Читать книгу Осторожно, злая инквизиция - Яна Ясная - Страница 2

Выдавая мне задание, отец Игнатий предупреждал: крапивинская Хозяйка с приблажью. Я отнесся к его словам скептически: отец Игнатий, на моей памяти, ни одной представительницы прекрасного пола не одарил добрым словом, вне зависимости от того, сражалась она за нас, за противника или жила мирной жизнью обычной женщины.

Но Ксения Егоровна действительно оказалась с левой резьбой по всей кукушечке. Определение «с приблажью» ей отлично подходило, емко характеризуя объект по всем параметрам.

На физиономию Свердлова Ксения Егоровна, числившаяся в реестрах Ордена Хозяйкой города Крапивина, оказалась так себе, ничего особенного, но фигуристая: сиськи выпирают из делового пиджака, задница такая, что… Не будем о заднице, я при исполнении.

Этим достоинства и исчерпывались.

Продавщица, которая все то время, что я ждал госпожу Свердлову, старательно отрабатывала свою зарплату, заливаясь соловьем о чудодейственном ассортименте их прекрасного магазина магических товаров (я еще при входе проверил: ничего из магических товаров в их магазине не было), при виде хозяйки притихла, прижалась к стеночке и старательно не отсвечивала, пока мы не ушли. Явно крови работодательница попортила ей немало.

На меня же Ксения Егоровна смотрела так, что я было решил: слаба на передок. Потом, правда, дошло: это ж она сколько немотаных нервов перед собой увидела!

Характер у Свердловой был препаскуднейший.

В итоге, из моего жеста доброй воли получился цирк с конями: Ксения Егоровна показательно била копытами, я изображал что-то среднее между укротителем и клоуном.

А всего-то, что попытался проявить вежливость и не работать на чужой территории за спиной местной власти. Чин чином пришел, изложил дело, попросил содействия… И получил ведро помоев на голову.

Ладно, хватит. Лучше думать о деле, чем об этой жопастой с-с-с…

Удивительно правдива все же истина, дошедшая до наших дней еще со Средневековья: ведьму делает не сила, ведьму делает характер!

Навигатор вел меня по летнему городу, а я пытался взять себя в руки, абстрагироваться от раздражения и направить мысли в рабочее русло.

К черту ущемленное самолюбие, потом финансовый отдел Ордена вздрючу за попустительство.

– Не будь она одаренной, я бы и внимания не обратил на этот труп. Ничего примечательного в целом. Если бы полгода назад я не вскрывал такую же барышню. – Кирилл Андреевич Левашов, судмедэксперт крапивинского бюро судмедэкспертизы, методично уничтожал свой обед, попутно объясняя мне, что именно побудило его вызвать инквизицию. – Такую же – я имею в виду, слабую и неинициированную.

Мы сидели в кафе неподалеку от крапивинского морга и с толком распоряжались Левашовским обеденным перерывом.

– Вот и зацепился вниманием. – Кирилл Андреевич отрешенно покрутил вилкой в воздухе, подбирая слова. – Обе женщины были убиты ножом в сердце, но одну ударили со спины в положении стоя, и она, скорее всего, не ожидала нападения: следов сопротивления не было. Вторую – в грудь, между третьим и четвертым ребром, удар был направлен вертикально вниз, и жертва, скорее всего, была без сознания в результате удара по голове. Жертвы были разного возраста, найдены в разных районах города… Впрочем, вы знаете, я отослал вам отчеты. Больше различий, чем сходств. Но обе были неинициированными одаренными, и обе были убиты одним ударом в сердце.

Левашов, сам одаренный, очень слабый, но все же инициированный, за что и был в свое время завербован инквизицией в качестве агента на месте, задумчиво подбирал слова, пытаясь найти логическое обоснование тому, что было нашептано ему интуицией.

– И нож вполне мог быть один и тот же: длина клинка не более двадцати сантиметров, ширина у основания, входная рана, характерное осаднение совпадало… Вы ешьте, Максим Владимирович, уверяю, вы такой окрошки нигде больше не попробуете! – спохватился Кирилл Андреевич и продолжил излагать сведения о деле. – Это, конечно, не основание утверждать, что нож был действительно один, полно кухонных ножей с такими характеристиками. Словом, сам не знаю, что меня дернуло – поднял записи и нашел сентябрьскую жертву. Эту нашли в промзоне, на железнодорожной насыпи. С ней, к сожалению, работал мой коллега, поэтому я не могу стопроцентно утверждать, что она тоже была слабой неинициированной одаренной, но описание раневого канала совпадало, в возрастной интервал она укладывалась, и нашли ее, как и первых двух, без денег и документов… В общем, дальше тянуть не стал, связался с вашими – я судмедэксперт, а не следователь, – развел он руками. – Пусть специалисты решают, совпадения это или статистика.

Я согласно кивнул: разумно.

– Я могу взглянуть на тело последней жертвы?

– Да, конечно. Я постарался затянуть судмедэкспертизу, так что… Выписать вам пропуск?

– Не надо. – Корочки, дающие право интересоваться ходом следствия, у меня были, но хотелось бы пока обойтись без интереса со стороны официальных лиц. – Так пройду.

– Возьмите, – Левашов протянул мне флешку. – Я постарался собрать здесь всю информацию по этим трем делам, к которой у меня есть доступ. Только сами знаете – у меня нет никаких контактов с магическим сообществом города, и тут уж я вам быть ничем полезен не могу, – слегка смутился мой собеседник.

– Спасибо, Кирилл Андреевич, – вполне искренне поблагодарил я его.

К счастью, у инквизиции хватает информаторов, чтобы не переживать о подобных вещах.

Левашов пообещал написать, когда в морге будет удобный момент для визита с минимумом свидетелей, и попрощался: обеденное время закончилось.

А я остался и все же отдал должное окрошке: и впрямь, весьма недурно!

Уже в машине вставил флешку в ноутбук, пробежался взглядом по документам, сделал несколько звонков.

Инквизиция щедра и предусмотрительна, и источников информации у нее больше одного в каждом городе и населенном пункте.

Окрестности я успел изучить накануне, забросив вещи в гостиницу и как следует поколесив по городу, а теперь пора приниматься за работу.

Саврасова Марина Федоровна, погибшая в сентябре прошлого года, проживала с мужем и двумя детьми на улице Ершова, 105, ее отец с матерью жили в частном секторе по адресу Осипенко, 36, а захоронена была на Северном кладбище, номер и схема участка прилагаются.

Навигатор добросовестно отчитался, что ближайшей ко мне точкой является дом, и построил маршрут.

В первую очередь следовало установить, являлась ли она одаренной.

Официально дело об убийстве Саврасовой было закрыто по горячим следам: ранее судимый за убийство с целью ограбления Юрков В.С. дал признательные показания о том, что напал на Саврасову М.Ф., рассчитывая добыть денег на дозу, нанес один удар ножом в сердце сбоку, орудие убийства выбросил в мусорный контейнер, в содеянном раскаивается и на данный момент отбывает срок в теплых объятиях ФСИН.

Возможно, Юрков В.С действительно убил Марину Саврасову. Возможно, проверка выявит, что одаренной Марина Федоровна не была, и я с чистой совестью перемещу ее вниз в списке вероятных жертв серийного убийцы.

Но пока что это означало только то, что проводить проверку будет сложнее: не стоит зря тревожить чужое горе.

Частный сектор Крапивина встретил узкими улочками, деревьями вдоль тротуаров и беспородной собакой, нахально развалившейся на проезжей части и уступившей дорогу моему автомобилю с видом величайшего одолжения. Сонная благостность и лавочки под окнами, как в деревне, – так и не скажешь, что в какой-то паре-тройке сотен метров черепашьим шагом ползет в пробке транспорт по загруженному шоссе.

Поводил взглядом, разыскивая нужный номер дома. Остановил машину, прошел к окрашенным в зеленый цвет воротам и придавил звонок.

– Здравствуйте, я по объявлению о продаже дома, – сообщил я подошедшей на зов хозяйке.

В принципе, можно было ничего не говорить, а молча уезжать: от пожилой женщины, скрытой от меня слоем листового железа, еле ощутимо тянуло силой.

– Мы ничего не продаем, – вежливо отозвалась она, не торопясь открывать калитку, но мне это было и не нужно, все, что мне требовалось, я видел не глазами.

Так же вежливо, как и собеседница, уточнил:

– Ваш адрес – Лосевой, 36?

– Нет, молодой человек, – судя по голосу, дама сочувственно мне улыбнулась и принялась объяснять. – Вы проехали нужный переулок, вам сейчас вернуться до перекрестка, повернуть направо…

– Большое спасибо! – от души поблагодарил я мать покойной Саврасовой, не слушая объяснений, которые мне все равно не понадобятся.

Мне сейчас все равно на Ершова, 105 – караулить детей Марины Федоровны.

Девятиэтажки на Ершова собрались в коробку, и внутри коробки мерно булькала дворовая жизнь: старики на скамейках, подростки на детской площадке.

Я обвел двор глазами, выбирая, к кому обратиться, потянул на себя силу из медальона, сплетая потоки: симпатия, чуточку доверия, рассеянное внимание – заключительным штрихом.

– Добрый день, дамы! Не подскажете, где я могу найти Анну и Евгения Саврасовых? Наш фонд «Добро – детям» в рамках программы поддержки детей-сирот проводит опрос с целью уточнения, не нуждаются ли они в материальной помощи, – бодрой скороговоркой выдал я, демонстрируя жизнерадостную улыбку.

– Да кто ж в ней нынче не нуждается? – рассудительно отозвались стражи подъезда, оттаивая от сочетания инквизиторского воздействия и удачной легенды. – Вон он, Женечка-то. На площадке, в синенькой футболке. А Анька только-только из школы пришла, это вам на четвертый этаж надо, молодой человек, в сто пятую!

Рассыпавшись в благодарностях, я, уже не опасаясь, что бдительные дамы вызовут наряд полиции, увидев незнакомого взрослого рядом с двенадцатилетками, направился к объекту.

– Евгений Андреевич Саврасов?

Мимо. Ни следа дара.

– Вы не могли бы проводить меня к вашей сестре? Мне необходимо задать ей несколько вопросов, – я мягко усилил нажим, и вихрастый русоволосый мальчишка без возражений встал и повел меня домой.

А через десять минут я уже спускался вниз.

Анна Саврасова, как и ее брат, не имела никаких следов магического дара.

Меня ждало кладбище.

Если повезет, там я получу окончательный ответ, была ли Марина Саврасова ведьмой.

Если да, Саврасовы получат свою материальную поддержку: фонд «Добро – детям» действительно существует, а инквизиция не обеднеет от разовой выплаты, хоть их мать и не платила налог Ордену.

Если нет – все равно получат, по праву сродства с бабкой.

Кладбище, где похоронили Саврасову, было в меру ухоженным и тихим. Потрескавшийся асфальт въезда и умеренные заросли в старой части.

– Доброго дня. Вам чем-то помочь? – вежливый мужской голос отвлек меня от изучения схемы.

Что спрашивающий – одаренный, я понял еще до того, как оглянулся, специфика профессии, но кроме этого в мужчине ничего примечательного не было: добродушное лицо, средний рост, полноватая комплекция. Слегка потрепанный мужик чуть за сорок.

– Так вам подсказать чего? – повторил он свой вопрос. – Я администратор, если участок нужный найти или еще что-то…

Логика, в принципе, ясна: те, кто знают, куда идти, схемы не рассматривают. А если не знаешь – то куда проще обратиться к любезному проводнику за скромную благодарность, чем плутать в хитросплетении кладбищенских аллей.

– Спасибо, я уже все нашел, – с вежливой улыбкой отказался я от услуг и под разочарованное «Ну как знаете! Обращайтесь, если чего» в спину углубился в ряды надгробий.

Могила Саврасовой находилась в новой части кладбища, среди таких же свежих захоронений, которым еще и памятники сделать не успели.

Осевший за девять месяцев холм, крест с табличкой. Имя-фамилия-отчество, даты жизни через тире. Я присел, опуская на землю заранее приобретенный букет, на случай если столкнусь здесь с родственниками Саврасовой, да и вообще, человек, пришедший на кладбище без цветов, сразу же возбуждает подозрение – а не по делу ли он тут?

Выпрямился. Постоял, склонив голову и убрав руки за спину. Обошел могилу, провел ладонью по кресту – несколько секунд задержки не критичны, а со стороны похоже, что я для этого и тронулся с места, – и завершил круг, вернувшись на место, с которого начал.

Нити силы, переплетенные с шагами и словами, развеялись, оставив мне ответ.

Я медленно побрел от последнего пристанища Саврасовой Марины Федоровны, прикидывая, как буду искать серийного убийцу, на счету у которого как минимум три не инициированные ведьмы.

Старая часть кладбища дышала покоем и умиротворением, здесь кое-где пощадили деревья и куст шиповника, и на нем среди зеленых мелких плодов кое-где встречались нежные розовые цветы, здесь какой-то оригинал засадил цветник надгробия земляникой… Двигаясь меж рядов прогулочным шагом, я составлял то, что мой наставник именовал «планом розыскных мероприятий».

Рабочий день в крапивинском морге уже закончился, и в здании остались только дежурные, когда напряжение в сети внезапно скакнуло, выведя из строя видеокамеры. Охранник в будке на въезде ругнулся и принялся куда-то названивать по внутреннему телефону. Потом ругнулся снова и достал мобильник:

– Андреич, тебе тут пакет оставили, сказали, ты в курсе. Слушай, на будущее, ты предупреждай!

Левашов Кирилл Андреевич выскочил из невысокого белого здания буквально через считанные минуты.

– Спасибо, Леш!

– Да не за что, – ворчливо отозвался охранник. – Но ты реально, Андреич, предупреждай – я его за малым не послал!

Судмедэксперт клятвенно заверил и рысью поспешил на рабочее место, прижимая локтем злополучный пакет: с неба неспешно начинал накрапывать мелкий дождик, капли падали на разогретый асфальт и тут же высыхали, оставляя после себя только запах.

В кабинете Левашова пахло иначе: чаем, бутербродами и – самую малость – формалином.

Нашарив на столе нож, Кирилл Андреевич подцепил клапан толстого плотного бежевого конверта, взрезая жесткую хрустящую бумагу, и дернулся от внезапного звука: я стукнул о раму двери, предупреждая о себе:

– Добрый вечер, Кирилл Андреевич!

– Максим! – сердито рявкнул судмедэксперт, выдохнул, перевел дыхание и вежливо добавил. – Владимирович…

– Извините! – я примирительно улыбнулся и миролюбиво добавил. – Можно просто Максим.

Он посопел, сердито сверля меня взглядом, и вздохнул:

– Чай будешь?

– Буду! – согласился я.

Во-первых, мне было слегка неловко, что испугал человека, но что поделать, эти чары лучше ложатся, когда о присутствии колдующего не знают, а во-вторых, побегал я по городу сегодня изрядно.

Чай пах умопомрачительно, окрашивая кипяток в густой красновато-коричневый цвет.

– Камеры тоже ваша работа? Угощайся, – Левашов подвинул ко мне тарелку с бутербродами.

– Моя! – я вгрызся в сооружение из хлеба, колбасы и огурца, с наслаждением чувствуя, как проглоченный кусок рассасывается пищеводом, не успев добраться до желудка. – И давайте на ты!

– Ну, меня тогда Андреичем можешь звать, – согласился он, нарезая тонкими кружками помидоры и выкладывая их поверх брынзы, и, посмеиваясь, подвинул мне один. – Ешь-ешь, огурцы-помидоры свои, брынза домашняя!

Чай оказался крепким и сладким, брынза – в меру соленой, а помидор – мясистым и спелым.

Примерно так я и представлял себе гастрономическое счастье.

Я вдумчиво жевал, на практике убеждаясь в том, что уже отметил индикатор ядов в одном из колец. Тонкая полоска серого, словно припыленного металла, видимая только братьям по Ордену по умолчанию и в фоновом режиме проверяющая всю мою пищу, уверенно сигнализировала о высочайшей свежести продуктов и их отменном качестве.

Даже неловко сделалось: человек со мной от всей души ужином поделился, а я его – пугать. Но тут не в моем желании дело: невидимость – капризная штука, от внимания ее труднее удерживать. Поймав за хвост желание еще раз извиниться перед коллегой, убедился, что в кружке пусто, бутерброды съедены, и со вздохом резюмировал:

– Пора за работу. Где там ваши санитары?

– Отослал. Не помешают, – заверил Кирилл Андреевич. – Идем.

Судмедэксперт провел меня в прозекторскую, помог переложить тело на стол и по моей просьбе покинул помещение, заперев дверь снаружи. Когда мне понадобится выйти – я его позову. Ну, или сам дверь открою, не велика проблема.

Старый, не единожды проверенный в деле диктофон повис на шее на заговоренном шнурке. Письменный отчет наберу потом, а пока – так.

Личность третьей жертвы до сих пор не была установлена, по крайней мере, ни у одного из моих источников таких сведений не было, вот и лежала сейчас потеряшка с биркой на ноге и на столе в прозекторской, под холодным и ровным светом, и не обивали пороги безутешные родственники в желании получить тело, чтобы предать его земле.

В отчете Левашова было сказано, что ее убили ударом в грудь, предварительно оглушив. Тело обнаружили в парке, там же, скорее всего, и убили. Полицию вызвали местные собачники, к моменту приезда следственно-розыскной бригады с момента смерти прошло не менее шести часов. Позднее экспертиза установила, что смерть наступила в районе полуночи. Денег, документов и иных ценностей при погибшей обнаружено не было.

Все эти сведения я вспоминал, методично выстраивая защитный контур для первичного изучения умерших, модификация Давыдова, для незащищенных помещений и приводя в рабочее состояние служебные артефакты.

А когда закончил – отмахнулся от всей информации, полученной ранее, забыл. Сознательно запер в памяти, чтобы не мешала работать.

Встал позади головы покойной, потянулся к медальону, а затем медленно пошел вокруг стола с телом молодой женщины, внимательно разглядывая ее, формируя впечатление.

Шаги были неспешными, и, впечатываясь в камень пола, они словно отматывали назад состояние этого тела – до тех пор, пока наконец сквозь смерть и трупные изменения не начала проступать та женщина, которой она была при жизни.

Красивая – раз. Не природной красотой, а, скорее, ровной уверенностью в себе и умением себя подать.

Спокойная – два. При жизни она была мощным якорем, источником покоя для своих близких.

Разумная – три. Рациональность была важной ее составляющей, и, следуя за ней, она не испытывала дискомфорта и внутреннего сопротивления.

Поняв, что еще на два витка моих сил не хватит, да и не дадут они ничего, пожалуй, я остановился в изголовье, пережал поток силы, и через несколько ударов сердца ощущение личности пропало, оставив тело, тронутое смертью, лишенное души.

Легкая дурнота и мельтешение цветных пятен перед глазами – как плата за использование заемной силы. Переждать.

Что ж, однозначно можно сказать, что это тело пусто: не задержалась обиженная душа, не подселился никто из тварей, питающихся эманациями смерти. Уже плюс – работать дальше можно, не опасаясь сюрпризов.

Щелкнул кнопкой записи на диктофоне:

– Пятнадцатое июня * года, город Крапивин, дознаватель первой степени Ордена инквизиции Максим Владимирович Соколов проводит посмертное изучение тела неизвестной с целью установления примененных к ней магических техник. Первичное исследование объекта показало: признаков фрагментации души не наблюдается, следов посмертного вторжения в виде нарушения посмертных контуров тела не выявлено. Перехожу ко второму этапу изучения.

Я привычно поддернул рукава, попутно активировав защитные и дезинфицирующие артефакты-запонки, и аккуратно положил пальцы на виски покойной, влажноватые и холодные – спасибо холодильникам морга, – и чистые – спасибо его же работникам.

Специфика моей работы такова, что перчатки тут неуместны: необходим контакт с кожей.

Потянулся волей к орденскому медальону, втянул в себя толику содержащейся в нем магии и мягко отпустил ее сканирующей волной. Сила прошла сквозь тело под моими руками и развеялась, подсветив все магические следы, имеющиеся на теле. Я обошел стол, внимательно вглядываясь в свечение и выискивая малейшие изменения индикации.

Диктофон, запись.

– В результате сканирования по методу Ивиной установлено…

Мягкое жемчужное сияние, охватившее жертву с ног до головы, без оттенков цвета и признаков каналов – это оттиск магической силы самой жертвы.

– Погибшая была слабой одаренной, на единицу по стандартной шкале, следов выраженных склонностей в посмертном слепке не выявлено, следов инициации не выявлено. Имеются следы магического воздействия трехсуточной давности…

Судя по характерным следам ауры – это Левашов пытался что-то магичить. Заклинания грубые, громоздкие – явно самостоятельной разработки. И, совершенно очевидно, осуществлялись уже в морге, над мертвым телом и не имели никакого отношения к удару ножом. Это обстоятельство мешало мне с блеском раскрыть дело за неполные сутки и отбыть восвояси. Увы и ах! А ведь как было бы удобно, хоть и немного неловко перед человеком, разделившим со мной свой ужин. Ладно, во имя брынзы с помидорами не буду его жечь, ограничусь допросом. Сыщик, блин!

– В районе раны, ставшей причиной смерти, имеется выраженный магический оттиск, повторяющий форму раневого канала, сила воздействия по шкале от одного до десяти на… – на смертный приговор: след артефакта, которым исследуемой пробили сердце, за это время успел выцвести едва-едва до фиолетового, а значит, исходно был однозначно черным. Создание, владение и применение такого артефакта карается смертью вне зависимости от последовавших за этим последствий. – По шкале от одного до десяти на шесть единиц. Иных следов воздействия при первом сканировании на теле покойной не обнаружено.

Что удалось выяснить: искать надо артефакт (возможно – артефактора).

Чего выяснить не получилось: что убийца пытался сделать и получилось ли у него в итоге?

Убийство (как минимум, это одно, но, скорее всего, все три) было явно ритуальным, но ритуала как такового не было. Артефактный нож выступал аккумулятором, сохранившим в себе «заряд» силы, выброс которой произошел в момент смерти.

Хреново сохранившим – по самым оптимистичным подсчетам, не более десяти процентов от выброса. Потери можно было бы существенно уменьшить – но для этого как раз требовались бы ритуалы.

Которых убийца благоразумно не проводил.

Я мрачно затер следы своей работы, свернул охранки и, убедившись, что коридор пуст, вскрыл замок и пошел под протокол выяснять у Левашова, зачем он колдовал над покойной.

– Понимаешь, Макс, – смутился Кирилл Андреевич, старательно протирая очки, – я частенько себе силой в работе помогаю… Нет, ну а что мне с ней еще делать? А так и не во вред, и делу польза! – неизвестно зачем оправдывался Левашов. – Привык с молодости.

Логично, в принципе: что еще делать молодому слабому колдуну, толком не обученному с силой обращаться, если любопытство свербит и приложить куда-то дар хочется? А потом вошло в привычку.

Я, заполняя официальный протокол допроса, вздохнул и покачал головой: ну вот что стоило сразу предупредить? В идеале – в том же донесении, которое отправлял инквизиции, об обнаруженных подозрительных трупах.

– Где вы находились ночью одиннадцатого июня примерно с двадцати трех до часу ночи?

Покончив с формальностями, я убрал документы и, спохватившись, предупредил:

– Андреич, я там от жертвы волосы взял. Если что, не паникуй, это не у вас в морге фетишисты завелись, а мне для дела.

– Хорошо, Макс, – вздохнул Левашов.

Ему явно до сих пор было стыдно из-за идиотского, практически школьного косяка.

– Давай я помогу девушку обратно переложить и побегу уже.

– Давай, – с прежней ноткой меланхолии согласился доктор. – А то еще нам камеры починят – объясняй потом, чего ты здесь делаешь, такой красивый…

Тут несколько смутился уже я. Потому что правильно говорить не «починят», а «заменят».

Третью жертву обнаружили в парке, недалеко от дорожки. В материалах дела было четко указано место и даже приложены фотографии, так что пусть и с трудом, но я его нашел.

Светлый летний вечер еще не успел переродиться в ночь, так что время у меня еще было, и, сжав в кулаке прядку волос девушки, я потянулся к служебному медальону.

Сила медленно, очень медленно сплеталась в поисковое заклинание: пять дней – большой срок. Но сплеталась. Нить соткалась из закатного света, и гула машин за деревьями, и запаха вечерней росы, соткалась – и вытянулась, уводя за собой. И я пошел. Неспешным прогулочным шагом человека, которому некуда торопиться.

Заклинание вывело меня из парка, перевело через дорогу, нырнуло во дворы и просочилось в подъезд.

Я на глазок прикинул: третий этаж, дверь справа – но за путеводной нитью не пошел, обратился к лавочным сиделицам:

– Добрый вечер, дамы! А вы не подскажете, где Наташа живет? – заклинание разворачивалось кольцами, оплетая женщин, вызывая безотчетные доверие и симпатию ко мне. И заодно обещало, что о моем появлении и вопросе они забудут через десять минут после того, как я уйду.

– Наташа? – растерялись дамы.

– Ну да. Красивая, в этом подъезде живет, – я старательно описывал третью жертву такой, какой ее увидел во время работы с памятью тела.

– И-и-и! – понимающе протянула самая бойкая из бабушек. – Не Наташка она, а Лилька! – а ее соседки дружно закивали.

– Лилька, из десятой квартиры, только ее что-то давно не видно, сынок!

– С неделю уже!

– А тебе чего от нее надо-то? – добродушно уточнила первая из бабушек.

Я смутился:

– Ну… красивая. Встретились случайно, я ей сумки помог донести… Сказала – Наташа.

И бабушки, поохав на тему «Вот, Лилька, вот вертихвостка!», поведали мне, что живет она здесь недолго, квартиру снимает, сама она из деревни, но иногда ездит туда навещать мать, деревня называется Григорьевка, и больше они ничего не знают, разве что…

Одна из старушек замялась в тот момент, когда уже решил, что придется ехать в Григорьевку и проводить поиск по родству: кто-то должен опознать тело. Поэтому я чуть усилил нажим, и пожилая соседка Лилии решилась. Рассказала мне, что у нее есть номер телефона Лилькиной матери.

По добытому номеру я позвоню утром. Представлюсь коллегой, скажу, что Лилия пять дней не появлялась на работе… Выясню, почему ее не объявили в розыск, и, если что, осторожно наведу на мысли, где искать. Но не сейчас. В девять вечера в неведомой деревне Григорьевке все равно предпринять вряд ли что-то удастся. Ни к чему ее родным лишняя бессонная ночь.