Читать книгу Мы вернемся - Яна Миа - Страница 2

– Вы как раз к ужину! – Бойкая темноволосая женщина со смуглой кожей и выдающимися формами приветливо улыбнулась. – Ты любишь пасту?

Элис не сразу поняла, что вопрос адресован ей. Когда в последний раз она ела нормальную человеческую еду? Кажется, в другой жизни. Она мысленно усмехнулась точности определения и пожала плечами:

– Когда-то любила… Но мне нельзя, наверное.

Дурманящие ароматы витали в воздухе и пьянили настолько, что Элис была готова пойти на край света, лишь бы отведать все эти вкусности! Урчащий желудок разделил ее намерения и заставил женщину в цветастом фартуке улыбнуться еще шире.

– Он, – указала она на живот Элис, – утверждает, что можно! Садись за стол. Эван, милый, поухаживай за девушкой.

Женщина потрепала Эвана по щеке и снова вернулась к плите.

– Это Костра, – шепнул он на ухо Элис, и даже поворачиваться не нужно было, чтобы понять – он улыбается. Так тепло и благодарно, как улыбаются бабушкам, вырастившим тебя, или соседкам, что по вечерам поили какао и рассказывали истории. – Она добрая фея нашего дома.

– Она фея?! – От неожиданности Элис плюхнулась на выдвинутый для нее деревянный красный стул с мягким сиденьем, обитым клетчатой тканью.

Тихий смех Эвана заставил девушку покраснеть.

– Нет, нет, Костра… Не совсем человек, но она точно не фея. Как-нибудь она расскажет тебе свою историю. Скажу только, что в своей реальности она держала дом для нуждающихся, в особенности – для детей-сирот. Теперь мы все ее «сиротки».

– Что-то в этом есть.

Элис принялась рассматривать компанию, собравшуюся за столом. И не только: взобравшись прямо на рабочую поверхность, что-то с аппетитом уплетала та самая татуированная блондинка. Татуировок на ней было очень много: голые руки, шея, ключица – все, что не скрывала одежда, пестрело рисунками и надписями. Что-то подсказывало Элис, что ноги, обтянутые светлыми джинсами, тоже покрывал вбитый под кожу узор. Волосы, кстати, не были чисто белыми: ярко-красные пряди вспыхивали огнем под лучами солнца, когда Вик – Элис вспомнила ее имя – поворачивалась к сидящим за столом.

– Кушай, детка! – Костра поставила перед Элис огромную тарелку пасты с морепродуктами, и от соблазнительного запаха закружилась голова.

– Я смотрю, истеричка уже пришла в себя? – Шипение, раздавшееся за спиной девушки, едва не отбило аппетит – благо еда была настолько вкусной, что сейчас даже катастрофа вселенского масштаба не смогла бы оторвать Элис от ужина.

– Ирг, хватит. Ты сам был не лучшим примером спокойствия по прибытии. – Вик перебросила волосы через плечо, оголяя татуировки на шее. Цепочки из непонятных символов вились вокруг ключиц и спускались к груди, словно широкое ожерелье. Элис очень хотелось рассмотреть их поближе, но почему-то казалось, что Вик не будет в восторге от такого пристального внимания.

– А сама? «У меня там отряд! Пустите!» – Ирг пытался подражать женскому голосу, отчего его шипение стало похоже на визг. – «Они погибнут без меня!» Тьфу, вояка нашлась!

Едва уловимый свист – и в паре дюймов от головы Ирга в стену воткнулся нож. Тишину нарушил только внезапный вскрик Элис.

– Еще раз откроешь то, что ты называешь ртом, и этот нож будет торчать из твоей уродливой головы! И неважно, кого ты будешь донимать: меня, Элис или мимо проходящего. Твое нытье уже поперек горла, Ирг. Я тебя предупредила.

– Тише, детишки! Вы бы еще чем померились! – заливистый бас, который напомнил Элис о пунктике «врезать этому бородачу». – Все мы хороши поначалу, пока пообвыкнем. Зачем воздух сотрясать да ножами швыряться? Убить же не убьешь, а кровищи будет, у-у-у! Зачем пугать малышку.

– Я вам не малышка! – Элис в очередной раз сказала раньше, чем подумала. – И я очень сомневаюсь, что, попади она ему в голову, не убила бы.

Вик довольно хмыкнула в благодарность за веру в ее силы. А бородач, которого Эван называл, кажется, Роджем, поспешил с ответом:

– То, что Вик может прикончить любого за две секунды, вообще не обсуждается. Она – та еще штучка, хотя я и привык, что бабы менее кровожадны! – Получив кулаком между лопаток от все еще улыбающейся Вик, Роджер закашлялся, но так же добродушно продолжил: – Тише, детка, а то твоя сила меня возбуждает!

– Мадонна! Родж, не за столом же! – Костра неодобрительно поджала губы.

– Все ж естественно! Тьфу ты, бабы, опять запутали! От! – Роджер покачал головой, но не переставал усмехаться в свою густую рыжеватую бороду. – О чем это я? А, точно! Вик может прикончить любого, или Астор всадит свое копье, или даже ты сама, малышка, устанешь слушать бред Ирга… Но в этом мирке умереть невозможно, ведь, по сути, мы и так мертвее некуда.

Элис вздрогнула. Сложновато привыкнуть к тому, что ты находишься в доме, полном мертвецов. Да и сама недалеко от них ушла.

– То есть, – осторожно начала она, – если меня… не знаю… к примеру, разорвет на части гранатой…

– То завтра ты проснешься в своей постельке. И отнюдь не суповым набором и кровавым месивом.

– Логично.

– Застряли мы в этом гребаном мире! – Ирг вскочил со стула, на который только присел. В его руках был большой пластиковый стакан с бурой жидкостью, которую он потягивал через трубочку. Элис не хотелось знать, из чего состоит этот коктейль. – Даже умереть не можем по-человечески!

– Спешу напомнить, что ты не человек. – Вик ухмыльнулась и вернулась к своей тарелке с пастой. Существо хотело что-то ответить, но обстановку снова разрядил бородач.

– Костра, а можно мне еще порцию твоей божественной стряпни? И бутылочку пива, а? Ну или чего-нибудь покрепче.

– Родж, хватит подлизываться. Ничего покрепче ты не получишь – не хватало нам опять искать тебя по чужим домам и всяким притонам! Пиво в холодильнике, паста на плите. Руки и ноги у тебя есть. Деточка, – Костра обернулась к Элис, – может, тебе тоже добавки?

– Нет-нет, спасибо. Очень вкусно, но я давно не ела так много. Кстати, еще один вопрос. Откуда все так хорошо знают английский? Да еще и без акцента…

Эван взял со стола пустые тарелки – свою и Элис – и пошел к раковине.

– Попадая сюда, мы все автоматически приобретаем знание английского языка. Мы можем спокойно на нем говорить и отлично понимаем других. Видимо, так случается из-за того, что новички попадают в любое свободное место, и во избежание сложностей они, как и все остальные, говорят на одном языке. Так же хорошо, как на родном: Костра – на испанском, Вик и Ирг – на неизвестном нам языке и так далее.

– Ух ты! – вырвалось у Элис. – Вот бы так в реальности! В моей реальности…

– Давай ты сейчас пойдешь спать, а завтра мы поговорим о реальностях. Поверь, в этих стенах ты услышишь много интересных историй.

– Ты прав, Эван. Мне нужно отдохнуть.

Столько тяжелых и внезапных событий, столько движения, столько боли – и все в один день. Хотелось только вытянуться на кровати, укрыться одеялом и спать. Хотя было еще одно маленькое желание, которое внезапно материализовалось прямо перед ней.

– Откуда ты знаешь? – Элис потянулась к стакану с молоком.

– Интуиция, – хитро улыбнулся Эван. – Так. Костра, покажи Элис вашу комнату. Вик, ты сегодня тоже спишь там – твою кровать починили.

– А где Принцесска? – поинтересовалась блондинка, спрыгивая со стола.

– Переехала к «любви всей ее жизни». – Эван закатил глаза на последних словах, и Элис снова сделала мысленную зарубку узнать, что за принцесска и почему Родж так ухмылялся на новость о кровати Вик. Еще немного подумав, девушка стерла прошлую пометку – бородач был не таким уж и плохим, так что пока миссия «врезать» может подождать.

Неожиданные объятия вернули Элис на кухню – Эван посмотрел ей в глаза и тепло улыбнулся:

– Доброй ночи.

Девушка улыбнулась в ответ и пошла за Кострой к лестнице наверх. Тихий шепот настиг ее уже на ступеньках: «Спокойной ночи тебе. И сил». Обернувшись, Элис столкнулась с яркими бирюзовыми глазами, полными сострадания и печали. А еще понимания – того, чего точно не было у Элис к исходу сегодняшнего дня. Обладатель этих глаз явно знал что-то такое, что заставило его заговорить – впервые, кстати, за сегодняшний вечер. Костра потянула ее за собой, мягко поглаживая пальцы. Прямо как мама, когда она долго не могла уснуть. Это воспоминание больно кольнуло, и слезы быстро скопились в уголках глаз. Она незаметно вытерла мокрые дорожки и попыталась благодарно улыбнуться ведущей ее женщине.

– Вот мы и пришли.

Вик зажгла свет, и новое жилище Элис предстало в полной красе. Персикового цвета стены, легкие шифоновые занавески на окнах, которые служили скорее украшением, чем препятствием для солнечного света и любопытных глаз. Хотя комната была на третьем этаже, так что вряд ли кто-то покусится на святость женской спальни. Три кровати располагались как раз между двумя большими окнами, под которыми стояли светлые тумбочки. Стол в углу комнаты, несколько стульев, пара кресел-мешков и большой шкаф с зеркальной дверью – вот и вся обстановка.

– Мы здесь проводим не так уж много времени. – Костра по глазам прочла, что комфорта и уюта Элис недоставало. – Кто-то съезжает в отдельные квартиры в небоскребы, кто-то покупает собственные дома или женятся и живут отдельно… Тут что-то вроде перевалочного пункта, поэтому все так скупо.

– А давно вы здесь?

– Мы долгожители. Ни я, ни Вик не переезжали отсюда ни разу.

– Почему? – Элис подошла к одной из кроватей и присела.

– Кто же будет следить за этими недотепами? – Костра по-матерински улыбнулась и пожала плечами. – Я тут нужна. Да и привыкла уже здесь.

– А ты, Вик?

Блондинка, все это время осматривавшая крайнюю кровать справа, резко обернулась.

– А со мной мало кто хочет жить. Эван не гонит, Костра не жалуется – вот я и остаюсь. – Вик присела на кровать и немного попрыгала на ней. – Сдается мне, что ее не чинили, а просто привезли новую. Эван не хотел, чтобы я чувствовала себя обязанной. Черт!

– Вик, не злись. Он заботится о тебе…

– Это и бесит! Вернее, то, что я именно и остаюсь обязанной ему. У нас долги не прощаются!

– А что случилось с твоей кроватью? – Элис вклинилась в разговор и задала, наконец, мучивший ее вопрос.

– Она… – Костра начала было судорожно подбирать слова, но Вик ее опередила:

– Я сломала ее пару ночей назад. Кошмары, знаешь ли, бывают очень реалистичны. А если не знаешь, то скоро почувствуешь сама.

– Вик, – Костра присела на свою кровать и покачала головой, – зачем ты так? Она же не знала…

– Будет знать. Ей еще жить со мной. – Виктория завязала волосы на макушке и повернулась к Элис. – Я слова не выбираю, как ты заметила. Вся моя жизнь – война. Такой меня сделали, и мне трудно быть милой. Но я стараюсь. Поэтому сразу и заранее извиняюсь за все резкости, что ты еще услышишь в свой адрес. Привычки сложно искореняются. Особенно те, что привиты кем-то другим.

– Ты, главное, ножами в меня не швыряйся, как в Ирга, ладно? А остальное я потерплю.

Вик едва улыбнулась, а потом прикусила губу, хитро подмигивая.

– Заметано, Эл! – С этими словами девушка взяла из шкафа пижаму и скрылась за дверью, что располагалась напротив ее кровати. Элис здраво рассудила, что там, должно быть, ванная. Хорошо хоть, не общая – на всех.

– Общая тоже есть – на первом этаже. Но нас трое, думаю, сможем не стеснять друг друга и в нашей собственной.

Элис сокрушенно вздохнула – опять все подряд говорит вслух. В последние недели, когда реальность и сон перемешались, она начала думать вслух, чтобы родные и медперсонал ее точно услышали.

– Кстати, ты выбрала верную кровать – она теперь твоя. Я уже застелила чистое белье, Эван принес новый комплект подушек и одеяла. В шкафу ты найдешь пижаму и вещи – на первое время. Стандартный набор, который прибывает к нам после поступления новенького. В ванной тоже есть все, что нужно. Потом ты сможешь купить, что тебе нравится больше. У каждого по прибытии есть небольшой счет, на первое время хватит.

– А потом?

– Потом… Мы живем в огромном городе с кучей возможностей. Можно найти работу или получить стипендию и учиться… Можно даже выиграть в казино, если ты поцелована удачей.

– Здесь все это есть?!

– Все умирают, деточка. И врачи, и учителя, и монстры, и праведники. Кто-то начинает здесь новую жизнь, исполняет мечты… Но большинство – делают то, что привыкли, что было заложено в них изначально.

– Вот поэтому я и сижу без работы большую часть времени. – Из ванной появилась Вик в клетчатых пижамных шортах и свободной белой майке. Татуировки контрастировали с белой тканью, отчего любопытство Элис разгоралось с новой силой. – Меня учили убивать и командовать. Убить здесь никого нельзя, а про «командовать» я вообще молчу – в лучшем случае обзовут «бабой», как Родж, и отправят восвояси.

Вик распустила волосы и Элис восхищенно вздохнула. Свои-то она потеряла уже давно, как и часть ресниц. А тут прямо перед ее глазами белые-белые тяжелые пряди ниже поясницы. Красные всполохи в прическе вкупе с татуировками делали Вик этаким фриком, но Элис подозревала, что в чужой для нее реальности все эти рисунки и краски значили что-то большее, чем сиюминутное желание выделиться.

– Я пойду в ванную. Доброй ночи. – Побег был идеальным способом скрыть зависть и горечь.

В ванной комнате оказалось очень мило. Судя по всему, она была практически такой же по размеру, что и жилая часть комнаты. Душ со стеклянной дверью, большая ванна с кучей всяких тюбиков, стоявших по краям, раковина с огромным зеркалом над ней и держателем для зубных щеток. По цвету она была ярко-бирюзовая – и тут же напомнила глаза того самого соседа, что желал ей сил. На небольшом белом комоде возле раковины лежал пакет с ее именем. Элис открыла его и нашла там зубную щетку, тюбик пасты, несколько тюбиков крема и еще пару мелочей, нужных каждой девушке. Тот, кто выбирал все это, явно знал о ее предпочтениях: все эти тюбики и баночки были словно из прошлой жизни, когда она еще была в силах ходить по магазинам и выбирать себе косметику.

Элис решила принять душ, потому что отмокание в ванне грозило растянуться на пару часов и закончиться усталым сном прямо в воде. Сил на это не было, поэтому она разделась и прыгнула под жесткие горячие струи. По правде говоря, вода была слишком горячей, но Элис все еще чувствовала себя так, словно мерзнет. Это вполне могла быть фантомная привычка, оставшаяся из ее болезненной реальности. Элис до красноты растерла кожу жесткой мочалкой и, прижавшись лбом к стеклу кабинки, позволила себе заплакать. Пришлось зажимать рот рукой, чтобы ее истерические всхлипы не были слышны в комнате. Господи, она никогда столько не плакала, сколько делала это за один-единственный день в этом мире! Если так пойдет, она умрет от обезвоживания или попадет в психушку с нервным срывом. Ах да, она уже мертва, так что можно не переживать по поводу первого пункта. У судьбы странное чувство юмора: Элис так долго свыкалась с мыслью, что умрет, говорила об этом спокойно – хоть и избегала «запретного» слова, – но все равно, когда этот день настал, она плачет, истерит и пытается не свихнуться. Возможно, все это потому, что после смерти она не ожидала оказаться здесь, принимать душ и решать, что ей делать дальше. Она вообще ничего не ожидала.

Усталость брала свое, прогоняя истерику, и Элис, облачившись в голубую пижаму с простым клетчатым узором на рубашке, вышла из ванной в спальню, где горел одинокий ночник возле кровати Костры. Та уже лежала в своей постели, что-то читая.

– О, милая, все хорошо? Тебя долго не было…

– Все в порядке. Просто я отвыкла… Грелась. Простите, мисс…

– Зови меня просто Костра – не такая я и старая! Все в порядке – я воспользовалась общей.

Хоть Эван и сказал, что эта женщина не фея, было в ней что-то завораживающее, не дающее думать о ней плохо или не доверять. Одного взгляда в ее лучистые глаза хватало, чтобы почувствовать себя дома, чтобы укутаться теплом и заботой, словно любимым шерстяным пледом. Именно такой, по мнению Элис, и должна быть фея-крестная из детских сказок.

– Доброй ночи, милая. – Костра улыбнулась ей, но как-то слишком печально. – И помни: все будет хорошо.

Такое напутствие не вселяло веры в то самое «хорошо», поэтому Элис, забравшись на кровать, свернулась клубочком и накрылась с головой. В детстве казалось, что под одеялом – самое безопасное место в мире: здесь тебя не достанет ни один монстр, мама не отругает за пролитый на скатерть сок, соседский мальчишка не обзовет «железякой» из-за ненавистных брекетов. Под одеялом есть только ты сам и любой мир, который можно представить: далекие галактики, волшебный замок, домик на дереве или сказочный лес. Там нет ничего из того, что расстраивает или пугает. Вот и сейчас Элис пыталась успокоить себя тем, что здесь с ней ничего не случится. Она просто уснет.

Согретое водой и измотанное дневными событиями тело расслаблялось. Разум еще цеплялся за обрывочные воспоминания и эмоции, но сон наступал, обволакивал, затягивал в новую воронку.

Жалюзи на окне пропускали немного света, но его хватало, чтобы прочесть по лицу врача все еще до того, как он начнет говорить. Стеклянный взгляд отца, прижатая ко рту рука мамы в тщетной попытке остановить истерику и ее собственный ступор. Сколько прошло времени до того, как тихая фраза «У вашей дочери лейкемия» наконец просочилась в ее мозг и обжилась там? Сколько бумажных платков окрасилось красным, когда от стресса у нее пошла кровь носом? Сколько бессмысленных вдохов она сделала в ужасе, но воздух так и не достиг легких, застревая где-то в горле рваными хрипами? Сколько раз она мысленно спросила небеса о том, почему именно она? Она не готова перенести все это! Она не может смотреть на родителей, которые точно не заслужили наблюдать, как она умирает! Казалось, мир вокруг оглох – только звенящая зловещая тишина и разбивающий мир на части крик. Ее собственный крик. И сочувствующий взгляд Эвана. Горестный вздох Вик. Ласковые ладони Костры на ее вспотевшем лбу. Сильная дрожь и слезы. Ужас вперемешку с облегчением, желание вернуться – с радостью, что все закончилось, запах новой жизни – с ароматом маминых духов, что любезно подкидывало подсознание.

Растирая дрожащие пальцы, Элис повернулась к Вик, что сидела на краю своей кровати, подтянув колени к подбородку:

– Сломанная кровать – это не так уж страшно. Сны – сами по себе – страшнее.

Слабая улыбка стала ей ответом. Под вопросительные взгляды присутствующих Элис натянула свитер поверх пижамы и двинулась к двери.

– Я на кухню. И нет, – она остановила Костру и Эвана, собирающихся что-то сказать, – мне не нужна компания. Я хочу побыть одна.

– Конечно. Если что, только позови…

– О, это я умею отменно! – Элис провела рукой по голой макушке, но, как и прежде, волос там не было. Рука беспомощно упала вдоль туловища. – Вряд ли кто-то в этом доме успел соскучиться по моему крику. Ложитесь спать, со мной все будет в порядке.

Уже у двери она услышала грустный голос Костры:

– Мята для чая в стеклянной банке на столе. Я оставила для тебя…

Бедная женщина. Она ведь действительно печется о каждом в этом доме, как о своей семье. Сколько раз она просыпалась по ночам от таких же криков? Скольких отпаивала мятным чаем? И какие кошмары мучили ее саму?

Столько вопросов, ответы на которые знать не слишком хотелось. По крайней мере сегодняшней ночью – она еще успеет выяснить болезненную статистику местной феи, да и всех остальных тоже. А пока ее ждали мятный чай и попытка успокоиться.

Лунный свет лился в окно, и Элис не стала зажигать свет. Она не боялась темноты. Это неправда, что в темноте живут страхи и монстры, которые исчезают, стоит лишь щелкнуть выключателем. Все это живет внутри нас самих, и простым светом электрической лампы их, к сожалению, не прогнать. Щелчок вскипевшего чайника вывел ее из задумчивости, и она принялась заваривать чай. Пар клубился над светло-голубой кружкой, мягкий запах мяты разливался по кухне – такой знакомый и любимый. Элис обхватила кружку двумя руками и села прямо на пол, опершись спиной о кухонный шкафчик. Она закрыла глаза, ощущая тепло, что разливалось от ладоней по рукам, заставляя верить, что все хорошо. У кого-то мерзнут ноги, кто-то кутается в теплые свитера с высоким воротом, оберегая горло, а у нее самой – вечно холодные руки. Поэтому она очень любила греть их, обнимая чашку двумя руками. Кто-то в прошлой жизни сказал ей, что это признак одиночества. Что ж, сегодня она была готова согласиться.

– Так всегда бывает в первую ночь.

Элис не стала открывать глаза, просто прислушалась к этому голосу: шорох листьев теплой летней ночью, легкий шепот морских волн, прохлада ясного утра после ночного дождя… Все это звучало, обволакивало и заполняло до краев в одной простой фразе. Разве обычный голос – тем более совсем незнакомый, не тянущий за собой гору воспоминаний, – может нести в себе столько всего? Элис открыла глаза и столкнулась с тем самым мудрым бирюзовым взглядом. Только сейчас она заметила, что волосы у ее нового соседа такого же цвета, что и глаза: они были собраны в хвост серой лентой – свободно и небрежно. Парень стоял к ней боком, опираясь на стол и сложив руки на груди. Острые скулы, узкий подбородок, длинные руки – крепкие, но изящные… Белая футболка и пижамные штаны сидели на нем как-то странно. То ли потому, что он был слишком высок для простой человеческой одежды, то ли картину портила странная форма спины – словно его что-то покорежило в районе лопаток. А вообще, если забыть о последнем, то складывалось впечатление, что он изображал собой ствол дерева – тонкого и красивого, – которое тянется к солнцу, к небу. Или искусную стрелу, которая летит, рассекая…

– Ветер.

Элис тут же вынырнула из своих мыслей. Опять говорила вслух? Боже, как же некрасиво вышло!

– Я…

– Ты Элис, я помню. – Он явно заметил ее замешательство и с легкой улыбкой добавил: – А я – Ветер, так меня зовут.

Что ж, подходящее имя для обладателя такой внешности и голоса. Ветер меж тем сел возле нее на пол и принюхался.

– Мята? – Элис кивнула. – Костра всегда оставляет этот сбор для новичков.

– Всем так плохо по… прибытии?

– Нет, что ты. Чаще бывает хуже – ты отлично справляешься. Многие из нас годами видят такие кошмары, что никакой чай не успокаивает.

– Но почему? Да, это тяжело, и страшно, и больно… Но что должно сниться, чтобы спустя годы так реагировать?

– У всех свои кошмары, Элис. Кто-то был слишком привязан к прошлой жизни, кто-то так и не научился жить новой… А у других за плечами такое прошлое, что кошмары – самое малое из возможных наказаний.

– А кто здесь наказывает?

– Совесть. Как бы банально это ни звучало, но это наш самый жестокий каратель. И еще, конечно, память.

– А что снится тебе? – Элис хотела извиниться за бестактность, но Ветер без малейших колебаний ответил:

– Небо.

Одно маленькое слово – а в нем собралось столько боли, что Элис захотелось убежать из этой кухни куда-нибудь на край земли, лишь бы не видеть этих подрагивающих опущенных век, внезапно заострившихся еще больше скул и часто поднимающейся грудной клетки. Ветер беззвучно шевелил губами и как-то неосознанно сжимал кулон, висящий на тонкой серебряной цепочке. Когда он опустил руку, Элис увидела, что это было маленькое резное облако, сделанное тоже из серебра.

– Для поднебесного нет ничего дороже неба, Элис.

– Поднебесного?

– Не думаю, что моя история – это то, что тебе нужно в первую ночь. Она печальна, как и все в этом мире.

– Любая история будет лучше, чем попытка не вспоминать и не плакать, тебе так не кажется? Тем более я очень хочу услышать твою, узнать о том, как живут в других мирах – не таком, как жила я.

– Тогда я, пожалуй, тоже не откажусь от чая. – Он легко поднялся на ноги и включил чайник. Глядя на его движения, Элис чувствовала себя неповоротливой и неуклюжей. Если бы этого мужчину звали как-то по-другому, ему стоило бы дать прозвище, потому что он действительно был воплощением ветра: сильный и ловкий, успокаивающий и чарующий. Словно невесомый, он передвигался по кухне, переступая бесшумно и грациозно.

Ветер взял в руки широкую белую чашку и уселся по-турецки на пол рядом с Элис. Пар маленьким беззаботным облачком поднимался над чаем, пока голос нового соседа уносил девушку куда-то далеко-далеко, в другую реальность…

– Мой мир прекрасен и таинственен, Элис. Все в нем подчинено Стихиям – они дают нам жизнь, они окружают нас повсюду, а мы служим им верно и преданно. В наших морях и океанах живут Водные – они гибки и легки, они могут дышать под водой и не прятать глаз от ее соли. Они знают язык рыб и дельфинов, они направляют течения и берегут воду для мира. Земляные служат Земле: в лесах и на полях, на равнинах и в горах. У них очень крепкие ноги и руки, а кожа не боится царапин и трещин. Огнеры поклоняются Солнцу и умеют управлять огнем. Если бы ты только видела искры, летящие по смуглой коже, срывающиеся с пальцев и наполняющие воздух треском самой Жизни… Огнеры очень красивы – они стройны и изящны, словно языки костра, их волосы цвета пламени длинны и мягки, взгляд – лукавый и острый, ведь огонь может и обжечь. Сколько стихийных сгорело в пламени их страсти…

Ветер погрузился в воспоминания целиком, словно нырнул в глубокую воду, что сомкнулась над его макушкой. Он не замечал завороженного взгляда Элис, которая чувствовала его голос кожей, словно легкое дуновение настоящего ветра, от которого кружилась голова и хотелось остаться на месте навсегда.

– И есть такие, как я, – Поднебесные. Служители Воздуха и воины Неба. Нас легко обнаружить среди других. Не из-за роста или цвета кожи, Элис. Все дело в крыльях: Поднебесные почти не ходят по Земле – они летают в своей родной стихии. Полет… Ты знаешь, что это такое? Ты видела, как прекрасны облака, когда до них можно дотянуться рукой? Как безгранично Небо и как оно свободно? Когда твои крылья делают взмах, расправляются и несут тебя вверх – и ты ощущаешь силу, счастье и восторг – это ни с чем не сравнимо, нет ни в одном языке таких слов, чтобы описать это состояние… Я был Поднебесным, молодым и счастливым. Как и все в нашем мире. У нас не было войн и разрушений – только мир и гармония. Как такое возможно? Просто все были на своих местах, все выполняли свою работу и не нарушали правил. Как бы это ни звучало для вас, но наш мир был счастлив, потому что был строго дисциплинирован. А как же свобода, да? Вы, люди, всегда задаете этот вопрос. Но для чего вам эта свобода, если она ведет к хаосу, боли и смертям? Моя свобода была там, в Небе – и другой мне не нужно было. А тут я оказался из-за любви. В любых мирах ищи любовь – и ты найдешь ответы на все вопросы.

Ветер отпил из своей чашки и тяжело вздохнул.

– Ты влюбился не в ту девушку?

– Я? Нет. Я не влюблялся, Элис.

– Но…

– Давай по порядку. – Ветер повел плечами, словно пытался расправить крылья. Ненужные рефлексы – самые болезненные. Элис это знала не понаслышке: поправлять несуществующие волосы она так и не разучилась. – В нашем мире все живут по правилам. Их не так уж много: выполнять свою работу, не мешать другим, не использовать стихии во зло и не смешивать виды. Все дело в том, что наши расы могут продолжать существовать только внутри своего вида. Если у ребенка будут родители из разных стихий – он будет проклят, ибо не найдет себе места. Таких детей убивают сразу после рождения. Это жестоко, да, но с другой стороны – милосердно. Понимаешь, Элис, ребенку с жабрами и крыльями, к примеру, не взлететь, но и под воду не уйти. Крылья горят от искр, а земля погибает от большого количества воды. Такие дети… Им негде жить, не с кем. Поэтому мы строго соблюдаем традиции. Но я говорил тебе о том, как прекрасны и коварны Огнеры, ведь так? Они могут соблазнить любого – и моя сестра не устояла. Ее звали Сияющая. Она была беззаботна, молода и очень красива. А еще она не боялась Огня – и летела на его свет. И Огонь полюбил ее душой Пламенного – так звали ее избранника-Огнера. Они скрывали свою любовь, пока не выяснилось, что Сияющая носит ребенка. Это было большим испытанием – знать, что твое дитя обречено. И я не выдержал – нарушил закон. Ради сестры, ради маленького крылатого комочка с янтарными глазами. Ее назвали Искра и спрятали от всех в горах – слишком высоко для Земляных, но достаточно низко для Поднебесных. Я ухаживал за Искрой, чтобы отвести подозрения от Сияющей, – мы всем сказали, что она родила мертвого ребенка. Моя сестра очень изменилась: она много плакала, молчала и почти не летала. Все думали, что она убита горем, но она была убита разлукой с дочерью. А еще пониманием того, что рано или поздно все узнают об Искре, и тогда мы не сможем ее спасти. Правила придуманы не просто так, Элис, в них наша сила и стойкость нашего мира. Но где-то глубоко в душе я надеялся, что Искра выживет, что она сможет совладать с обеими стихиями – и тогда наш мир ее примет. Все мы думаем, что можем изменить мир, не так ли? Что в нашем случае получится по-другому, ведь иначе и быть не может! Самонадеянные, молодые и глупые. Конечно, один раз на тысячу этот шанс срабатывает, но я не стал тем самым счастливчиком.

Ветер устало потер переносицу и поставил на пол чашку с давно остывшим чаем. Элис понимала, что он не желал показывать, как дрожат его руки. С одной стороны, ей хотелось прекратить эту муку, ведь именно она виновата в том, что сидящий рядом с ней парень горит в собственном аду, вспоминая прошлое. Но, казалось, стоит прервать его – и эти невысказанные воспоминания взорвут его голову и разорвут на части душу. Если там еще осталось что рвать.

– Они нашли Искру. Я видел, как ее – маленькую и плачущую – вынесли из пещеры и понесли на Сбор. Туда же притащили мою сестру и Пламенного. Меня, конечно, тоже, но я не осознавал, что происходит. Я не мог оторвать взгляд от Искры и Сияющей. Я знал, что нас всех ждет. И не мог, не мог допустить их смерти! Это было очень несправедливо, чудовищно и… правильно. Это было по Закону, Высшему Закону, который был создан задолго до моего рождения. Кто я такой, чтобы идти против? Но безумная любовь к этим двум самым дорогим людям в моей жизни перекрывала все, даже силу Закона.

Ветер замолчал, и Элис старалась даже дышать тише, чтобы не разрушить это хрупкое забвение, ведь дальше, как она понимала, будет самая страшная часть истории.

После тяжелого вздоха Ветер продолжил:

– Я вырвался из рук стражей. Бросился к этой толпе, умоляя не убивать Искру. Я все говорил, и говорил, и говорил… Но мои доводы, что она имеет такое же право на жизнь, как и все остальные, разбивались о традиции и устои нашего народа. Тогда я стал кричать, угрожать, закрывая собой маленький орущий комочек. А Искра… ее маленькие крылья внезапно раскрылись и подняли ее над Землей. Этот рефлекс был в крови Поднебесных, но ведь она была таковой лишь наполовину. Да, она была еще малышкой и не понимала, что происходит, но чувствовала всеобщую озлобленность и мою тревогу. И другие – Огнерские – рефлексы тоже проснулись в ней. От искр, бегущих по коже, ее крылья загорелись…

Элис видела, как плакал ее отец. Как плакал Маркус, когда узнал о ее болезни. Но немые слезы Ветра, которые так и не коснулись кожи, но слышались в каждом слове, виднелись в резких движениях кадыка, ощущались в неровном дыхании – эти самые невыплаканные слезы разбивали на части ее сердце. Это было действительно страшно. Таким бывает не легкий летний ветерок, так ураган срывает шаль со стоящей на краю пропасти надежды.

– То, что случилось с Искрой, было куда красноречивее моих слов. Толпа бесновалась и ждала расправы. А нам… Нам было уже все равно – мы получили свое самое большое наказание. Я взял всю вину на себя, потому что не хотел больше страданий сестры, потому что не вынес бы ее мучений, потому что мне было уже все равно, что сделают со мной. Вот только Сбору было не все равно, как оказалось. Они решили преподнести урок всем остальным. Глава Поднебесных собственноручно поднял меня очень высоко и… отрубил мои крылья.

Элис задохнулась на этих словах. Ветер помотал головой, мол «не пугайся, все прошло», но дальше голос его звучал совсем надломленно.

– Я не чувствовал боли, страха, обиды… Я был в ужасе от того, что больше не смогу летать. Как жить дальше, если у меня нет крыльев? Если Небо теперь – далекое и недоступное? Если единственное, что я умею и хочу, теперь навсегда осталось в прошлом? Я знал, что внизу меня подхватят, смоют кровь, залечат раны, но… Я не хотел жить без полета. Мое сердце остановилось еще до того, как я достиг Земли. А потом я проснулся здесь – тоже без крыльев, как видишь.

– Ты жалеешь?

– О чем? О том, что спасал Искру? Нет. О том, что взял вину на себя? Тем более.

– Я о том, что ты… оказался здесь. Ведь ты мог остаться в своем мире.

– Не мог, Элис. Там нет места бескрылому Поднебесному.

– А здесь есть? – Не хотелось, чтобы фраза звучала грубо, но по-другому сформулировать ее не вышло. Правда не всегда ведь звучит приятно.

– Здесь всем есть место. – Ветер легко поднялся на ноги и поставил на стол недопитую чашку чая. – Нужно только найти его. И принять. Доброй ночи, Элис.

Бесшумно он покинул кухню, оставив недоумевающую девушку одну. Голова разрывалась от мыслей. От последних слов Ветра, которые звучали не иначе, как вызов. От его страшной истории. А еще от понимания того, что у каждого здесь есть маленький личный ад. Что в принципе у каждого человека есть такие истории, от которых бросает в дрожь, наворачиваются слезы или сжимаются кулаки. Вот только мы так зацикливаемся на себе, что кажется – твое горе самое страшное во всем мире. И если утром в разговоре с Эваном ей удалось заткнуть свой внутренний голос, то сейчас он разгулялся, заставляя Элис чувствовать себя виноватой.

А еще очень-очень одинокой. Потому что горе у каждого – свое. И кошмары свои. И встречаться с ними ей тоже придется один на один.

Элис поднялась на ноги и направилась в свою комнату, отчетливо осознавая, что ей ничего не остается, кроме как отдаться на волю памяти. Так же как это сделали все остальные. Потому что, хоть они и герои разных историй, новая реальность у них на всех одна и ее правила никого не обходят стороной.

Заворачиваясь в одеяло, Элис мысленно пожелала себе доброй ночи. И тут же исправилась:

– Скорейшего утра мне.