Читать книгу VESNA просила подождать - Яна Рихтер - Страница 8

Когда мне было двенадцать, случился очередной экономический кризис и папу уволили с работы. Устроиться на новую у него не получалось, и мы жили на одну мамину зарплату. Финансовые дела семьи шли всё хуже и хуже. Разумеется, нам этого не говорили, эта тема не обсуждалась, но мы это чувствовали. Мама стала грустная и уставшая, перестала нарядно одеваться и носить украшения. Как-то в очередной раз делая уборку, я заглянула в её шкатулку – она была полупустая, тогда я поняла насколько плохи наши дела. Через три месяца, это было в январе, мама с папой сообщили мне и Майе, что они уезжают работать. В Испанию. А мы с сестрой уезжаем в деревню к бабушке. Позже, когда финансовые дела пойдут лучше, родители расплатятся с долгами и вернуться, мы опять будем жить все вместе. Мы с Пчёлой выли белугами, когда провожали их в аэропорту. Папа поднимал нас на руки по очереди и таскал вдоль стоек регистрации, рассказывая, как он нас любит и как тяжело ему с нами прощаться. Я хорошо помню последнюю ночь в нашем доме, притихшую сестру, и бабушку, укладывающую наши вещи. Утром мы уехали в глухую деревню, где до ближайшего города было почти сто километров.

***

– Ха, у тетки корову зовут Марта, – дружный ржач.

– Пани Ковалевская, – белобрысая белокожая как сдобная булка, девка потешалась надо мной.

Шестой класс. Середина третьей четверти. В деревне, где жила моя бабушка, была только начальная школа до четвёртого класса. Среднее звено и старшая школа были расположены в райцентре – селе за тридцать километров, и старенький школьный автобус начинал собирать детей из соседних деревень и сёл уже с семи часов утра.

В каком бы возрасте ты не приехал в деревню и сколько бы ты там потом не прожил, ты навсегда останешься для местных чужим, ты всегда будешь городским.

Одноклассники меня невзлюбили сразу, стоило мне переступить порог их класса. Я была молчаливая, и мою отстраненность они принимали за заносчивость.

Дети жестоки, а дети, которые видели мало хорошего в жизни, жестоки вдвойне. Мелкие пакости начались сразу же. Несколько раз у меня прятали портфель, потом высыпали тетрадки и учебники в снег, окунали мою шапку в унитаз. А ещё меня с первых же дней обзывали крысой. У меня были длинные густые волосы цвета горького шоколада, которые бабушка заплетала мне в тугую косу, и большие карие глаза, к тому же я была тощая с тонкой длинной шеей и острыми коленками. Внешность деревенских детей была схожая, они все были какие-то серые – русые волосы разных оттенков, светлые глаза разной тональности. Я отличалась от них настолько, что из всего класса глаза учителей невольно всегда останавливались на мне. И за это меня ненавидели ещё больше.

Я не умела жаловаться и просить помощи, да я и не была уверена, что после вмешательства классного руководителя дела бы мои пошли на лад и надо мной перестали бы издеваться. Моя жизнь в одно мгновение превратилась в ад. Я из любимого домашнего ребенка превратилась в изгоя, которого оставили родители и которого не принимали сверстники. Бабушке пожаловаться не могла, я не хотела расстраивать её, потому что она и так осталась одна присматривать за нами, к тому же постоянно беспокоилась о маме. Мне пришлось переживать весь этот кошмар одной, я часто думала, что это, может быть, просто плохой сон, сейчас я проснусь дома и всё будет как прежде. Я закрылась и замкнулась в себе, чувствовала себя ненужной и никчёмной, ни на что не способной, и для того, чтобы никого не расстраивать, я запретила себе плакать. Надо улыбаться, Марта.