Читать книгу Белая колбаса любви - Янина Олеговна Береснева - Страница 2

Звонок внес в душу смятение, я побегала по кабинету, но не смогла успокоиться и спустилась на первый этаж. Домработница Валентина смотрела сериал, в воздухе пахло жареной курицей и молотым кофе. Словом, ничего не предвещало беды. Я выпила воды, накинула палантин и вышла подышать на крыльцо.

Весна была в самом разгаре, закат радовал красками, в конце участка возился садовник Иваныч, а на лужайке возлегала моя палевая лабрадорша Матильда или просто Мотя. Как таковой прислуги у меня не было: пенсионерка Валентина и ее ровесник Иваныч достались мне в наследство от мужа. За ненадобностью и нехваткой средств больше никого я не держала, периодически ко мне приходила убираться горничная соседей Полесовых, но, в основном, Валентина справлялась и с готовкой, и с уборкой. Иваныч же приходился ей двоюродным братом, и выполнял у меня обязанности и садовника, и охранника, а иногда и водителя. Впрочем, возил он чаще всего себя и Валентину, я же предпочитала ездить за рулем сама.

Подозвав к себе Мотю и покидав ей мячик, я понемногу успокоилась: звонивший вполне мог оказаться придурком, решившим заработать денег на бедной вдове.

– Надо же, не успела вернуться на родину, и тут такое. – бормотала я себе под нос, пиная траву ногой. – Охрану, что ли, нанять? От собаки вон и то толку никакого: Мотя, ты совершенно манкируешь своими охранными обязанностями!

Моя собака любила поглощать конфеты в огромных количествах и периодически притворялась глухой. Любимым ее занятием был сон в обнимку с плюшевым зайчиком, а напугать она могла разве что младенца, но уж точно не шантажиста. Права была мамуля, в этой стране ничего хорошего ждать не приходится. Я решила выкинуть звонок из головы и сосредоточиться на сюжете своей книги, несмотря на не покидавшую меня маету и дурные предчувствия.

Начинаться моя книга должна была бы с красивой фразы «Вечер не предвещал ничего особенного» или «в воздухе совершенно не пахло приключениями». Но вечер как раз предвещал что-то особенное, причем особенно пакостное, да и в воздухе пахло. Только не приключениями, а, не побоюсь этого слова, какашками. Выражаясь на интеллигентный манер – экскрементами. Опустив глаза вниз, их я и обнаружила прямо на коврике перед дверью. И как я их не заметила, когда выходила?

Их природу было сложно установить, ибо с равным успехом они могли принадлежать как человеку, так и четвероногому существу. И это я не имела ввиду соседа Леонида, который иногда, будучи изрядно навеселе, принимал коленно-локтевую позу и тихо отползал в кусты, боясь тяжелой руки (или ноги) своей дражайшей половины Инессы.

«С его деньгами можно себе и не такие фокусы позволить», – мысленно вздохнула я.

Кучка, скорее всего, была делом рук соседки – престарелой бабки Анны Тимофеевны Белоцерковской. Бабушку хозяйничать в особняке слева от меня оставила ее дочка, укатив с мужем на пмж в Италию. Несмотря на благородную фамилию, бабушка отличалась скверным нравом и нелюбовью ко всему, что могло двигаться. Меня она неизменно называла «простигосподи». Конечно, за глаза, но делала это регулярно и с видимым удовольствием. Она вполне могла подкинуть мне под дверь кучу, желая напакостить. Но не сама же она ее сделала? Хотя в этом дурдоме я уже ничему не удивлялась.

Соседи, конечно, мне достались занятные. Любящий закинуть за воротник нефтяник Полесов постоянно скандалил со своей молодой супругой Инессой, не давая заскучать. А бабка Анна Тимофеевна перманентно интриговала против меня и всех окружающих. Началось все с того, что моя псина, которую я завела после кончины Бориса, повадилась гадить под ее кусты черной смородины. Конечно, у самих Белоцерковских никаких кустов не наблюдалось, ибо не царское это дело, но бабушка, водворившись на территории хозяйкой, быстро вспомнила свое колхозно-пролетарское прошлое и в спешном порядке поселила в саду разнообразные саженцы. Тут же она принялась удобрять их навозом, видимо, ожидая бурного урожая. Моя же ленивая и неповоротливая Мотя каким-то чудесным образом умудрялась каждый день перемахнуть через забор, взрыхлить и удобрить ее посадки, сломав при этом колышки и подпорки.

Тимофеевна рвала и метала, неоднократно высказывая мне претензии, а после перешла к решительным действиям. Каждый день на моем коврике около двери появлялась кучка, заботливо принесенная ею из-под кустов. Отчасти чувствуя свою вину, я не скандалила с мегерой, предпочитая тихо убирать это добро. Хотя, признаюсь, когда однажды Мотя целый день провела взаперти в доме, а кучка все равно появилась на своем законном месте, я задумалась о природе данного вещества. Где Тимофеевна ее откопала, осталось для меня загадкой.

Воевала бабка не только со мной: Полесовы ей тоже чем-то не угодили, потому что называла она его не иначе как вор и алкаш, а Инессу считала недалекой курицей, о чем по секрету сообщала всему свету. Полесовых она невзлюбила с самого начала: изначально ее дочка с мужем претендовали на их участок. Он находился прямо возле леса и не имел соседей сбоку. Но так как Полесов предложил за кусок земли большую сумму, ее дочери пришлось довольствоваться соседями с двух сторон. А еще Инесса Полесова, по мнению бабки, была жуткой стервой и вертихвосткой, пытавшейся увести из семьи ее зятя. Наверное, поэтому они и смотались за границу, от греха подальше. При всей моей любви к людям, Инесса и впрямь отличалась слишком свободным нравом и открыто строила глазки всем мужчинам от 15 до 80. Хотя осуждать ее я не спешила: какое мне дело до чужой личной жизни?

– Вот старая мегера, – проворчала я, и побрела в дом за совком и пакетом.

– Опять бабка шалит? – крикнул Иваныч, а я только рукой махнула. Настроение работать как-то само собой улетучилось, и остаток вечера я провела в кровати в обнимку с коробкой конфет и сериалом о великой любви.

***

Утром я проснулась и сразу пожалела, что с вечера забыла зашторить окно: солнце уже давно и бесповоротно встало и нагло проникло в мою девичью светелку. Даже сквозь маску для сна я почувствовала его непоколебимую силу, повернулась на другой бок, с хрустом потянулась и открыла глаза. Итак, утро порадовало апрельским солнцем, а Анна Тимофеевна, уже вовсю трудившаяся в огороде, порадовала отборной руганью:

– Сколько это будет продолжаться? Эта чертова псина опять порыла мои кусты, а они, между прочим, из Голландии выписаны. Нет, это просто сумасшедший дом! Ну, погодите, я вам устрою!

Тут бабка разошлась минут на пятнадцать, плавно перейдя от подрытых кустов к характеристике соседей, а после и к политической ситуации в нашем крае в частности и стране в целом, обозвала всех жуликами и бандитами, удовлетворенно крякнула и, наконец, пошла в дом.

Но даже не это испортило мне утреннее настроение. Я вдруг вспомнила вчерашний звонок и вновь пригорюнилась. Год жила себе спокойно, а сейчас какой-то идиот начинает мутить воду и требовать от меня каких-то денег. Чтобы узнать, куда делись деньги, придется основательно покопаться в вопросе кончины мужа. Копаться же в смерти Бориса мне страсть как не хотелось. В конце концов, к его делам я не имела отношения, и он меня никогда не посвящал в свои серьезные проблемы. Может, снова уехать к маме в Испанию? Там меня точно никто не побеспокоит, спокойно буду писать роман, слушая шум моря. Но тут пришла мысль, что я прежде всего вдова, а потом уже писатель, так что сначала предстоит разобраться с делами. А там можно и на море.

Годовщина гибели Бориса меня не то чтобы волновала, но представлялась событием изрядно утомительным. Родных у Борьки, кроме бывшей жены и сына, не наблюдалось. Была старая тетка в Израиле, но, по причине нездоровья, явиться она точно не могла. Борис был поздним ребенком: мать его давно умерла, родного отца же он и вовсе не знал. Тот бросил семью, когда Борька еще пачкал пеленки. Фамилию Ржевский ему дал отчим, человек состоятельный и предприимчивый. Моя мамуля таких называла бандитами. Я же не была столь категорична, потому что именно бандит Ржевский и сколотил то состояние, которое дало старт Борькиному богатству. А так как богатством этим охотно пользовались мы с мамулей, то и болтать лишнего явно не стоило. Но и Ржевский-старший уже десять лет назад отбыл к праотцам. Так что особого наплыва гостей я не ждала. Как оказалось, зря. Гости, равно как и неприятности, как раз были в пути.

Накинув халат, я спустилась на первый этаж и прошла на кухню, где Валентина уже приготовила завтрак и ждала меня, попивая кофе. Мы мирно поболтали минут двадцать, после чего домработница отбыла в город по хозяйственным делам, прихватив Иваныча, а я стала составлять список гостей. Поглядев в окно, я снова увидела Тимофеевну, что-то ковыряющую в своем огороде. Тут же их другого окна раздались крики и отборная брань. Я прислушалась и убедилась, что Полесовы в очередной раз скандалят, открыв двери нараспашку. Сегодня причиной семейной ссоры было то, что Леонид приехал домой поздно и навеселе. Чтобы супруга не прибила его раньше времени, он устремился на ночевку в домик для гостей. Свою же машину он по привычке поставил со стороны улицы, ближе к моим воротам. Возле их въезда в дом были посажены туи, и там Мерседес приткнуть было проблематично. В гараж же заезжать желания и возможности у него, видимо, не было. Для меня вообще всегда было загадкой, как он в таком состоянии добирался до дома. Его новый железный конь был тютелька в тютельку как мой, только черного, а не темно-серого цвета. Иваныч даже как-то по ошибке его вымыл, а потом долго плевался, узнав, что проделал дурную работу. Мне же машина соседа не мешала: свою я загоняла в гараж, а его пусть себе стоит сколько душе угодно. Но Инесса не могла упустить такой повод проесть ему плешь и старательно выговаривала супругу и за пьянку, и за баб, и за наплевательское отношение к совместно нажитому имуществу. Я еще раз вздохнула, позавидовав чужой насыщенной жизни, и вновь принялась за список. Покончив с ним, я набрала номер закадычной подруги Ленки, решив попросить ее помочь мне с подготовкой мероприятия. Ленку хлебом не корми, дай поруководить и подавать умные советы.

Она тут же отозвалась в трубке:

– Соня, ну наконец-то! А я все гадаю: позвонишь или нет? Приехала и уже неделю молчишь, скоро же годовщина смерти Бориса, ты помнишь? Хотя, как такое забудешь… Бедная моя девочка, я представляю, как тяжело ты переживаешь этот ужас. Это гад умудрился умереть и оставить тебя практически без копейки.

– Ленка, ну что ты такое городишь? – прервала я ее бурные излияния, – не ровен час кто услышит, подумают, что я совсем не любила Бориса.

– А ты любила Бориса? – подозрительно шмыгнула носом Ленка, успев прослезиться, описывая мою незавидную долю. Остаться без денег, по ее мнению, было смерти подобно. Она еще помнила те времена, когда, будучи студенткой, штопала колготки. На мои робкие возражения, что я и сама себе на жизнь заработаю, Ленка только махала рукой.

– Тебе нужно снова выйти замуж! Подумай об этом. Вот пройдет годовщина, и ты, как женщина порядочная, вполне можешь подыскивать себе достойную партию. Вот у Вовки есть знакомый адвокат, и я, на правах старшей подруги и почти что матери, могла бы…

– Не надо! Тем более адвоката – они все жулики, – рявкнула я, потому как поняла, что Ленка села на своего любимого конька про замужество.

Она была старше меня лет на десять, но занудствовала на все 60. Я же совсем не планировала выходить замуж, по крайней мере, в ближайшее время. Меня устраивал мой статус почтенной вдовы, финансовая независимость и возможность свободно предаваться творчеству в окружении природы. Последнее время меня не донимала даже мамуля, которая так глубоко окунулась в испанскую жизнь (или в испанских мачо), что иной раз забывала даже позвонить.

– Ну, как знаешь… Цветы к важной дате я уже заказала – от нас и от скорбящей вдовы. Ты же наверняка забыла? – обиженно просопела Ленка и дала отбой.

– Забыла, – вздохнула я и почувствовала себя плохой вдовой. Надо хоть наряд выбрать получше, чтобы Борька порадовался на небесах. Или куда его там занесло?

Пока я размышляла, стоит ли вызвать своего парикмахера на дом или прокатиться в город самой, заодно и платье прикупить, в дверь неожиданно позвонили. Я вспомнила, что Валентина отбыла на рынок и, видимо, не закрыла ворота. Запахнув полы халата, я нехотя я поплелась открывать. Может, это почтальон или снова свидетели Иеговы? И как они умудряются проникнуть в наш охраняемый поселок? Кто бы это ни был, он был нежданным гостем. Вздохнув, я распахнула дверь и, кажется, слегка вздрогнула. На пороге стояла высоченная девица неопределенного возраста. Первое, что бросалось в глаза – это ее невероятная прическа. Волосы незнакомки были похожи на распушенные афрокосички, в целом же прическа напоминала шар или ежа, которого ударило током. Одета она была в какое-то длинное рубище, а в руках держала видавший виды рюкзак внушительных размеров. С круглого рябого лица на меня в упор смотрели два немигающих синих глаза.

– Если вы по поводу сбора пожертвований на строящийся храм, так я уже передала чек… – робко начала я, решив побыстрее отделаться от гостьи.

– Сестра! – девица неожиданно бухнулась на колени, предприняв попытку обхватить мои ноги руками.

– Все мы братья и сестры, – философски изрекла я, пытаясь высвободиться из цепких объятий. Не иначе секстанты пожаловали. Сейчас начнет втюхивать брошюры и листовки, а может и баллончиком в глаза. Тут я некстати вспомнила, что в доме я одна одинешенька, не считая Моти, которая с интересом обнюхивала незнакомку, но признаков агрессии не проявляла.

– Я не понимаю, чем обязана… Чего вы от меня хотите? – совершенно растерялась я, почувствовав, как девица еще крепче впилась в мои лодыжки.

– Меня зовут меня Пелагея, Пелагея Скворцова,– скороговоркой выпалила девица, как будто это что-то объясняло. Она боязливо покосилась на мою собаку, но та уселась возне нее в позе египетской кошки и принялась подметать хвостом пол.

– Сестра я Борькина… Вот и свиделись, – шмыгнула она носом. – Ой, прости меня, Христа ради, Борька! Не уберегла я тебя, хоть с женой твоей погорюю.

Тут она и вовсе заревела, а я испугалась, что гостья начнет биться о пол головой, поому сделала попытку поднять ее с колен. Расценив это как знак ободрения, она лихо прошмыгнула в холл, ловко обойдя меня на вираже, и вновь предприняла попытку бухнуться на колени. При этом повертела головой, перекрестилась на угол, рассматривая убранство, вторично шмыгнула носом и даже прошептала: «Лепота!».

Я же стояла истуканом, пытаясь понять, какое отношение эта юная особа (при ближайшем рассмотрении ей оказалось на вид не более 25 лет) имеет к моему покойному муженьку и как вообще стоит понимать весь этот балаган. Тут я заметила, что у забора на своем бессменном посту дежурит Анна Тимофеевна с лопатой. Услышав про сестру Борьки, старая ведьма тут же навострила ушки, став подозрительно похожей на летучую мышь.

«Только этого еще не хватало, теперь весь поселок будет знать, что у нас в семье пополнение» – скривилась я, быстро отодвинув ногой грязные кроссовки Пелагеи, и захлопнула дверь. Сама же Пелагея с видом казанской сироты пристроилась на краешке дивана и заныла:

– Ой, а вы красавица, я еще на фотках поняла, а теперь и вовсе вижу. Ну до чего есть охота, я же к вам издалека. Я вам барсучий жир привезла, сама топила. И варенье из клюквы. Хотите попробовать?

Тут мне чуть не стошнило, потому что я представила, как Пелагея разделывает барсука, а она продолжила: – Я вообще хозяйственная, многое могу, и полы мыть, и по хозяйству. Пироги хорошо пеку, мучное вообще. Ой, сестра, осиротели мы….

Тут она вновь заплакала, зашмыгала носом и стала шуршать в своем рюкзаке. Запахло вареными яйцами, а я этот запах на дух не переношу с детства.

– Так, яйца отставить! – рявкнула я, выходя из ступора и забирая у Пелагеи рюкзак. – Что-то у меня голова с утра плохо варит. Сейчас будем завтракать и ты мне все подробно расскажешь. Только сначала в душ! – скомандовала я.

Пелагея с готовностью сняла с плеча платок, запихала его в рюкзак, и, вздохнув, последовала за мной на второй этаж. По дороге к ванной я хмурилась и приглядывалась к ней с все возрастающей подозрительностью. Повторюсь, на вид гостье можно было дать не больше двадцати пяти, что как-то не вязалось с возрастом Бориса. А уж с его лысиной как-то совсем не вязалась бурная растительность на голове гостьи. Борька покинул нас в возрасте 45 лет, но, конечно, его отец вполне мог… Стоп, какой именно отец? Тот, который родной или… А может мать? Хотя мать-то уж точно не могла не догадываться о наличии у нее еще одной дочери. Тут я окончательно запуталась и еще больше разозлилась. Пелагея же затормозила возле ванной и насупилась:

– У меня вещи все в машине остались. А после бани надо в чистое переодеться, вы как хотите, а у нас так заведено.

– Вот ванная комната для гостей, там есть халат, тапочки и все необходимое, – пожала я плечами, пропустив мимо ушей информацию о машине. Как оказалось, зря. – Вымоешься и спускайся вниз.

– Ой, спасибо. Вот красота-то, богато живете, – не унималась девица. – А вот мы с мамкой и батей совсем бедно жили, да и жизнь ли это? Батя почти не работал, пил да песни пел, но чаще скандалил. Так мы с мамкой от него запирались, а сами через окно – и к соседям. Мы же на втором этаже жили, так что не страшно. Хорошо хоть брат у меня в люди выбился. Батя, как выпьет, а пил он каждый день, – всегда повторял: Пелагея, вырастешь – поезжай к Борьке, он тебя не бросит. Я и хотела, да сначала училась, потом работала, потом неудобно как-то было. А тут как узнала, горе-то какое…

Тут взгляд ее упал на картину в холле, на которой Борис был изображен в образе графа в бриджах, и даже восседал на каком-то подобии трона. Выглядело все это сущей нелепицей, но ему нравилось.

– Красотища… – почтительно прошептала сестрица Борьки. – А брат, видать, и вправду в люди выбился, не то что батя…

По всему выходило, что странная тяга к прекрасному им досталась как раз от бати. Я усмехнулась, внимательно поглядев на нее. Никак еще одна наследница объявилась? Мало мне Петьки-иждивенца, так еще и это чудо в перьях. Махнув рукой, я решила оставить ее ценные замечания без ответа и побрела вниз.

Тут в моем кармане зазвонил телефон и уже знакомый голос астматика-шантажиста заявил:

– Ты не забыла про деньги? Готовься раскошелиться, а то хуже будет. Я не шучу.

– А что, если денег у меня нет? – зло прошипела я в трубку, потому что этот умник меня вконец достал.

– Найдешь. И не болтай лишнего, а то головы лишишься! – весело прохрюкал гундосый.

Похоже, звонивший точно лишился рассудка: если я не буду болтать, а еще останусь без головы, про деньги он точно сможет забыть. Кто ж ему скажет, где они?

Тут он, видимо, вспомнил, зачем звонит, и снова противно загнусил:

– И никаких ментов, запомни. А то хуже будет. Разберемся по-тихому.

– Кретин, – ответила я и бросила трубку, но задумалась. Второй звонок не оставлял сомнения, что он всерьез вознамерился получить бабки. Значит, что-то о них знает. Или Борис был ему должен, хотя с чего бы ему иметь дело с таким придурком? Деньги, безусловно, были. Да сплыли. Борьке хорошо, он скончался, а мне теперь решай его проблемы.

Я заметалась по комнате и даже схватила сумку, намереваясь прямиком отправится к Якову, раз уж он был правой рукой мужа. Во всяком случае, о делишках Бориса он знал побольше моего. Но тут я вспомнила про свою гостью, а после и она сама не замедлила явиться из душа, намотав на голову полотенце. Лишившись шара из волос на голове, Пелагея стала казаться весьма симпатичной. Если бы она еще не так таращила глаза и набрала парочку килограмм, то и вообще была бы очень даже миловидной девицей. Однако сходства с Борькой я в упор не видела, поэтому история про сестру продолжала казаться мне какой-то вымышленной. Борька всегда говорил, что он единственный сын в семье, а тут… Видимо, прочитав мои мысли по глазам, Пелагея скоренько изложила свой историю:

– Батя наш, гад, но не тот, что Борькин второй отец, а мой папаша, Скворцов Илья Иванович, царствие ему небесное, – тут она торопливо перекрестилась, из чего я сделала вывод, что девица она глубоко верующая. Хотя следующее ее высказывание это опровергало:

– Черт старый. Ой, так вот: он мамку Бориса бросил, когда тот только родился, ну и пустился во все тяжкие: пил, гулял, куролесил, а потом мою мамку встретил, это когда ему уже годков под сорок было. Ну пожили они, потом я родилась, батя вроде как не хотел, но мамка уперлась и я, значит, на свет появилась.

– А имя у тебя чего такое чудное? – не удержалась я

– Это батя постарался, вот за что ему спасибо. Хотел мамке назло, ну, что та настояла на ребенке. А вон как вышло, имя-то красивое. И модное. И фамилия ничего. А вот у тебя, ты уж не обессудь, фамилия вообще не очень, лошадиная какая-то… Сменила бы ты ее на девичью, что ли?

– Подожди, – заволновалась я, решив, что она начнет расспрашивать про мою девичью фамилию. А она у меня еще хуже – Козлова.

– Конечно, твоя любовь к классике делает тебе честь, я Чехова тоже уважаю, но давай сразу к тому месту, где ты появилась на свет. Ну, допустим, у вас с Борькой один отец. Но столько лет прошло… Как ты вообще узнала о его смерти и почему только сейчас приехала?

– Так батя помер, я же говорю, царствие ему небесное, хоть он форменный гад и злодей, но все же… Мамка к родственникам подалась жить в деревню, там огород, коза, куры и жеребчик. Я, когда школу закончила, в техникум пошла, но там учить много надо было, а у меня зрение стало падать. И гемоглобин. Ну я немного на рынке постояла, мандарины продавала у хачика одного. Но от всей этой торговли у меня в голове сплошное помутнение. Опять же, людей дурить надо, а я этому противлюсь. Я в книжный устроилась, книжки продавать, чтобы ближе к прекрасному. Читала много, но, опять же, зрение, да и уволили меня. Я как-то дверь забыла закрыть, ну и свистнули книжки. Особенно за ящик Камасутры мне влетело. Ничего у людей святого…

– А потом что? – незаметно увлеклась я повествованием.

– А ничего. Квартиру я стала сдавать, какое-никакое подспорье, а сама при церкви жила. Я там в церковной лавке работала, иконы продавала, всякую божественную литературу. Кстати, святой Пантелеймон говорил…

– Ладно, Пелагея, мне сейчас немного некогда, я как раз собиралась уходить, – вспомнила я про свое намерение навестить Якова и задать ему пару вопросов. –Ты где собралась остановиться? Могу тебя отвезти.

– Я никуда не спешу, времени у меня вагон. А идти мне некуда, я же к тебе приехала. Я как раз в отпуске, – кашлянула девушка. – Меня же когда Алексей нашел, так и сказал: бери отпуск и дуй к жене брата, авось не выгонит. На могилу надобно сходить, так сказать, духовно пообщаться, тебе по хозяйству помочь. Ой, осиротели мы…

Тут она приняла робкую попытку заплакать, но я взглянула на нее волком и мигом отбила охоту к мокрым делам.

– Стоп, какой еще Алексей, в смысле отец Алексей, батюшка? А ему откуда известно про Борьку? – заволновалась я, потому что окончательно потеряла нить повествования.

– Да какой батюшка? Батюшка у нас статный, борода окладом, степенный такой, а уж как поет –прослезилась Пелагея. – Алексей – Борькин старый приятель. Он, конечно, тоже человек хороший, стало быть, раз брат с ним дружил, так ведь? Но, конечно, без бороды и других достоинств. Да мы и знакомы-то два дня. А ты разве его не знаешь? Он же меня разыскал и всю историю рассказал: и про вас, и про убийство. Святые угодники, это же такое делается-то? Среди бела дня человека на воздух!

Тут она внезапно вскочила, всплеснула руками и, споткнувшись о кроссовки, кинулась к двери. Надо же, как человек разволновался… Наверное, сестринские чувства. Тут я даже устыдилась, потому что поняла, что никогда Борьку не любила, а замуж за него пошла «токмо корысти ради». Тьфу, вот я уже и заговорила слогом Пелагеи. Сама же она принялась натягивать кроссовки, демонстрируя явное желание куда-то выскочить. Я поглядывала на нее, прикидывая, все ли у нее в порядке с психическим здоровьем – эк ее разбирает. Но тут она принялась тыкать пальцем в сторону улицы и наконец выдала:

– Так я же не одна приехала, а с Алексеем. Они меня привезли. Ну, он и шофер его, Толик. Вот, скажу я тебе, злокозненный тип. Я в дороге говорю: останови, значит, мне в туалет надо. А он говорит – потерпишь. Не надо было три чашки чая пить. А чего он чашки-то за мной считает? Я два дня в пути и почти не ела, так к тебе спешила. Тут она вновь вспомнила про еду и метнулась назад к столу, где я на тот момент худо-бедно сервировала бутерброды, кашу и чай.

Пока я пыталась осмыслить ее рассказ про какого-то Алексея, в дверь вновь позвонили. Пелагея, набив рот кашей, делала мне глазами какие-то знаки, которые можно было трактовать как угодно. Я же открыла дверь и поняла, что на пороге стоит тот самый Алексей, которые не батюшка, и его шофер Толик. Парочка была не то чтобы слишком колоритная, но таких типов точно не забудешь. Алексей был довольно хорош собой: статный, плечистый, конечно, без бороды окладом, но с небольшой щетиной, которую он в этот момент потирал рукой и непроизвольно морщился. Глаза у него были то ли серые, то ли голубые, и я так занялась разглядыванием его глаз, что, если бы злокозненный Толик не начал покашливать, еще долго пялилась бы на гостя. Я потрясла головой, пытаясь придать себе вид адекватного человека, что после встречи с Пелагеей было затруднительно, и задала резонный вопрос: – Чем обязана?

– Добрый день. Вы уже подружились? – мужчина мечты кивнул в сторону моей новоявленной родственницы.

Такая подруга мне и в кошмарном сне не привиделась бы, но я кивнула в ответ с кислой миной.

– Пелагея вам не рассказала? Я старый друг Бориса, Алексей, а это вот Анатолий, мой друг и, по совместительству, водитель. Мы тут искали, где заправиться можно, ну и осмотрели поселок, ак сказать. Можно мы войдем?

Алексей галантно приложился к моей ручке и устремил на меня полный надежды взор. Тут я обратила внимание на Толика, который, стоя в дверях, подпирал два чемодана. Это мне и вовсе не понравилось: они что, тоже у меня собрались жить? Что за нашествие? Но не на пороге же их держать, потому я только вяло махнула рукой:

– Входите, конечно…

– Доброго здоровьица, хозяйка! – гаркнул Толик и зачем-то потряс мою руку. Рукопожатие у него было крепким, а сам он напоминал видом симпатичный коренастый гриб-боровик. Сходство усиливала копна каштановых волос на голове, постриженных под горшок. Из-под кустистых бровей черные глазки смотрели внимательно и даже немного лукаво. Тут Толик взглянул на жующую Пелагею и машинально сглотнул. Видно было, что путь они проделали долгий и, видимо, изрядно оголодали. Я, пытаясь не паниковать раньше времени, пригласила всех к столу, потому что поняла, что быстро освободиться от этой компании не выйдет. К тому же, я нервничала, а когда я нервничаю, аппетит у меня становится прямо-таки зверский.

Алексей и Толик приналегли на бутерброды и кашу, а я жевала сыр, рассматривала эту троицу, и гадала: зачем их черт принес? А может, это как-то связано со звонками придурка-шантажиста? Ну допустим, Пелагея и впрямь сестра Бориса и приехала поскорбеть. А Алексей этот откуда взялся? Что-то я не припомню среди друзей Бориса подобных личностей.

В ответ на мои мысли гость полез в свой чемодан и достал несколько фото, на которых он и Борис были запечатлены в лучшие годы своей жизни. Точнее, жизни Бориса, поскольку гость на тех фото выглядел совсем молодым. Ему-то и сейчас можно было дать не больше 35 лет. Вот Борис похлопывает его по плечу, Борис и гость на пейнтболе, Борис и Алексей за столом в окружении друзей и выпивки.

– По всему выходит, вы и впрямь старый друг, – протянула я, рассматривая фотографии. Жаль, что раньше нам не доводилось встречаться, – закинула я удочку.

– Борис был моим наставником, в свое время он очень помог моему отцу и мне, а я даже не сразу узнал о его смерти. – тут он вроде как закручинился и примолк, но я кашлянула, и он продолжил. – Я несколько лет жил за границей, не смог приехать на похороны. Дела… – слово извиняясь, развел он руками. – Но, как только обстоятельства благоприятствовали, я бросил все и помчался сюда. Чтобы хоть как-то отплатить покойному Боре за его доброту, нашел его сестру. Он о ней даже не знал, но мой отец знал его отца. Словом, какие-то слухи до меня дошли, и я решил все разузнать. Вот и отыскал Пелагею.

Тут он перевел взгляд на сестру Борьки, которая вроде как задремала, но, услышав свое имя, активно закивала и выдала подобие улыбки.

Тут же выяснилось следующее: Алексей прибыл в наш город минимум на месяц. Он планирует навестить могилу друга, решить свои вопросы и помочь его вдове, то есть мне, разобраться с гибелью мужа. И он считает, что всей троице лучше всего жить у меня в целях духовного общения с покойным и лучшего знакомства с его женой. Это я добавила про себя, отметив, как Алексей поглядывает на меня с нескрываемым интересом.

– Я терпеть не могу гостиниц, – вздохнул он, глядя на меня с тоской. – Мы вас не смутим, жить мы с Толиком можем в одной комнате, чаще будем отсутствовать по делам… И вообще, мы люди тихие и мирные. – расплылся он в улыбке. Толик согласно кивал, как китайский болванчик, при этом лыбился и выглядел весьма довольным жизнью. О себе же я такого сказать не могла, но природная неспособность говорить «нет» опять сыграла со мной злую шутку.

– Ну так как, приютите двух порядочных мужчин в самом расцвете сил?

«Сумасшедший дом!» – подумала я, а вслух сказала:

– Пошлите, покажу вам комнаты. И если вы мечтаете приобщиться к духу покойного, то там вам самое место. Вообще, дом у нас небольшой, при жизни Бориса мы тут редко бывали, в основном в летний сезон, да и то по выходным. А сейчас я сюда перебралась на постоянное проживание. Многое надо переделывать, но у меня пока руки не доходят.

Я устроила мужчин в комнате на втором этаже: там раньше располагался кабинет Бориса, а после я сделала из нее подобие гостевой спальни. Пелагею же я поместила в другом крыле – в комнате напротив себя. Там раньше любила останавливаться мамуля, поэтому комната представляла собой зрелище не для слабонервных: салфеточки, вазочки, рюши и ковер во всю стену. Впрочем, Пелагея осталась довольна и даже изъявила желание поспать с дороги. Алексей с Анатолием тоже отправились приводить себя в порядок, а я, извинившись поспешила откланяться. Тут очень кстати в доме появилась Валентина, вернувшаяся с рынка. Я перепоручила ей гостей, бегло объяснив, ху из ху, схватила сумку и, усевшись за руль машины сама, несмотря на предложение Иваныча меня отвезти, отправилась на свой колбасный завод. По дороге снова набрала Ленку и пожаловалась ей на нагрянувших гостей, попутно упомянув, что дважды мне поступали звонки с угрозами. Вдруг со мной что-то случится, пусть будет свидетель, что меня пугали.

– Дурдом, – резюмировала она, выслушав. – Вряд ли тебя и вправду хотят убить, хотя… Деньги-то, поговаривают, большие пропали тогда. А в нашей стране и за сотню убить могут. Может, тебе лучше снова уехать к маме, отдохнуть, пока все не уляжется? Все-таки Борис был не так прост, как казался. И друзья у него, наверное, соответствующие. Ну, конечно, кроме моего Вовки. Вот уж кто бессеребреник.

– Какое отношение Борис может иметь к этим придуркам, звонившим мне? – решила я не затрагивать тему про бессеребреника с квартирой, загородным шале и двумя машинами марки Лексус, а сразу перейти к насущному…

– К придуркам, может, и никакого. Но в нашей области он был человек известный. И в определенных кругах тоже. Да и не совсем чистый на руку.

– Да ну, ты явно сгущаешь краски, – протянула я, попутно размышляя. – У него имелся легальный колбасный завод, магазины, он был богатый человек, а последний год активно пробовал себя на политическом поприще. Конечно, завистники болтали всякое… – Тут я поняла, что все это звучит неубедительно и, словно извиняясь, добавила: – Мы очень редко виделись.

– Да, не густо, – сделал вывод Ленка и поспешила открыть мне глаза. И вот лучше бы я ей не звонила. Как оказалось, в молодости Борис был причастен к криминальным структурам, дружки у него были все как один – отпетые бандюги. Даже сделавшись солидным бизнесменом, он не утратил былой хватки. Словом, жуликом он был отменным. По словам Ленки, а та все это взяла со слов своего мужа, Борис, став депутатом, и вовсе распоясался. Считал, что у него все везде схвачено, проворачивал махинации, оформлял на бывших дружков кредиты, не гнушался откровенного воровства (правда, в особо крупных масштабах, что и вовсе воровством не считается). Так что врагов у него могло было немеряно.

– А ты не могла мне все это рассказать, когда я за него замуж собиралась? – возмутилась я.

– Ну, я думала, ты поживешь с ним пару лет, оттяпаешь бабла и на развод подашь, как нормальная ушлая баба. Или он себе кого помоложе найдет. Чего пугать человека раньше времени? А оно вон как вышло… Не зря тебе следователь после его гибели сказал к маме мотать и там пересидеть. Человек он в таких делах бывалый, ему виднее. Значит, кто-то мог и тебя…

– Слушай, меня обещали убить, если я не найду деньги. – тут я заволновалась по-настоящему. А бандиты обычно скоры на расправу, у них слово с делом не расходятся. Я еще думала так, пугают, а теперь становится ясно, что деньги на самом деле были большие. Не знаешь, где денег взять? – заныла я, а Ленка торопливо попрощалась со мной, потому что домой вернулся Вовка.

Пока мы болтали, я на автопилоте успела доехать до завода и припарковала машину на стоянке возле центрального входа. За год я так и не привыкла, что теперь этот огромный завод принадлежал мне и каждый раз норовила проскочить в кабинет Якова незамеченной. Сегодня этот трюк не вышел, и вахтер бодро гаркнул со своего места:

– Добрый день, Софья Михайловна! Что же это делается, зарплату опять задержали, а у Якова Моисеевича новая машина. Народ бунтует!

– Разберемся! – кашлянула я в ответ, слабо представляя, с чего начать разборки. Все-таки руководитель из меня был никудышный. Я предварительно предупредила Якова о своем визите звонком, поэтому и застала его на месте. Дверь в его просторный светлый кабинет была гостеприимно распахнута.

– Сонечка! – расплылся он в улыбке, обнажив мелкие острые зубы, из-за чего сходство с хорьком только усилилось. – Прекрасно выглядишь, как сама, как здоровье? Давненько мы не виделись, – вроде как с обидой в голосе произнес Яков. – А я вот все тружусь, тружусь… Сама знаешь, после смерти Бориса многое пришлось поменять, денег постоянно не хватает, а тут еще этот тендер. Что теперь будет? – тут он скис и стал барабанить пальцами по столу, незаметно отодвигая в сторону брелок от новой машины.

– Кстати, про деньги, – с места в карьер начала я. – расскажи мне про последние дела Бориса: чем занимался, что планировал, с какими людьми общался? Вообще, что там за история с этим ограблением? Извини, мне все как-то некогда было вникнуть, а теперь, похоже, самое время.

– А что случилось? У тебя проблемы с деньгами? – сразу же подскочил он в своем кресле, чем, признаться, вызвал удивление. Учитывая его комплекцию и давление, так скакать ему явно не стоило.

– Меня интересует, много ли денег было у мужа перед смертью, кому он был должен, кто был должен ему? Ведь ты в курсе, что он практически ничего мне не оставил…

Услышав это, Яков в возбуждении замахал руками и перевернул несколько папок на столе, заволновался и забегал по кабинету.

– Ты же знаешь, Соня, что всегда можешь на меня рассчитывать, я близкий друг Бориса, твой друг. Даже больше, чем друг. При этих словах старый лис покраснел и добавил со значением: – И вообще…

Что «вообще» я так и не поняла, но на всякий случай промокнула несуществующие слезы платочком. Друзья мне сейчас как раз были очень необходимы. Конечно, я понимала, куда клонит этот хитрец. После смерти Борьки он не раз приезжал ко мне и под видом сочувствующего старого друга норовил утешить вдову. Намекал на свое вдовство и неоднократно пел что-то из разряда «нас сам Бог свел». Конечно, ему в его 50 с лишним моя партия может и казалась блестящей, но я в свои 28 как-то не собиралась связывать жизнь со старым лысым пройдохой, так что Богом он прикрывался зря. Одного Борьки мне было за глаза, впредь я решила быть осмотрительнее при выборе мужа. Конечно, не только мои красивые глаза волновали Яшу. Не будь он собой, если бы не вынашивал за пазухой планы по своему обогащению. А что? Женившись на мне, он становился не наемным работником, а хозяином завода. Мой директор, ко всем свои прочим порокам, был еще и честолюбив. А вдруг это он затеял меня шантажировать? Не сам, конечно, но…

– Так какая сумма тебе нужна? – вывел меня из размышления голос Якова.

– Два миллиона евро, – не моргнув, выпалила я. Конечно, шантажист не указывал сумму, но я решила закинуть удочку, и на всякий случай назвала цифру с запасом.

Яков икнул, налил себе воды из хрустального графина и залпом выпил. После чего стал икать уже безостановочно, чем очень меня разозлил. У меня горе, а он позволяет себе вот так просто икать.

– Меня шантажируют, – слегка понизив голос, пояснила я. – Говорят, Боря задолжал. А кому он мог задолжать? И вообще, вся эта история с пропавшими деньгами меня тревожит. Я уже голову сломала. Ну откуда у него перед смертью могло быть столько денег? Он снял всю наличность со счетов. Допустим, он собирался вложиться в постройку нового цеха для этих, как их, белых колбасок. Где он их хранил? В сейфе, что ли?

Яков откашлялся и внимательно посмотрел на меня, видимо, размышляя, стоит ли посвящать меня в курс дела.

– Соня, дорогая, не хотелось тебя впутывать во все это, но раз уж ты спрашиваешь… Борис действительно планировал вложить все деньги в производство, хотел расширяться и выходить на новые рынки. И с этой целью еще занял огромные суммы у своих приятелей. Ну как приятелей – бандитов, – тут Яша скривился и, понизив голос, добавил: – Ты понимаешь, да?

– Ничего я не понимаю, какие еще приятели? – насторожилась я.

– Ну эти дружки его, с криминальным прошлым. Уж сколько раз я ему говорил – не связывайся с ними, одни проблемы наживешь. Так нет, его все тянуло покуражиться. Мол, смотрите, я теперь депутат, такими делами ворочаю, вопросы на государственном уровне решаю. Что он им там пообещал, я не знаю, так что не жди подробностей. Борис в последнее время не очень-то откровенничал. А дружки эти к нему так и ездили через день, рожи такие, что впору удавиться. Но деньги у него появились, и большие. А потом его убили, – шепотом добавил Яков, и нервно дернул плечом: – Явно что-то не поделили.

– Допустим, – согласилась я, не очень улавливая нить повествования. – Но куда делись деньги?

– А вот тут главная странность, – закивал старый лис. – Я, как позвонили из милиции, что машина взорвалась, сразу же метнулся к нему в кабинет. Проверить, вдруг ошибка какая: сидит себе, может, Борис в кабинете, а там перепутали чего? Сам-то я не видел, как он отъезжал, так что на автопилоте и побежал. А в кабинете сейф пустой, да и дверца открыта! Вот те крест! Я еще подумал: странно, неужели Борис все деньги с собой взял? Он, как из кабинета собирался уходить, позвал меня бумаги подписать, и при мне деньги в сейф положил, целый чемодан. У меня даже глаза на лоб полезли. Потом мы из кабинета вместе вышли. Он собирался уезжать, кабинет закрыл. И вроде не возвращался. Так что скорее всего, те, кто бомбу в машину заложили, деньги и сперли. Дружки эти его, больше некому. Или у тебя есть другая информация?

Тут он покосился на меня, словно ждал ответа на свои вопросы. Как будто у меня они могли быть. Я закатила глаза и потребовала воды, чтобы он от меня отстал, а сама принялась размышлять, почему Яков в первую очередь метнулся к сейфу, а не к валокордину. Хотя тут очевидно: ключи от кабинета у него были, надеялся поживиться деньгами. Если бы в сейфе тогда что-то было, то Якова здесь давно бы уже не было.

Я поежилась, вспомнив рассказы очевидцев: машину наши буквально обуглившейся. И только экспертиза установила, что в машине сидели два человека, а так как мужа и его начальника охраны Зверева видели отъезжающими от завода, все сразу стало на свои места. Хорошо, что я в этот день была в Испании и опознавать останки Бориса пришлось Петьке. Петьку, конечно, было жалко, но себя еще жальче. Я бы такое точно не вынесла.

– А ты, Сонечка, ты ничего не знаешь про эти деньги? – вывел меня из раздумий голос Яши. – Я не хотел тебя волновать, но раз ты сама пришла… Они бы нам сейчас были очень кстати, тендер-то мы выиграли, а за какой черт нам эти колбаски осваивать? Еще и бывшие дружки Борьки свою долю требовать начнут, они уже не раз являлись, все расспрашивали. Один раз меня даже за ноги в окно пытались повесить, мол, я что-то знаю, но не говорю. Но я в окно не пролез, да и вообще, что я знаю? Я им напел, что мы банкроты, денег у нас нет. А то у них разговор короткий, разбираться не станут. За деньги мать родную готовы… Может, это они тебе и звонили! – вдруг невесть чего испугавшись, подскочил Яков.

Я покрутила пальцем у виска, демонстрируя свое отношение к словам оппонента. Борькины дружки такими глупостями заниматься не стали бы. Пришли, приставили бы пистолет к голове – и все дела. Звонить и гундосить в трубку – это какое-то ребячество. Хотя, что я о них вообще знаю? Бандиты в книжках и реальные злодеи – две разные вещи, в бандитологии я была явно не сильна. А зря, с таким мужем стоило бы на эту науку приналечь, глядишь, сейчас не попала бы в такое дурацкое положение. Тут я загрустила больше прежнего, потому что поняла: Яков помогать мне не намерен. Более того, он сам выглядел каким-то напуганным и бледным. Не сегодня– завтра сляжет с инфарктом.

– Соня… Может бросим все и уедем? – заныл он. – Хотя бы и в Испанию, к твоей маме. Только ты и я. Я кое-что скопил за время работы на Бориса. Конечно, не бог весть что, но на первое время хватит. Можно продать завод, желающих полно, вон из Москвы вчера опять звонили. Ты же знаешь, я готов жениться…– тут он опять кашлянул и покраснел больше прежнего. Такие переходы от бледности к красноте снова вызвали у меня беспокойство о его здоровье. Не ровен час, помрет, кто будет заводом руководить? Он, конечно, ворует, и вообще гад еще тот, но опытнее его мне сейчас не найти.

– Подумай об этом, – настойчиво гнул свою линию Яша.

– Я ценю твою дружбу, но… Мне сейчас не до Испании, да и мама не обрадуется, у нее сейчас новый бойфренд, Хуан, и им хочется побыть наедине, – уклончиво ответила я, помахала ему на прощание и отбыла в сильнейшем волнении.

По пути домой я заехала в наше отделение милиции. Там меня хорошо помнили, потому что после смерти Бориса я была там частой гостьей. По мере проведения расследования вызывали меня все реже, в основном, когда я приезжала из Испании по делам. А потом и вовсе перестали: дело медленно, но верно переходило в разряд «висяков». Неофициально мне объяснили, что это «бандитские разборки», и мне лучше на время уехать. Что я и сделала. Но, как видно, время не помогло.

Я потопала прямиком в 21 кабинет, к капитану Олегу Ивановичу Яшину, который и вел дело. Застала я его в задумчивости над чашкой чая и бутербродом. Увидев меня, он немного сморщился, что было мне крайне непривычно: обычно при виде меня мужчины расцветали, а этот… Конечно, он женат, но это не повод так на меня смотреть. Впрочем, может у него гастрит разыгрался от постоянной сухомятки?

– Софья Павловна, рад вас видеть, – пересилил он себя и даже улыбнулся, жестом приглашая меня присесть. – Давно вернулись? Я как-то звонил вам, домработница сообщила, что вы у мамы, в Испании.

– А что, у вас есть какие-то новости? – обрадовалась я, пристраиваясь на краешек стула. – Меня бы очень устроило, если бы убийцу наконец поймали.

– Да нет, звонил узнать о вашем здравии, так сказать. Сейчас в городе такая обстановка, а вы тут одна…

– Вот о здравии я как раз и пришла поговорить. – с места в карьер начала я. – Мне угрожают, это как вообще?

– Угрожают? Кто? – тут Яшин окончательно поник челом. Видимо, нераскрытое дело и так вызывало у него изжогу, и на новый виток он идти явно не хотел.

Я подробно рассказала об угрозах, особо напирая на связь этих звонков с гибелью мужа. По моей версии выходило, что, поймав шантажиста, мы прольем свет на убийство Бориса. Олег Иванович, напротив, был настроен не связывать эти звонки с делами давно минувших дней.

– Ну с чего вы взяли, что это как-то связано? Может, малолетки развлекаются. Вон на днях вашим соседям в выхлопную трубу новой машины какашки запихали, а на капоте написали: «Дай машине просраться!». Вот она, золотая молодежь, и шуточки у них бандитские, – плюнул в досаде Яшин. –Вот и вам звонят, пугают. Приколы у них такие, прости господи.

– Не похоже на малолеток, – задумалась я, хотя такая версия меня бы очень устроила.

– Тогда может поклонники? Вы женщина красивая, а еще и известная. Кстати, подпишите вот тут, для моей жены. Она вас читает, – как бы извиняясь, добавил он, придвигая мне листок. Глянув на него, я отметила, что это протокол вскрытия, и немного позеленела.

Машинально расписавшись на листке, я еще немного подонимала Яшина своими версиями. Он же не чаял от меня избавиться:

– Вы поймите, следствие все еще идет. Но даже если мы выйдем на исполнителя, найти заказчика будет непросто. Это же не алкаш алкаша за бутылку стукнул. У таких людей (тут он почему-то показал пальцем на потолок) и смерть, как правило, с размахом. Заказали-то его явно люди непростые, – шепотом добавил он, – а нам теперь разбирайся. А недавно мне из столицы звонили, вроде как там делом этим заинтересовались. Соображаете? Значит, что-то тут нечисто, сейчас понаедут, будут копаться, а оно нам надо? Лишимся головы за здорово живешь.

Яшин приуныл, а я застыдилась, что пришла к человеку со своими глупостями, когда его голова и так в опасности.

– Если будут еще звонить или угрожать как-то иначе, сообщите. Но лучше уезжайте, а еще наймите охранника, вы девушка небедная. – напутствовал меня Яшин, провожая до дверей.