывал червоточины, оппозиция схлестнулась с правящими фракциями Демиургов. Война шла с переменным успехом, но в итоге магелланцы начали терпеть поражение. Я решил не пользоваться крупными Дверями, чтобы не попасть в переделку. Двигался от звезды к звезде короткими прыжками. На это ушло полтора столетия по земной хронологии. По пути я подключался к планетарным сетям обитаемых секторов и выискивал крохи информации о Никоновых. Похоже, ничего страшного с семьей не случилось – природное здравомыслие вынудило клан покинуть периферию и перебраться поближе к Земле.

Я успел проникнуть в Солнечную систему до блокады. Уже за орбитой Юпитера меня настигла новость о применении Посторонними жуткого регрессорского оружия. Волна искажений накрыла Дверную Сеть, и случился Большой Откат. Не сразу, постепенно. Нынешние историки представляют это событие так, словно прогремел взрыв или небо озарилось вспышкой, а затем люди во всех мирах поглупели. Но видимых спецэффектов никто не наблюдал. Регресс растянулся на несколько лет, а его влияние носило структурный характер. Упадок во всех сферах, свертывание проектов, потеря интереса к науке и отдаленному будущему. Прогрессивные миры скатились в викторианство, отсталые – в дикость и варварство. Сеть сотрясали войны, катаклизмы, эпидемии и нашествия осмелевших пришельцев, до этого подчинявшихся несгибаемой воле протектората. Дзуары, тлинноки, тандрадианцы – все они почувствовали слабость богов. Страшное и суровое время.

Больше всего досталось Преддверью. Перед своим уходом Демиурги заблокировали Солнечную систему, предотвратив полномасштабное вторжение Посторонних. Осталась лишь одна Дверь, ведущая на планету-перекресток. Множество противоборствующих сил схлестнулось за влияние на территориях, некогда подчинявшихся землянам. К тому моменту властители Преддверья уже успели объявить о своей независимости и сбросить оковы власти метрополии.

В мой ангар никто не заглядывал.

Поначалу я следил за упадком через инфосети, потом бросил это бессмысленное занятие. Осень патриархов нагоняла на меня тоску. ИскИны закапсулировались. Корабли, подобные мне, попрятались по темным углам и уснули. Ноосфера прекратила свое существование, зато появилась Вычислительная фабрика с примитивными и безмозглыми устройствами. Плодились тайные общества, наука превращалась в магию.

Потомки Никоновых вернулись в Стимбург и основали собственный орден, обладавший значительным политическим весом. Все интерфейсы, разработанные Кариной, обернулись заклинаниями и рунами, а устройства подключения к энергетическим потокам – волшебными артефактами. О моем существовании знали, но и представить себе не могли, для чего нужен звездолет.

Я уснул на четыреста лет.

Мой разум перебирал былые воспоминания, классифицировал семейные архивы и бродил по призрачным мирам, сконструированным маленькими детьми. Некогда виртуальным монтажом поголовно все увлекались, так что мне досталась богатая коллекция конструктов. Потребление энергии было минимальным. Я понимал, что еще пара тысяч лет дикости, и мне придется лететь к Солнцу, чтобы зарядиться. Что касается генератора червоточин, то он не мог пробить стену, выстроенную Демиургами за Поясом Койпера. Да и нечего мне делать в Галактике, погрязшей в войнах и невежестве.

Ничего не менялось.

Я просыпался, стряхивал вековое оцепенение, поднимался над ночным городом и сканировал пространство. Всё те же паромобили, дилижансы, пыхтящие паровозы и аэростаты. Люди разделились на простых смертных, обитающих в грязных трущобах промзон, и магов, унаследовавших кое-какие навыки от своих предков и живущих чуть ли не вечно. Детей, как и прежде, пугали Посторонними. Убедившись в том, что исторический процесс зациклился, я вновь прятался под землю и не выходил оттуда еще пять-шесть веков.

Однажды в ангаре вспыхнул свет.

Я встрепенулся – сработали настройки, загруженные еще при Антоне Никонове.

Вернулись друзья?

Цепи ожили, разум начал впитывать внешние образы и жадно анализировать их.

Передо мной стояли двое.

Бородатого мужчину я узнал сразу – это был Богдан, о потере которого я горевал на протяжении минувших тысячелетий. Мой лучший друг. А рядом… рядом стоял мальчик лет двенадцати. В глазах паренька читалось любопытство.

Если бы у меня было сердце, оно выскочило бы из груди.

– Знакомься, сынок, – тихо произнес Богдан. – Это Борей, наш семейный звездолет.

Я осторожно произнес:

– Как ветер.

Мальчик долго смотрел на меня. Это был обычный ребенок, которого не зацепил Откат. Любознательный и склонный к авантюрам.

– Мне больше нравится Боря. Можно называть его так?

Отец улыбнулся.

– Можно. Уверен, вы поладите.

февраль, 2020