Читать книгу Мой маленький монстр - Яна Лари - Страница 3

Месть – это не выход, а путь к саморазрушению,

но, до чего же он сладок, чёрт возьми…

Волнение всю ночь не давало мне уснуть, отплясывая румбу на останках моего привычного хладнокровия. Ужом на вертеле я проворочалась до самого утра, обдумывая предстоящую встречу с новыми родственниками. От подобных мыслей к горлу подкатывает желчь – не иначе как предсмертные корчи моей безраздельной власти над отцом, знатно поистрепав сердце, добрались до желудка.

"Солнышко, как же, – усмехаюсь, разглядывая фото моложавой дамочки в папиных контактах – Нахлебница и приживалка, вот ты кто!". Мою заочную неприязнь к женщине, претендующей на внимание и материальные средства отца, воистину не описать словами. Это я. Я его солнышко, луна, звёздочка и вся бескрайняя вселенная в одном лице. И менять это в угоду чужих интересов мне совсем не улыбается.

Утешает лишь наличие у этой мадам сына-старшеклассника. Раз уж мне придётся терпеть их на своей территории, глупо было бы не использовать парнишку себе во благо. Особенно если он внешне похож на мать (а она, судя по фото, папочку отнюдь не борщами окрутила). Появление хорошенького братца могло бы существенно укрепить мой рейтинг в школе. К сожалению, мои о нём сведенья ограничиваются одним лишь именем и фамилией – Ринат Трошин. К папе я за подробностями принципиально не лезу, сохраняя видимость арктического равнодушия. Ну, не хочется мне конкретизировать своё к ним отношение, не зная наперёд масштабов возможной выгоды.

– Карина, солнышко! – громко зовёт отец, под аккомпанемент дверного звонка.

"Видали уже твоё солнышко", мысленно усмехаюсь, незаметно возвращая телефон на место. Вслух же многозначительно прокашливаюсь. Как-никак уже минут 10 стою в дверном проёме, а он обо мне – ни сном, ни духом. Всё носится по гостиной, цветочки расставляет. Папа человек щедрый, если что-либо делает, то от всей души. Вот и сейчас, от обилия всевозможных роз и лилий в комнате не продохнуть.

– Карина, – повторяет наконец-то заметивший меня папа. – Забери заказ у курьера и переодевайся, не в пижаме же гостей встречать.

Звонит действительно курьер из соседнего ресторана, весьма недурственного кстати. Сердце тут же колет обида. Папочка так старается угодить, даже в салон сходил, седину закрасил. Меня всё больше начинает настораживать её власть над ним, такими темпами дальше будет только хуже.

– Девушка, распишитесь, пожалуйста, – трясёт передо мной бумагами курьер, мешая сосредоточиться, за что в довесок к росписи получает полный ненависти взгляд и пару нелестных эпитетов в спину. Может и не самый человечный поступок, но когда меня это волновало? Сейчас в моей голове зреет план, при удачном исходе которого получится спасти доверчивого родителя от наглых иждивенцев в лице Рината со своей мамашей.

"Ну, что, мамочка, готовь валерьянку", улыбаюсь спустя час своему отражению. Теперь главное во всём этом великолепии перед папой не появиться раньше времени. Ради своей благородной цели, мне пришлось пожертвовать старыми джинсами, укоротив их по самую середину ягодиц. С верхней же частью наряда дела обстоят куда печальней. Мне удаётся втиснуться в узкую, чёрную маечку, но размер груди провокационным никак не назовёшь. Поэтому, беззастенчиво наращиваю её при помощи старой доброй ваты. Из-за высокого роста я выгляжу старше своих 14 лет, а высокий начёс, с прокрашенными синей тушью для волос прядями, и довольно вульгарный макияж завершают дело. От такой падчерицы наша гостья не то, что дорожку сюда, собственное имя должна забыть.

Наконец, в прихожей слышатся приветствия и шумная возня, а, следовательно, настал мой звёздный час. От внезапного волнения ладони потеют так, что мне тут же приходится себя одёрнуть. Действительно, чего это я, зря, что ли в театральный кружок хожу?

– Хеллоу, пипл! – обозначаю я своё присутствие, едва папин голос затихает где-то в гостиной. Пипл мой выход оценивает по достоинству. Оваций, конечно, не следует, но стук выскользнувшей из женских рук сумочки, с лихвой их заменяет.

– А ты, наверное, Карина? – отходит от шока папина пассия и протягивает мне подозрительно подрагивающую, тонкую руку. – Илона Витальевна. Можешь обращаться ко мне по имени.

Проигнорировав рукопожатие, я выдуваю огромный, малиновый пузырь из жвачки и с ленивой бесцеремонностью смотрю на женщину. Красивая и… всё.

На ней – простенький брючной костюм, изношенный и совершенно не модный. Короткие ногти покрыты дешёвым, перламутровым лаком. Волосы убраны в обычный пучок. Ничего особенного. Мне однозначно нравится, как она нервничает под моим брезгливым взглядом. То неловко поправит укладку, то затеребит потёртые углы сумочки из кожзама. Нищета. Как и предполагалось, мой осмотр не выдаёт ничего утешительного – "секретутка" переиначиваю я её должность в папиной строительной фирме. До лоска моей матери ей как дворняге до чистокровной львицы. Мать я не видела лет 7, но внимательно слежу за её заграничной жизнью в соц сетях, и Илоночка проигрывает ей по всем фронтам.

– Жесть, – резюмирую я свои впечатления от потенциальной мачехи. Тьфу ты, упаси Боже!

Пока Илона растерянно хлопает глазами, гадая как себя вести, чтоб не нарваться на папино неодобрение, мой взгляд перескакивает на высоченный силуэт за её спиной.

"За-ши-бись", чуть ли не по слогам произношу я, не в силах оторвать глаз от Трошина. Мне даже нет надобности, доигрывать свой спектакль, настолько шокирует меня этот парень. Ринат выглядит как бродячий эльф, который сражался с бомжами. Причём бомжи ему чисто из жалости уступили, не забыв поделиться безразмерным свитером и широченными штанами. Его (наверняка больную) голову венчают торчащие во все стороны светлые дреды, но отнюдь не это меня обескураживает. Глаза! Они у него разных цветов. Правый небесно-голубой, а левый – изумрудно-зелёный. "Да ты не Трошин, ты – Тролль".

"Чпок" – это смачно лопает надутый мною пузырь, облепляя нос и подбородок. Илона дёргается. Я же в свою очередь и вовсе чуть на пол не сползаю, сражённая наповал широкой улыбкой Рината, которая обнажает металлические брекеты.

Вот он, истинный шарм тинэйджера во всей своей красе.

– Что за чмо?! – скрежещет старческий голос откуда-то снизу.

Вот теперь настаёт и мой черёд вздрагивать. Илона, виновато вспыхивая, отступает в сторону и моему изумлённому взору предстаёт высокая клетка с невзрачным, серым попугаем.

– Чмо-о-о! – китайским болванчиком дёргается птица, не сводя с меня глаз. – В рот мне ноги! Что за чмо?

– Ринат, говорила ведь, надо было дома его оставить, – поворачивается к сыну Илона. – Так неудобно вышло!

– Глиста в корсете! – не унимается птица.

Мне ничего не остаётся, кроме как, натянув повыше совсем уж неприлично сползшую майку, обхватить себя руками. Матерщинник явно обращается ко мне. Илона же, поняв, что Ринат не собирается предпринимать каких-либо действий, разворачивается в мою сторону.

– Он всегда такой – извиняясь, лепечет Илона. – Ринат выкупил Герочку у бомжей. Мы никак не можем отучить его сквернословить.

– Всё же, насчёт бомжей я оказалась права, – торжествующе обращаюсь к Ринату. – У них затариваешься…

Он гневно сжимает губы, но молчит. Тюфяк.

– Дурилка картонная! – отважно заступается за хозяина птица. Зря, зря…

– Что за шум, а драки нет? – весело встревает в наши разборки папа. Затем он замечает меня, и становится очевидно – драка будет.

– Па, это такая шутка, – пячусь я вдоль стены. Его взгляд мне ой, как не нравится.

– Это ещё что за безобразие?! – отметает мои оправдания отец. Особо не церемонясь, он хватает меня за волосы и чуть ли не волоком тащит в ванную.

– Чмо! Чмо! – победоносно скрипит нам вслед мерзкий Гера.

"Ненавижу", мысленно повторяю, пока отец яростно вспенивает мою склонённую над раковиной голову. Ядовито-синие струи воды стекают, смывая слёзы, но не мой позор. За 14 лет папа ни разу не повысил на меня голос, чего уж говорить о подобном, да ещё и прилюдном, унижении.

– Разве так я тебя воспитывал? – зло рычит он, швыряя мне полотенце. – Такая же эгоистка, как и твоя мать. Чтоб через 10 минут, была за столом!

Обида ядовитой горечью расползается на моём языке, разъедая уместные сейчас извинения. Я, молча, выскакиваю из ванной и, поравнявшись с растерянно мнущейся в прихожей парочкой, вызывающе фыркаю.

"Вы у меня ещё попляшете".

– Время пошло! – грозно прикрикивает некстати всё подметивший отец. – И чтоб я больше не видел на тебе этого бесстыдства. Здесь тебе не панель!

Ого, разорался то как. Трошины у нас всего 10 минут, а мне их стараниями влетело больше чем за всю жизнь. Следом проскакивает безумная мысль, что виной моим несчастьям отнюдь не они, но я её негодующе прогоняю. Раз есть проблема, значит, кто-то её создал, и в данном случае за этим "кто-то" стоят расчётливые оккупанты. И самое обидное в сложившейся ситуации, что мой наивный папочка ведётся на их уловки как дитя. А как же я?! Неужели ему плевать на мои чувства?

Едва уложившись в отведённые мне 10 минут, я спешу предстать перед отцом. От необходимости плясать под его дудку, как какой-то пудель в цирке, да ещё перед такой сомнительной публикой, сводит зубы: "Ну, ничего, голубчики, справедливость восторжествует, уж я об этом позабочусь".

Переодетая в скромное платье, я смиренно прохожу к своему месту за столом. В ранее оживлённой беседе мигом появляется некоторое напряжение. Едва сдерживая довольную улыбку, я склоняю голову, чтоб спрятать её за тёмной завесой мокрых, вьющихся волос. "Приятного аппетита, Кариночка", елейным голосом желает Илона. Выдавив из себя слова благодарности, я со спокойной совестью погружаюсь в думы. Мне безразлично, о чём идёт речь за столом. Всё то время, что я лениво гоняю по тарелке кусочки какого-то салата, я продумываю план мести и наблюдаю за присутствующими.

Илона, смущаясь, отводит от меня глаза, делая вид, что ничего такого не произошло. Лицемерка.

Ринат напротив, только и делает, что буравит меня непонятным взглядом, не забывая активно шутить и улыбаться моему отцу. Подхалим.

А папа, наконец, уверовав в моё раскаянье, окончательно расслабляется и погружается в обсуждение планов на выходные. Удручённая перспективой совместного досуга, я лишь утверждаюсь в своём решении незамедлительно начать выкуривать Трошиных из нашей с отцом жизни.

Придав лицу несчастное выражение, я ссылаюсь на головную боль и, извинившись, удаляюсь к себе. Затем, выждав за дверью пару минут, пробираюсь в отведённую Ринату комнату. Сердце противно ноет от ревности. Да уж, папа для своего пасынка расстарался на славу. Противоположная от двери стена полностью зеркальная, а боковую украшают фотообои с изображением ночного города. Строгая, тёмная мебель гармонирует с белыми стенами и нереально пушистым ковром. Мысль, что всё это великолепие предназначено Ринату, вызывает во мне зубной скрежет.

"Проклятый Тролль! Послал же тебя чёрт на мою голову".

"Чмо пришло!" – гнусаво звучит сбоку. Вот в этот момент, подстёгнутая издёвкой, моя решительность крепнет окончательно. Я хищно улыбаюсь неказистому Гере и распахиваю окно, впуская внутрь зимнюю стужу и метель.

–Ну, что, умник, готов полетать? – весело напеваю я, открывая стоящую на тумбочке клетку. – Дорогу на родную помойку сам найдёшь!

Гера либо слишком умный, либо откровенно тупой, потому как покидать родные стены отказывается наотрез.

–Кыш! Кыш, ядрёна вошь! – голосит Гера, прижимаясь к стальным прутьям. – Чмо!

Его наглость отражается во мне ослепляющей злобой.

–Всё равно будет по-моему! – шиплю я, просовывая руку в клетку, – Всё будет только так, как я захочу. А я хочу, чтоб вы все свалили из моей жизни!

Гера перебирает короткими лапками, цепляясь ими за решётку, в тщетной попытке избежать моих рук. Напрасно, настойчивости мне не занимать.

–Не уйдёшь! – ликую я, когда мне удаётся ухватиться за короткий, бурый хвост. Миг и мощный клюв до самой кости прокусывает основание моего мизинца. Злость, какой я ещё не испытывала, мутной пеленой застилает глаза. Боль отходит на второй план, остаётся только дикое желание добиться своей цели. Гера хрипло матерится и кусается, но мне уже безразлично. Его барахтающаяся тушка, в конце концов, оказывается в моих руках, вот, что действительно имеет значение.

– Карина, что ты делаешь?

Вопрос звучит недоверчиво и как-то зловеще. Я вздрагиваю и Гера, пользуясь случаем, вылетает из моих рук. В полнейшем ступоре я смотрю, как он грузно пикирует на плечо ненавистного Рината.

– За что ты так с нами? – с обидой спрашивает парень, закрывая окно.

– Не понимаешь? – мой голос звенит от возмущения.

– Нет.

– Придуриваешься? – уточняю я, медленно приближаясь к нему. Меня забавляет застывшее в его разноцветных глазах замешательство. – Вы запудрили голову моему отцу, но это ещё не значит, что я буду с этим мириться. Папа – только мой! Убирайтесь, или я превращу вашу здесь жизнь в ад.

– Хватит, – на скулах Рината проступают красные пятна.

– Плакать, что ли собрался, рохля? Или боишься, что…

Мою насмешливую речь прерывает звонкая затрещина.

– Немедленно извинись, – угрожающе требует отец, потирая руку, которой меня ударил.

– Не буду! – Его поступок отзывается во мне непониманием и глухой обидой. Щёку покалывает и жар, разливающийся от неё, только подпитывает моё негодование.

– Извинись, или, видит Бог, я возьмусь за твоё воспитание!

– Раньше надо было, – дерзко вскидываю я голову. Он столбенеет, я же презрительно кошусь на Рината. Пусть знает, с кем имеет дело, тюфяк бесхребетный.

– Вон отсюда! – командует отец, указывая пальцем на дверь.

Несмотря на клокочущую во мне ярость, мне удаётся сохранить независимый вид, когда я гордо прохожу мимо взволнованной Илоны. Сейчас я кажусь себе жутко взрослой и непобедимой.

Эту битву я проиграла, но не войну.

***

Я сижу на подоконнике, обняв руками колени. За окном мерцают и перемигиваются огни ночного города. Мне, наверное, никогда ими не налюбоваться. А сейчас они манят ещё сильнее, как-никак я уже вторую неделю сижу под домашним арестом, подумать только! Без прогулок, общения и интернета. А всё из-за своих "обожаемых" родственничков. Пока я тут страдаю, они, как ни в чём не бывало, ходят развлекаться. Сегодня, например, отправились в кино, на премьеру фильма ужасов, о которой я грезила месяца три точно. Этому предшествовала самая тоскливая в моей жизни новогодняя ночь, ибо я была вынуждена, стиснув зубы, наблюдать ужимки Илоны и Рината.

Признаться по совести, за неполные две недели совместного проживания, моё к Илоне отношение несколько изменилось, и причиной тому послужил случайно подслушанный разговор. Дело было незадолго до празднования. Я пошла на кухню, налить себе воды, и замерла на полпути, услышав своё имя. Знаю, подслушивать не хорошо, но тогда мне было начхать. Сами виноваты.

Папа сердился, потому что я так и не извинилась перед Ринатом. Называл меня эгоисткой и даже собирался оставить без запланированного подарка, а это, ни много ни мало – платиновая с муранским стеклом подвеска к моему браслету Пандора. Мы её вместе выбирали в каталоге, и она должна была стать его завершающим штрихом. Так и случилось, она стала символом завершения моей спокойной жизни.

Так вот, Илона, к моему искреннему удивлению, стала настаивать на отцовском ко мне снисхождении. Дескать, в основе моего конфликтного поведения стоят скрытые страхи, и неосознанное сопротивление переменам. Она расписала меня такой обделённой и несчастной, что я чуть сама этому не поверила. Даже в тихую прослезилась. Отцовское сердце тоже дрогнуло, и он пообещал быть со мной помягче. Эх, Илона, простодушная душа, хоть какая-то с неё польза.

Совершенно иначе складываются мои отношения Ринатом. Его покладистость настолько приторна, что вызывает во мне стойкий рвотный рефлекс. Зато папа не может на него нарадоваться. Видите ли, он такой ответственный и взрослый.

"Я вас умоляю, взрослый. Всего на полтора года меня старше" так и хочется мне вставить свои пять копеек, но я держусь, уж очень надеюсь уделать Левицкую своей подвеской. Вмазать Ринату, конечно, хочется сильнее, но приходится терпеть. Своё он обязательно получит. Позже.

Настойчивый стук в дверь прерывает невесёлый ход моих мыслей.

– Карина, иди ужинать, – заходит ко мне отец. Его лицо разрумянилось от мороза, и весь он излучает отвратительный позитив. Не то, чтобы я не желала ему добра, но радоваться его с Ринатом замечательному времяпровождению высше моих сил.

– Нет аппетита, – я равнодушно отворачиваюсь к окну, намекая на нецелесообразность дальнейших уговоров. При виде довольной физиономии Тролля, мне бы всё равно кусок в горло не полез. Проверенно.

– Как хочешь, – недовольно бурчит отец. – Завтра на рассвете мы выезжаем в гости к матери Илоны. Чтоб была готова.

И захлопывает дверь. "Постой, а как же моё согласие? Не обсуждается?", искренне возмущается моя гордость. Но в этом доме до неё никому нет дела. Полночи я любуюсь метелью, и молюсь, чтоб она начисто замела все дороги из города. В мои планы входит выклянчить доступ к интернету в честь рождества, а не встречать его, у чёрта на рогах с Ринатом и его бабушкой.

***

Молюсь я видимо так себе, ибо уже к десяти часам утра папин внедорожник въезжает в какой-то Богом забытый посёлок. Устав созерцать однотипный пейзаж, который из-за тонировки кажется ещё более серым и унылым, я поворачиваюсь к Ринату. Зря. От его щенячьего восторга сводит желудок.

– Не переживай, – улыбается парень, "обольстительно" сверкая брекетами. – Тебе понравится, Бабуля у меня классная.

Я закатываю глаза: "переживать должен ты, полудурок, как бы я тебя случайно в проруби не утопила". Моё настроение от такой невинной фантазии тут же уверенно ползёт вверх.

– Не знала, что ты родом их Мухосранска, – расплываюсь я в злобной улыбке. – Какие ещё тайны скрывает твой стрёмный фасад?

Хорошо нас не слышат воркующие на передних сидениях родители, а то бы мне влетело. Раньше я не использовала в своей речи жаргонных словечек, но желание побольнее уколоть Рината срывает с моего языка все ограничители.

Зрачки парня сужаются, отчего цветовой контраст его глаз становится ещё более явным. Я же никак не могу оторвать от них взгляда. Когда он смотрит на меня, находясь так близко, во мне начинает гудеть кровь. Необъяснимая тревога перекрывает кислород, и немеют пальцы. Очень двоякое ощущение, с одной стороны вроде как приятно, но при этом поджилки трясутся от неясного беспокойства. Да так, что хочется на ходу выскочить из авто, и бежать без оглядки не разбирая дороги.

Проехав ещё немного, машина плавно тормозит у высокого забора. На улочке в такой мороз ни души, только пару собак выглядывают из-за высоких сугробов, с немой надеждой уставившись на пакеты в отцовских руках. Бродячие, наверное. Ринат, тут же просит у отца буханку хлеба и, разломав её на части, кормит блохастых попрошаек. "Ну, начинается…". Смотреть, как парень рисуется перед довольным его поступком отцом, нет никакого желания, так что никого не дожидаясь, захожу во двор. Идти в школу с насморком мне совсем не улыбается. А если начистоту, болею я крайне редко, просто ревную, и это меня бесит ещё больше.

Домик у бабушки Рината на удивление приличный, в два этажа и с просторными комнатами. Старомодная мебель соседствует с современной техникой, не дорогой, конечно, но вполне рабочей. Полы застелены самоткаными половичками, везде кружевные салфетки, приятно пахнет домашней выпечкой и сушеной ромашкой, ну, и ковры на стенах, куда ж без них, тоже присутствуют. В целом погостить можно. Сама хозяйка на вид довольно милая и безобидная, но я на всякий случай сохраняю дистанцию, мало ли, от Трошиных всего можно ожидать.

Помимо нас, приехали сёстры Илоны, со своими мужьями и детьми, так что компания собралась большая. Мне повезло – у Рината имеются две двоюродные сестры, примерно нашего возраста. Поэтому спихнув на парня совсем уж сопливых карапузов (а их трое и они очень шумят) я увожу девчонок в выделенную мне комнату на втором этаже. Моё дружелюбие продиктовано отнюдь не благими намерениями, а желанием вытянуть из простодушных девочек парочку постыдных фактов о Ринате. Послезавтра зимние каникулы заканчиваются, и подобная информация может более чем пригодиться, ведь учиться нам предстоит в одном классе. И чего он так поздно в школу пошёл? Тупой скорее всего.

– Повезло тебе, Карина, – мечтательно шамкает Ленка, прожёвывая очередной рогалик. – Живёшь в большом городе, да ещё и в одном доме с Ринатом.

Я давлюсь чаем. Насчёт последнего можно и поспорить, но они здесь не для этого.

– Да ну, он такой грубиян – деланно вздыхаю я, наблюдая за тем, как карапузы радостно валяют Тролля в сугробе. Вот, что он за тряпка? Я бы их за такие игрища туда закопала, и откопать потом забыла.

– Да не может быть! – вступается за двоюродного брата девчонка помладше, Света, кажется. – Ринат знаешь, какой хороший?

Что ж, моё дело сделано. Теперь можно расслабиться и запоминать, не забывая изредка подавать признаки жизни.

В корявом изложении сестричек, жизнь Рината выглядит как сочинение первоклашки – скупо и банально. Растёт без отца, не ноет, уважает мать, делится конфетами. Если хорошо попросить, может и все отдать. Дуры… он их, скорее всего, попросту не любит. Никаких пикантных подробностей. Разочарованно вздохнув, я уже подумываю выставить их за дверь, под предлогом усталости, но тут Ленку озаряет идея:

– Ой, девочки, святки же! Айда гадать на суженного?

– Наверное… давайте, – теряюсь я. Ранее подобные развлечения меня не интересовали, но предвкушение волшебства делает своё дело, и я соглашаюсь. То ли близость к природе на меня так действует, то ли мне передаётся волнение сестричек, не знаю, но мы с азартом, приступаем к исполнению задуманного.

Первым делом решаем погадать на то, каким будет суженный. Раскладываем на полу мисочки с зерном и водой, Света жертвует своё карманное зеркальце, а Ленка, тем временем связывает лапы наглой, хохлатой курице. Я же лениво руковожу процессом, в котором толком ничего не смыслю. Рассудив, что всё готово, торжественно впускаю в комнату ждущего за дверью Рината. Ему досталось задание принести петуха.

– Если к зерну пойдёт – богатым будет – вводит меня в курс дела Светка. – Если к воде – пьяницей; к зеркалу – красавцем, ну, а к курице – бабником.

Затаив дыхание мы следим за неспешным передвижением пернатого. А он, словно осознав свою значимость, совсем не спешит утолить наше любопытство. Меня его поведение волнует больше всех остальных, ведь это на моего жениха решено погадать в первую очередь. Дабы не опростоволосится перед ними, я незаметно придвигаю к нему миску с зерном.

Безмозглая дичь, равнодушно глянув на предложенное угощение, решительно направляется к воде. Пьёт он как вернувшийся из двухнедельного тура по пустыне верблюд. Ленка хихикает, а следом и Света. У меня чешутся руки, так охота свернуть им шеи вместе с этим их бракованным прорицателем. Но, вот петух напился и, осмотревшись, делает то, к чему я абсолютно не готова – деловито осмотревшись, он пытается забраться сверху на равнодушно вылупившую глазки курицу.

Сестрички поражённо затихают, зато Ринат тихо посмеивается, глядя прямо на меня с каким-то злым превосходством. Я густо краснею. Впервые в жизни, да ещё перед кем!

– Ваш метод врёт, – спокойно заявляю я, взяв себя в руки. – Алкаш и бабник, думаю именно таким ты вырастешь, Ринатик. Вот только я лучше сдохну, чем свяжусь с тобой.

Я ничего не знаю об интимных фантазиях парня, да и в тяге к выпивке сомневаюсь, слишком он правильный для всего этого, но уж сильно хочется указать ему своё место. И его бешеный взгляд лучшее мне утешение.

Несмотря на случившийся конфуз, нам хочется дальнейших развлечений, и гадать мы не перестаём. Правда, Светка с Ленкой повторять мой подвиг не собираются. Они предлагают новое гадание. На сей раз, надеясь увидеть суженного.

Для него мы расчищаем одну из хозяйских построек и закладываем окна плотным картоном (Куда его столько бабуле – непонятно). На пыльном, шатком столике устанавливаем зеркало и зажигаем свечу. Естественно я гадаю первой, ибо ждать пока копошатся сестрички, в мои планы не входит.

Наученная суеверной Светкой, я остаюсь совершенно одна в освещенной единственной свечей комнате. Сажусь напротив зеркала, распускаю волосы, и теперь они тяжёлыми волнами ниспадают мне на плечи. Волосы моя самая большая гордость: густые, чёрные, длинной до самой поясницы, таких ни у кого в школе нет. Залюбовавшись своим отражением, я чуть не забываю, для чего собственно это всё затеивалось.

– Ряженый-суженый, приди ко мне ужинать – шепчу по правилам тихим голосом и напряжённо вглядываюсь в дверь через зеркало, со стороны левого плеча.

Мне кажется даже метель, за стенами сейчас завывает яростнее обычного. Вот ветка зловеще царапает старую кровлю. В углу слышится подозрительный шорох. Я громко сглатываю и с ужасом осознаю, что матовая поверхность зеркала начинает запотевать. Разом становится как-то неуютно и страшно. Складывается впечатление, что за чернильным провалом дверного проёма действительно что-то скребется. Пламя свечи едва заметно колышется. Затем ещё раз, сильнее: "Мамочка…" я мелко дрожу, побледнев как полотно. Мои глаза синими кострами мерцают в глади зазеркалья. Если бы не страх опозориться перед девчонками, я бы ей-богу убежала. Прямо сию секунду. Слабый огонь начинает неистово метаться, готовый вот-вот погаснуть, а следом слышится скрип открываемой двери. Оцепенев, я смотрю в помутневшее зеркало. Даже сердцебиение замедляется, подавленное таинством момента.

"Бах", ударяется о стену ручка распахнувшейся настежь двери, и на меня с громким рыком кидается нечто огромное и лохматое.

"Я выйду замуж за йети", успеваю я подумать, прежде чем меня сметает со стула и щеки в "свадебном поцелуе" касается горячий, шершавый язык. Распластавшись в позе морской звезды, я ошалело отбиваюсь от навязчивых ласк кавказкой овчарки. А затем слышу издевательский смех Рината. Выставив вперёд руки, чтоб сохранить дистанцию между лицом и любвеобильным псом, я смотрю в его сторону. Этот двинутый на всю голову тролль, сотрясается в гомерическом хохоте, на пару с карапузами и вероломными сестричками. Нашли себе клоуна, гады…

– Я тебе это припомню, идиота кусок, – пёс уворачивается и впечатывает мою щёку в грязный пол, сплошь усыпанный подозрительным мусором.

– Не сомневаюсь, – беззаботно отзывается Ринат и продолжает хохотать.

Отсмеявшись, Ленка предлагает пойти лепить снеговиков. У меня мелькает желание отказаться, ведь это глупо и слишком по-детски. Однако энтузиазм Рината, не оставляет мне выбора. Куда это он без меня собрался? Пусть обломается.

– Давайте устроим конкурс на самого классного снеговика? – предлагает он под восторженный визг карапузов.

– А какой будет приз? – тут же просыпается во мне интерес.

– Хорошее настроение?

– Тогда уж лучше просто исчезни, – ворчу я, но плетусь следом за остальными.

Так как вечереет, мелких (к моей безмерной радости), зовут в дом, и снеговиков мы лепим вчетвером. Ринат о чём-то шутит с сестричками и кажется вовсе не переживает из-за конкуренции. Словно ему безразлично, кто победит. В чём тогда смысл игры?

Я смотрю, как они проворно скатывают снежные шары, и злюсь ещё больше. Моё творение напоминает кривой фонарный столб. "Сказывается отсутствие опыта", утешаю себя, а сама внимательно осматриваюсь. Нужно срочно что-то придумать, нельзя же вот так просто взять, и упасть лицом в грязь перед Троллем.

Решение приходит пока я разглядываю собранные в небрежный хвост дреды парня. Шапку он носить категорически отказывается, заменяя её капюшоном пуховика.

"Мозгов то нет, морозить нечего", шепнула я ему, когда впервые об этом узнала.

Воспоминание вызывает ехидную улыбку: "Раз классический снеговик не удаётся, будет пародией на Рината!". Принятое решение захватывает меня бурным потоком энтузиазма и творческих идей. Высунув от усердия язык, я втыкаю кучу кривых веток в ту часть скульптуры, что по задумке должна быть головой – это дреды. Затем приношу из сарая подмеченный во время гадания отрезок алюминиевой проволоки и слаживаю из него конструкцию, с большой натяжкой смахивающей на брекеты.

"Ничего, и так сойдёт", уверяю себя, втыкая её вместо рта моего "шедевра". Остаётся разобраться с носом и глазами. К носу Рината не придраться, с досадой признаю я, поэтому беру из ведёрка первую попавшуюся морковку и, пнув по пути Светкино творение, усердно думаю над глазами. Для глаз нам выделили пакет со старомодными, желтоватыми пуговицами. Я не ленюсь попросить у Ринатовой бабушки зеленку, и выкрашиваю одну в изумрудный цвет, обляпывая заодно всю руку. Левый глаз готов.

С правым сложнее. Голубых пуговиц у нас нету, точнее есть, но на моей новой куртке. "Месть важнее", шепчет моё эго, и я без раздумий отрываю одну. Вжимаю с правой стороны и крайне довольная собой отступаю на пару шагов, чтобы полюбоваться.

– Ринат, смотри, – хохочу я от души. – Один в один! Я гений, правда?

Реакция Тролля несколько охлаждает мой творческий экстаз. Он стремительно надвигается, поджав губы и угрожающе сверкая глазами. Мне становится страшно. Страшнее, чем там, в сарайчике, во время гадания. Отчаянно взвизгнув, я бегу куда-то за дом, в надежде спрятаться. Двор освещается только спереди, и густые сумерки здорово усложняют мою задачу. В отличие от Рината, я понятия не имею, что здесь и где находится, поэтому, растерявшись, замираю.

"Хлоп" – это на меня сзади налетает мой преследователь, и мы оба валимся в глубокий сугроб. В последний момент мне удаётся развернуться и ухватить Тролля за волосы, с намереньем дать достойный отпор. Его мой манёвр лишь сильнее злит. К моему удивлению и несчастью, он силён. Даже слишком.

Сцепившись не на жизнь, а на смерть, мы барахтаемся в снегу, и каждый старается установить свою власть над противником. Силы однозначно не равны, и мне никак не удаётся связать бешеный напор Рината с его бесхребетной покорностью. Где-то я в нём ошиблась, но размышлять над этим сейчас – смерти подобно. Навалившийся сверху Тролль одной рукой удерживает мои кисти, а второй растирает снег по лицу. Он забился мне в рот, ноздри, за шиворот и даже в уши, а Ринат беспокойно хрипя мне в волосы, продолжает свои издевательства. И от прикосновений его ледяных пальцев, меня вдруг бросает в жар.

Напуганная своим состоянием даже больше чем самим Ринатом я прокусываю кожу на его руке. Во рту остаётся соленый привкус крови, и я с отвращением её сплёвываю. Трошин тихо матерится, а я, воспользовавшись моментом, откатываюсь и, спотыкаясь, бегу прочь. Ринат, не мешкая, кидается следом (вот псих настырный), но мне удаётся немного оторваться. С облегчением нащупываю незапертую, низкую дверку какой-то небольшой постройки и быстро проскальзываю внутрь. Прижимаюсь спиной к стене и жадно пытаюсь отдышаться. Пульс частит, совсем не собираясь успокаиваться, вдобавок темно, хоть глаз выколи. Когда первый испуг немного сходит, я обращаю внимание на резкую вонь, непонятного мне происхождения. От неё свербит в носу, и я громко чихаю. "Вот проклятье!". Прислушиваюсь в надежде, что Ринат не обнаружит меня по этому звуку.

Шум я всё-таки слышу, но не снаружи, а внутри. Недовольный гул, который идёт со всех сторон одновременно нарастает и подбирается всё ближе. Решая не сдаваться без боя, захожусь воинственным кличем и кидаюсь вперёд, беспорядочно размахивая руками. Неизвестное чудище тоже не остаётся в долгу. Заходится непередаваемой какофонией звуков, осыпая меня градом острых тычков и ударов. Мне тотчас вспоминаются все просмотренные фильмы ужасов. Причём разом и в самых омерзительных своих подробностях.

Наплевав на свой непробиваемый имидж, и не прекращая голосить как ненормальная, я выскакиваю обратно на улицу, где налетаю прямиком на Рината.

– Попалась!

– Там что-то есть! – прижимаюсь я к парню, в попытке спастись.

Он смеется.

– Конечно есть, дурёха, – это же курятник.

– Дети, что за шум? – светит в нашу сторону фонариком бабушка Трошина.

Я поспешно отскакиваю. Благодарность к своему спасителю уже прошла, да и церемониться с врагами незачем.

– На неё напали куры, – иронично усмехается Ринат.

– Ой, бедняжка, испугалась, наверное, – сокрушается женщина, – пойдём я тебе чаю успокоительного налью.

"Себе налей" машинально проносится в голове. Нет, ну а что? Она наверняка издевается, как и её мерзкий внучок.

– Курицам лучше успокоительного дай, – хмурится Ринат. – Они же после встречи с этим чудищем нестись перестанут.

Меня всю передёргивает. У рохли что, голос прорезался?

Этой ночью сплю я плохо. Даже после ароматной ванны, меня преследует удушливый запах псины и насмешливый смех сводного братца. Вдобавок я, кажется, начинаю сходить с ума, потому что по моему лицу, совершенно неуправляемо, блуждает беспричинная улыбка. Это после всех моих страданий!

***

– Карина, завтра вам с Ринатом в школу, надеюсь, ты уже созрела до извинений? – затягивает старую песню мой папочка. Он спит и видит, как мы с Троллем подружимся, и исход его мечтаний сейчас зависит исключительно от меня.

– Мне не за что извинятся, – повторяю, наверное, в сотый раз. Незачем подтачивать свой авторитет уступками Ринату. Он только этого и ждёт.

– Карина, послушай, – огорчённо начинает отец, но я упрямо отворачиваюсь. Не ударит же он меня.

Не бьёт. Молча выходит, даже не хлопнув дверью. А спустя минут сорок, они все втроём выходят из квартиры. Я бегу к окну, но с девятого этажа не могу разглядеть их лиц. Да что там смотреть, змеёныш этот довольный, небось, что я снова в пролёте с развлечениями. Как же Ринат меня бесит! Бесит одним своим существованием. Он превратил мои долгожданные каникулы в ад. Ненавижу его, и после вчерашней поездки к его бабушке, моя ненависть только крепнет. Парень пытается мне перечить и дерзить, а подобного я ему спускать со счетов не собираюсь.

"Гуляй, Ринатик. Радуйся, – хихикаю я, заливая его белоснежные рубашки, найденным в папином баре красным вином. – Посмотрим, как ты завтра без формы в школу пойдёшь". О том, как буду объяснять свой поступок, я предпочитаю не думать. Всё равно, домашний арест – предел отцовского наказания.

Моя в этом уверенность рассеивается буквально через пару часов.

– Неблагодарная мерзавка! – отец трясёт перед моим невозмутимым лицом порозовевшими рубашками Тролля. – Зачем ты это делаешь? Обьясни! Ты заботишься только о себе, девочка. Думаешь, Ринату легче? Поселиться в чужом доме, сменить школу, отказаться от старых друзей. Ты хоть на секунду задумываешься, каково ему? А Илоне, как считаешь, приятно терпеть твои выходки?

Я молчу. Ему моих мотивов не понять. Как он может понять мою месть, если ничего вокруг не замечает? Вот он сейчас орёт, распинается, а Ринат с матерью остались в гостиной. Сто процентов радуются втихую.

– Карина, ты меня слышишь вообще?

Я киваю: "Слышу, слышу, но не понимаю к чему столько шума".

– Запоминай, повторять не буду, – пугающе успокаивается папа. – Либо ты сейчас же извиняешься перед Ринатом и Илоной и начинаешь вести себя по-человечески, либо я лишаю тебя карманных денег, и оплачиваю лишь самое необходимое. На развлечения, тряпки и прочие прихоти зарабатывай сама.

Его ультиматум застаёт меня врасплох. Отказ от привычного образа жизни может пошатнуть мой авторитет среди знакомых, а это для меня приравнивается смертной казни. Наверное, только к своему статусу негласной королевы школы я испытываю чувство любви, обожания и страх потери. Таких высот довольно сложно было достичь всего-то в восьмом классе, а удерживать и подавно.

– Ладно, – недовольно бурчу я.

– При мне и искренне, – не унимается отец. – Пусть они тебе поверят, иначе пеняй на себя.

– Всё будет сделано в лучшем виде.

Когда мы с отцом входим в гостиную, Ринат с Илоной сидят на диванчике и, как по команде, поворачивают к нам головы.

– Я хочу попросить прощения – тихо обращаюсь к ним. – Мне очень стыдно за своё ужасное поведение.

– Конечно, милая, – не даёт мне договорить Илона, вскакивая со своего места и заключая меня в тёплые объятия. – Я тебя прекрасно понимаю, мы всё преодолеем.

Я озадаченно смотрю на Рината. Он прощать меня почему-то не спешит. От его сканирующего, взгляда становится не по себе. Либо Тролль ни капельки мне не верит, либо выделывается, почувствовав свою власть. Моя кровь вмиг закипает от этой догадки, от необходимости пресмыкаться перед ним. Ненависть вперемежку с унижением душат. Воображение как по команде рисует пол, медленно уплывающий из-под моих ног. Я достоверно пошатываюсь, и все благополучно отвлекаются на меня, позабыв недавние обиды и угрозы. Один лишь Ринат продолжает прожигать меня глазами, и даже не двигается. Просёк что ли, и теперь осуждает? Да на здоровье!

По сути, мне совсем не стыдно лгать и притворятся. Все люди так поступают, и чем лучше у них это получается – тем высше шансы достичь желаемого. Главное не попадаться.

***

– Видала, как Левицкая позеленела, когда увидела твой браслет? – заговорщески склоняется ко мне Эмма – она же на новый год без подарка осталась.

– Ты уверенна? – скептически вскидываю бровь. Папа Екатерины Левицкой, моей заклятой конкурентки, балует её до безобразия.

– Там такой скандал был! – злорадно улыбается Эмма, которая Катю тоже, мягко говоря, недолюбливает. – Мне её мелкая растрепала. В общем, аккурат за два дня до новогодней ночи она забыла выйти со своей странички в ВКонтакте, и папаня увидел её переписку с Чижом, который из параллельного класса. Он ей там как раз писал, что она круто целуется. Ох, и влетело Катьке! Мы её ещё не скоро на школьной дискотеке увидим.

Папа у Левицкой декан, крайне суровый и строгий мужчина. Учитывая его негативное отношение к легкомыслию своих студентов, чужих по сути людей, Кате сейчас приходится не сладко. Отец наверняка не ограничится одними нотациями, и поделом ей, нечего быть такой халатной. Накосячила, так учись достойно скрывать это.

Присаживаясь прямо на подоконник, я довольно хмыкаю. Учебное полугодие начинается блестяще: Катька в опале, Трошин пропустил свой первый урок, рубашки покупает. Жизнь налаживается. Тем временем Эмма восторженно делится подробностями своей поездки к родственникам, и я полностью абстрагируюсь, изредка кивая.

Эмма считается моей лучшей подругой, но для меня дружбы, в привычном понимании этого слова, не существует. Вера в бескорыстные отношения – удел неудачников и наивных мечтателей. Если два человека как-либо взаимодействуют, значит, в основе их союза стоит энная выгода. Например, я Эмме нужна для поднятия статуса, она мне – как самый надёжный источник информации и свежих сплетен. Ничего личного.

– О, смотри, Климов идёт, – прижимает она ладони к покрасневшим щекам.

Моё внимание, мигом фокусируется на иконе мужской красоты и стиля нашей школы. Эдуард Климов перевёлся к нам этой осенью, и сразу же завладел моими мыслями. Обеспеченный, красивый, стильный, щедрый, крутой – этот список кажется бесконечным. Встречаться с ним, значится в первой же строчке моих планов на будущее. Одна беда смешивает мои карты, он не обращает на меня никакого внимания. Не замечает и всё тут!

Эдуард болтает с моими одноклассниками, таким образом, мне представляется подходящий повод ненавязчиво напомнить о себе. Дело в том, что в меня влюблены все парни в классе, чем я вовсю и пользуюсь. Кто-то делает за меня особо нудную домашку, кто-то решает мой вариант на контрольных, а кто-то пишет вместо меня рефераты. Чтобы не отбить у ребят желание за собой ухаживать, я никому из них не отдаю предпочтение, и умело держу всех во френдзоне. Удобно.

Чинно поравнявшись с окружившей Эда компанией, я небрежно здороваюсь, и позволяю своим верным кавалерам окружить себя живым кольцом. Мои расчёты себя оправдывают, ажиотаж собеседников волей-неволей привлекает внимание Климова. Брюнет скользит по мне изучающим взглядом и… невозмутимо продолжает прерванный разговор. Видимо одной внешностью этот экземплярчик не пронять, нужно искать общие интересы.

Пока я украдкой рассматриваю объект своей охоты, в котором идеально всё, от выглаженной формы, до стильной укладки, сам он удивлённо смотрит куда-то мне за спину. Я, не выдержав, заинтересованно оборачиваюсь.

Явился.

– Это ещё что за неандерталец? – потрясённо выдаёт Эд

– Мой сводный брат, – понуро признаюсь я, чем заслуживаю жалостный взгляд Климова.

Оппа, а это уже эмоция, значит, тему нужно будет развивать.

Ринат же в своём репертуаре. Собранные в невероятный пучок дреды, огромные наушники, даже форма на нём выглядит вопиюще небрежно, жилет расстёгнутый, рукава закатаны, и взгляд какой-то не такой. Наглый что ли.

– Полный финиш, – резюмирует Эд. Его серые глаза окатывают Тролля таким презрением, что даже мне становится не по себе, а Ринату хоть бы хны.

– А мне с этой каланчой приходится жить, – доверительно придвигаюсь я ближе к Эду. – Знаешь, какой он отмороженный?

Ринат как раз снял наушники и прекрасно всё слышит. Почему-то усмехается. Затем, словно для полноты эффекта, шлёт нам свою фирменную улыбку, и я чувствую, как мою руку сочувствующе сжимают пальцы Климова.

Я это сделала!

– Ладно бы просто придурком был, – закрепляю я за Ринатом новую характеристику, нисколько его не смущаясь. – Так от него одни проблемы, теперь даже в школе спасу не будет.

Утончённого Климова моя беда, очевидно, трогает, ибо парень отводит от Тролля свои тёмно-серые глаза и обольстительно мне улыбается:

– Малышка, будут проблемы – обращайся. С радостью помогу.

Говорит и, подмигнув на прощание, удаляется. Вот это парень! Мечта…

Мои ухажёры, немыми зрителями наблюдающие явление Трошина народу, покровительственно меня обступают, отрезая от братца живой стеной. Я едва сдерживаю усмешку, настолько забавное получается зрелище. Мои защитники минимум на голову ниже меня, а уж про Рината я вообще молчу. Не зря нашу компанию за глаза называют "Белоснежка и семь гномов". Эмма, когда рассказывала, долго потешалась над метким сравнением. Ведь моя внешность (а я высокая, синеглазая брюнетка с бледной кожей) и фамилия (Снежинская) только добавляет ему достоверности. Сейчас же мои гномы, больше напоминают сторожевых псов, готовых по первому приказу кинуться на обидчика.

– Покажешь где наш класс? – цедит Ринат, глядя куда-то в пол.

– Первая дверь, налево по коридору, – безразличным тоном отвечаю я. – Сам найдёшь, не маленький.

– Спасибо.

– Ребята, а пошли во двор, – делаю вид, что не слышу его благодарности. – Смотрите, какой снег пошёл.

В класс мы вваливаемся вместе со звонком, румяные и весёлые после игры в снежки. Ринат уже обустроился за стоящей перед учительским столом партой, чем подтвердил мои сомнения в своих умственных способностях. От этого места все открещиваются, как от огня. Кому охота постоянно быть под прицелом преподавательских глаз? Парты у нас в школе одноместные, так что Тролль добровольно поставил крест на возможности как-либо списать. Глупый.

Пока я прожигаю глазами Рината, в кабинет, мило беседуя с Тамарой Ефимовной, нашей классной руководительницей, вплывает Катька Левицкая. Как обычно, при виде одноклассницы мои руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Эфемерная, нежная блондинка, миниатюрная и хрупкая, как фарфоровая кукла, словом полнейшая моя противоположность. У неё огромные, орехового цвета глаза, и в данный момент она не сводит их с моего сводного брата. А тот аж рот приоткрыл, как лох последний. Не удивлюсь, если Тролль уже успел в неё втрескаться. С него не станется.

– О, вижу, наш новенький на месте, – замечает Рината Тома (так мы сокращаем имя классной) – Выйди и представься нам, пожалуйста.

Он поднимается со своего места и, пройдя к доске, спокойно становится к нам лицом.

– Трошин Ринат, прошу любить и жаловать.

– Мы что, похожи на любителей троллей? – нагло интересуюсь я, ничуть не опасаясь гнева Томы. Вовремя поставить Рината на место важнее стандартной выволочки с глазу на глаз после уроков.

– Карина, задержись после урока, – учительский голос тонет в волне робких смешков.

– Хорошо, – киваю головой, удивленно уставившись на дерзко закусившего край губы Рината. В его глазах ни капли смущения или страха, только сталь. Хорошая у него всё-таки выдержка, может оставить его в покое?

– Очень приятно, Ринат, – продолжает знакомство Тома, задумчиво осматривая парня поверх очков, и качает головой. – Можешь собирать портфель, на сегодня ты свободен. Завтра жду тебя в подобающем для нашего учебного заведения виде, без этих штук на голове. На первый раз я не стану делать тебе замечание. Надеюсь, и впредь не придется.

Тролль, молча, смахивает в портфель свои пожитки и, попрощавшись, выходит из класса, кинув напоследок быстрый взгляд на Левицкую. Теперь оба будут меня нервировать.

***

С Ринатом я сталкиваюсь лишь следующим утром, так как весь вчерашний вечер провела у себя, писала сочинение по "Капитанской дочке", Пушкина. Эту нудную работёнку можно было бы и гномам поручить, но у меня есть подозрения, что в нашем сказочном королевстве назревает бунт. Мои подданные стали сетовать на свою загруженность, и всячески пытаются уклониться от своих прямых обязанностей, с чем желательно незамедлительно разобраться. А тут ещё Тролль, вместе с которым, по папиной прихоти мне приходится идти в школу. Брр.

Мы стоим лицом к лицу и отчего-то некогда просторная кабинка лифта, кажется мне возмутительно тесной. Я ловлю на себе нерешительный взгляд Рината, он словно хочет что-то сказать, но не может решиться заговорить, и молчу. В мои намерения не входит облегчать его задачу, хотя, признаться, становится чуточку любопытно.

– Карина, – начинает Тролль, проведя рукой по своей чуть ли не налысо остриженной голове. – Нам вовсе не обязательно враждовать. Зачем портить жизнь себе и окружающим? В особенности родителям, они ведь хотели как лучше.

– Нам вовсе не обязательно дружить, – перевираю я его фразу. – Но, насчёт родителей, ты прав. Достали со своими нотациями. Так и быть, живи пока, только сильно не высовывайся. Не забывай, передо мной ты – никто, пустое место.

– Стерва, – с вызовом улыбается Ринат уголками губ.

– Неудачник, – не остаюсь я в долгу и нарочно задеваю плечом, выходя из лифта.

Так мы заключаем своё шаткое перемирие. Шаткое, потому как, даже молча, Ринат продолжает меня дико раздражать. Да и поддерживается оно исключительно благодаря нашей чрезмерной занятости. Я воспитываю своих гномов, а Ринат, оказавшийся тем ещё заучкой, корпит над книгами или же пропадает на каких-то тренировках. У меня в голове не укладывается, чем может увлекаться высокий, нескладный и тощий Тролль. Видела у него плакат с каким-то боксёром, но точно не боксом. Порывшись в его сумке, которую он берёт на тренировки, перчаток я не обнаружила, только вещи какие-то. Может быть, бальными танцами?

На смену январю приходит февраль, неприветливый и хмурый. Он врывается в город, донимая жителей трескучими морозами. На это, по крайней мере, сетуют отец с мачехой. Мне же капризы погоды как-то по боку, ведь на носу главное событие года – день влюблённых, который представляет собой стратегически важный этап в обольщении Климова.

Мой неприступный принц редко уделяет мне знаки внимания, да и те носят дружеский характер. Но я не унываю, возлагая большие надежды на четырнадцатое число. Климов, одурманенный романтическим очарованием школьной дискотеки, расслабится и, тогда я его дожму. Всё свободное время я ношусь по магазинам, в поисках "того самого" платья, а после занимаюсь подбором туфель и лака для ногтей. Хотя хлопоты сильно изматывают, меня мотивируют фантазии о том, как вся школа будет пускать слюни нам с Климовым вслед. Вместе мы поставим завистников на колени.

Больше всего радует тот факт, что Эд добавился ко мне в друзья. Он пишет каждый день, по нескольку раз. Лёгкий, ничего не значащий диалог, но между строк мне так и чудится романтическая подоплёка.

Долгожданное утро четырнадцатого, начинается волшебно, со звука входящего сообщения в ВКонтакте:

"Доброе утро, Белка :)"

Климов на днях самолично придумал мне это прозвище, ловко сократив слишком длинное "Белоснежка". Меня от всей этой сказочной кутерьмы уже коробит, но факт, что Эд заморочился, не может не радовать. Значит, думает, родимый. Выдержав приличную паузу, дабы Климов не посчитал меня очередной влюблённой дурочкой, печатаю:

"Доброе)"

Ответ приходит мгновенно:

"Как спалось?))"

"Отлично, а тебе?)"

"Я так и не смог уснуть)))"

"Почему?!"

"Сегодня ведь не простой день))) Мысли, планы. Всё такое…)))"

Хах! Климов оказывается, решительно настроен. И, раз делится этим со мною, значит, прощупывает почву. Если бы не вероятность перебудить весь дом, я бы завизжала от восторга!

"Что ж, не струсь в последний момент…"

Климов не отвечает, а через пять минут и вовсе переходит в офлайн.

Дорога в школу и последующие уроки проходят как во сне. По случаю дискотеки на мне платье насыщенно шоколадного цвета и невысокие туфли. Илона утром шепнула, что я в нём выгляжу конфеткой. Её компетентность в таких вопросах вызывает сомнения, но всё равно приятно.

Само мероприятие в этом году проводится с размахом. Сердечки, шарики, хороший ди-джей. Мы с Эммой стоим на самом лучшем месте, рядом со сценой и лениво обсуждаем участников очередного конкурса. Это некое подобие танцевального выступления, где любой желающий может показать, на что способен. Развернувшимся батлом я наслаждаюсь лишь частично. Сосредоточиться мешают мои подозрительно активизировавшиеся гномы. Они кучкуются неподалёку, с зажатыми в руках коробочками и валентинками, не забывая периодически кидать томные взгляды в мою сторону. От перспективы протанцевать все медляки, выслушивая их слащавый лепет, бросает в дрожь: "Где же ты потерялся, Климов?".

– Карина, глянь! – неожиданно тянет мою руку Эмма, – чудик твой из подполья выполз.

Смотрю в указанную сторону и мягко говоря, недоумеваю. Моему чокнутому братцу амур по ошибке прострелил остатки мозга. Другой причины добровольно выставить себя посмешищем мне в голову не приходит.

– Так налажать, да ещё и без моей помощи, может только Ринат, – комментирую я его выход на сцену.

Мы во все глаза смотрим на Тролля, который воспользовавшись возможностью одеться как душе угодно, стоит в своей широченной футболке, штанах ей под стать и кроссовках. Ему, очевидно, нравится быть белой вороной, среди интеллигентных сверстников.

Между тем, Ринат что-то говорит ди-джею и под ритмичный хип-хоп мотивчик уверенно выходит на середину сцены. В его глазах горит решимость. Дальнейшие его действия, поражают меня до глубины души. Оказывается, мой нескладный сводный братец потрясающе владеет своим телом. Вживую нижним брейком я любуюсь впервые, но мастерство Тролля однозначно на высоте. Он не просто танцует, он бросает вызов, провоцирует, и совершенно не боится показаться странным или смешным. Эта выходка вынуждает взглянуть на него по-новому, даже зауважать что ли. Ринат замирает одновременно с музыкой, удерживаясь на одной руке, и подмигивает застывшей в шоке публике. Вот тут актовый зал взрывается одобрительными выкриками и аплодисментами.

– Во даёт, – восхищённо шепчет Эмма. – Бьюсь об заклад, он станет популярным.

Хмуро глянув на девушку, отхожу к выходу из зала. Она мне не более чем союзник, но я всё равно чувствую себя преданной. Чтобы отвлечься и перебить эту горечь, решаю найти Климова. Торжественная часть подходит к концу, скоро начнутся танцы, следовательно, нужно быть в поле его зрения.

Эд стоит в сторонке в компании одноклассников. Подходить первой я не собираюсь, поэтому изобразив скучающий вид, рассеянно брожу неподалёку, улыбаясь многочисленным приятелям. Никогда не понимала, почему люди улыбаются знакомым, не испытывая особого на то желания. Такие эмоции живут только на губах, не трогая глаз, а значит и сердца. От них за версту разит неприкрытой фальшью, и все это понимают, но продолжают этот театр. И я поступаю так же. Всегда. Потому что так принято.

"Да ладно тебе, Левицкая, не гони", громко возмущается Чижиков. Упоминание моей извечной соперницы мигом прогоняет из головы философские мысли. Стараясь сохранить внешнее безразличие, я неспешно иду на звуки назревающей ссоры.

"Я говорю серьёзно, – еле слышно отвечает Катя. – Никуда я с тобой не пойду, мы расстаемся".

"Мы расстанемся, когда я скажу!", самонадеянно парирует Чиж.

Мне, наконец-то, удаётся их разглядеть. Чиж, большой любитель устраивать публичные сцены, сжимает руку Левицкой в попытке показать любопытным, кто в их паре главный, а робкая Катя безуспешно вырывается, в надежде сбежать от него.

– Отпусти меня! – артачится девушка.

– Или что? Папе нажалуешься? Так я ему расскажу, как ты жертвовала своим балетом, чтоб пойти со мной в кино.

Аргумент довольно мощный. Я внутренне усмехаюсь: "Молодец, Чиж, так её!".

– Но, я больше не хочу с тобой встречаться, и танцевать не хочу! – продолжает упираться Катя, смахивая задрожавшие в ореховых глазах слёзы.

Чиж посмеиваясь, нагло притягивает её к себе. Я предвкушающе задерживаю дыхание, мысленно жалея, что не могу запечатлеть этот момент. Век бы им любовалась. Но тут, откуда ни возьмись, появляется Ринат. Он сжимает плечо Чижикова и, скорее всего, достаточно сильно, потому как тот Катю отпускает.

– Отстань от неё, – Тролль говорит спокойно и одновременно зло, бесстрашно глядя в лицо более крупному противнику.

– Не лезь не в своё дело, – отмахивается Чиж. – Я научу её, как динамить нормальных парней.

– Не научишь, – качает головой Ринат и молниеносно бьёт Чижа в живот.

Свидетели обступают дерущихся плотным кольцом, попутно поглядывая, нет ли поблизости учителей. Никому не хочется прерывать танцы из-за драки.

– Ты угрожаешь мне, придурок? – Попытка Чижикова толкнуть обидчика смотрится неуклюже. Зато последующие удары Рината поражают своей яростью. Троллю драться явно не впервой. Причём именно драться, а не безвольно сносить побои.

М-да, с рохлей я погорячилась.

– Не лезь к ней, иначе опять в табло получишь. Понял? – нависает Ринат над парнем, удерживая беднягу за грудки. И смотрит при этом так по-взрослому жёстко, что мне с трудом удаётся унять незнакомую дрожь. Его уверенность притягивает. Как ни крути, девушек всегда тянет к сильным парням.

– Понял, – стонет Чиж, поднимаясь с полу, чтоб поплестись на выход. На сегодня для него танцы закончились.

Рината же обступают ребята, некоторые даже дружески хлопают по плечу. Показушника Чижа у нас не особо жалуют, но боятся. Даже парочка моих гномов, и те подходят, чтоб выразить Троллю своё уважение. Уж не наблюдаю ли я зарождение новой звезды? Да и Бог с ним, пока это не мешает мне, пусть тешится.

Учителя так ничего и не заметили, увлечённые танцевальным конкурсом, они делают пометки в своих блокнотах. Музыка продолжает грохотать и Ди-джей, словно нарочно подгадав окончание разборки, объявляет начало танцев. Ну, наконец-то!

Танцевать я люблю, мне нравится ловить на себе завистливые взгляды девушек и слушать комплименты парней. Сейчас я стараюсь держаться поближе к Климову, и даже пару раз кокетливо улыбаюсь, перехватив его взгляд. Поэтому, едва заслышав заигравший медляк, заявляю гномам, что слегка не в духе и грациозно присаживаюсь на один из расставленных вдоль стены стульев.

Эдуард не заставляет себя долго ждать, он идёт ко мне такой утончённо-красивый, что на короткий миг замирает сердце. Парень игриво улыбается, небрежным движением поправляя и без того идеальную прическу и я поднимаюсь, не желая больше ждать. К чему оттягивать свой триумф? Делаю короткий шаг навстречу, но… Климов поравнявшись со мной, протягивает руку сидящей рядом Левицкой.

Кто-то тихо смеется.

– Катерина, выручай, – дурачится Эд – Это унылое мероприятие может спасти только танец с самой красивой девушкой школы.

Ответ Левицкой тонет в ехидных смешках, которые стучат в моих висках ритмичным гулом. Они смеются надо мной. Не нужно обладать бог весть какой фантазией, чтобы представить, как нелепо я сейчас выгляжу. Катя, будто добивая, усмехается одним краем рта: "Съела?"

"Самая красивая девушка школы", эти четыре слова, сказанные Эдом ранят меня так же остро, как брошенное мамой: "Прости, Карина, я улетаю". Мне было семь, и, кажется, именно тогда я впервые подумала, что все в этом мире поступают как удобно им одним. Никто ничего и никому не должен и если хочешь чего-то добиться – наплюй на остальных. Такова суровая правда моей реальности.

Растянув губы в беспечной улыбке, я невозмутимо оглядываю присутствующих при моём позоре, и подхожу к ближайшему ко мне гному. Им оказывается Вова Зябликов. Он как раз принимает валентинку от какой-то зардевшейся девчонки. Стереть восторг с её наивного лица, чем не счастье? Чужая любовь – это то, что ранит меня больше всего, ведь на собственную я видимо не способна.

– Ты, помнится, настаивал на танце? – лениво шепчу на ухо парню, по-хозяйски положив руку на щуплое плечо.

– Я и сейчас настаиваю, – забыв о поклоннице, сияет Вова, и сгребает меня в охапку, пока не передумала. Как бы мы этого не отрицали, журавль в небе всегда будет желаннее. Всегда.

Я холодно улыбаюсь своему партнеру, и мы кружимся в медленном танце. Его руки боязливо дрожат на моей талии, а под нашими ногами сиротливо валяется подаренная ему валентинка. Надеюсь, та девочка её не слишком долго выбирала. Хотя, кому я вру? Мне всё равно.

Все последующие танцы Климов остаётся верен своей Катеньке. Я же стараюсь ничем не выказывать своего раздражения. Беззаботно развлекаюсь, меняя кавалеров как перчатки. И никому невдомёк, что творится у меня на душе.

Объявляют белый танец, обычно в такие моменты я отдыхаю за необременительным разговором. На этот раз собеседников я слушаю в пол уха. Мои глаза украдкой выискивают хрупкую фигурку в голубом платье. Я на 99% уверена, что Левицкая пригласит Эда. 1% остаётся на случай если она постесняется. Катя любит строить из себя недотрогу, благо с её ангельской внешностью это совсем не сложно. Но Катя меня удивляет, да и не меня одну. Левицкая, опустив глаза, проходит мимо Эда и приглашает Рината. Нескрываемая неприязнь, с которой Климов смотрит на танцующую пару, равноценна восторгу Тролля. Как она, чёрт возьми, это делает?

– Смотри, Эдуард мрачный какой, – шепчет Эмма, вызывая во мне глухую ярость.

– Да уж, – пытаюсь я хоть как-то реабилитировать свои позиции, – опять будет мне полночи в чате душу изливать. Такими темпами я скоро в зомби превращусь.

Пусть знают, что я ему тоже не чужая.

– Карина, да ты не парься, – Эд всех друзей, кто в он-лайне сообщениями задалбывает, а их пару сотен. – Наивно делится Вова. – Не с тобой, так с кем-нибудь другим спишется. Сегодня он вообще в ударе был. Пол школы со своими переживаниями достал. Теперь зато понятно по кому сохнет наш Климов.

Я игнорирую ироничную усмешку Эммы, и приглядываюсь к танцующему с Катей Ринату. Тролль смотрит на неё ласково, с тихим, восхищением. Этот его взрослый, искрений взгляд пробирает до мурашек. А ещё у него поразительно красивые черты лица. Почему я раньше этого не разглядела? И почему он с ней такой нежный? Где оставил свой равнодушный пофигизм? Я вдруг чувствую, как сильно устала. Ни с кем не прощаясь, выхожу из здания школы и вызываю такси.

Дома пусто и одиноко, как и в моём сердце, из которого будто вынули всё тепло и доброту. Причём вынули зверски, даже не позаботившись заштопать рану. Нездоровое безразличие к людям давным-давно перестало меня удивлять, но чувство собственной никчёмности нет-нет, да прорывается наружу. А ведь когда-то я была другой. На ранних детских фотографиях я улыбаюсь искренне, и глаза у меня отзывчивые, доверчивые. Что так изуродовало того ребёнка? В какой момент я всё это растеряла?

Привалившись спиной к двери, даю волю слезам. Так долго сдерживаемые эмоции обрушиваются кипящей лавиной. Меня душит отвращение к себе. Ненависть к окружающей меня веренице безучастных лиц и притворных эмоций, к друзьям, которые не знают другого отношения к себе, кроме как предательство и которые сами не умеют жить иначе.

Всё это копилось во мне долгое время, а сегодняшнее фиаско стало последней каплей. Утром всё вернётся на свои места, я снова буду сильной, расчётливой, жёсткой. Буду добиваться своих целей любой ценой, но это будет завтра. А сегодня я просто позволю себе побыть одиноким и брошенным ребёнком.