Читать книгу Нелюбовь - Яна Ясинская - Страница 2

Цените. Каждый день, час, минуту, проведенную с любимым, дорогим тебе человеком. В тот злополучный вечер Тамара поняла это, как никогда.

Было душно, хотя знойное июньское солнце уже почти касалось малинового горизонта. Вместо прохлады летнего вечера – ни ветерка. Даже неспокойный Енисей, раскинувшийся на окраине поселка городского типа, в котором последние два года Тамара жила со своей семьей, не приносил привычной речной свежести.

Казалось, мир настороженно замер в ожидании чего-то, что навсегда изменит прежний благополучный устой многих жизней.

Но Тамара Славянова не ощущала этого. Она была слишком занята изучением документов, которые везла с работы мужу – Петру. Они оба работали в Красноярске на одном из крупнейших заводов страны, который в народе прозвали «алюминиевым». Петр в свои тридцать с небольшим занимал одну из ключевых должностей. Два года назад его направили сюда из Москвы, чтобы он на месте решил ряд проблем. Талантливый управленец, он настолько пришелся к месту, что по просьбе руководства завода так и остался вместе с семьей – женой и двумя детьми: его родным восьмилетним сыном Сашей от первого брака и трехлетней шебутной падчерицей Динкой (дочкой Тамары) в Красноярске. Сюда же поближе к родным вскорости перебралась и любимая теща – Клавдия Матвеевна, которую без проблем взяли на работу массовиком-затейником в поселковый Дом культуры.

Жизнь в Сибири очень быстро вошла в тихое умиротворенное русло. В доме Славяновых прочно поселилось счастье. И казалось, что все беды остались позади.

А бед было немало.

За несколько лет до знакомства Петра с Тамарой от рака умерла его первая жена Марина – мать Саши, и Петя остался один с маленьким сыном на руках. Они с сынишкой оба учились жить «с чистого листа», но получалось откровенно плохо. Петру было тяжело без жены, Саше – без мамы. Все изменилось, когда в жизни Петра появилась красавица Тамара, которая, несмотря на юный возраст, уже была женщиной со сломанной судьбой.

Виной трагедии Тамары была ее собственная глупость, доверчивость, неосторожность и, увы, самонадеянность. Ей было семнадцать, когда они с подружкой, тайком от Клавдии Матвеевны, сбежали на дискотеку. Что это было: бунт против материнского контроля, попытка изобразить из себя взрослую – Тамара сама так и не поняла. Но закончилось все плачевно. На дискотеке девушки познакомились с парнями. Выпили. Впервые в жизни. А когда стало понятно, что знакомство добром не кончится, подружка сбежала, оставив растерянную Тамару. Один из отморозков воспользовался этим.

А через два месяца Тома поняла, что беременна.

Отрицательный резус-фактор и угроза бесплодия – именно это не позволило родителям Тамары разрешить той сделать аборт. Клавдия лично настояла на родах.

Настояла. И вскоре поняла – зря.

Материнские чувства, на которые так рассчитывала Клавдия Матвеевна, так и не проснулись в Тамаре после родов.

Болезненная плаксивая девочка раздражала юную мать. Тамаре не хотелось подходить к дочке, кормить грудью. В душе она, конечно, понимала, что не права – ребенок не виноват в ошибках родителей. Но сердце, эмоции наотрез отказывались принимать родную дочь. И от этого Тамара еще больше ненавидела маленькую Динку, а вместе с ней и себя.

Если бы не Клавдия Матвеевна, внучке пришлось бы несладко с такой холодной матерью. Именно поэтому рано овдовевшая Клавдия, вместо того чтобы устраивать свою личную жизнь, решила полностью посвятить себя дочери и внучке. Она чувствовала свою ответственность за Динку. А еще огромную вину – за нелюбовь матери к ней. И за сломанную судьбу самой Тамары. Ведь если бы она не позволила ей пойти в тот проклятый вечер на дискотеку…

Но история, увы, не любит сослагательного наклонения.

Все изменилось в одночасье. Когда в жизни Тамары появился Петр – ее первая настоящая любовь. Этот мужчина смог залечить раны Тамары. Она как родного приняла его сына Сашу – ведь мальчик так походил на своего отца! Особенно по характеру, повадкам. А то обожание, с которым Петр относился к забавной хулиганистой Динке, заставило холодное сердце Тамары растаять и выделить уголок даже нелюбимой дочке, которая всю жизнь одним своим видом напоминала ей своего отморозка-отца.

Шаг за шагом, день за днем… Мало-помалу Тома, благодаря Петру, научилась любить и свою нежеланную дочь Динку.

И сама была так этому рада!

В ее доме, наконец-то, поселилось долгожданное счастье и покой.

– Саш! Ну пошли играть! Пошли! – звонкий настойчивый детский голосок то и дело раздавался в разных частях дома.

Взрослые с улыбкой наблюдали, как деловая Динка тащит за руку старшего сводного брата, который был неизменным спутником всех ее игр и шалостей. И это было хорошо! Хоть кто-то мог контролировать эту хулиганистую непоседу! Ведь от Динки можно было ждать чего угодно! То она прямо в сарае небольшой костер разведет, чтобы сосиски пожарить, то на речку с отцовской удочкой рыбачить сбежит, то еще что выдумает! В отличие от многих мальчишек, Саша, со свойственной ему порой недетской мудростью, никогда не стеснялся играть со своей назойливой командиршей-сестренкой. Динка с детства вертела им, как хотела. При этом не желая делить внимание брата ни с кем. Сашка всегда был только ее. А он и не спорил. Мальчишка был очень рад, что у него наконец-то появилась самая настоящая семья. Он играл с Динкой в прятки, в домик, покорно изображая в кукольных играх «папу». И никогда не давал Дину в обиду. С ним девочка всегда была как за каменной стеной.

И казалось, в их дом навсегда пришло счастье.

Но все навсегда изменилось тем самым злополучным знойным летним вечером.

* * *

Машина представительского класса свернула за угол и остановилась. Тамара оторвалась от изучения документов.

– Василий, что еще там? Только не говори, что пробка. Мы не в Москве!

Конопатый водитель Васька, который был ровесником строгой Тамары, но откровенно ее побаивался из-за железобетонного характера, невольно усмехнулся.

– Корова, Тамара Васильевна, – и тут же спохватился, поспешно объяснив: – То есть я в том смысле, не вы… А натуральная корова. На дороге, коза, ходит. Поселок же.

Словно в доказательство слов, одна из переходящих дорогу буренок остановилась, тоскливо взглянула на машину и протяжно замычала.

Тамара нахмурилась. Ей хотелось как можно быстрее попасть домой. Накануне у Петра поднялась температура, ночью вызывали врача. Именно поэтому она, а не муж поехала на завод за документами. Но надолго оставлять больного мужа ей не хотелось.

– Поторопись, пожалуйста, – сдержанно бросила женщина, по ходу напомнив: – Нам еще в аптеку надо заехать.

– Я помню, помню, Тамара Васильевна… Только это… Коровам же ПДД не писаны.

Спорить с водителем не было смысла, как и торопить бестолковую корову, поэтому Тамара снова погрузилась в бумаги.

На сердце почему-то появилась тревога.

Нервная.

Алогичная.

Другой бы, наверное, принял ее за дурное предчувствие, но Тамара предпочла подумать, что это последствие бессонной ночи. Она, скорее всего, выпила слишком много кофе, вот нервы и шалят.

Но дело было все же не в нервах. Тамара поняла это, когда, подъезжая к дому, издали услышала тревожный вой пожарных сирен.

А дальше все как в тумане.

Дым. Гарь. Копоть. Чьи-то лица. Соседи. Прохожие. Пожарные.

Заплаканная Клавдия и перепуганные дети, жмущиеся к бабушке.

– Саша! Сынок! Дина! Доченька! Живы! – у перепуганной Тамары вырвался вздох облегчения, когда она судорожно осматривала детей, словно силясь убедиться, что с ними все в порядке.

Лишь затем она растерянно оглянулась.

– А Петя? Петя где, мам?

Ответом послужил не плач, а вой Клавдии.

Сердце Тамары, еще секунду назад громко бухающее в груди, остановилось…

Перепуганные соседи потом еще долго судачили, что Томка, ополоумев с горя, пыталась броситься в пылающий дом вслед за оставшимся там мужем. Пожарным и врачам «скорой» с трудом удалось удержать ее, и то, только вколов лошадиную дозу снотворного. И хотя Тамару в тот же вечер увезли в больницу с сильнейшим нервным срывом, казалось, что над пепелищем некогда добротного коттеджа все еще витал ее надрывный не то плач, не то вой…

– Петя! Петенька! Пустите меня! Я к нему хочу! К нему…

* * *

На следующее утро осунувшаяся Клавдия Матвеевна в пропахшей дымом вчерашней одежде зашла в больницу вместе с внуками.

– Только тихо! Здесь не шумят! – предупредила она и без того испуганных десятилетнего Сашу и пятилетнюю Динку, которые, взявшись за руки, шли следом.

– Мы поняли, бабуля, – тихо отозвался мальчик, крепче сжав ручку испуганной сестренки.

Динке не было шести, и она не совсем понимала, что происходит. Бабушка сказала, что папы больше нет. Он зачем-то ушел на небо к Боженьке, и ему теперь там хорошо. Вот только зачем было уходить куда-то (да еще на небо), когда им и дома было весело, Дина не понимала.

Девочка пыталась донимать бабушку вопросами, куда конкретно ушел папа и можно ли ей тоже пойти к нему? Что для этого надо сделать? Залезть на крышу, чтобы быть поближе к небу и Боженьке? Потому что Дина уже скучала по папе, который всегда любил ее (в отличие от мамы). Баловал конфетами, куклами. Насупившаяся Дина была категорически не согласна с тем, что папа куда-то уехал, не взяв их с Сашкой с собой. Обычно ведь он их даже на рыбалку с собой берет, а тут…

Не понятно…

Зато не по годам взрослый Саша все отлично понимал. Ведь родную маму он уже тоже проводил на небо к Боженьке. И как теперь жить еще и без папы, напуганный мальчик не знал.

Саша переживал. Но не только за себя. Больше за мать, сестренку, бабушку. Как они будут теперь жить? Мальчик невольно чувствовал ответственность за женскую половину семьи. Так воспитал его отец, который был настоящим мужчиной.

– Мужчина – глава семьи. Он должен оберегать и заботиться о женщинах. Они же без нас пропадут, – полушутя наставлял Петр сына.

Саша это хорошо запомнил. И очень волновался по этому поводу. Потому что трудно стать главой семьи, когда тебе всего десять лет и когда твоя приемная мама, кажется, от горя сошла с ума.

* * *

Клавдия недосмотрела. Заговорившись с доктором о состоянии дочки, она выпустила из вида непоседу Динку, которая решила самостоятельно отправиться на поиски «заболевшей» мамы. Взволнованной девочке очень хотелось уточнить: мама же не собирается уйти от них к Боженьке вслед за папой? Бродя по терапии, Дина то и дело заглядывала в открытые палаты, но мамы нигде не было.

И это пугало.

Тем временем Тамара медленно, но верно приходила в себя. Она лежала одна в четырехместной палате. Медсестра, пухленькая блондинка с густо накрашенными ресницами, занятая набором шприца, не заметила вовремя, что пациентка пошевелилась, приоткрыла глаза. В палату в этот момент заглянула ее приятельница-санитарочка. Пухленькая, розовощекая. Про таких еще говорят «кровь с молоком».

– Бабушка с детьми пришли. Звать? – с ходу выпалила та, бросив тревожный любопытный взгляд на пациентку, которую накануне в ночи успокаивали и удерживали чуть ли не всем персоналом. Боялись, что руки на себя наложит…

– Не звать! – громким шепотом отрезала медсестра, бросив укоризненный взгляд на санитарку, которая уже успела примоститься на кушетке возле нее, заинтригованно поглядывая на Тамару. – Вчера кое-как успокоили! В жизни не видела, чтобы так истерили!

По санитарке было видно: она сгорала от любопытства и желания посплетничать. Поселок не такой уж и большой, почти все друг друга знают. А тут такое ЧП!

– Ты бы тоже истерила, если бы муж заживо сгорел! – не задумываясь, брякнула санитарка и тут же осеклась, поймав на себе укоризненный взгляд медсестры.

– Сплюнь, дура!

Суеверные женщины синхронно перекрестились.

Несмотря на серьезный вид, медсестру тоже съедало любопытство. Отложив набранный шприц, она присела рядом с санитаркой на кушетку.

– Пожар-то хоть из-за чего начался? – не выдержала, поинтересовалась санитарочка, тут же построив догадку: – Неужто электропроводка загорелась?! Ох, надо моему сказать, чтобы старую поменял…

– Если бы! – многозначительно загадочно отозвалась медсестра. Ее так и распирало поделиться с подружайкой последней сплетней.

Оглянувшись по сторонам, убедившись, что их никто не слышит (не обращая внимания на заторможенную, пришедшую в себя Тамару, которая продолжала лежать с полузакрытыми глазами), женщина взялась пересказывать новость.

– Говорят, у нее дома дочка маленькая оставалась. Со спичками играла…

Их разговор внезапно прервало появление той самой дочки. Счастливая Динка, которая наконец-то нашла маму, с порога бросилась к Тамаре. Крепко обняв мать, девочка заворковала:

– Мама! Мамочка! Пойдем домой!

Заторможенная Тамара, все еще находясь под впечатлением от слов медсестры, медленно приподнялась на локте. Так же медленно отстранила от себя ничего не понимающую Динку. Дикий взгляд, полный ненависти, скользил по удивленному, растерянному детскому личику.

– Ненавижу… – едва слышно прошептала Тамара, резко отбросив от себя на пол перепуганную дочку. – Ненавижу! – истошно заорала она, хватая себя за длинные взлохмаченные кудрявые волосы. – Ты же горе! Ты же беда! Как и твой проклятый папаша! Ненавижу!

Растерянная, не понимающая, что происходит, Динка все еще сидела, отброшенная матерью, на холодном полу, когда в палату на вопли пациентки забежал врач, пожилой, строгий. Бросил возмущенный взгляд на опешивших и оттого застывших на месте медсестру и санитарку.

– Что сидите?! Два кубика живо и ребенка, ребенка уберите!

От его властного голоса женщины словно пришли в себя после оцепенения. Засуетились. Санитарка схватила перепуганную Динку, чуть ли не силой выволокла ничего не понимающую девочку из палаты.

– Пойдем, пойдем…

Полная ненависти, злобы, отчаяния Тамара продолжала истерить в голос, пока врач крепко держал ее, а перепуганная медсестра набирала в шприц успокоительное.

– Тома, Томочка, тише. Тебе нельзя волноваться… – пытался успокоить Тамару доктор.

Но та не слышала ни его увещеваний, ни доводов рассудка.

– Не буду! Я жить без него не буду! Я все равно уйду к Пете! Ненавижу! Как же я ее ненавижу! Ну почему! Почему я не сделала аборт?! Отпустите меня! Я все равно уйду!

– Никуда ты не уйдешь! – резко тряханул ее доктор. – У тебя срок два месяца! Слышишь?! Два! И так угроза выкидыша! Если не хочешь потерять ребенка, успокойся…

Воспользовавшись секундным затишьем ошарашенной Тамары, медсестра поспешно ввела лекарство. Истерика медленно, но верно перешла в неестественно сдавленные всхлипы.

– Ребенок? Петин ребенок? – все что смогла выдавить Тамара, после чего первые тихие слезы не ненависти, а просто боли и отчаяния покатились по ее щекам.

Ребенок.

Петин ребенок.

Лишь этот маленький, такой зыбкий мостик сумел удержать Тамару на этом свете. Но он не сумел убрать ту ненависть, которая зародилась в сердце женщины к своей старшей дочери в тот злополучный день. Ненависть, которую Тамара пронесет через годы и которая разрушит немало судеб, в том числе ее собственную…