Читать книгу Я, Дикая Дика. Роман. Часть II - Яна Гецеу - Страница 5

Аккурат под Новый год, к вечеру тридцатого числа, Ветер неожиданно притащился ко мне домой и оторвал от оч-чень важного дела – перебирания вещей купленных в течении года, дабы выявить ни разу не надёванные, а стало быть нафиг ненужные, и подлежащие раздариванию и разбазариванию. Вот. И прямо с порога, весь такой заснеженный потребовал тоном, не терпящим возражений:

– Дика, есть предложение… Ну, вернее пожелание! Короче, я хочу чтобы ты пошла со мной в одно местечко!

– Куда, если не секрет? – я изобразила «удивлённое личико хорошей девочки», должно быть как раз в тему сейчас.

– В лавочку ювелирную, там мать при жизни работала… мама моя.

Я совершенно наивно обрадовалась, подумав, дура, что он решил мне что-то подарить.

А он смотрит, гладит витрину:

– Это сердолик, камень цвета крови, цвета жизни… древние народы Востока приписывали ему свойство оберегать живых от смертей и болезней, нести любовь и счастье. Знаешь, Дика – считалось, что он дарует богатство, укрепляет здоровье, поднимает настроение, успокаивает гнев, но, прежде всего, это камень счастливой любви… Боже, как слеза богини, хорош!

Его лицо светилось, как у ребёнка в церкви!

– Это сапфир – смотри, какой чистый…

– Ага… – только кивала я, рот приоткрыв – а мне-то что из этого подаришь?

Продавщица странно смотрела, что-то собираясь сказать, но он так посмотрел на неё, что та не решилась.

– Аметист… «Остерегайтесь его, женщины, обрученные или замужние», сказано о нём жрецами тридцать столетий назад, – шептал мой ненаглядный, наклоняя голову, будто лучи самоцвета ловил: – Считалось, что этот камень открывает сердце для новой любви.

Он тщательно всё пересмотрел, я уж устала слушать шаманские бормотания. Когда казалось – вот-вот свалюсь на пол, не в силах больше топтаться на одном месте, он попросил показать поближе бриллиант – самый крупный на витрине, в тонкой стильненькой оправе-кулоне. Я чуть не подпрыгнула и замерла – мне, да? Но красавец мой в руках сокровище повертел, посмотрел с прищуром на свет, и явно разочаровавшись в подлинности вещицы, резко развернулся и пошёл на выход, не забыв меня прихватить за запястье. Чёрт, больно же! И внутри тоже…

…и ничего не подарил, конечно.

Потом повёл меня домой – к себе, разумеется, этот разве соизволит проводить? Да ему и в голову не придёт, что в поздний зимний вечер девушке может быть страшно одной… Ну и ладно, таксичку поймаю. Может, он потому и не провожает, что с этим у меня проблем никаких нет? Главное – подарил-таки топаз, огранённый, без оправы. Достал из кучи хлама в столе, и сунул в руки:

– На! Это мамин.

Я прям расцвела, и только собралась повиснуть на любимом в сладкой благодарности, как он вдруг замахал руками, перекосившись! Ого, да он гонит меня вон, буквально выпихивая:

– Убирайся!!

Глаза горят злобой, болью – точь-в-точь собака, получившая хорошего пинка в бок, а укусить не может, потому что своих не кусают.

Я торопливо ухожу, конечно, но камень уношу с собой. Растерянная, но не обиженная – он же дурак, как на него реагировать? И ведь получается, что та собака, получившая пинка – вовсе не он, а я! Только я очень преданная и всепонимающая собака, даже и огрызаться на стала! И вообще не поняла, что произошло… Да ладно, не впервой.

Новый год справляла дома. А меня как-то особо никуда и не звали… и Ветер молчал, и я не звонила. Мама с папой тоже никуда не пошли, внезапно вспомнили, что Новый год – семейный праздник. Но при этом так посматривали на меня осторожно, что я поняла – это всё мой убитый вид. Решили, наверное, поддержать. Им надо отдать должное, стараются не оставлять ребёнка наедине с траблами, помогать по мере сил, хоть и работают напряженно, управляющим много не доверишь, многое висит на них в этой их фирме.

Вообще-то предки хотели махнуть в свою обожаемую Варшаву, а я и не знала! Вот куда бы я с удовольствием сгоняла вместе с ними! Эта особая атмосфера, очарование старого города! Но родные до последнего вкалывали, стремясь ухватить удачный момент, выжать из предпраздничной гонки максимум. Роботы корпоративные, блин! Нет бы себя пожалеть! Папа утешился тем, что съездим, мол, вместе на Рождество туда. Да только на православное, а мы же считаемся католиками… Потом всё мечтал под салат с шампанским и Верку Сердючку, как вот-вот они с мамой состарятся, как раз наберут совсем уж огромную кучу денег, и можно будет успокоиться. Купить каменный особнячок на окраине милой Варшавы, и коротать дни в тишине и покое, ходить по гостям, говорить исключительно по-польски. А я буду наезжать временами к ним, с семьёй, и тогда они будут гордо показывать родне упитанных внучков. Это детей, стало быть моих! Да если бы… не знаю, не знаю. Стоит ли вообще их заводить, и могу ли я себе это позволить – с такой наследственностью депрессивно-извращённой, куда уж!

Выдумывать ничего не хотелось, я просто и безыскусно подарила родителям два билета в Оперный на излюбленную «Аиду». Ну и они тоже не мудрствуя лукаво в моих вкусах и интересах, вручили подарочный сертификат на восемьсот тысяч рублей в магазин стильной одежды «Сезон». Зашибись! Снова куча ненужных тряпок, прости господи! Я между прочим, о них действительно позаботилась! Неужели нельзя было… а, да ладно. Лень и докука обижаться.

Сама себе на праздник я подарила только плакат с моей Стеклянной богиней Жанной Моуле. Делала на заказ – сняла с сайта красивую фотку – Жанна в узком чёрно-красном платье, задумчивая и эротичная. Обкатала в «Фотошопе», добавила цвета. Повесила готовый плакат у компа, и смотрю без конца, впитывая этот образ. Безумно желая быть такой стройной, уверенной, сексуально-вкусной, переменчивой, но неизменно восхитительной! Быть не внешности похожей, а чем-то тем, что делает Жанну Жанной, стержень этот, что-то уметь в себе так же обозначить и преподать неуловимое то, что делает Дику Дикой. Что же это, и как его выразить в полной мере? Каков вкус образа Дики?..

Мама уговорила сходить на Новогодний фуршет, типа закрытой вечеринки в Оперном театре. Всё верит, что можно меня убедить вступить в ИХ мир.

Сказать про поход нечего. Всё как всегда. Последствия – ноет спина, натёрла непривычно тоненькими лямками платья те места, где плечи переходят в грудь… ну, как это место называется? Ещё объелась устриц от скуки, хоть они и были невкусные какие-то, дешёвые, чтоль? Всё думала, что мои, неферьё, сейчас бухают где-нибудь на прокуренной хате, и ржач стоит как на конюшне, и музло орёт, и мат, и пиво рекой… А я здесь, как цыган из песни, «пью шампанское, за любовь свою, за цыганскую».

Болят ноги, потому что было лень сопротивляться настойчивому пожеланию мамы, чтоб я обула туфли на шпильке. Вследствие чего, мне даже напиться не удалось, ведь осуши я хоть половину из желаемого, свалилась бы с пятнадцатисантиметровой шаткой высоты непременно!

Потому и сижу теперь, болезные конечности вытянув на боковинку дивана, и пишу в дневник:

«Мечтаю в кружевном черном платье, в красных трусиках с орхидеями и без лифчика забуриться в „приличное общество“, типа мами-папиной презентации, и ходить там, с умной рожей, изображая, что это и есть самое что ни на есть комильфо, с бокалом шампусика, и типа так и надо, заговаривать с похотливо оторопевшими стариками, и прочее в этом роде…»

По-моему, красивый мог бы клип получиться, психоделический даже! Дьявол бы гордился мной.

«Пусть сегодня я мёртв безмерно,

Пусть мой разум исковеркан…»7

Здравствуй, эссхоул Хэппи Нью Йеар…

Чёрная депрессия моя. До зуда в суставах, головной боли и ломоты печени. Другие в депре валяются зубами к стенке, а я не могу и этого… настолько херово, что нет сил даже лежать. Угнетает собственная пустая квартира, и присутствие родителей тоже не облегчает страданий. Дома у предков всегда кто-то толчётся – то папа работает на дому, притащив своего сопляка-программиста; то мама стругает отчёт для налоговой с сексапильной бухгалтершей Ниночкой; а когда этих никого, Петровна шарахается по кухне, потом лезет пылесосить, и как раз под тот диван, на котором я сижу завернувшись жалко в плед, испытывая попеременно то тремор то чёртов долбанный жар. А у себя я жить не могу в таком состоянии, кто же будет варить мне суп, ставить чай, да и просто, не айс ночевать в пустой квартире… а больше у меня нет никого, присмотреть за мной – кому ж я нужна? Это и справедливо – мне ведь тоже никто не нужен больной и обиженный, даже Ветер в состоянии рецидива достаётся обычно Ленке, а я являюсь на готовенькое, когда он снова в себе. Обычно если он молчит – значит, его нет с нами, он в параллельных мирах депрессивного психоза, чёрт бы его побрал. И сейчас не звонит – может, поступает как и я, дожидаясь моего возвращения из чёрной полосы, а может и сам в той же жопе. Если так – то Ленка сейчас с ним, верная жена, которой достаются все кренделя и фортеля больной психики Ветра. А он и видеть её не в силах, и без неё тоже пропадёт… впервые я захотела замуж.