Читать книгу Золотой день - Яна Темиз - Страница 11

Глава 2
5

Оглавление

Дилара исподтишка бросила взгляд на часы. Как бежит время, ну надо же!

Сидевшая перед ней непонятного возраста пациентка в низко надвинутом на лоб цветастом платке – тюрбане – говорила страшно медленно и бестолково. Ей всегда доставались такие: под угрозой смерти не пойдут к гинекологу-мужчине. Да что там к гинекологу – к окулисту и отоларингологу и то с мужем за ручку ходят. Что у них в голове, у этих женщин, вот бы узнать! Сами себя за людей не считают, что ли? Взять хоть эту вот – Дилара повнимательней взглянула на путающуюся в словах пациентку: ведь молодая еще, а платок надела, в серый длинный плащ закуталась – и нет ее. Ни лица, ни прически, ни возраста…

– Сколько вам лет? – нетерпеливо прервала она женщину, следуя за своими мыслями. Все равно пришлось бы спрашивать и направлять ее вопросами.

– Двадцать шесть, – еле слышно произнесла та.

Дилара давно научилась никак не выражать своих эмоций при разговорах с подобными дамами. Двадцать шесть, господи! Да тебе все сорок дашь! Посмотрела бы на себя со стороны – на кого ты похожа! А ведь совсем девчонка. Раньше Дилара жалела их всех: необразованных, с тюрбанами на головах, в одинаково безликих, почти бесцветных плащах, в непрозрачных чулках даже в самую жару. Но эта жалость не могла им помочь и из-за собственного бессилия давно превратилась в недоуменное раздражение. На этой, слава богу, хоть перчаток нет.

Дилара продолжала автоматически задавать вопросы и заносить данные в компьютер. Вот, пожалуйста: замужем с шестнадцати лет, первые роды в семнадцать, всего четверо детей. О предохранении не знает и знать не хочет, и опять у нее задержка. Этих даже бессмысленно спрашивать, будут ли они рожать или делать аборт. Хорошо вообще к врачу обратились – большего от них не потребуешь.

– Идите на кресло, – Дилара мгновенно прикинула: минут пятнадцать на эту, плюс еще две пациентки в коридоре минут по двадцать, итого час без малого, если не возникнет ничего непредвиденного. А оно имеет обыкновение возникать как раз в те дни, когда есть собственные, личные планы. Конечно, доктор Дилара Унал занимала такое положение и имела такую репутацию, что могла позволить себе сделать каменное лицо и заявить: «Сегодня у меня много дел. Все вопросы завтра, пожалуйста».

Но беда в том, что она никогда себе этого не позволяла. В ущерб семье, воспитанию дочери, себе самой и своим планам она при малейшей необходимости оставалась в больнице, вела прием, подменяя коллег, принимала внеплановые роды, никогда не отказывала пришедшей без предварительной записи женщине.

– Госпожа Дилара, так нельзя, – периодически принимались поучать ее медсестры, – вы их избалуете, этих больных. Приходят к вам в кабинет, как к себе домой, когда хотят. Надо их приучать к порядку.

– Ты неправа, – не ленилась объяснять свою позицию она, – ты же видишь, кто ко мне приходит. Эти женщины читать-то едва умеют, что они понимают в часах приема да в предварительной записи! Услышала от такой же соседки, что там-то и там-то есть такая хорошая добрая докторша, неделю с духом собиралась, вот пришла наконец. Если ее сейчас не принять, она может вообще больше не прийти и остаться без медицинской помощи. Их мужчины, как правило, считают, что с беременностью и родами женщины должны справляться сами – на все воля Аллаха. И случись что: умрет младенец или роженица, – тоже воля Аллаха, ничего не поделаешь… Как будто им все равно!

«А вам не все равно?» – читала она обычно на лицах своих вынужденных задерживаться вместе с нею слушательниц.

«Нет! – хотелось крикнуть ей в молодости на весь свет. – Мне не все равно, и я не буду с этим мириться! Эти несчастные женщины, закутанные в свои плащи и тюрбаны, ничего в жизни не видящие, кроме кухни, уборки и огорода, постоянно беременные или кормящие, не умеющие читать и не знающие о правах человека, если это не права мужчины, не любящие своих мужей, насильно выданные замуж и не смеющие мечтать о любви и счастье, – кому-то же они должны быть небезразличны! Они живут совсем рядом, на соседних улицах, теснятся в крошечных домишках на горах, и когда их домишки сносят, чтобы построить квартиры-люкс, мы облегченно вздыхаем, потому что не будем видеть их опущенных глаз и грязных детей!»

«Я врач, и мой долг им помогать», – более сдержанно говорила она в зрелом возрасте. И видела, что помочь им нельзя. Как можно помочь тому, кто активно сопротивляется помощи?

Быстро выписывая направления на анализы, она вспоминала, как раньше всегда расспрашивала этих несчастных, пыталась понять, а главное – объяснить им, что так жить нельзя, что нельзя забывать о себе, о собственной личности, что надо стараться быть счастливой, учиться, читать, снять заслоняющий полмира платок с головы. Она приводила в пример себя, рассказывала о женщинах, преуспевших в жизни, работающих, как мужчины, и свободных, как те же мужчины. Робкие, терпеливые, покорные и при этом недоверчиво отчужденные взгляды расхолаживали, и Дилара давно бросила свою феминистскую агитацию. Убедить их пользоваться контрацептивами – вот предел мечтаний. Однажды она, наплевав на все этические нормы, не сообщив пациентке, тайно поставила ей спираль: у той было шестеро детей, два выкидыша, целый букет болезней, и еще одни роды могли убить ее. Но даже ради уже рожденных детей ни она, ни ее муж не готовы были отказаться от вдолбленных им с детства стереотипов. «Это грех, на все воля Аллаха», – упорно повторяли они, не слыша ни одного из разумных доводов, которые, тратя драгоценное время, приводила им доктор.

Доктор-женщина.

«Они» ходят только к женщинам.

Не задумываясь о том, что эти образованные, серьезные, ухоженные современные дамы – такие же женщины, как они. Что у этих врачей есть мужья, дети, домашние заботы, секреты приготовления маминого пирога или плова. Наверное, этим женщинам без возраста, одетым в свою униформу мрачного цвета, такие, как Дилара, кажутся существами иной породы. Что-то вроде третьего пола. И ничего с этими предрассудками не поделаешь.

Хорошо еще, что в Измире их не так много. Диларе приходилось бывать на востоке страны, и там, где нормальных, с ее точки зрения, женщин было меньшинство, она чувствовала себя совсем плохо.

А теперь вдобавок появились и другие – образованные, современные, обтянутые джинсами и удлиненными пальто и при этом закутывающие головы во все тот же тюрбан! Это было просто непостижимо: эти, новые, боролись за свое право ходить в своем платке в университеты и лицеи, работать в государственных учреждениях, вести программы на телевидении, они ловко водили машины и хихикали со сверстниками мужского пола, не опуская глаз, они подняли шум на всю Европу, и все из-за своего драгоценного тюрбана! Диларе это казалось лицемерием: если боретесь за образование и прочие права, если не стесняетесь выступать на публике и в прессе, то, господи, что вам прятать под платком?! Все, что нужно, можно прекрасно спрятать под юбкой.

Нет, ее дикие клиентки в каком-то смысле лучше, честнее этого нового поколения мнимых традиционалисток.

Пациентка сунула рецепты в сумку и, встав, начала поправлять тюрбан, сбившийся на гинекологическом кресле. Дилара против воли следила за ее увешанными тонкими золотыми браслетами руками с коротко остриженными неухоженными ногтями. Шелковая ткань выскользнула, платок упал на плечи, и стало видно, что женщина действительно молода, а волосы у нее подкрашены и весьма модно уложены.

– Вот всегда бы так и ходили, – не удержалась Дилара.

– Что вы, доктор! Как можно?.. Грех… – ловкие привычные движения – платок окутал голову, и от молодости и привлекательности мало что осталось.

«Успею или нет?» – думала она о своем, ища в компьютере данные на следующую, уже вошедшую женщину. Эта была стара, платок на голове совсем темный, морщинистое лицо, тусклые глаза и губы, расплывшаяся фигура. Дилара помнила ее: сама делала ей сложную операцию, теперь наблюдала, заставляя хоть раз в два-три месяца приходить на осмотры. Вот и дата рождения – на год старше самой Дилары. Всего на год – какой ужас!

Моя руки перед осмотром, она с опаской покосилась на зеркало.

«Неужели и я такая?» – «Нет-нет, – как сказочной королеве, ответило ей не слишком чисто вымытое санитаркой стекло. – Ты еще очень ничего. Располнела, конечно, но при твоем росте это даже эффектно. И кожа пока тьфу-тьфу-тьфу, и глаза. Без косметики, понятное дело, не выйдешь, но если все, что нужно, замазать и подмазать – вполне. Волосы только… что же, черт возьми, случилось с волосами? Не тяни, не тяни руку, уже перчатку надела! – Дилара испуганно отдернула потянувшуюся было к прическе руку в резиновой перчатке. – Линяю, как кошка или собака – кто там из них сильнее линяет? Этак все волосы вылезут! Надо сегодня Мери спросить, что делать. Может, какие-нибудь лекарства есть. Авитаминоз обычно весной, кровь у меня в норме, неделю назад сдавала. И вроде лето нормально прошло. Летом я бы поняла: солнце, соленая вода, жара… Но ведь это когда началось? Месяца два, три? Кошмар просто. Только бы к Мери успеть…»

– Меня сегодня не будет, – как можно тверже сказала она, отпустив последнюю больную. – Если что-нибудь срочное, звони на мобильный.

Медсестра кивнула. Она-то прекрасно знала, что, едва за доктором Диларой закроется дверь, она скинет опротивевший белый халат и тоже уйдет. Мало ли что тут срочное, у них всегда все срочное, у этих больных. Надо бы попробовать перевестись к другому врачу: эта просто фанатичка какая-то, с утра до ночи вкалывает и других заставляет. Как будто у самой ни мужа, ни ребенка, ни дома. Только о работе и думает, ни отпроситься пораньше, ни опоздать.

Девушка, конечно, не могла знать, что на этот раз доктор Дилара Унал спешит вовсе не в свой частный кабинет, где она в определенные дни принимала постоянных больных. Она спешила в парикмахерскую.

Дилара отнюдь не была фанатичкой, она следила за собой, обожала хорошо выглядеть и одеваться, особенно когда было кому это оценить. Муж никогда не замечал ни новой прически, ни изменившегося цвета волос, ни тем более свежего маникюра или новой блузки. Свекровь, наоборот, все замечала – и поджимала губы:

– Сколько же это стоит? – всем своим видом выказывая неодобрение легкомысленному, никому не нужному расточительству.

– Я неплохо зарабатываю, мама, – обиженно в молодости и почти равнодушно сейчас отвечала Дилара. – Я не домохозяйка, целый день на виду, я не могу позволить себе опускаться.

– Если ты половину заработка будешь тратить на наряды и косметику…

– То у нас останется вторая половина, правильно? Все равно выгодно, – насмешничала она раньше, когда эти пикировки со свекровью казались ей чем-то важным.

«Странно, как устаешь что-то кому-то доказывать, – думала она, пока давняя знакомая парикмахерша Мери мыла ей голову. – Все равно никого никогда не переубедишь. Ни этих женщин в тюрбанах, ни свекровь, ни подруг. Нечего и стараться. А сколько я нервов, сколько сил потратила на эту вечную борьбу со всеми! Хорошо, что с возрастом непримиримость проходит. Не у всех, наверно, но у меня почти прошла. Неохота превращаться в злобную, всеми недовольную старуху…»

– Меричка, что у меня с волосами?

– А что у тебя с волосами? Все нормалек, вот седину сейчас закрасим…

– Да там скоро красить будет нечего, разве что лысину! Они лезут просто клоками. Хоть тюрбан надевай!

– Да что ты, посмотри, как сейчас все чудненько уложим. Это возрастное, наверно. Лук пробовала втирать?

– Лук?! Я же с людьми работаю, от меня все шарахаться будут! А возраст… не думаю, Меричка, мне же пятидесяти нет, вон Лили и Эминэ старше, а у них все в порядке. И у Гюзель – мы же с ней ровесницы, в одном классе учились.

– Ну, у Гюзель волосы пересчитать можно, и всегда они у нее такие были. А Лили у меня не бывает: я не ее класса мастер. С тех пор, как ты ее приводила, больше не показывалась. Такие, как она, любят, чтобы к ним на дом приходили… Ну как, посмотри-ка? Пойдет?

Мери делала последние движения феном.

– Кстати, знаешь, многие жалуются, что волосы выпадают. Экология, наверно, такая. Но ты пока еще очень даже… посмотри… даже жалко для кучки старых теток тебя причесывать, – и, склонная, как все парикмахеры, к болтовне и психолого-физиономистским обобщениям, добавила: – Между прочим, «леди Ди», молодые женщины наряжаются и прихорашиваются ради мужчин, зрелые – сами для себя, а старые – знаешь когда? Перед встречами с подругами юности! Делай выводы!

Золотой день

Подняться наверх