Читать книгу Альтер-эго - Яна Белова - Страница 4

С утра я позвонила матери и попросила побыть с детьми еще и в выходные. Наврала с три короба о незавершенном монтаже отснятого материала, о двух новых проектах, пообещала забрать детей на неделю, якобы, только доделав все дела, я могу прожить эту неделю в Лондоне. Чувство вины накрыло с утроенной силой.

Ник приготовил завтрак – тосты с джемом, яичницу с колбасой, сварил кофе и, разложив всё это перед настроенным на какой-то музыкальный канал телевизором, торжественно вручил мне ксерокопию листа со списком вопросов, отвечая на которые можно было создать свое Альтер-эго.

– Ну вот, пока отвечаешь, никаких мне вопросов не задавай и не говори, как отвечаешь.

– Начнем, – вздохнула я, вручая ему, в свою очередь, одну из двух приготовленных заранее тетрадей, позаимствованных из запасов детей.

– Давай поедим, а потом разбредемся по углам, – предложил Ник, налегая на яичницу.

– А говорить вообще нельзя?

– Можно говорить, нельзя только о том, что пишешь, – пробулькал Ник с набитым ртом.

Он определенно отнесся к этой затее с большим энтузиазмом. Видимо, ему очень плохо. Как я могла не замечать этого раньше? В последнее время мы говорили в основном о работе. Он хотел побыть вдвоем, а я злилась. Разве я не хотела того же? Очень хотела, но чувство вины перед детьми и родителями не давало мне уступить этому простому, такому естественному желанию.

Мне всегда было с ним комфортно. По идее, мы давно женаты, мы работаем вместе – по всем законам здравого смысла мы обязаны были друг другу смертельно надоесть. Вместо этого нам не хватает друг друга, общения другого качества, без необходимости играть роли. Нам не хватает пространства, где мы могли бы быть вдвоем. Определенно какая-то часть меня лелеет мечту о жизни на необитаемом острове или высоко в горах, где есть только я и Ник.

– А в этой игре мы с тобой обязательно не должны друг друга знать? – уточнила я.

– Не должны. Смысл как раз в том, чтобы познакомиться заново.

«Так, горы и остров отменяются», – вздохнула я про себя.

Расправившись с завтраком, мы действительно разбрелись по углам. Я устроилась у камина в кресле, Ник развалился на диване перед телевизором. Музыка не отвлекала, громкость он убавил почти до минимальных значений, но благодаря ей серьезность и необычность ситуации нивелировались. Просто игра, забава выходного дня.

Развернув инструкцию опросника, я прочла вслух:

«Отвечайте на каждый вопрос максимально подробно. Помните, ваше Альтер-эго – целостная личность, ему столько же лет, сколько вам сейчас, и в настоящее время оно находится в том же месте (стране, городе), что и вы, избегайте противоречивых фактов в биографии вашего Альтер-эго».

С некоторым волнением я приготовилась к созданию новой себя. Ник уже что-то строчил в своей тетради, перестав обращать внимание на всё вокруг.

Первый блок. Ваше прошлое.

«Как вас зовут?».

В детстве мне нравились разные имена, иногда нравилось свое собственное, но я считала его обычным. Мне хотелось быть кем-то, чье имя кончалось на «-бель» – Мирабель, Кристабель, Марисабель, Исабэль. Вроде бы был какой-то латиноамериканский сериал, смысла и героев которого я не помню, а вот имя… Да, пожалуй, пусть новую меня будут звать Исабэль.

«В какой стране выродились?».

«Не в России», – первая мысль меня удивила. Мое российское детство было вполне себе сносным, я уехала из России за мужем, а вовсе не за «лучшей жизнью». Или лукавлю? Без него мне перебраться в Европу было бы настолько сложно, что едва ли я когда-либо задумалась бы об этом. Однако, реши он жить в России, я бы сделала всё, чтобы убедить его всё же увезти меня в Европу. Хотя о чем это я? Мы же не знакомы с ним в этой параллельной вселенной.

«Итак, в какой стране? Меня зовут Исабэль. Латиноамериканка – это не мое. Остается Испания или Португалия. Конечно, с таким именем только в Испании рождаться, на юге, возможно, в Барселоне», – постановила я про себя.

«Кем были ваши родители? Их имена, род деятельности?».

Мои родители развелись, когда мне было два года. Собственно, человек, которого я считаю отцом и называю папой, – это мой отчим. Биологического отца я не помню и в сознательной жизни не видела никогда. Вроде бы он живет где-то в Германии, у него другая семья, и едва ли он помнит, что у него есть дочь от первого брака.

Кем могут быть родители у Исабэль? Ответ пришел буквально из ниоткуда. Иначе быть не может. Ее родители – бывшие эмигранты из России. Приехали в Испанию задолго до ее рождения. Отец инженер (как мой отчим), мать бухгалтер (как когда-то моя мама). Исабэль не эмигрантка, она полноправный гражданин Испании, ей не придется проходить через унизительные процедуры доказательства, что ты действительно жена своего мужа и в курсе, какого цвета нижнее белье он носит. Самой-то мне пришлось перед получением британского подданства доказывать чиновникам, что наш с Ником брак не фиктивный. Двое детей никого не убеждали, им надо было знать, в курсе ли я, какие трусы он носит и на какой стороне кровати спит. От злости меня передернуло, как и всякий раз потом, когда я об этом вспоминала. Исабэль как гражданка страны ЕС может жить в Лондоне без необходимости доказывать кому-либо, что она не верблюд.

Осталось придумать родителям Исабэль имена. Мать пусть будет Мария, отец Виктор, имена привычные в любой стране, им было легко интегрироваться. Фамилия… Вэбэр? Что-то еврейское. Давным-давно я училась в школе с Машей Вэбэр, она была еврейкой. Мысль мелькнула, и тут же пришло понимание, что именно так было бы проще всего. Еврейская семья выходцев из Советского Союза вполне могла легко интегрироваться в испанское общество еще до падения Советского Союза. Исабэль не просто дочь эмигрантов, она родилась уже после того, как ее родители перестали считать себя эмигрантами, стали испанцами, не утратив при этом своей самобытности. Евреи в любой стране остаются евреями, хотя, возможно, это стереотип.

«Пусть будет Исабэль Вэбэр», – окончательно решила я.

Мой отчим до моей матери был женат на еврейке, тот его брак не сложился, и я рада этому: будь иначе, у меня бы не было отца.

Отчим говорит, что не любит евреев, но я точно знаю, что он ими восхищается.

«Какое место в вашей семье занимала религия?».

Никакого. Ни в моей настоящей семье, ни в любой альтернативной.

«Наверное, потому семья Исабэль оказалась в Испании, а не в Израиле», – усмехнулась я про себя.

Мы отмечаем Рождество, и Пасху, и Масленицу, и китайский, и старый, и обычный Новый год, и Хеллуин, и Дни Британской короны, и День святого Валентина, и День святого Патрика, и 8 Марта, и 23 Февраля. Традиция или привычка – неважно. Пока праздник радует, пока это повод желать родным и друзьям добра и счастья, есть смысл его отмечать.

Однажды я прочитала в Интернете слова Далай Ламы о том, что каждая религия учит добру, милосердию, терпимости и прощению и пора бы забыть о различиях разных религий и сосредоточиться на том, что их объединяет, – ценностях мира, добра и любви. Интересно было бы проверить, действительно ли основные религии – это добро. Я никогда не задумывалась над подобными вещами.

Исабэль интересуется религиозными текстами с научной точки зрения. «Зачем?» – удивилась я сама себе, и опять же ответ пришел сам собой: Исабэль – испанка с еврейскими корнями. Она изучает культуру своих предков, не желая погружаться в нее. Возможно, она специалист по древним языкам.

Да! Это как раз область, которая всегда была интересна мне – с момента просмотра «Мумии» в детстве. Я почти засмеялась про себя.

Ладно, пока рано об этом. Пока что стоит написать лишь о том, что Исабэль Вэбэр не имеет религиозных убеждений. Она агностик и скептик. Почему не атеист? Потому что агностик. Точка.

Я перешла к следующему вопросу.

«Ваше детство. Где вы жили, любимые детские увлечения и один-два запомнившихся эпизода в период от трех до двенадцати лет?».

Свое детство я помню плохо. Оно не было плохим, оно было скучным. В детском саду мне не нравилось, там нужно было всё делать как надо, а не как хотелось, в школе то же самое. В семь лет я занялась фигурным катанием. В этом тоже было мало веселья, но иногда было интересно. Иногда больно. Я три раза ломала левую ногу на тренировках, выигрывала какие-то региональные соревнования. Мое детство было спокойным. Я была разумным, уравновешенным ребенком. Мне часто было скучно в ситуациях, которые у других детей вызывали кучу эмоций. У меня же эмоции чаще вызывали книги. Я любила читать. В одиннадцать лет я наткнулась на книги из серии «Секретные материалы» и уже после того увлеклась сериалом, по которому эти книги писались. Мы жили в самом центре города, а я любила бывать на природе и всегда радовалась поездкам на дачу.

А что Исабэль? Ее детство прошло в Барселоне. Летом толпы туристов и море. Она любит море. В детстве наверняка любила приходить на пляж рано утром и перед закатом, когда нет толпы отдыхающих. Она тоже любила читать и знала в свои 3-12 лет два, если не три языка: русский, испанский и английский, а может, даже немного иврит в порядке повышения личной образованности. Спорт? Она каталась на велосипеде и роликах, но только как любитель. Родители берегли ее от больших физических нагрузок, она была их принцессой.

Стоп. А меня не берегли? Если задуматься, то не особо. Мама считала фигурное катание отличным заменителем «улицы». Мое детство пришлось на трудные с точки зрения разгула преступности годы. Наверное, позволять мне ломать ноги на тренировках было своеобразным способом защиты от более масштабных бед. Как знать. Возможно, это было проявлением банального равнодушия. Моя мать всегда знала, что правильно. Правильность требовала жертв, и мама не считала их существенными. Она до сих пор уверена, что знает, как и что правильно, и злится, что я всячески избегаю приносить жертвы на этот алтарь. Я плачу за собственную неправильность чувством вины. Едкое дрянное чувство. В детстве я не знала, что это, я была правильной девочкой.

Исабэль тоже была правильным ребенком, и ей тоже часто бывало скучно от того, что за нее слишком боялись и от многого ограждали. Она училась в хорошей частной школе, занималась с репетиторами языками и музыкой, играла на фортепьяно. Ей было немного одиноко, но родители научили ее быть осторожной и разборчивой в контактах. Она не искала сближения с другими детьми, поддерживала вежливо отстраненную дистанцию, но ладила со всеми, не сближаясь по-настоящему ни с кем.

Как и я. Я общалась со многими, «друзей» у меня был ворох, но никто из них мне не был нужен. Они были мне неинтересны. В книгах мир был цветным, а в реальности серым, понятным и скучным.

«С кем вы были ближе всего в детстве – с матерью, отцом или еще кем-то из семьи?».

Исабэль точно близка с родителями. И с матерью, и с отцом, и, возможно, бабушками и дедушками.

Я была ближе всего с котом Тимофеем. Он мурчал и приходил ко мне всегда, когда мне нужно было кого-то потискать. Остальным моим родным было не до меня. Они работали, уставали, им была нужна удобная версия меня, с которой нет проблем, – и без меня проблем было много. Я была беспроблемной и не обижалась на них. Мои дети обижаются, и это злит. Почему они тоже не могут жить в своем микромире, как я в детстве? Мне было комфортно наедине с собой, почему они не такие же?

«Домашние животные в вашем детстве?».

У Исабэль жили дома два кота – один, как кот моего детства Тимофей, всегда готовый быть потисканным, а второй мышелов, редко появляющийся дома.

Почему так? А не знаю, просто так. Пусть будут два кота.

«Где и как вы проводили праздники и выходные в детстве (период от трех до двенадцати лет)?».

Исабэль наверняка таскали по увеселительным и познавательным мероприятиям и заведениям. Дельфинарии, театры, концерты, музеи – ее обычная программа на выходные. Ее родители хотели, чтобы она знала историю и культуру Испании, России и Европы в целом. Для интегрированных эмигрантов это пунктик.

Для моей мамы это пунктик сейчас, именно она развлекает и заодно обучает моих детей быть частью британского общества, о чем постоянно мне напоминает.

В моем детстве самыми развлекательными мероприятиями оказывались походы в парк и поездки на море раз в три года. В выходные я пропадала на тренировках или читала, радуясь, что все наконец-то отстали с дурацкими вопросами типа «Как дела в школе?» и «Как твои тренировки?».

Исабэль культурно развлекалась и просвещалась. Выходные ее родители посвящали только ей одной.

«Вы единственный ребенок в семье? Расскажите о своих братьях и сестрах, если они есть».

Исабэль – единственный ребенок. Я тоже. Никогда я не грезила о брате или сестре, нисколько не жалею, что у меня их нет.

Вероника и Майкл постоянно ссорятся по поводу и без повода, зависят от настроения друг друга. Я им сочувствую даже. Единственным ребенком быть намного проще. Возможно, именно наличие друг друга мешает их самодостаточности, они не умеют заняться своими делами и отстать от взрослых, потому что отвлекают друг друга. У них у каждого своя комната, свои игрушки, казалось бы, что им делить, но они всегда находят что. Им нужны взрослые в том числе и для того, чтобы отдохнуть друг от друга, им неизвестна прелесть одиночества.

«Где вы учились? Ваши успехи в школе, любимые школьные дисциплины?».

Исабэль учится в хорошей школе, учится легко и с удовольствием, любит иностранные языки и историю и какой-нибудь предмет вроде «мировой культуры», где рассказывают об архитектуре и искусстве разных стран.

Мне в школе нравились уроки МХК (мировой художественной культуры), я была отличницей, опять же чтобы отстали и не следили, делаю ли я уроки и как регулярно. Я не была прилежной ученицей, школа мне давалась легко, я уверена, что смогла бы успешно закончить любой университет. Не сложилось, не вышло, образования у меня, по сути, нет. Мне пришлось уйти после третьего курса из-за беременности, потом мы переехали, и мои три курса журфака обратились в ничто. Поступать заново на первый курс уже поздно, да и смешно, учитывая мой практический профессиональный опыт. Отсутствие академического образования мне никак не мешает в настоящий момент. Однако я бы предпочла, чтобы оно у меня было.

«Друзья детства. Были ли они, много ли их было?».

Исабэль дружит с двумя девчонками из своего класса и мальчиком из музыкальной школы. Общается с ними, переписывает домашние задания, смеется на переменах, обсуждает учителей. Школьные друзья-подружки значат для нее не много, но она ценит сам факт, что они у нее есть.

У меня в детстве друзей было много, всех, с кем я общалась, я охотно называла друзьями и никого таковыми не считала на самом деле.

«Бабушки, дедушки…».

– Кыс, ты напиться не хочешь? – вдруг спросил Ник.

Я удивленно уставилась на него – он казался потерянным и грустным.

– На каком ты вопросе?

– На бабушках с дедушками, – вздохнул он и, отложив в сторону тетрадь, потер переносицу, как если бы у него болела голова. – Всё сложнее, чем мне казалось.

– Хочешь бросить?

– Нет.

– Я принесу бокалы, будем креативить под мухой, – достав из бара бутылку вина, согласилась я.

Для меня тест не казался сложным. Вопросы заставляли думать о собственной жизни, вспоминать эпизоды, которые при других обстоятельствах я бы не стала вспоминать, но пока никаких скелетов в шкафу я не обнаружила. Никогда прежде я не думала о своей жизни так системно. О детстве Ника я знала мало, он не любил говорить о периоде «от трех до двенадцати лет». Мы познакомились, когда нам было по тринадцать. Он был обычным, нормальным для своих лет мальчишкой без каких-либо сложных или агрессивных тараканов в голове. Я не ожидала, что воспоминания о детстве вызовут у него желание немедленно напиться.

Пока я ходила за штопором и бокалами, Ник в дополнение к вину достал бутылку коньяка.

– Это на всякий случай, – усмехнулся он в ответ на мой немой вопрос, – вдруг там дальше треш и ужас будет.

Разлив вино по бокалам, мы вернулись на свои места.

Я нашла глазами строчку, где остановилась, но что-то мешало сосредоточиться. Ник кусал карандаш и смотрел в потолок, погруженный в свои размышления. Жаль, что нам нельзя обсуждать нашу писанину, оказывается, мы знаем друг о друге далеко не всё. С другой стороны, нужно ли знать всё? Некоторые демоны должны оставаться в тени. Я отхлебнула вина и заставила себя вернуться в мир Исабэль.

«Бабушки, дедушки, родственники и друзья семьи. Оказывал ли кто-то на вас влияние, часто ли вы общались, на чем было сосредоточено ваше общение?».

О себе я могла бы написать кратко: «Не оказывали, общались мало, внимание было сосредоточено на следующем: хорошо ли я учусь; молодец; держи шоколадку (книгу, фломастеры), будь хорошей девочкой; иди играй, дай взрослым поговорить».

У Исабэль всё точно было интереснее. Ее дедушка был археологом, в его доме было много старинных книг и вещей. Он любил рассказывать о своих поездках и исследованиях. А еще в их с бабушкой доме жили две кошки: лысый египетский сфинкс и пушистая длинношерстная британка, как в старой российской рекламе магазина «Кожа-меха». Бабушка хотела, чтобы Исабэль знала иврит, и заказывала для нее красочные интересные книги на иврите, а дедушка настаивал, чтобы Исабэль знала русский язык, и сам читал ей на русском. А еще одна бабушка отлично готовила и умела играть на скрипке, ее особенно радовало, что внучка занимается музыкой.

Да, дедушка у Исабэль был один, а бабушек две. И для всех них она тоже была принцессой, которая должна много знать и уметь и которую они с огромным удовольствием ненавязчиво всему этому учили.

Часто ли Исабэль виделась с ними? Пожалуй, часто, они все жили на одной улице, постоянно ходили друг к другу в гости. А вот других родственников она почти не знала, очень редко, на больших праздниках видела, но не общалась ни с кем близко.

«Первая любовь случилась с вами до пятнадцати лет? Если да, расскажите об объекте своей первой любви. Если после пятнадцати лет, пропустите этот пункт».

У меня-то до пятнадцати лет случилась эта любовь. Ник был моей первой и единственной любовью. Мы дружили, мы не говорили о любви до моего пятнадцатилетия. Он пришел на мой день рождения с букетом роз, и мы впервые поцеловались, и нам понравилось.

У Исабэль нет Ника. Могла ли она влюбиться в кого-то до пятнадцати лет? Точно нет. Ей эта тема неинтересна, с людьми она не сближается, она на порядок умнее своих сверстников, и Ника у нее нет. Пропускаю этот вопрос.

«Первый сексуальный опыт. Сколько вам на тот момент было лет? Каким был этот опыт? Опишите свои ощущения».

Я посмотрела на Ника, он что-то сосредоточенно писал, потягивая вино, и вдруг резко поднял глаза на меня, широко улыбнулся.

– Сексуальные приключения пишешь?

Я кивнула.

Мы засмеялись и, ни слова больше не говоря, вернулись к своим записям.

Он был моим первым, но я была у него шестнадцатой. Мы были странными подростками – циничными и романтичными, глупыми и расчетливыми одновременно. В один прекрасный момент я поняла, что секс у меня будет только с ним, на тот момент мне было шестнадцать лет. Я немедленно благословила его «набираться опыта». Мы не расстались, впрочем, парой мы себя и не считали. Мы свято верили, что «дружим», а то, что целуемся и лапаем друг друга за все места, так то ерунда – «подростковые гормоны».

Я знала обо всех его сексуальных эпизодах. Его романы были непродолжительными, от двух дней до двух недель, с девицами года на два-три старше него. При знакомстве он забывал сообщать о собственном возрасте, девицы велись на его сапфировые глазки, пушистые ресницы и тогда уже высокий рост, а когда цель была достигнута и необходимый «опыт» получен, он признавался, что ему всего шестнадцать и мама велит ему быть дома в десять вечера. Его подружки растворялись сами, без истерик и объяснений. Мальчик шестнадцати лет у совершеннолетней девушки – это минус девушке, подружки засмеют.

Мы в деталях обсуждали подробности его свиданий и сексуальных экспериментов, его предпочтения и многое другое. К моменту, когда мы всё-таки оказались с ним в кровати, я знала о нем и сексе много больше, чем любая среднестатистическая девственница. Мой первый сексуальный опыт был трогательным и смешным – и, наверное, идеальным, учитывая диапазон вероятностей.

Я слишком увлеклась воспоминаниями.

Что могло быть у Исабэль?

А, пожалуй, ей не могло повезти в этом смысле, как мне. Кто мог стать ее первым опытом? У нее определенно это случилось позже, чем у меня. Ей было 22-23, девственность начала ее тяготить, и она убедила себя «найти парня». Какое-то время они встречались, вероятно, они учились в одном университете. Любви не было, но были правильные действия с его стороны: цветы, свидания, прогулки по пляжу, потом логичный секс во время совместной поездки в Париж на выходные. Да, пожалуй, так и было. Ощущения? Никакие, разочарование, неловкость и нежелание всё это продемонстрировать. После той поездки она решила, что расстанется с ним. Через пару месяцев нашелся повод – он нашел себе кого-то еще. Пожалуй, я забегаю вперед.

«Какое образование вы получили? Какие курсы посещали, какую специальность избрали?».

Исабэль изучает древние языки, древнюю историю и археологию. Она умеет управлять легкомоторным самолетом.

Как странно, я никогда даже не задумывалась о самолетах или о том, чтобы научиться ими управлять. В прошлом году мы с Ником летали на Мальдивы, неделя съемок и еще неделя безмятежного отдыха запомнились не в последнюю очередь благодаря перелетам на гидросамолетах между островами. Потрясающее чувство свободы, чудесные виды, открывающиеся с высоты птичьего полета, мобильность. Тогда я буквально влюбилась в эти бипланы, способные приземляться на воду.

Исабэль обязана уметь пилотировать такие самолеты. Это ее увлечение. Как и тайны древних цивилизаций. Образование у нее блестящее. Она умна и успешна в выбранной профессии, говорит на многих языках, знает латынь и древнеарамейский.

Всё это мне было интересно в юности. Книги Дена Брауна о масонских символах и ребусах я читала на одном дыхании. Сейчас мне нравится снимать древние развалины, нравится весь этот флер таинственности и древности. Наша с Ником передача развлекательная, мы не можем уделять много внимания историческим фактам, а я готова целые выпуски посвящать отдельным загадкам архитектуры, странным артефактам и археологическим находкам. У нас другой формат, другая целевая аудитория и другие задачи. Мы снимаем красивые виды и рассказываем популярные байки для массового туриста.