Читать книгу Жоэль и Поль - Яна Глазкова - Страница 2

Она сидела у окна, слегка подергивала ногой – это был жест ожидания, а не нервного напряжения. Она была в хорошем расположении духа, сидела у самого окна, откуда изливался голубой и желтый уличный свет. Натуральные ореховые волосы, наэлектризованные от шляпки, пушились во все стороны, оттого создавая впечатление ее внеземного происхождения. Она крутила трубочку в руке, искусала ее и измяла, с силой тыкала трубочкой в дно пустого стакана так, будто могла пробить там ход к источнику живительного нектара. Она ждала его. А кого же еще может ждать очаровательная девушка в кафе, наполненном солнечным светом, весной на узкой улочке Парижа? Конечно, она ждала его. И он должен был прийти. Звякнула входная дверь кафетерия, и в помещение вошел он. Он был в длинном плаще, отлично сложен, его мужская статность хорошо выражалась через уверенную ходьбу. Каждым своим шагом он провозглашал: «Я мужчина! Я явился взять то, что принадлежит мне!». У него была небольшая челка, которая послушно откинулась набок, открывая черты мужчины молодого, сильного. Высокие скулы, широкий рот, крупные зубы, крупный нос и огромные зеленые глаза. Он шагал по кафетерию, как триумфальный полководец, как завоеватель, как наглый обладатель всего, что находилось вокруг него. Он шагал по кафетерию, то попадая под лучи света, то уходя в тень. Молодые девушки перестали щебетать и следили за его шествием, даже бармен позабыл о своей грязной тряпке, которой натирал белый прилавок.

– Здравствуй!

Он уселся напротив нее. Откинулся на стуле и в упор уставился в женские медовые глаза, он владел ее телом и ее разумом, в ту секунду она ему принадлежала, он был полноправным владельцем. Девушка открыла рот, ее пухлые розовые губы походили на карамельный пудинг, и произнесла:

– Я пришла раньше тебя. Я хотела видеть, как ты войдешь сюда. Ты же знаешь, я хочу тебя больше всего именно в такие моменты.

– Знаю. – мужчина лукаво усмехнулся, и прядь блестящих волос упала на лоб.

– Сегодня все улицы залиты голубым светом, а машины, как одна, все зеленые. Никак не могу понять, отчего мир такой загадочный и странный.

– А как он умудрился подарить тебя мне, так долго не запрашивая плату?

– Ты снова об этом? Прекрати.

Она взяла его руку, крепко сжала ладонями. Сердце ее превратилось в раскаленный металл, в корсет ее души. Она смотрела в его зеленые глаза, она потерялась в лугах этих бездонных, беспощадных и щедрых глаз.

– Вы чего-нибудь хотите? Вам принести меню? – их бесцеремонно перебил бармен, его манера говорить и шмыгать носом выдавала деревенское происхождение.

– Эспрессо и стакан воды. Для дамы яблочный сок. – сухо ответил он, чья ладонь грелась в обволакивающих женских руках.

Бармен удалился, бормоча недовольства себе под нос.

– Так хорошо, что мы проснулись сегодня раньше, и у нас целый город в распоряжении.

Это были Жоэль и Поль. Два человека, любившие так страстно, как не любили тысячи других до них и не полюбят после. Они состояли из шелковой ткани, а может из материи более тонкой, но были они безвозмездно чисты и безукоризненно красивы. Им не надо было просить и зарабатывать блага, все появлялось в их жизни просто и навсегда. Они чувствовали пульс, разделенный на двоих и живущий так, как бьется святой источник далеко во льду горных вершин. Их дом, казалось, никогда не покрывался пылью, а их волосы и кожа никогда не старели. Время было союзником, а город оболочкой, послушной и просторной.

Жоэль не имела веса, порой казалось прохожим, будто она парит над забрызганным печалью асфальтом. Поль часто брал ее за коленку во время их многочасовых поездок в лиловом кабриолете, а она улыбалась ему и, обнажая душу, зажмуривала глаза встречному ветру. Жоэль все время трогала правое запястье, особенно во время чтения книги или долгих размышлений. Они ходили в зеленые парки, валялись в густой траве, перемешанной с полевыми цветами. Их смех превращался в симфонию вселенского бытия, звенел пророчеством и улетал ввысь к давно ушедшим от нас.

Поль был сделан из белого мрамора, был создан нерушимым и в то же самое время прозрачным по своей сути. Он умел чувствовать и быть жестоким в одном сосуде. Фигура слегка высушенная, вытянутая, но гибкая и привлекательная, он походил на дикую кошку с волчьим характером в глазах. Жилки на его скулах создавали некую симфонию с уверенным плечами, вобравшими всю твердость янь в своей форме. Он ступал уверенно, втискивая весь свой вес в земную твердь, знаменуя свое право. Его было невозможно не заметить в толпе. Поль выделялся среди масс своими лучистыми глазами, он будто был лишен страхов и пороков. Поль никогда не жевал жвачку, уж тем более никогда не позволял себе расслабить спину. Он был образцом и в тоже самое время большим дефектом мира, в котором смел родиться.

«Я чувствовала, как он дышит, подходя к нашему дому, я была в плену его сознания, в добровольном рабстве. Его тело владело мной, и я была готова дать ему все, что он готов был попросить, и все, о чем умолчал. Он молчал, а я слышала треск его мыслей.» – рассказала как-то Жоэль свой соседке, упершись взглядом в бесконечную вереницу одинаковых домов.

«Я запускал пальцы в ее волосы и чувствовал запах ее шеи, я целовал ее везде, принимая ее цельно такой, какой создали ее. Я поглощал ее взгляды, как безнадёжный наркоман. Мне было позволено владеть и быть узником одновременно. Все, что оставалось мне – это бродить рядом с ней каждую минуту моей жизни и запоминать, как лучи света преломляются и попадают на ее кожу, как тени играют с ее ресницами, пальцами рук и хлопковой юбкой.» – так Поль думал в минуты и часы их вынужденной разлуки, он делился с самим собой, чтобы не забыть, чтобы не привыкнуть.

Их счастье было чистым и непринужденным, они не сталкивались с проблемами, они не были долго в разлуке, не питали чувств к другим людям. Их обходили стороной житейские беды и наполнял вечный поток любви, они были идеальным предметом зависти, неким вызовом обычному существованию любых влюбленных. Жоэль и Поль пытались вспомнить, с чего началась их любовь и не могли припомнить ни дня, ни повода их встречи, не могли вспомнить, как заехали в свое уютное гнездышко, в дом из 3 комнат и зеленого заднего двора.

Однако наши влюблённые обладали далеко не идеальными характерами. А если подумать крепко, то, пожалуй, невозможно любить человека без единого прореха, такого человека можно обожать, боготворить, ненавидеть, но любить никак нельзя. Жоэль и Поль любили устраивать скандалы, хлопать дверьми и потом нежно мириться. Не могут женские слезы быть невостребованными, иначе вся женщина начинает сохнуть изнутри. Жоэль должна была плакать, а Поль должен был просить прощения, потому что мужские уста слипаются, не произнося слов «прости» и «я виноват». Эти двое раз в месяц превращались в диких собак, и как говаривал их сосед: «Ребятки могут ругаться только там, где есть что-то бьющееся».

Но потом они мирились. Не так давно они снова разругались, и Поль явился домой к вечеру, полный покаяния и раздираемый страстью.

– Я скучала. Почему ты убежал?

– Я должен был убедиться.

– Ты убедился?

– Я люблю тебя. Прости. Я виноват.

Она стояла в пелене фиолетовых солнечных зайчиков и медленно снимала с него пальто. Она прикасалась к его шее и скользила ладонями по упрямым плечам, проводила пальцами по ключицам, остановив руки на его груди. Подобно дыханию дракона, его волевая грудь вздымалась, заставляя кончики её пальцев неметь. Она смотрела в самую глубину его зеленых глаз, всегда немного отчужденных, немного немых на чувства сердца и дерзких на удары судьбы. Жоэль ждала его, а фиолетовые зайчики плясали на оливковой коже Поля. Она ждала его, а он улыбался в полутени комнаты. Она его ждала, и он пришел.

Как невозможно описать экстаз, так невозможно описать, как свет струился из-под ног этих двоих, как их лица светились прожекторами среди серости и обыденности. Они любили друг друга трепетно и вольно и не боялись бросить вызов тем, кто посмел бы отнять их шанс любить друг друга вне времени и канонов. Они собирались совершить прыжок во тьму и надеяться на невесомость, на секундный полет единства души и тела.

– Мы совершили грех, полюбив друг друга?

– Мы впервые были правдивы перед миром, полюбив друг друга, Жоэль.

А на улицах метро съедало людей под землей, и дождь подпортил пару неоновых вывесок, где-то в центре бесследно исчез кусок брусчатки. И никому не было известно среди суеты и волнообразного течения города, что есть Жоэль и Поль, и что они любят так, как всякий поэт любит их город. Поль и Жоэль – отголоски бури. Жоэль в объятиях Поля – надежда в руках слепца.

***

Так странно жить среди людей и отдавать себе отчет в том, кто они на самом деле есть. Кати с 9 улицы, например, всегда сжигает фотографии после расставания, а Луис натирает мочку уха во время нервотрепки. Мы бежим по волнам собственного воображения, пытаясь создать реальность из несуществующих суждений и аксиом. Кати и Луис не будут жить в этой книге, они никогда и не виделись с Жоэль и Полем, но Луис все равно натирает мочку уха, а Кати устраивает пепелища прожитых дней. У всех и у каждого без исключения есть идеалы, оттого и разочарования. Мы плетем интриги боли и счастья, называя себя удачливыми, сломанными, сильными, глупыми, опустошёнными, искорёженными, мудрыми. Мы хотим во всем найти виноватых, не понимая, что нет вины, вина – это вымысел человеческого эго. Мы требуем справедливости, сжигая в собственных домах матерей с детьми во имя революции и ненаступившего будущего. Мы жаждем того или иного, мы можем отвергать или принимать, но мы часть общей системы, мы нуждаемся друг в друге. Нас всех надо любить, бранить, хвалить, целовать и укрывать в кровати.

Жоэль ковырялась в грядке скорее от скуки и любопытства – она не особо заботилась о красоте своего сада – и тем более не стремилась соблюдать чистоту и порядок. Она набирала полные кулачки земли и сжимала пальцы, пока земля не сочилась, падая крошками на ее брюки. Жоэль сидела на траве, поджав ноги, волосы блестели под жарким солнцем, слегка касаясь ее кожи, вылитой из кварца. Она смотрела на комочки свежей черной почвы и думала о своих снах, которые становились все более тревожными. Когда сны становятся сильнее реальности, возникает вопрос о том, где ты. Когда сны остаются грязной рваной юбкой на весь оставшийся день и шлейфом волочатся по всем улицам города, возникает вопрос о том, где ты. Пока живешь на несколько миров одновременно и ни с кем не желаешь делиться своей настоящей, то есть псевдореальностью, живешь, словом, нигде, и тебя не существует. Реальность, вакуум, создаваемые Жоэль, превращались в страшную тюрьму и одновременно в безграничную свободу. Невозможно было отказаться, невозможно было и достойно этим поделиться. В итоге Жоэль приходилось жить между мирами, тихо уничтожая всю свою человеческую сущность и здравый смысл.

Каждую ночь ей снился Поль, но не так, как ей хотелось бы. Ей снился Поль, который исчезает. Каждую ночь она пыталась выцарапать его из лап пепельного тумана, который утягивал его стройную фигуру. Она рвала воздух, умоляла о помощи сквозь пепел, летящий ей в лицо. А Поль все больше удалялся от нее и пропадал в сером мокром тумане, плотном, как кулаки, и холодном, как смерть. Она рвала глотку на протяжении всего сна, рыдала и искала его среди пустой сырости. Затем она просыпалась в холодном поту, с взмокшим лбом и ужасом в глазах. Поль был для нее неким островом после долгих месяцев одиночного плавания на полусгнившем плоту, он олицетворял и жажду, и голод. В ее голове роились мысли, одна сильнее другой, а земля все сыпалась и сыпалась сквозь ее пальцы. Она смотрела на свои руки безучастным взглядом и понимала – грядет что-то очень страшное, и перед лицом этого ужаса она будет стоят одна.

– Крошка, ты чего расселась посреди грядки?

– Поль, я больше так не могу. Эти сны, они не дают мне покоя, снедают меня. Моргая, боюсь открыть глаза и не найти тебя рядом. Ночью я все время нащупываю тебя в постели и крепко сжимаю, ведь если тебя попытаются унести, забрать, то просто не вытащат из моих рук. Поль, любимый мой, я боюсь.

Он стоял посреди залитого светом газона, слишком зеленого и слишком коротко подстриженного, совсем не для такого случая. Он смотрел на нее сверху вниз и в его взгляде скользила отчужденность. Он смотрел сквозь нее, внутрь или, может, мимо. Его руки были в карманах, а прядь волос обнимала лоб. Жоэль бегала глазами по его лицу, рот предательски дрожал, а руки превратились в кулаки. Одним мощным рывком она вскочила с земли и бросилась Полю на шею, крепко обняла его, впиваясь ногтями в его белоснежную рубашку, и содрогалась всем телом, пытаясь прижаться к нему все плотнее. Поль, шатаясь, обхватил ее руками, погружая лицо в шелк волос. Именно в этот момент, в этом, как будто прощальном моменте, началась осень в Париже, и медленное исчезновение Поля.