Читать книгу Срок годности - Ян Шайн - Страница 2

Часть вторая
Надзиратель

Оглавление

И то, что прежде нам казалось нами,

Идет по кругу

Спокойно, отчужденно, вне сравнений

И нас уже в себе не заключает…[19]


Надзирателя взяли служить из других мест. Насельники на должность не шли, брезговали подбирать за властью. С его появлением на базаре установился твердый порядок: мелких воришек секли; причинившим изрядный урон рубили руку.

БЕССМЕРТИЕ

Что, если тень, покинув землю, в слове

Не пьет бессмертья?

Сердце, замолчи,

Не лги, глотни еще немного крови,

Благослови рассветные лучи.[20]


– Пошлость заслуживает право стать пропуском в бессмертие? А почему, собственно, нет, если она знамя эпохи, десятилетия, дня. Кто осмелится вычеркнуть из истории день? Его можно переписать, но заменить, тем паче утаить, не выйдет.

Молодым человеком я оказался в Лондоне, и, гуляя по Portobello Road,[21] посетил лавку старьевщика. Описание интерьера, собрания редкостей – в сторону. Опущу, пожалуй, и колоритную особу хозяина, выползшего из романа Чарльза Диккенса.

Лист бумаги. Меня интересовал лист бумаги шестнадцатого века, изготовленный между девяносто третьим и шестым годами. Причуда, блажь. Мелкая цель, не заслуживающая упоминания. Лист отыскался, его сопровождал сертификат поручитель. Барахольщик заломил цену, я согласился, сделка состоялась. В довесок хранитель нужных через века вещей завернул дополнительный лист, обойденный удостоверением. Близнецов выдернули из одного альбома, всего-то различий капля чернил в углу. Замаранный свидетель вдохновения Шекспира не имел цены, во всех доступных смыслах слова.

Что толку судить о туманном утре, или промозглом вечере елизаветинской Англии, писаре, поэте с пером в руке. Все, что этому дню полагалось, он исполнил. Послание, кочевавшее три с лишним столетия, нашло адресат. Чернильная капля затопила пошлость машинописного дня.

Приготовьтесь, я формулирую определение пошлости.

Пошлость это всегда отрицание через собственное утверждение.

Близко, но не совсем точно, много слов, не хватает обострения.

А если так.

Пошлость – это включение отрицания в собственное утверждение.

Нет. Что-то лишнее. Потерпите. Собственное, почему, собственно, собственное? Убрать.

Сделать утверждение ведущим словом.

Пошлость – включение в утверждение отрицания.

Готово!

Берите блокнот, в моем возрасте преступно упускать рок-н-рольное проворство мозга. Итак, письмо.

НОВЫЙ СЦЕНАРИЙ

Salve.

Почтенный Анна, понимание того, что нам следует ожидать от сценария, упростит неизбежную дискуссию, которая, по вашему выражению, должна носить элемент «профессионально-художественного разбора».

Сценарий начинается с ИДЕИ (эмоциональной, рациональной и пр.). «Идея, по существу и прежде всего, представляет собой ФОРМУ ДЕЙСТВИЯ» (Платон).

Форма действия зависит от КОНЦЕПЦИИ, то есть способа мыслить сюжет, повествование, сценарий.

Так каков наш конфликт? Мы имеем дело с конфликтом концепций, или находимся в конфликте со сценарием. Разберем конфликт со сценарием.

Например, несостоятельность сценария к МАСШТАБУ ФОРМЫ, который вправе выбирать повествование.

Масштаб формы делится на две категории – БОЛЬШОЙ и МАЛЫЙ.

Большой масштаб формы мне малоинтересен. Это фильмы Форда, Леоне, Спилберга и т. д. Малый масштаб формы – фильмы Антониони, Тарковского, Феллини (перечень далеко не полный).

Масштаб малой формы, в отличие от масштаба большой формы, подразумевает наличие «ИНДЕКСА ОБРАЗА» (кинотермин французского философа Жиля Делеза).

Индексы образа создают ОБРАЗЫ и отношения между ОБРАЗАМИ, не исходя из языковых детерминаций. «Индекс в такой системе всегда НЕ РАВЕН САМОМУ СЕБЕ, он предполагает образ, означающий иной образ и вступающий в отношение с третьим образом» (теория знаков американского философа Ч.-С. Пирса).

Отношения между образами в системе индексации – это становление НАСТОЯЩЕГО прошлым. То есть, НАСТОЯЩЕЕ является суммарным результатом многочисленного сложения индексов образа с образами, где событийность, сама по себе, суть ИГРА ИНДЕКСОВ.

Игра индексов складывается в определенную ЭСТЕТИКУ технологии восприятия. Эстетика восприятия индивидуализируется в монтаже, который «не может быть правильным, или неправильным» (С. Эйзенштейн), потому что отражает КОНЦЕПЦИЮ.

Следовательно, мы имеем дело с КОНФЛИКТОМ КОНЦЕПЦИЙ, но никак не с КОНФЛИКТОМ СО СЦЕНАРИЕМ. Ибо сценарий не учебник, а пособие на пути к поиску знаков-индексов-образов.

Если мы придем к выводу, что нам предстоит выбираться из КОНФЛИКТА КОНЦЕПЦИЙ, то следует разобраться, с какой концепцией конфликтует концепция сценария. Лишь «профессионально-художественное» осмысление данной проблемы может вывести нас из затяжного кризиса, в котором мы ВСЕ пребываем.

С выражением симпатии

Виконт де Шарел.

РЕВОЛЮЦИЯ

– Хотел бы полюбопытствовать у ваших родителей, Эдвин, откуда у сына взялась смелость в рассуждениях об их дерзновенном прошлом. Запомните, забияка, «революция управляет людьми более, чем люди управляют ею… И даже злодеи, которые кажутся вожаками революции, участвуют в ней лишь в качестве простых орудий… Их к этому незаметно привели обстоятельства… и обретенное ими могущество наверняка поразило их самих больше всех остальных…».[22] Словом, пешки…

Непосвященному недосуг, от расстановки пешек, «пешечного скелета», зачастую зависит судьба партии. Есть ходы пешек с неизученным потенциалом, скажем дебют Гроба. Швейцарец с выразительной фамилией предлагает белым ход g2-g4 – психологическую атаку на черных. Основная цель редкого дебюта – отвлечь противника от наигранных приемов, заставить дополнительно думать, тратить игровое время. Новаторское начало позволяет ослабить скованность фигур, создать повод для неожиданного развития. Остерегайтесь примитивной композиции, она обедняет.

Эдвин, прежде чем вы отправитесь бездельничать до следующей смены, считаю непременным заявить – в большинстве «те, кто натягивали на себя шкуру революции, говорили ее словами, повторяли ее жесты, но имели другой мозг, другие легкие, печень, глаза».[23] История вручила им ярлык предателей. Насколько это справедливо узнаете от Ибрагима и Жасмин. Прощайте, не забудьте передать поклон родителям.

День. На вершине холма, заросшего редким лесом, пасется саблерогая антилопа.

Вдалеке виднеются разноцветные шатры базара, расположенного посреди угрюмых холмов.

На серой земле под оливами сидят три десятка попрошаек и бездомных. К ним с речью обращается Нищий. Его голос не слышен, жестикуляция, требовательный взгляд передают пылкость наставления.

Лица слушателей выдают разную степень понимания. Большинство убогих растерянно смотрят по сторонам, друг на друга.

За ними наблюдает Иуда.

Нищий закончил говорить, возносит руку к небу, сурово и торжественно осматривает присутствующих. Затем разворачивается и медленным шагом направляется в сторону базара.

Косолапо ковыляя, к беспечной антилопе крадется рыже-бурый сирийский медведь. Его пятипалые лапы рыхлят длинными невтяжными когтями землю.

Нищий в одиночку идет к разноцветным шатрам. Выражение его лица передает беспокойство.

Десяток бездомных поспешно удаляется в противоположную сторону от базара. На их лицах смятение и испуг.

На саблерогую антилопу в прыжке нападает берберийский лев. Обреченное животное пытается спастись, ударить льва рогами. Вцепившись в жертву мертвой хваткой, хищник удушает антилопу.

С ревом на место расправы спешит медведь.

Оборванцы разбредаются в разные стороны от базара.

Под оливой сидит Иуда, рядом с ним никого нет.

Медведь высоко заносит лапу, старается нанести льву удар по спине. Лев огрызается, держит медведя на расстоянии от добычи. Его густая черная грива вздыбилась, свалявшаяся на животе в колтуны шерсть волочится по земле. Медведь бросается на льва, глубоко рассекает на его боку шкуру. Лев рвет когтями медведю ухо, нос.

Иуда долго пьет из кожаной фляги, поднимается с земли, идет за Нищим к разноцветным шатрам базара.

Бездомные бродяги оборачиваются, смотрят вслед Иуде. Некоторые из них меняют решение и отправляются за Иудой.

Рядом с растерзанным телом антилопы, раскинув гигантские лапы, лежит мертвый медведь. В его горло глубоко впились клыки издыхающего от смертельного удара льва.

Над холмом кружит белоголовый сип с двухметровым размахом крыльев. Падальщик не спеша снижается, усаживается на тело антилопы. Часто зачерпывает маленькой головой на длинной шее, хрипло каркает.

СЕМЬЯ

На родине, в Габоне Ибрагим изучал поведение Trichechus senegalensis – африканского ламантина. Санитар тычет старику фотографии нелепой водной твари. Наговаривает о любви плацентарных к спускающим теплую воду электростанциям. Виконт со вниманием рассматривает фото детеныша ламантина.

– Сына у меня нет, он – вымысел. Есть дочь. Красивая умная женщина, вы бы захотели ее в жены, чтобы собой гордиться. Да она за вас не пойдет, ибо горда своей отчужденностью от заслуг человека. Она заслуги судит.

Судейство человека – дозволенное преследование, одобренный отказ от какой-то его части: малой, большой. Целого. Дочь в состоянии отказаться от целого в человеке. Любая часть в ее преследовании превращается в целое. Противостоящий ей запутан в силок отрицаний, затем следует неизбежное отречение, нарядная сторона предательства.

Ибрагим, голубчик, зовите Жасмин, одному с буйной сиделкой вам не справиться! Да, выходит, судейство – предательство, а что вас удивляет: «Был предан военно-полевому суду…» и т. д. Мне любопытно другое, поскольку предательство есть суд, значит, оно возвышается над преданностью, чувствует свою силу в измене. Вот где могущество!

Надзирателя взяли служить из других мест. Насельники на должность не шли, брезговали подбирать за властью. С его появлением на базаре установился твердый порядок: мелких воришек секли; причинившим больший урон рубили руку. Надзиратель получал жалованье из взносов торговцев, но подчинялся хозяину базара, почтенному Анне, тестю Продавца Золота.

19

Арсений Тарковский «Дерево Жанны»

20

Арсений Тарковский «И эту тень я проводил в дорогу…»

21

На Portobello Road в Лондоне находится знаменитый антикварный рынок

22

Жозеф де Местр «Рассуждения о Франции»

23

Василий Гроссман «Жизнь и судьба»

Срок годности

Подняться наверх