Читать книгу Змеиное гнездо - Яна Лехчина - Страница 7

Купец, который прибыл в крепость Варов Вал за день до Совьон, разложил свои товары на местном базаре. Его отряд привез кувшины с душистыми маслами, мешочки со специями и тукерские безделушки, и жители приграничной крепости, соскучившиеся по диковинкам, прильнули к ярким лоткам. Совьон ходила в толпе от скуки: денег у нее водилось немного, а ранее, утром, она обменяла почти все свои сбережения на теплый овчинный тулуп. Морозы крепчали, и шерстяной плащ уже не спасал от холода.

Было пасмурно. Небо давило, и один его пепельно-серый отблеск вызывал волну дурноты. Изо рта шел пар, ломило пальцы, спрятанные в неплотную перчатку, – даже предыдущие вечера и ночи, проведенные в лесу, казались Совьон теплее. Желая согреться, она запустила руку в корзину с бусинами, будто бы выбирая. Пожалуй, ей следовало вернуться на постоялый двор, раз все равно не удалось выяснить ничего нового.

– Желаешь украшение? – мягко спросил один из подчиненных чужеземного купца, высокий темнобородый парень. – Тебе пойдет синее. К глазам.

Он улыбнулся – не сально, не заискивающе, а просто и вежливо, но Совьон не удержалась и дернула уголком губ.

– Просто смотрю, что твой господин везет с юга. Не слишком жалую украшения.

– Никогда бы не поверил, – засмеялся парень. – Я слышал, все красавицы их любят.

Это было лишним. Какая же из Совьон красавица? Высокое широкоплечее тело, исшитое шрамами и затемненное родимыми пятнами, а что до лица… Если оно и вправду красиво, то очень тяжелой красотой. Так что похвала не попала в цель.

Совьон брезгливо стряхнула с руки бусины и собралась отойти. Но поворачиваясь, она неосторожно задела плечом кого-то, стоящего прямо за ней.

Руки сработали быстрее, чем разум. Пальцы Совьон вцепились в локти женщины, потерявшей равновесие из-за случайного удара. Совьон не дала ей упасть, хотя еще не успела понять, что за ней стояла именно женщина, – до того была закутана ее фигура. И лица не видно, только желтовато-зеленые покрывала с колышущейся тукерской бахромой, из-под которых выглядывали полы платья.

– Извини, – проговорила Совьон. Спрятанная в тканях, женщина все равно выглядела до невозможного тонкой. Неудивительно, что ее чуть не сшиб толчок.

Женщина что-то пробормотала в ответ. Голос у нее оказался попискивающий, как у мыши, и… очень девичий, если не детский. Совьон изучала кусочек ее желтой кожи, видный в прорези покрывала, ниточки черных бровей и раскосые глаза, испуганные и лаковые, как ягоды паслена. На правом веке девушки алела свежая ссадина, утопающая в синеве кровоподтека.

«Кто же так? – подумала Совьон, и что-то внутри кольнуло. – У кого бы рука поднялась – на человека, которого можно сбить одним дыханием?»

Девушка носила дорогие ткани, и пахло от нее фенхелем и сладковатым благовонием, названия которому Совьон не знала.

– Пр-рочь, – раскатистый злобный рык.

Мужчина – воин, конечно, откуда бы в Варовом Вале взяться не воину, – стоял в двух шагах от Совьон и едва не брызгал слюной от ярости. Плечистый, с короткой, но небрежно разросшейся бородой и серо-зелеными глазами. На лоб ему падали едва вьющиеся черные пряди, неровно подстриженные у середины шеи. Если бы его взгляд мог ранить, то искрошил бы лицо Совьон в труху. Мужчина смотрел с такой ненавистью и с таким рвением стиснул плечо тукерской девушки, словно Совьон покусилась на его главное, донельзя хрупкое сокровище.

Не то чтобы Совьон трогал гнев незнакомца. И не то чтобы она стояла на его пути, но ее пальцы до сих пор поддерживали девушку за локти. Осознав это, Совьон ослабила хватку.

– Вот так, – сказала она, обращаясь к тукерке. – Надеюсь, ты в порядке.

Она была чужеземкой в одной из крепостей Княжьих гор, на ее веке наливался синяк и ей в затылок дышал мужчина со злыми глазами – Совьон понимала, что девушка не в порядке, но ее мнения никто не спрашивал. Не желая вступать в спор с незнакомцем, Совьон отошла от прилавка и осторожно скользнула в толпу, необычайно оживленную в то утро.

Дальше становилось свободнее. В северной части рынка торговали гаринские купцы, и Совьон направилась туда. Пахло рыбой и свежей выпечкой. Позвякивали железные изделия, которые выкладывали на лотках, звонко переговаривались люди. Под сапогами Совьон похрустывал снег вперемешку со льдом.

Подумаешь. Рабыня как рабыня, мало ли каких девиц держат в неволе. Не было ни переживания, ни узнавания – не было ведь? А эта тукерка в плену и умрет: слишком испуганные у нее глаза, слишком кроткие.

У Совьон в свое время были другие глаза. Волчьи.

Она зло, со смаком наступила на оледеневший снежный комок и вскинула голову. Над жилыми домами поднимался дым, и сторожевые башни щерились узкими бойницами. Совьон решила, что хватит с нее рынка, и неспешно побрела в сторону крепостной стены. Она пересекла торговые развалы на круглой, словно блюдо, площади. Прошла мимо нескольких мастерских, возле которых играли дети. Оставила позади себя дружинный дом – длинное здание, самое примечательное в Варовом Вале, напоминавшее перевернутый корабль. Совьон, поговорив с вечера с хозяевами постоялого двора, знала, что в крепости правил посадник гаринского князя. Но посадник был очень молод, мало понимал в ратном деле, и руководил всем старший дружинник. Совьон помнила, что у него забавное имя, больше похожее на прозвище. Тыша? Тыса?

Утро еще не перетекло в день, а тучи уже сгустились, закрыв солнце. Грязно-белые, клочковатые, как старый пух, – Совьон не смогла долго смотреть на небо, заболели глаза. Всю оставшуюся дорогу до детинца она глядела лишь себе под ноги и думала о своем. А ведь словоохотливая хозяйка постоялого двора рассказывала ей о рабынечке, которую клеймили ведьмой. Не диво. С чужеземками такое случается часто.

Когда Совьон дошла до крепостной стены, поднялся ветер – пришлось поплотнее закутаться в овчинный тулуп. Пройдя еще шагов сто, не больше, Совьон увидела ворота Варового Вала – в полтора человеческих роста, с затертой от времени резьбой. Эти ворота не были главными, и их не открывали без нужды, поэтому удалось получше рассмотреть рисунок: ужасно уродливый старичок.

Совьон не сразу поняла – это не старичок, а человек с козлиной головой. Так к востоку от Поясной гряды изображали Римеке, божка, охраняющего путников в пути. В восточных княжегорских крепостях его почитали сильнее, чем на западе. Верили, что он стережет границы, – что ж, Оркки Лис, даром что был из западного Черногорода, тоже во многое верил. Молился и Римеке, и болотным духам, и лесным хранителям, и незнамо каким существам – каравану не слишком помогло.

Возможно, этой крепости поможет больше.

Разглядывая искаженные черты божка, не сумевшего уберечь караван, Совьон почувствовала, как на нее нахлынула тоска. Поднявшийся ветер застучал в ворота – затрещали доски и затрепетала фигура танцующего Римеке. Совьон решила, что сегодня же уедет из Варова Вала – Жених отдохнул, а она, не узнав никаких важных вестей, собрала достаточно теплой одежды и пищи, которая бы еще долго не испортилась в дороге.

Но вышло иначе. Хозяйка постоялого двора возмутилась, когда Совьон сообщила ей о своих намерениях.

– Ай-яй, – причмокнула она, с грохотом поставив горшочек перед Совьон.

На столешнице наверняка должна была остаться трещина – но нет. Видно, мебель на славу служила своей шумной хозяйке. Глиняная крышечка съехала, выпустив сытный запах тушеной капусты.

– Очень торопишься, хорошая госпожа, – пожаловалась хозяйка. – Зря ты.

– Мне нужно в путь, – лениво солгала Совьон, вспомнив свою легенду о муже, проданном на рудники. Едва ли она должна оправдываться перед хозяйкой.

– Понимаю, – согласилась та. – Но нельзя пропускать завтрашний вечер. У нас праздник, хорошая госпожа.

Невеликий, поди, праздник, раз Совьон впервые о нем слышала. Примерно так и оказалось: раз в несколько недель воины Варового Вала, те, кто не стоял в дозоре, устраивали в лесу состязания, длившиеся до глубокой ночи. Это повелось с незапамятных времен, а воинские традиции были единственными, которые здесь чтили. Женщины расстилали на земле холстину – место поединка, – разжигали костры и украшали лентами ближайшие деревья.

– Будет обидно, если ты все пропустишь, – мягко, совсем по-матерински сказала хозяйка. Она села за стол напротив: рыжеватые волосы переливались в теплом отблеске свеч. Совьон, не сдержавшись, взглянула в окно, за которым собирались хмурые сумерки. Темнело рано.

Она бы как-нибудь пережила без праздника, устроенного жителями приграничной крепости. Может, хозяйка и зазывала ее без всяких чувств: гости в Варовом Вале появлялись не так часто, а странница могла заплатить за еще одну ночь постоя. Но настоящая жизнь Совьон существенно отличалась от сказки про мужа в неволе – на самом деле ее никто не ждал. Ей некуда было торопиться. И незачем.

В Черногороде и в пути, который она преодолела вместе с караваном, Совьон не ощущала себя одинокой. А сейчас, впервые за долгое время, ощутила.

В конце концов, ничего не случится, если она останется здесь еще на один день.

– Ваши мужчины состязаются прямо в лесу? – суховато усмехнулась она. – Ничего не боятся? Я слышала, этот лес заповедный. В нем живет ведьма.

– О, брось, – легко отмахнулась хозяйка. – Наши воины смелые, их не напугать колдовством.

* * *

Сейчас то, что этот лес был обителью вёльхи, чувствовалось превосходно. Чарующе лилась дробь барабанов. Ритуальные костры горели ярко, бездымно – Совьон удивлялась, насколько огонь, разведенный по традициям местных жителей, отличался от того, что вечерами разводила она. Возможно, это ей просто казалось. А возможно, дело было в ночи: холодный ветер, прежде чем утихнуть, согнал с неба облака, и над черными макушками елей висел масляный оскал луны.

Приятно пахло засушенным клевером и барбарисом – их жгли в кострах. Огни освещали соцветия лент на деревьях. На одну из осин даже повязали синее знамя с серым филином: символ Радовичей, князей Гарина.

Шел поединок. Совьон стояла среди немногочисленных женщин – пришли, конечно, не все обитатели Варова Вала, слишком уж часто повторялись такие праздники. Она вглядывалась в фигуры соревнующихся. Одного из них, с русой козлиной бородкой, Совьон не знала – немудрено, почти всех дозорных она видела впервые, но о ком-то ей рассказала хозяйка постоялого двора. Совьон слышала о том, чей кулак выбивал воздух из груди русобородого соперника, – о Дагриме, воине со свирепыми глазами, владельце испуганной тукерской рабыни.

Совьон смотрела на Дагрима и чувствовала, как в груди шевелилась жажда чужой боли. Она хотела, чтобы в ту ночь Дагрим проиграл – хотя бы в учебном поединке и хотя бы собрату по оружию. Это было меньшее, что Совьон могла бы ему пожелать. Хозяйка постоялого двора говорила, что Дагрим – хороший воин, едва ли не лучший в Варовом Вале, но нехороший человек. Он был нелюдим, его опасались за жестокость и крутой нрав, но при этом уважали за бесстрашие и исполнительность. Он жил не в дружинном доме, а уединенно, со своей рабыней, в лачуге у крепостных стен.

Бой закончился, когда Дагрим резко повалил соперника на лопатки. Выпрямился, взъерошил пальцами лохматые волосы и выпустил изо рта клуб пара. Потом, ссутулившись, сошел с холстины – ему накидывали на плечи тулуп и хлопали его по спине, а Дагрим лишь щурился в желтоватом свете факелов. Искал свою рабыню – поняла Совьон: она видела тукерку среди женщин.

В ту ночь боролись либо на кулаках, либо на гладко обтесанных шестах длиной с копье – именно таким покручивал человек, ступивший на холстину. Он расставил ноги и подбоченился в отблесках огня.

Хозяйка постоялого двора приподнялась на цыпочки, чтобы достать до уха Совьон.

– Дружинник Хортима Горбовича из Гурат-града, – шепнула она. – Латы.

Тот, кто принес в Варов Вал всякие небылицы. Совьон не могла не удивиться: Латы был младше ее лет на десять, а то и больше. С красивым безбородым лицом и темными волосами, заплетенными в косу пониже шеи. Глаза – веселые, светло-зеленые, будто светящиеся в ночи. На его рубахе был вышит приметный узор, и Совьон попыталась рассмотреть, какой именно.

– Там какой-то знак?

– Да, – тихо отозвалась хозяйка, – символ его князя. Сокол.

Против Латы вышел один из дозорных – ему дали такой же шест, и поединщики разошлись.

– Он постоянно его носит?

– Знак? – переспросила хозяйка, кутаясь в шубку. – Да. Так говорят. Носит не снимая.

Раздался стук дерева о дерево.

– Любопытно, – протянула Совьон.

Гулкий удар, словно палкой разбили перезревшую дыню. Соперник Латы покачнулся от неожиданного толчка в грудь. Потерял равновесие, выступил за холстину и уперся пяткой в голую землю – Совьон отчетливо разглядела это в свете костров.

– Все, – заворчала хозяйка, выдохнув облачко пара. – Быстро кончилось!..

Проигравший дозорный был раздосадован и взбешен, да и Латы не выглядел радостным. Он размял плечи и снова покрутил шестом – на этот раз задумчиво.

– Мало, – изрек он. – Может, кто-то еще хочет выйти против меня?

Латы был пришлым человеком, о котором в Варовом Вале ходило много толков. Совьон не понаслышке знала, что это такое. Он показался ей неплохим воином и преданным – либо хвастливым – слугой своего государя. А Совьон давно не встречалась с достойным соперником и не боролась ради удовольствия, без страха за свою или чужие жизни. Что ей чье-то недовольство? Завтра она уедет из крепости, и поминай как звали.

– Я хочу, – сказала Совьон, сбрасывая тулуп. – Если можно.

В Княжьих горах не привыкли к женщинам, носившим оружие наравне с мужчинами, но Совьон давно не ранили ни насмешки, ни удивление. Правда, ей хотелось, чтобы обошлось без ссор и лишнего гнева. В конце концов, она собиралась выйти не против местных воинов, а против чужого здесь Латы, который, по-мальчишески почесав нос, замялся. Он обратился к старшему дружиннику:

– Тыса?

– Можно, – медленно ответили из толпы.

Совьон дали копьевидный шест – благо деревянное оружие не чета настоящему, и Совьон могла прикасаться к нему, не нарушая обет. Ее сапог наступил на холстину.

– Здравствуй, – миролюбиво сказал Латы. – Не видел тебя раньше, а негоже бороться с незнакомкой. Я – Латы, и я приехал с севера, где остался мой князь с соратниками. А ты?

– Меня зовут Совьон. – Придержав жердь под мышкой, она туже затянула косу. Несколько раз моргнула, привыкая к свету факелов. – Я пришла издалека.

Она перебросила шест из одной руки в другую и повела плечами. Латы кивнул:

– Принято.

Трещали костры. Ночной ветер трепал ленты, повязанные вокруг ветвей, и отгонял дымок. Совьон чувствовала, как мерно дышал черный лес – медленнее и глубже, чем люди, собравшиеся тут, – как в чаще шевелилось неспящее зверье и как ухали совы, отрывисто и гулко.

«Начинай, мальчик».

Латы прокрутил шест – быстро, рассекая воздух. Острее повеяло холодом и запахом горящих трав. На вдох затупленный конец ударил там, где мгновением раньше было плечо Совьон, на выдох – дерево столкнулось о дерево. Совьон отбила выпад, нырнула к земле, и шест пролетел чуть выше ее волос. Она перекатилась вбок и выпростала руку, целясь в грудь, но Латы оказался проворен. Ушел в сторону и упруго сорвался с места, намереваясь зайти Совьон за спину. Не успел, но шест скользнул по ее бедру – будь у Латы настоящая сталь, остался бы порез.

Совьон согнула ноги в коленях и подалась вперед, точно готовилась к прыжку. Взмах под руками Латы, укол одним концом шеста, укол другим – толчок в живот. Латы задохнулся, но, стиснув зубы, отвел плечо для следующего удара. Жердь в его пальцах пошла колесом. Латы перехватил древко левой ладонью, усилил вращение правой. Совьон не успела отойти, и ее ожгло по лицу.

Кровь брызнула из носа, оросила губы. Совьон хищно сузила глаза, но именно в тот момент, когда дыхание обожгло ей горло, когда затвердели мышцы, а жилы набухли от натуги, она почувствовала себя такой счастливой, какой не чувствовала уже давно. Смешались танцующие языки пламени и дробь барабанов. Сердце билось быстро, глухо, жарко, и Совьон, и лес вокруг нее, и ночное небо, с которого заструились редкие снежинки, тающие в кострах, – все это трепетало от выпада до выпада, от удара до удара.

С ее губ сорвался беззвучный рык, отдающий удалым смехом. Конец жерди задел Латы подбородок и, если бы не был затуплен, через миг проткнул бы горло. Соперник отшатнулся, перетек наискось, ударил по ребрам – а Совьон снова наклонилась к земле.

Поединщики были увлечены и не заметили, что поднялась суматоха.

Латы ухватил ее шест. Резко притянул к себе и его, и Совьон заодно – чтобы повалить наземь. Совьон потеряла равновесие и впилась в предплечья Латы, едва останавливая падение. Ее пятки беспомощно заскользили по ткани, спина едва не коснулась холстины, но Совьон нащупала опору ступнями и рванулась, как рыба из сети. Навалилась плечом на чужую грудь. Вывернулась.

Раздался вопль.

Латы так и не нанес следующий удар. Совьон замерла. Она утерла кровь и оглянулась, ничего не понимая.

– Что такое? – хрипло спросил Латы.

А за их поединком уже не следили. Мужчины, взяв факелы, торопились к привязанным коням. Женщины переговаривались, всматриваясь в темноту.

– Да что случилось? – крикнул Латы, обращаясь к дозорному из тех, кто остался на месте.

– Дагримова рабыня сбежала, – сплюнул тот и шаркнул ногой. – Вон, собираются искать.

* * *

Бедная обезумевшая девочка. Куда она собралась бежать – ночью, понимая, что рядом воины из крепости? Они знали лес намного лучше нее и не отказались бы помочь соратнику.

Стоило отъехать от поляны с кострами, как со всех сторон обступила чернота. Луна спряталась, звезд видно не было, и тьма опустилась такая, что хоть глаз выколи. Совьон чувствовала себя незащищенной – чересчур резко натянула поводья, и Жених взволнованно захрипел. Она до последнего думала, что и пальцем не пошевелит, чтобы найти рабыню, но… Жаль, пропадет же. И в лесу погибнет, и в руках Дагрима. Хотя Совьон не знала, чем могла ей помочь – отведет погоню? Не сможет. Спрячет ее? Да где бы. Но на задворках сознания стучала мысль: не стала бы невольница надеяться на спасение, ох не стала бы.

Жених нагнал дозорных. Темень прорезали огни факелов, и Совьон различила, как следом за ней взметнулся серый в яблоках конь. В седле сидел Латы – Совьон не знала, что ему понадобилось. Было любопытно, чем все кончится? Или не пожелал оставаться в стороне?

Дозорных, пошедших с Дагримом, собралось не больше десяти. Часть их с гиканьем рассыпалась меж деревьев, и Совьон почувствовала, как в горле шевельнулся холодок. Найдут ведь. Сейчас же найдут – рабыня не успела убежать далеко.

С юга, где осталась поляна, доносились призраки чужих голосов. С востока, куда повернули оставшиеся всадники во главе с Дагримом, тянуло тиной – они ехали к тому оврагу, где лежало колдовское озеро Охи Ритва. Мысль ужалила резво, больно: что бы сделала сама Совьон на месте невольницы? Как бы она поступила, зная, что убежать не удастся?

Плен стал бы горше смерти.

Видно, Дагрим догадался раньше, а соратников разослал лишь на случай, если ошибся. У девушки было немного возможностей лишить себя жизни, а от поляны до озера – рукой подать. Наверняка рабыня знала про него, наверняка все, кто осел в Варовом Вале, хотя бы о нем слышали. Совьон ударила пятками в бока Жениха, и по лицу плетьми хлестнули ветви.

Удивительно. В дюжину шагов отсюда ночь была глухой и безлунной, но в озерной глади колыхалось отражение золотого серпа. Долго искать не пришлось: на редких островках снега – цепочка следов, убегающих книзу, к самому берегу, на котором темнели очертания скинутых покрывал.

Дагрим скатился с коня, взвыл по-волчьи. К нему тут же метнулись дозорные и прижали всем весом, не давая подняться. «Правильно, – отстраненно подумала Совьон, спешиваясь. – Уж местные знают: того, кто коснулся этой воды, не спасти».

– Что вы делаете? – крикнул Латы, по-молодецки спрыгивая на ноги. – Она же в озере недавно! – Он спешно разулся – хотел броситься в воду. – Вытащить можно!

А вот ему не рассказали.

– Нельзя. – Латы преградили дорогу. – Поздно.

«Поздно, – равнодушно согласилась Совьон и подбрела ближе. Спотыкаясь, она начала спускаться по склону. – Конечно, поздно».

Жених шумно дышал за спиной. Озеро маняще перекатывалось впереди, а где-то страшно рычал Дагрим, норовя вырваться из рук товарищей, и в его нечеловеческом вопле было больше боли, чем ярости.

– Куда ты? – окрикнули Совьон.

Она не ответила. Только сбросила наспех накинутый тулуп, носком одной ноги наступила на пятку другой и стянула сапог. Коснулась босой ступней мерзлого берега, который лизала едва трепыхающаяся вода.

Кейриик Хайре говорила не связываться с тем, что священно для каждой из ее сестер. Кейриик Хайре много говорила, только Совьон не всегда слушалась, а стоило бы. Она не хотела спасать тело Дагримовой рабыни – пускай бы пленница умерла сейчас, как решила сама. Но ведь у нее не получится умереть. Ее искалеченная душа останется служить вёльхе.

Почему Совьон сделала это, даже не зная, сумеет ли она, недоученная ведьма, справится с колдовством Охи Ритва и ее преемницы? Сохранит ли разум и волю, окунувшись в зачарованное озеро? Может, она не успела подумать обо всем. Может, ей было слишком тяжело видеть тукерку, томящуюся в рабстве, как когда-то она сама. Может, Совьон не сумела до конца простить себе то, что недавно не спасла другую девушку – ту, что уготовили Сармату.

Прежде чем ее смогли бы удержать дозорные, Совьон глубоко вдохнула и зашла в воду.

* * *

Она раскрыла глаза, и их ожгло так, будто прутом проткнули. Совьон смежила веки, но до того разглядела илистое темно-зеленое дно и лунный свет с поверхности, плавающий сгустками. Ей показалось, она рассмотрела чьи-то сизые тела, но – как знать? Совьон накрыла волна слепящей боли. В нос и рот хлынул огонь. Он пожирал плоть, сминал жилы и кости.

Совьон хотела бы закричать, но горло опалило жаром. Губы разжались, выпуская стаю пузырьков, блестящих в серебряных лучах. Свет пронзал пучину, расползался сетью. Руки тщетно силились нащупать опору, а волосы раздулись черным облаком и оплелись вокруг шеи, будто удавка. В висках застучала кровь – вода давила на череп. Совьон взболтнула ногами, извилась ужом, но легче не стало. На грудь опустилась тяжесть и выдавила остатки воздуха.

Совьон тонула.

Два слова. Всего два слова.

Жар сменился холодом, и ладони и ступни начали неметь. В горле закололо. Мышцы свело судорогой, а кожа сморщилась, как от мороза. Волосы закрыли лицо, полезли в нос и плотно закрытые глаза, но этого Совьон уже не чувствовала. Она продолжала бездумно биться в пучине, выгибаясь и стараясь сорвать с себя невидимые путы.

Два слова.

Сознание помутилось от боли и недостатка воздуха, нахлынула душная усталость. Движения замедлились. Еще подергивались ноги, безвольно раскинулись руки – они шевелились плавно, словно порхая в мертвой воде, и меж пальцев тек свет.

Кейриик, – полыхнуло в мозгу, – Хайре.

Часть ее колдовства – в крови Совьон. Часть великого колдовства – в густой ведьминской крови, и это сильнее чародейского озера, страшнее проклятий и вернее пророчеств. И Совьон ли не помнила, что ведьму нельзя утопить? Бремя колдовства тяжело, а ко дну не потянет.

Нутро снова скрутило, но Совьон сделала первый осознанный вдох, и ее легкие раздулись, наполняясь водой. Выдох – до ломоты в ребрах. С губ взметнулись последние пузырьки, только горло уже не пекло, лишь саднило, как если бы Совьон больше не нужно было дышать.

Не возьмешь, преемница Охи Ритва. Меня – не возьмешь.

Она открыла глаза, и надбровье схватила ломящая боль. Пускай. Совьон, кое-как смахнув волосы с лица, огляделась: перед ней дрожала озерная муть.

И рабыню я тебе не отдам.

Руки отозвались с промедлением, сделали гребок. Ноги оттолкнулись от невидимой преграды: ступни зашевелились, согнулись колени. Изогнулась спина, а ладони, частично потеряв чувствительность, ощупали дно. Совьон зарывалась в ил, раскидывала тину, пока не запустила пальцы в чужие косы.

Она выплывала на поверхность толчками – так быстро, как могла. Едва глотнув воздуха, закашлялась и взвыла. Совьон захлебывалась и сипела от рези, сжавшей внутренности, будто тонкую ткань, но плыла, придерживая рабыню под мышками. Из озера Совьон не вышла – выбросила себя на берег, подтянув безвольное девичье тело.

К ней вернулся слух. Она слышала шелест голых ветвей и завывание ветра, чьи-то ожесточенные споры: Дагриму не давали подойти к его рабыне, не зная, опасна ли озерная вода, пропитавшая ее одежду. Но Дагрим вырвался – кинулся к тукерке и попытался выбить воду из ее легких сильными толчками в грудь.

Совьон откашлялась до железного привкуса на языке, тяжело перевернулась на спину. Она ощутила твердость земли и холод прилипшей к телу рубахи, но не смогла глубоко вдохнуть – сквозило такой мукой, что впору потерять сознание. Тем не менее она, упершись в мелкие прибрежные камешки, перекатилась набок. Приподнялась на локте. Окинула воинов мрачным взглядом.

Совьон густо сплюнула кровью так, точно хотела попасть в Дагрима. Мокрые черные пряди прикрывали ее лицо, делая его зловещим.

– А теперь, дозорный, – прошипела она, утирая рот плечом, – жди гостей.