Читать книгу Перезагрузка - Яна Завацкая - Страница 5

Зима между тем надвигалась стремительно. В Кузине появились желтые, сухие листья – их несло ветром с лесной стороны. Раньше, судя по фотографиям, в городе тоже было много деревьев, а теперь они разве что в Парке сохранились, ну может, еще в Дождеве. Но самое ужасное – холод. Зима – время выживания. Не то дело летом – там и с голоду не умрешь, трав много, грибы идут, ягоды, можно у копарей воровать, если умеючи. Опять же, жуков много, червей. Некоторые рискуют рыбу ловить, я – нет. И об одежде меньше надо думать, и о тепле. А вот зимой… после зимы, как снег оттает, по улицам много мертвяков лежит. После войны, бывало, вообще на каждом шагу, но и теперь еще попадаются. Идем, помню, в апреле, мать мне на каждый труп показывает и что-нибудь назидательное говорит, мол, не хочешь так лежать – надо слушаться и делать, что тебе говорят. В глобальном смысле она была права, конечно.

Плохо, плохо осенью работу потерять. Но зимой было бы еще хуже. Так я за месяц хоть успела запас какой-то сделать – грибов насолила, червей. К тому же шесть талонов в неделю я продолжаю зарабатывать. Берцы у меня теперь есть, зимний камуфляж нашелся на складе у Ворона, все же ГСО не такая уж бесполезная штука, как мать думала. И проблема печки, что важно, решилась.

Дед-оружейник, позывной Сом, оказался еще и печником. Мы с ним поговорили, и за три талона (от сердца оторвала!) он сложил мне вполне приличный очаг, даже с трубой-вытяжкой (материалы я сама, конечно, разыскала). На оставшиеся три талона я взяла крупы, крупу варить выгоднее, чем есть хлеб – на дольше хватает.

Правда, теперь у меня была Дана. И она, черт возьми, несмотря на восемь лет, ела довольно много. Кажется, я начинаю понимать собственную мамашу!

Правда, Дана оказалась лапочкой. Мать ее так и не вернулась, конечно, но девочка вела себя идеально. Не рыдала, не истерила. Сидела дома спокойно, пока меня нет, даже на улицу поиграть выходила редко. Сделала себе из тряпочек и палочек какие-то куклы и играла с ними. Приду домой – а дома чисто, подметено, очаг затоплен, каша сварена, и сама она еду не трогала. Стирала даже свои шмоточки в корыте. Опять же, ходила со мной на заготовки и помогала таскать домой дрова и ветки – мы большую поленницу у стены сложили.

Еще оказалось, что Дана умеет читать, мать научила. Но из книг у меня были только два учебника (еще Библия была халявная, но я ее отдала одной верующей бабульке, мне-то зачем). Эти учебники Дана читала целыми днями. Дома, рассказала она, у нее были детские книжки. И игрушки тоже. А ведь ее дом – всего пролетом выше. Разговаривать с налетчиком, который там теперь жил со шмарой, бесполезно. В смысле, я могу с «Удавом» прийти и поговорить – хотя и у него стопроцентно есть ствол. Но мне же потом жить здесь дальше.

Поэтому я выждала момент, когда бандита со шмарой не было дома – как-то вечером. На двери у них висел замок, пришлось его отстрелить. Кара залаяла, но больше на шум никто не выглянул, не принято это у нас. Дверь легко подалась, и я вошла в квартиру.

То ли Дана с матерью жили получше меня, то ли – что скорее – у бандита были средства квартиру укрепить, но здесь все выглядело отлично, прорех в стенах нет, окна стеклянные, даже мебель – страшненькая, конечно, но целая. Долго я разглядывать все это дело не стала, мне нужно было найти вещи Даны. Перерыла я обе комнаты, но ни игрушек, ни детских книг не нашла. И что еще обиднее – не нашла одежды для Даны, а это было сейчас самое существенное.

В компенсацию на кухне я ссыпала в мешок две буханки хлеба, пачку соли, несколько яблок (ничего себе!), пять банок тушенки и десяток – сгущенки. Вот у нас и лакомство появилось! Вечером мы с Даной устроили натуральный пир, хрустели яблоками, наворачивали кашу со сгущенкой. Надо было закатать фрукты в виде компота либо варенья, да ведь сахара у меня нет. Поэтому яблоки мы просто съели в следующие дни. Совесть меня нисколько не мучила. Конечно, красть нехорошо, но я же не воровала, а забрала законное имущество Даны.

Что по этому поводу думал бандит, я так и не узнала – откуда ему понять, кто ограбил квартиру.

Еще нужно было решить проблему одежды к зиме для Даны.

Я вспомнила, что Айгуль работает в швейной мастерской и спросила у нее насчет перешива одежды. У меня еще оставалась старая куртка, и ее вполне можно было переделать. Я и сама шить могу – но где я возьму иголки и нитки? Айгуль не только обещала их принести, но предложила сама переделать курточку. И не только перешила, но через несколько дней приволокла утепленные ватные штаны на ребенка.

– У нас обрезки остаются… я сшила, – пояснила она, застенчиво улыбаясь. Я смотрела на нее, и стало мне неловко – ведь я их прикладом гоняла…

Еще я смайстрячила из ненужных тряпок смену трусиков и еще одно платьишко для Даны. А то до сих пор ей приходилось стирать белье, когда очаг горел, а потом подвешивать над очагом и ходить голышом, пока не просохнет. У меня-то пара смен белья и вторая футболка уже имелись.

Но все равно оставалась проблема обуви.

Рабочие стали часто брать на складе одежду и обувь. Конечно, с неохотой – ведь вообще-то зарплаты только-только хватает на еду. Значит, если человек возьмет валенки или ватник – неделю придется поститься. Но что поделаешь, барахло тоже нужно.

На раздаче тоже работала я. Вообще когда я приходила, Яра предпочитала ничего больше не делать, ну разве что конторскими записями занималась иногда. А так – сидела читала свои книги с мудреными названиями, каждый раз – другую. И откуда у нее столько книг?

Я однажды спросила:

– А у вас нету каких-нибудь детских книг? Для ребенка лет восьми?

– А зачем тебе? – Яра взглянула на меня из-под очков.

Пришлось рассказывать. Мне было неловко – вот взяла обузу на свою шею и теперь еще к другим пристаю с просьбами.

– И она читать умеет? Это неплохо. Надо бы ей в школу ходить, ты об этом думала?

Может, и думала, но честно говоря, пока меня другие заботы мучили. Хотя Яра права, если обувь достану – надо будет девчонку в школу к Семенову отправить. Но не канючить же и валенки для Даны.

– Книги я тебе принесу, – пообещала Яра. И через день, когда я снова явилась на работу, бац – выложила целую стопку ярких раскрашенных книжек, еще – альбом и несколько цветных карандашей.

Дана книжкам, конечно, обрадовалась. И рисовать тут же стала в альбоме. На следующий день пришла я поздно – сначала занимались в Танке, потом до одиннадцати вечера патрулировали. Дана показала мне рисунки. Молодец, экономная – всего два листа изрисовала мелкими-мелкими картинками. Понимает, что бумагу достать не просто. Наверное, мать ей еще объяснила.

– Вот посмотри, – показывала она мне картинки, – это арта по городу стреляет, а дети бегут.

Нарисовано было не очень понятно, но после объяснений становилось видно. Действительно, дети куда-то бегут, волосы на голове дыбом стоят у них. Это одно время у нас были обстрелы по городу, когда китайцы с Ак-Ордой, то бишь с казахами схлестнулись. Одно время у нас тут казахи городом как бы владели. Но правда, для нас никакой разницы нет – что при русских, что при Орде, что при китайцах, все одинаково, никому до людей нет дела. Китайцы, правда, Завод старенький наш восстановили, но стало ли городу от этого лучше? Да в общем, нет. До того у нас благотворительная раздача со складов бывала, а потом хозяева Завода все припасы забрали к себе.

Видно, Дана обстрелы запомнила, хотя очень маленькая тогда была.

– А это муты, – показала она следующий рисунок, – мама, папа и дети.

Папа был похож на помесь медведя и обезьяны и ходил на задних лапах. Мама – на олениху почему-то. Или козу, но тоже с лапами. А дети – кто во что горазд.

– А это боженька на облаках сидит, и к нему ангелы души уносят, – пояснила Дана следующую картинку. Ангелы напоминали плотоядных комаров с добычей в лапах.

– А ты в Бога веришь? – спросила я ее. Дана сказала, что да, и что она крещеная же. А я вот даже не знаю, может, мать меня и крестила в детстве. Да я все равно ни во что особо не верю, ну какой тут Бог? Ясно же, что никакой у нас тут не Апокалипсис, и не всадники там разные с ангелами, а просто война обыкновенная. Размолотили все к ядрене фене. Был бы Бог, все бы по-другому как-то было.

Но я Дану разубеждать не стала, это же хорошо, когда человек верит, сразу жить легче.

Еще Дана нарисовала принцессу с принцем, олигарха в замке и довоенную жизнь (там была семья с детьми). Все эти люди у нее сидели за накрытыми столами, и столы ломились от яств. Что конкретно за еда – на рисунке не разобрать, но Дана мне перечисляла с упоением: «А это каша! А это червяки запеченные. Сгущенка, целое ведро. Картошка. Яблоки. Грибы. Земляника. Мясо настоящее». Так по ее мнению питались все эти счастливые люди. Вообще мечты у нее были в основном какие-то гастрономические. В принципе, я ее понимаю, я иногда глаза закрываю перед сном и стараюсь вспомнить, что мы ели до войны. Блины вот помню, например, яичко всмятку. Вкус уже забылся, но помнится ощущение волшебства. Я Дане даже не рассказываю, чего зря душу травить? Она ведь даже представить не сможет.

Еще она нарисовала семью самолетов: самолет-папа – это бомбардировщик, конечно, большой такой, толстый. Самолет-мама и самолеты-дети. Они летали по всему миру, и самолеты-дети таскали в брюхо к папе разные опять же съестные продукты.

В общем, есть фантазия у девочки, ничего не скажешь.

С книжками хуже получилось. Она, конечно, тут же стала читать. Я тоже их почти все уже раньше прочитала. Но Дане многое в книжках было непонятно.

Про деньги – например, почему Буратино носился с золотыми монетами, – я еще как-то ей объяснила. Хотя сама не очень понимаю, что это такое.

– Ну понимаешь, это вроде талонов, раньше так было – но на эти талоны можно взять не только вещи на складе, а вообще что угодно. И складов было раньше очень много.

Сказки у нее пошли хорошо, только пришлось объяснять, что такое «пирожки», кто такие гуси и дракон («это такие муты, да?»), и почему царь не мог шарахнуть по дракону, например, из «Торнадо», и все проблемы были бы решены.

Дана в результате всего этого просекла, что я невероятно много знаю, ну с ее точки зрения, и стала просить меня по вечерам, если я не слишком поздно возвращалась, что-нибудь ей рассказать о довоенной жизни.

Я и рассказывала. Но по правде сказать, я сама так мало уже помню, что многое приходилось досочинять. Ну и ладно, главное – Дана была довольна.

Между тем момент нашего запланированного наступления пока откладывался.

Хотя командовал ГСО по-прежнему Ворон, но Иволга все время была с ним рядом. Честно говоря, оно и понятно, почему. Ворон – он классный, конечно, но никакого образования у него нет. Он просто воевал много. А Иволга аж целый капитан. Это по ее идее ГСО переформатировали. Иволга сказала, что в современной армии так тоже делают. Я командовала своим отделением из новичков – в основном пока что их обучала. И то же делали все старослужащие вроде меня.

Вообще учились мы теперь гораздо больше, практически все время, пока не были в патрулях. Откуда-то появились несколько беспилотников, и теперь ребята, шарящие в технике – в основном с завода или кто раньше по профессии техником был – учились ими управлять.

В начале ноября мы совершили налет на базу мелкой дружины Хана, это наша городская казахская мафия. Все оказалось довольно просто: атаковали с трех сторон, ворвались в расположение, дружки в основном сразу разбежались – не ожидали. Мои ребята приободрились, даже Настюха осмелела и, вроде бы, одного дружка сама застрелила из 22-го. В результате мы здорово пополнили арсенал, и даже получили два почти целых «ратника» с экзоскелетами. Классная вещь, надо сказать, но мало их. У охраны – и то мало. Все старослужащие по очереди тренировались бегать в «Ратнике», не так это просто, зато чувствуешь себя защищенной с головы до ног.

И быт ГСО стал улучшаться. Впервые появилось электричество. Ни у кого в городе электричества нет – только на заводе, ну и в Новограде, конечно. Но у нас есть электрики, и вот они запустили какую-то машинку в подвале. При ней, конечно, требовалось дежурство, зато учебные помещения озарились тусклым светом лампочек-груш, а во дворе повесили прожектор. Темнело теперь очень рано, так что свет был нам как нельзя более кстати.

И кое-что еще новое появилось. Вдруг Иволга предложила проводить общие собрания ГСО. Сначала никто не понимал, зачем. Но с другой стороны, ничего трудного ведь тоже нет – посидеть, послушать, как Иволга и Ворон распинаются на трибуне в холодном, без окон, актовом зале, рассуждают про наши планы (не все, конечно, только открытые и всем известные), про учебу, про патрули, кто особо отличился, а чье отделение отстает. Скучновато немного, но почему бы и нет?

Однажды, было это числа 7-го или 8-го ноября, Иволга на таком собрании вдруг сказала.

– Я считаю, товарищи, – она почему-то всегда говорила «товарищи», не знаю уж, почему, – что мы организовали нашу жизнь в ГСО неверно. По сути все вы подвижники. Работа идет на голом энтузиазме. Вы многое отдаете, рискуете жизнью – и ничего не получаете взамен. А так быть не должно.

С этого момента я стала слушать внимательно. Не ожидала я такого от Иволги! А я-то наоборот ведь думала, что надо быть бескорыстными. Как она сама и Ворон. Разве они, с их способностями и образованием, опытом, не нашли бы приличного места на заводе? Даже в Новограде? А вместо этого возятся с нами, обучают, город патрулируют, людей спасают от дружков.

Но с другой стороны, Иволга права в том, что бескорыстных дураков мало. И не совсем уж мы бескорыстные, конечно… взять Чуму. Она просто одержима идеей убивать дружков, после того, что с ней сделали. Да и многие, как и я сама, если просто задумываются, как жить вообще, то понимают, что единственная сила, которая может как-то защитить нормальных людей – это ГСО.

И все равно большинство, даже здоровых мужиков, сидят по своим копнушкам и квартирам, надеются, что как-нибудь сами, как-нибудь пронесет.

– Предлагаю, – сказала Иволга, – открыть кассу взаимопомощи. Сделаем склад продуктов, одежды. Пополнять его будем, во-первых, трофеями. Во-вторых, может быть, назначим какие-то взносы, смотря по доходу – кто сколько может. Кто сухарей принесет, кто консервов. А выдавать со склада будем тем, кому совсем плохо. Вот я сейчас смотрела тренировку пятнадцатого отделения по рукопашной. Там минимум двое бойцов от голода с ног валятся. Это же стыд – если кто-то из наших товарищей, из самой ГСО, голодает! Или семьи их умирают от голода. Неужели мы все вместе не сможем друг друга поддержать?

Слова Иволги вызвали целую бурю. Кто орал громко, вскочив с места, а кто шептался друг с другом. Я только переглянулась с Чумой и ничего не сказала.

Идея, конечно, хорошая, заманчивая. Может, удалось бы даже питание наладить – чтобы каждый день на всех кашу варить или суп. Иногда в ГСО такой праздник бывает, вот например, после разгрома Хана.

Но что, например, я могу приносить в качестве взноса в кассу? Того, что я получаю, и того, что успела назаготавливать на зиму – хватает только-только на еду. И мне самой было бы маловато, а еще ведь и Дана есть. Рабочие, конечно, имеют побольше – ну так вокруг каждой работницы или работника кормятся еще пять человек безработных, так что едят они так же, как все. Есть, наверное, те, кто побогаче, но сколько их?

– Тихо! – крикнул Ворон, – Молчать!

И сразу все заткнулись. Привыкли слушаться.

– Говорить будем по одному! – распорядился Ворон и ткнул в кого-то пальцем, – вот ты начинай.

Поднялся Бес, известный своим склочным характером. Сначала он себе позывной выбрал красивый, английский – Дэвил. Но конечно, наши не будь дураки быстро все перевели и перекрестили его в Беса. Бес был мужик здоровый, сильный, работал сначала на заводе, но оттуда его выгнали за дурной характер, и нигде он толком зацепиться не мог. У нас, правда, стал сержантом, командовал отделением, как я, да его отделение терпеть не могло, и результаты показывало плохие.

– Эт-та че получается? – заговорил Бес, – и тута еще поборы будут? Это если я где чего заработал, надо сразу все отдать и, выходит, на всех делить? Не, я так не согласный!

Народ загудел, и по-моему, все в основном соглашались с Бесом. Но тут Ворон ткнул в Катю (это у нее позывной был – Катя, как на самом деле звали, никто и не знал), и она встала, невысокая сухая женщина в возрасте, одна из лучших снайперов.

– А я буду взносы делать! – сказала она не так уж громко, но все замолчали, – и правильно товарищ командир говорит! Как мы можем жить и воевать, когда у кого-то из нас дети умирают! У меня продуктов немного, дети все безработные. Но сколько смогу – я принесу! Хоть мешочек муки, хоть баночку рыбы. Я принесу! Надо вместе держаться, иначе пропадем!

Вскочила с места красивая Акула.

– А я не могу принести! У меня самой двое малышей и мать больная! За себя говори!

– А ты не помнишь, Акула, – тут же влезла башкирка Тара, – как тебе Ворон для ребенка антибиотик доставал? Загнулся бы ребенок-то твой!

Все снова загудели. Каждый припоминал подобные случаи. И в моей жизни такое было, хоть и по мелочи. Я тогда только в ГСО пришла, сопля тринадцатилетняя. И как-то в обморок на занятиях свалилась. Пришла в себя – Ворон рядом сидит и бульоном меня с ложечки кормит. Это бы еще ладно, для раненых мы еду и так откладываем, неприкосновенный запас. Но когда я из медчасти вышла, Ворон ко мне подошел и молча в руки мешок сунул. А в том мешке оказались две банки червей, мука, крупы немного. Нам с матерью на неделю хватило. А был май, как раз одуванчики вскоре полезли, крапива, лебеда, живность проснулась. Может, если бы не тот мешок – мы бы и не выжили в тот год.

– Я по-другому скажу, – встал Митяй, долговязый сухой мужик, сколько лет – не поймешь, может, тридцать, может, шестьдесят, – Взносы – ерунда. Нет у нас таких ресурсов личных, значит, чтобы еще взносы приносить. Оно, конечно, можно иногда, кому не жалко, но погоды оно не сделает. А вот касса нужна!

– А что же тогда, набеги делать? – крикнул кто-то. Это был явный абсурд. Во-первых, тяжело это, а во-вторых, превратимся в обычную банду дружков, пусть даже мы только дружины будем грабить, а не нормальных людей. Митай повернул голову.

– Нет! Зарабатывать надо! У нас оружие есть, че нам не заработать?

И тут же идею свою изложил. Никто так от бандитов не страдает, как копари. Даже не от дружков больше – а от лесников, те-то вообще страшилища лютые. И от мутов лесных. Оружие у копарей имеется, да не просто охранять все поля и сараи. И в то же время у крестьян есть продукты, и платить они готовы, пусть и немного

– Отличная идея! – подняла голову Иволга, – надо нам ее продумать. С одной стороны, тут все хорошо: и продуктов заработаем, и людям поможем. С другой, есть подводные камни. У нас патрулей не хватает даже полгорода покрыть. И те районы, что мы покрываем – троек там недостаточно. А тут еще половину людей придется на охрану деревень направить…

Но народ уже шумел одобрительно. Всем идея Митяя понравилась. Иволга сказала.

– Давайте голосовать! Все знают, как это делается?

Оказывается, знали не все. Я тоже знала как-то смутно. Иволга объяснила. Те, кто за идею охранять копарей – пусть руки поднимут. Потом – те, кто против. Затем – те, кто сам не знает, против он или за. Как большинство решит – так оно и будет.

Стали поднимать руки. Ворон их считал и пару раз сбивался. Но сразу было очевидно – большинство за то, чтобы с копарями договор заключить, и продукты для себя зарабатывать.

Я вдруг представила, что каждый день в ГСО мы будем кашу есть или суп, и меня прямо радостное возбуждение охватило. А ведь вполне возможно! С каждым из нас по отдельности копари разговаривать не станут, а вот вся ГСО – это сила.

– Хорошо! Тогда назначим ответственных, кто пойдет к копарям договариваться, – подытожила Иволга, – А теперь у нас следующий вопрос. Вопрос с формой. Зимних курток, штанов камуфляжных – всего не хватает! Мы у Хана взяли два десятка рулонов камуфляжа, да еще светлого городского, на зиму самое то. На подкладку ткань тоже есть. Проблема только сшить – машинок у нас, к сожалению, нет…

И вдруг я увидела, как рядом со мной тянет руку Леди. Такая маленькая, тихая, от нее вообще слова не услышишь.

– Да? – Иволга ткнула в нее пальцем.

– Я хочу сказать… я ведь в швейной мастерской работаю у Морозовой. Я могу поговорить…

И она пояснила – заказов сейчас мало. Если платить после набега есть чем, да партия оптовая, вполне возможно, Морозова и согласится пошить форму. А чтобы дешевле было, она, Леди, готова бесплатно поработать, платить придется только за оборудование.

Тут же проголосовали. Народ гудел. Всех охватило незнакомое счастливое чувство нового. Как будто все изменилось вокруг. Как будто мы – не каждый из нас по отдельности – а все мы сразу почувствовали себя всемогущими. Это было странное чувство, которого я до сих пор не испытывала. И честно говоря, не очень доверяла ему. Нет, приятно, конечно… но будет ли все это? Форма, пошитая на заказ, горячее питание каждый день. Этак к нам народ толпами повалит записываться! Только вот звучит все это как пустые мечты. Мать бы сказала – «размечтались, дурачки!» Весь мой предыдущий опыт протестовал. Оно и понятно, если задуматься, мы привыкли так жить, что каждый сам за себя. Каждый за выживание борется. Ну немного помочь можно, соседке там кусок хлеба дать. Бывает такое. Но чтобы люди вместе о чем-то договорились и вместе выживали… Все-таки Иволга хоть и хороший офицер, но немного на голову прибабахнутая.

С этой мыслью я выбралась за двери. И как раз оказалась рядом с Иволгой. Толпа отнесла бы меня дальше, но Иволга схватила за рукав.

– Эй, Маус! А мы за тобой посылать хотели! Пойдем-ка в штаб, поговорить надо.

Мы выбрались из толпы и свернули за угол. Иволга взглянула на меня.

– Ну как ты вообще живешь?

Мы ведь с ней с того дня ни разу не поговорили лично, да оно и понятно – ей некогда, мне тоже.

– Нормально, – сказала я, – работаю на складе, устроилась.

Про Дану я не стала рассказывать.

– Тебе собрания эти – как? Нравится идея?

– До сих пор, если честно, я не особо понимала, зачем это. Но сегодня… – я умолкла. Иволга кивнула.

– Понятно. Надо нам учиться самим управлять, вот что я думаю. Люди привыкли, что все кто-то придет и сделает… Хозяин, президент, царь, командир. А так не будет. Теперь больше не будет. Как ты считаешь?

– Не знаю, – я вслед за Иволгой зашла за торец здания. Здесь, с торца у нас штаб располагался, с отдельным входом. Здесь Ворон, кстати, жил постоянно. А идея Иволги мне казалась безумной. Как люди сами могут управлять? Чем? Люди – каждый сам за себя, сам по себе. Да и сволочи люди-то, если честно. В большинстве своем – редкие сволочи. Мне всегда казалось, что хорошо бы было, если бы управляли бескорыстные и добрые, вот как Ворон. Пусть их мало. Ну так управителей много-то и не надо. Неясно только, как сделать, чтобы хорошие у власти оказались, а дерьмо всякое – нет. Ведь оно, дерьмо-то, как раз к власти больше всего и лезет.

– По мне хорошо, если ты и Ворон управляете, – сказала я честно, – с вами нормально жить можно.

– Ворон – он хороший. Редкая птица, – согласилась Иволга, – самородок. Ну ладно, потом поговорим еще с тобой. Заходи.

Иволга поставила чай. Не настоящий, конечно, у кого сейчас настоящий есть – травы насушенные из большой коробки. Налила кипятку в три большие кружки. Тут в дверь завалился Ворон.

– Ну Иволга, ты их растормошила… базарят, разойтись не могут! – он глянул на меня, – А Маус уже здесь. Хорошо.

Мы сели за чай, горячий, с лесным приятным ароматом. Еды, конечно, никакой не было к чаю, ну это и понятно.

– Так вот, Маус, – начал Ворон, – на разведку надо сходить. На базу Горбатого. Кое-что там посмотреть надо. Но это добровольно. Ты у нас одна из лучших, да и техникой нужной владеешь. С собой можешь взять одного-двух человек, кого хочешь. Как ты на это смотришь?

А у меня сердце уже в живот закатилось.

– Вы что… уже Горбатого брать собираетесь?

– Дружки нами интересуются, – ответил Ворон, – как мы Хана взяли, так зачастили к нам сюда. Решили, что мы оборзели… Понимаешь, какой муравейник мы разворошили? Если сейчас не идти прямо в атаку, они нас раздавят.

– А с Горбатого лучше сразу начать. Если его разбить – половина дела будет закончена, – добавила Иволга.

– А мы… сможем?

– Ну не дергайся пока, – посоветовал Ворон, – мы сейчас и хотим выяснить – сможем или нет. Зря людей класть не будем, ты меня знаешь. С беспилотников мы сняли уже все, что можно. Но одна штука там есть непонятная, ее глазами надо посмотреть, вблизи. Тебе я доверяю. Как – сходишь?

– Да сходить-то схожу, конечно, – это как будто за меня изнутри кто-то сказал.

– Вот посмотри, что мы уже выяснили, – Иволга протянула планшет.

Я вгляделась в карту. Так-то я, конечно, знаю. Кто же не знает, где Горбатый базируется? От Завода вверх, к востоку там Новоград на отшибе немного, а прямо на севере Дождево. В этой части города еще полно целых домов, там в основном были двух, трехэтажные, и некоторые еще стоят совершенно целые. Одним краем Дождево к Ленинскому району примыкает, а другим – к лесу. На восток от Дождева до Новограда – поля копарей, севернее там поселок у них. Термоядерный заряд у нас с юга зашел, так что север города меньше всего пострадал, хотя казахи потом артой его долбили и авиацией. И хотя в Дождеве можно было бы неплохо разместиться народу, никто там не живет, потому что Горбатый. Только его дружина, ну правда, у них тоже бабы есть и дети даже. Оттуда они на разборки ходят – остальных дружков нагибают, дань собирают, им как рабочие из окрестных районов дань платят, так и копари из соседних деревень. У них, говорят, даже списки есть, кто на Заводе работает и где живет, так что они ко всем, у кого зарплата хорошая, приходят и свою часть берут. Налог называется. За то, что вроде как от остальных дружков охраняют – хотя, конечно, ничего они не охраняют, толку от них никакого.

А Иволга уже разъясняла задачу.

– Видишь, здесь уже нанесены основные места расположения дружков, вот БМП у них есть одна, четыре гаубицы. То есть с беспилотников мы всю информацию сняли. Но вот чего мы не можем понять, – она ткнула в центр карты, где виднелся ровный черный квадрат, размером как четыре здания примерно, – что вот это такое. Там может быть все, что угодно, а единственная возможность это узнать – сходить и посмотреть глазами.

В самом деле, подумала я, что-то странное. Может, это низкая крыша такая, типа гаража, а под ней, например, убойная техника. То есть лучше бы заранее выяснить, что это такое.

– Заодно проведешь осмотр на местности. На что обращать внимание? Где у них расположены казармы с бойцами, а где – жилые дома, хотя скорее всего, у них разницы нет. Очень важны проходы между домами, где заборы легко проходимые, где нет. Орудия, БМП, укрытия. Думаю, ты понимаешь, что нужно смотреть. И вот что. Пойдете ночью, по нашим данным, охрана у них ночью слабая, они пьяные или спят, так что шансов значительно больше. Все оборудование получите, шлемы с тепловизорами.

Я слушала ее, кивала. С одной стороны, ничего особенного, да и снаряжение нам хорошее дадут, может, даже «Ратники». С другой – внутри у меня сидел какой-то мерзкий гном и вопил изо всех сил «ты что, с ума сошла?!» По правде сказать, на самом деле страшно. Убьют-то ладно, все под богом ходим, но если поймают? Конечно, дружина Горбатого – это не лесники, они заживо жрать или запекать по кусочкам не будут. Но ведь они поймут, что я из ГСО, а если не успею или постремаюсь заранее себя прикончить? В общем, мало хорошего. Не на еду – а так по кусочкам разрежут. Честно говоря, вот прямо совсем никуда идти не хочется. Только жизнь стала налаживаться. Даже надежда какая-то появилась перезимовать с Даной. И что с Даной тогда будет, если меня убьют?

Ничего этого я, конечно, не сказала. Ответила бодро, что мол, есть, этой ночью выходим, и повернулась уже, чтобы идти. Ворон меня окликнул.

– Маус!

Я повернулась. Он на меня смотрел как-то странно. Сердце екнуло – он что, думает, что я уже покойник?

Да нет, не на смерть ведь они меня отправляют, наоборот, надо обязательно выжить, иначе смысла никакого нет в разведке.

– Ты поаккуратнее там, ладно?

– Есть поаккуратнее, товарищ командир.

Дану я пугать не стала. Просто сказала:

– Вот что, давно хочу тебе это… Со мной может всякое случиться. Ну с твоей матерью же случилось.

Глаза Даны расширились, и я пожалела, что так сказала. Ведь это самый большой ее страх до сих пор: каждый раз, когда я ухожу, она боится, что не приду больше. Потому что опыт такой есть. Но что делать? Я и вправду могу не вернуться. Дети, как правило, мрут, если с опекунами такое случилось. Но мрут, потому что не знают, что делать.

– Если я пару дней не вернусь – иди в приют. Знаешь, где Завод? Вот рядом с ним, со стороны проспекта, как подходишь. Там спросишь, тебе скажет кто-нибудь или отведет.

– Я не хочу в приют, – скривилась Дана. Оно и понятно, кто туда хочет? Приют у нас всего года три как существует, организовали его какие-то дамы, которые сами в Новограде живут. Работают две или три воспитки. Порядочки у них, конечно, те еще. И кормят так, на грани выживания, там тоже много детей умирает. Но в одиночку ребенок вообще гарантированно сдохнет.

– Там хоть кормят, – сказала я строго, – обещай, что пойдешь, если я не вернусь!

Дана угрюмо смотрела в пол. Блин, как же ей вдолбить, что это необходимо?

– Вот что, – сказала я, – давай так. Если я через три дня не вернусь – ты идешь в приют. Ты мне это обещаешь. А я обещаю тебе вот что: если я все-таки жива и просто где-то задержалась – я тебя из приюта обязательно потом заберу. Договорились?

И Дана наконец согласилась.

Можно было взять кого-то из опытных, например, Пулю или того же Чингиза. Но у меня даже сомнений не было, я взяла Чуму. Как-то мы хорошо друг с другом себя чувствовали. Да и работала она прекрасно, прирожденный боец просто. Я первый год, помнится, так мучилась и такие глупости делала! Но правда, мне и было всего тринадцать лет, а Чума уже взрослая.

Вышли мы не поздно, но уже в темноте. В половине десятого двинулись. Ворон довез нас на машине до Завода, а оттуда пешком. Он обещал ждать в укрытии и подобрать нас потом на проспекте Ленина. Район еще жил активной вечерней жизнью, хотя на улицах ожидаемо царило запустение. Никто не рискнет идти в Дождево шататься по улицам, и сами дружки опасаются выходить за пределы своих укрепленных жилищ.

План района я хорошо представляла в голове, несколько часов над картой просидела. Мы начали с юго-восточного края, здесь стояли несколько «казарм» – не настоящих, конечно, а просто домов, где cкопом жили «шестерки». Идти было легко, закрепленная на экзоскелете броня практически ничего не весила. Даже автомат плечи не тянул. Шел мелкий, противный дождь, временами переходящий в снег, под ногами – мерзотная слякоть, небо затянуто тучами, и это все тоже хорошо, потому что у дружков меньше поводов на улицу высунуться. А нам в экзоскелетах и с хорошими приборами – без разницы.

– Здесь раньше детская больница была, – вдруг сказала Чума, – я когда маленькая была, в ней лежала.

– Тихо! – я зыркнула на нее, не знаю уж, увидела ли она это, – не болтать! Охраняй!

В два прыжка я очутилась на заборе. Забор здесь решетчатый, и так все видно – но с высоты смотреть лучше. В некоторых окнах длинного двухэтажного здания – почти целого – горел явно электрический свет. Динамка, значит, у них тоже есть. Весь двор лежал передо мной, как на ладони. Еще бы за домом посмотреть… но не хватит времени подробно обыскивать каждый двор. Возле дома в жидких кустарниках виднелись два зачехленных миномета, кажется, «Ноны», но не поймешь, какие. Еще маленький домик у забора – там укрываться хорошо. Четыре автомашины, похоже, на ходу – но обычные, без брони, вроде бы, два «Фольксвагена», один какой-то внедорожник, одна китайская легковушка. Я внимательно рассмотрела двор – проходы, кусты, укрытия. Ничего похожего на мины или растяжки не заметила, да и вряд ли бандюки будут рисковать пьяными на растяжку напороться, им ведь в городе бояться некого. Пока некого. Я спрыгнула с забора. Чума водила стволом, поворачиваясь на 270 градусов, спиной к забору. Но на улице было тихо. Я выхватила планшет и быстро нанесла обозначения на фотографии двора. Тут же отправила сообщение с картой в штаб – даже если нас убьют, хотя бы часть работы будет выполнена.

Связь Ворон организовал временную, сетку с помощью беспилотника, мы всегда так делали в случае надобности. Полноценная мобильная связь есть только на Заводе, и нас, понятно, в ту сеть не пустят.

Махнув Чуме рукой, я двинулась к следующему зданию.

Мы осмотрели еще три «казармы» поменьше. Дальше работа пошла быстрее. Там стояли руины, где не жил никто – видно, сюда снаряды долетали, ну а селиться в руинах возле дружины нормальные люди не будут. Разрушенные места мы осмотрели поверхностно. Миновали улицу, повернули на следующую. Теперь мы находились уже в сердце расположения Горбатого, это куда опаснее. И даже экзоскелеты не спасут, если что – у них и мотоциклы есть, и авто.

Раньше Дождево было районом элитных коттеджей. Эти особняки сохранились – двух-трехэтажные кирпичные здания, когда-то кокетливо разукрашенные, теперь старые, с отбитыми финтифлюшками, но относительно целые. Вокруг коттеджей были посажены огородики – жены, видно, стараются, да и рабы у них есть. Заборы все глухие, попадались и кирпичные стены – пробить нельзя, но взобраться, да еще в экзике, довольно легко. Были железные заборы. И у всех – по два ряда колючки наверху. Я предусмотрительно надела изоперчатки, и правильно – кое-где по колючке был пропущен ток.

Мы работали молча. Каждый двор, конечно, не осмотришь, но у самых крупных выборочно я карабкалась на забор, быстро осматривала дворы, фоткала. Пару раз во дворе мелькали чьи-то фигуры. Один раз нас облаяла крупная собака. Везде в коттеджах светилось тусклое электричество, жили бандюки неплохо. Я спрыгивала с забора, наносила сведения на планшет, отправляла сообщение. Чума охраняла меня снизу, с автоматом наперевес.

Далее снова пошли «казармы», но поменьше – там дружки рангом пониже жили как в общаге. Заборы исчезли, можно даже подкрадываться к окнам и заглядывать. В несколько домов я заглянула. Электричества не было, но и тепловизор был не нужен – в комнатах топили печки, горели свечи. Я вытягивала гибкий визор и подносила к окну. Зрелище чужой жизни завораживало бы, если бы не было так страшно. Дружки ели что-то, пили самогон из разнокалиберных бутылей, сидели в обнимку с женщинами. Женщины все были зашуганные в той или иной степени, даже те, что пьяные сидели и веселились с бандюками. Кое-где народ спал, где-то резались в карты, в шахматы или даже игры на планшетах. В одной из комнат мне попалась разборка – двое стояли друг против друга с ножами, остальные подначивали их. Оружейные мне не встретились, но в комнатах оружие было свалено или спрятано беспорядочно. Обычное в общем, как у нас, то АК, то «22-е», были и ручные пулеметы, конечно, и РПГ, и всякое другое. Пару раз – прикрепленные к стене «Ратники» с экзиками. Это была невероятно увлекательная работа, вот только острый интерес к происходящему то и дело сменялся острейшим же нечеловеческим ужасом – стоило Чуме издать звук или мне казалось, что в комнате кто-то заметил меня. Сразу холодный пот бежал по спине, и сердце колотилось. Я спрыгивала с окна, приходила в себя – и наносила очередные сведения на планшет.

Однажды все же случилось – Чума негромко произнесла «бойся!», я спрыгнула на землю, и увидела двоих дружков. Пьяные, они едва держались на ногах. Вышли, похоже, до ветру.

– О… это че… —начал один из них, выпялив глаза в нашу сторону.

– Берем! – произнесла я негромко, и мы с Чумой, выхватывая ножи, одновременно скакнули вперед. Один прыжок – два метра, второй, и вот мой усиленный железом кулак уже обрушился на голову противника. Правой рукой я одновременно всадила нож между ребер падающего пьянчужки, без всякого труда, экзик все сделал за меня. Чума тем временем прикончила второго. Я взглянула на ее лицо, белое в темноте, и меня передернуло – лицо было забрызгано кровью, кровь на губах, и при этом Чума как-то судорожно, с наслаждением улыбалась.

Я махнула рукой – «дальше». Все было хорошо, почти никакого шума. Но теперь надо поторапливаться, уходить с этой улицы как можно скорее. Вскоре пьяных могут найти. Еще один дом… и следующий… Я подтянула к окну высокий камень, вскочила на него, вытянула визор… О боже! Там целая толпа насиловала какую-то девчонку, та на полу почти не трепыхалась уже, виднелось голое тело и кровь, а бандюки сменяли друг друга с довольным гоготом. Я убрала визор и спрыгнула с камня. Чуме не стала ничего говорить. Да, гранату туда метнуть, конечно, хочется… Вот только не затем мы здесь.

Мы добрались до конца улицы, повернули на следующую. Уже больше половины района отсмотрели, время близилось к часу ночи.

И наконец-то мы подошли к загадочному черному квадрату.

Я ожидала увидеть низкое здание. А оказалось что-то несуразное – гигантский квадрат растянулся прямо на земле, будто на почву бросили кусок блестящей черной ткани.

Вокруг никого не было, и вообще метров на двадцать от каждой стороны квадрата царила полная пустота. Черная ткань лежала на обширной пустой площади. Раньше этого пустыря в Дождево не было, кстати. И как всегда, когда сталкиваешься с чем-то непонятным – ненормальным, нечеловеческим – стал пробирать ужас. Одно дело – нож или пуля, здесь все ясно. И совсем другое – все вот это. Последствия войны. Непонятно что. Вроде водяных мутов, отчего я к реке или озеру даже близко не подхожу.

Здесь живых существ не наблюдалось, но такая непонятная жуть исходила от этого квадрата, что я остановилась.

Отсюда уже видно было, что это не ткань. Квадратной была выемка в асфальте – и там, в ней жидко блестела черная слизь. Не вода, нет – скорее уж на нефть похоже, но более вязкая.

Может, это и есть нефть? Я ее не видала ни разу, но наверное, она должна примерно так выглядеть.

– Пошли, – шепотом предложила Чума. Она была права. Надо подойти ближе. Но не случайно же здесь все пусто вокруг. Похоже, дружки даже не подходят к этой слизи. Иначе все равно что-то лежало бы – мусор какой-нибудь, следы пребывания человека. А тут – ничего. Огромная площадь пустого асфальта, и в центре – этот квадрат со слизью.

– Погоди.

Я осмотрелась, подобрала камешек. Так я, может, и не добросила бы, но экзик усилил руку – камень описал пологую дугу и упал в слизь, на самый краешек.

Дальше произошло невозможное. Там, где упал камень, из черного вещества вдруг поднялось что-то вроде щупальца. Длинный толстый тяж вырос, взметнулся вверх метра на три и упал на асфальт – в нашу сторону. Конечно, он был слишком короткий и стал потихоньку вползать обратно в озеро.

– Мать-перемать, – буркнула Чума потрясенно. Я вообще как язык проглотила. По-хорошему надо разворачиваться и уходить немедленно. Но что мы доложим? Увидели черное озеро, наделали в штаны и убежали? Надо взять пробу, Иволга же биолог, она даже в лабе работает на Заводе, посмотрит, что это такое.

Во что вот только ее взять? Я сняла фляжку, вылила из нее воду. Показала Чуме. Та молча кивнула.

Надо приблизиться к озеру.

– Я пойду, – сказала Чума, забирая у меня фляжку, – прикрой.

В принципе, командую я, но раз уж она проявила инициативу… честно говоря, мне было так страшно, что спорить я не стала. Чума сделала несколько шагов вперед. Я контролировала пространство вокруг нее, поводя стволом. Никого здесь не было, в этом проклятом месте, видно, дружки сюда сами не очень-то стремятся. Что уже о многом говорит: если бы эта слизь годилась на что-то или хоть была безопасной, не возникла бы вокруг пустота.

Внезапно раздалась очередь, Чума моментально упала на землю. Источник я не видела – стреляли откуда-то справа. Дать ответку? Только патроны тратить и себя выдать. Я же не вижу, куда стрелять, а «умные» пули – они только теоретически такие умные. Чума поползла. Конечно, ее не задело – в «Ратнике» не так-то легко задеть человека.

Больше по ней не стреляли. Даже странно – раз уж нас обнаружили, могли бы и взять. Страшное предчувствие легло на сердце. Чума быстро преодолела оставшиеся метры и протянула вперед фляжку…

Дальше случилось жуткое. Фляжка коснулась поверхности слизи, и снова из квадратного пруда выросли мигом две длинных «руки», и руки эти хлестнули по Чуме сверху, секунда – и вот уже черное гигантское щупальце накрыло ее с головой и потянуло в озеро.

Я в несколько прыжков оказалась рядом с ней. Теперь уже все пофиг. Снова затрещали очереди справа. Чума отчаянно сопротивлялась, я схватила ее за ноги и тянула к себе. Нечеловеческая жуть. От озера пахло не то свежим мясом, не то гнилью, и теперь было понятно, что озеро – живое, ни разу не нефть, что там – живая материя. Лента слизи прочно охватила экзоскелет и тянула Чуму с силой, которой даже я ничего не могла противопоставить. Меня тоже начало затягивать к озеру – так болотная топь неумолимо всасывает в себя.

– Снимай! – крикнула я, – снимай экс!

Чума сообразила и забарахталась. Я уперлась ногами в асфальт и держала Чуму за ботинки, но черное вещество тянуло сильнее, чем я. Может, пальнуть по нему? Но если я на миг выпущу Чуму, ее затянет сразу. Все это время меня терзал безумный страх, мне хотелось кричать – но было не до того. Кошмарный сон.

Чума вывернулась из экзоскелета и откатилась в сторону. Черная слизь с чмоканьем втянула в себя остов брони и выровняла поверхность – как ни в чем не бывало. Чума лежала на асфальте неподвижно. Я опустилась на колено – в эксе это не так просто. Наклонилась к ней.

В это время дружки снова начали пальбу. Я рванула Чуму за плечо. Она перекатилась. Вскочила на ноги.

– Беги! Я прикрою! – велела я, и она побежала – уже без экса, но все-таки в доспехах, а я развернулась и стреляла, прикрывая ее. Бухнуло – граната взрыла асфальт… еще одна.

Я повернулась к озеру и дала очередь по черной слизи.

То, что произошло дальше – я в жизни не забуду! Слизь буквально полезла из берегов. Щупальце было гигантским. Я понеслась скачками, и когда обернулась – уже у самых домов – слизь поднялась к небу, покачиваясь из стороны в сторону. Чума громко материлась рядом со мной. И тут все случилось.

Снова грохот – спереди, мощный удар в грудь и голову,, я взлетела куда-то – и наступила тьма.

Первое, что увидела, придя в себя – перемазанное лицо Чумы.

– Слышь, Маус! Давай, давай!

– Где… они? – спросила я.

– Нету их. Пошли. Держись за меня.

Постепенно я осознавала происшедшее. Болела башка, просто нестерпимо. Дико болела левая скула, и левым глазом я не видела ничего, такое ощущение, что в глазу разлилось целое болото вонючей жижи. Пахло кровью. Болело пузо, но меньше, как-то глухо. Мне казалось, что встать я не смогу. Но не подыхать же теперь. Чума сдирала с меня осколки экзика. Все-таки граната – это граната. Если бы не «Ратник», рвануло бы на куски.

– «Колю» своего держи, – пробурчала Чума. Закинула мою руку себе на плечо. Потащила вперед. Пожалуй, так получится – башка и живот, да все тело при каждом шаге отдавались дикой болью, но идти все-таки можно. Стонать вот нельзя, к сожалению.

– Что… озеро?

– Ничего. Слизнуло пару дружков и уползло. По нам с дома стреляли.

– Ты их… перебила всех, что ли?

– Да. Их было пять человек. И потом еще несколько выскочили. Я тебя за будку затащила, ну и… не повезло им.

Мне тоже не повезло. Мысли перекатывались в голове как дробь, с каждым движением вонзаясь в горящую плоть. Осколок – в лицо. Ну и экзик разбило. Очень мешал автомат, но бросать нельзя. В какой-то момент я все же застонала и стала сползать. Чума поддернула меня, поставила на ноги.

– Пошли, Маус! Пошли! Я связалась с нашими. Только до Ленина дойти, они заберут. Пошли!

До Проспекта – всего полкилометра. Эту местность мы уже знаем, здесь ничего нет больше. Сюрпризов быть не должно. Хорошо, что на пальбу никто больше не вышел – для дружков, как видно, разборки дело привычное. А сейчас глубокая ночь. Жаль, что не прошли Дождево до конца. Блин, а как я послезавтра на работу-то пойду? Эта мысль до того перепугала меня, что даже боль уменьшилась.

Через еще одну вечность мы дошли до Ленина. Конечно, и этот проспект, как и другие, был полностью завален, но несколько дорог в городе расчистили, когда восстановили Завод. Здесь могла пройти машина. Я уже почти ничего не соображала, все мысли вытесняла пульсирующая острая боль, как будто в голове взорвался атомный фугас, и даже было все равно – что у меня с глазом, и даже уже почти все равно, что же теперь будет с работой. Я вцепилась в Чуму и практически висела на ней. Но висела цепко, как обезьяненок за мамку держится – я по телевизору видала до войны. Потом я услышала шум мотора, лязг открываемой дверцы, и правым здоровым глазом – лицо Ворона. Стало легче – меня перехватили с другой стороны.

– Давай, давай, Маус. Держись!

Меня запихали на заднее сиденье. Ворон достал шприц-тюбик, воткнул мне в бедро.

– Сразу надо было, – услышала я. И невнятный ответ Чумы, мол, времени не было. Потом машина тронулась. Меня качнуло, я громко застонала, но затем боль стала помаленьку стихать. Я погрузилась в забытье.