Читать книгу Приключения человека в шляпе - Ярослав Бабкин - Страница 3
Часть первая
Глава вторая
ОглавлениеБаза затерялась между дюнами, и представляла собой обнесенный забором плац, несколько бараков и пару финиковых пальм. Над всем этим разносился звук патефона. Кажется что-то из последних венских шлягеров.
Дю Понт ходил взад-вперед по краю плаца, и судя по выражению лица был крайне недоволен. Увидев капитана, он тотчас же разразился возмущенной тирадой:
– Эти легионеры не имеют никакого уважения к французскому народу!!! У них, видите ли, нет свободного транспорта! Придется ждать, пока из Александрии пришлют автобусы. Я опаздываю в Каир… Проклятье. Каждый час на счету, ведь эти мошенники могут в любой момент продать…, тут он заметил меня и резко сменил тему, – они прозвали здешнего коменданта «лисом», очень подходит к этому двуличному типу. Он определенно недолюбливает французов. Германский дикарь.
Выговорившись, дю Понт отвернулся и стал разглядывать длинную тень, отбрасываемую вечерним солнцем от его фигуры.
«Хм, сдается мне, что мы едем в одно и то же место, и с одной и той же целью» – подумал я, но вслух сказал:
– А что это Вас понесло в Каир? Ищете следы Цезаря и Клеопатры?
– Не Вашего ума дело.
– Нет, ну все же, вы же не египтолог?
– Я решительно не обязан отчитываться перед каждым шарлатаном в том, что еду на личную встречу с хранителем каирского музея. Надеюсь, вы удовлетворены, – он демонстративно отвернулся.
– Вполне, месье дю Понт, – еще бы, я то прекрасно знал, что пост хранителя каирского музея уже второй месяц как остается вакантным…
Раздумывая над вновь открывшимися обстоятельствами, я брел по плацу. В вечернем воздухе далеко разносилась песенка про Петера, что хитер как лис в своей норе:
Jaja, der Peter der ist schlau,
schlau wie der Fuchs in seinem Bau
Лис, значит…
Я остановился возле одного из танков. Это была довольно компактная, «колониальная», машина, выкрашенная все в тот же светло-бежевый цвет. Здоровенный детина, вполголоса подпевая, ковырялся в двигателе.
– Извините, милейший, где я могу видеть коменданта?
Танкист оторвался от механизмов, обтер руки ветошью и с подозрением посмотрел на меня.
– Прямо и потом направо. А тебе зачем?
– Хочу поблагодарить за наше спасение…
Перед бараком, надпись на котором утверждала, что это «штаб и командование», располагался небольшой парусиновый навес. Под навесом находились стол, тумбочка, патефон и пишущая машинка. За столом сидел невысокий сухощавый человек в мятом офицерском кепи и что-то писал.
– Господин комендант?
– Я уже сказал, автобусы будут завтра, и если еще хоть один из пассажиров этого проклятого цеппелина вздумает…
– Герр лейтенант?!
– Взводный?!
– Тебя же накрыло бомбой под Яссами!
– Нет, это тебя накрыло…
– Эрвин, в смысле, лейтенант, или кто ты тут теперь… как я рад тебя видеть!
– Капитан-комендант… а ты, вижу, совсем штатский стал?
– Абсолютно и окончательно…
В вечернем воздухе все еще звучал венский шлягер про Петера, при полном параде выходящего на вечерний променад:
frisch rasiert und gut gekämmt,
schicker Anzug, weißes Hemd,
rote Nelke am Jackett,
fein von A bis Z.
Моя фамильярность по отношению к бывшему командиру была простительна. Штурмовой батальон – не совсем то место, где авторитет командира поддерживается нарочитым отдалением от подчиненных. Хотя, конечно, на фронте за подобное мне бы досталось… Но теперь все не так.
В общем, не буду надоедать личными воспоминаниями. Достаточно быстро мы перешли к делу.
– Мне определенно хотелось бы добраться до Александрии раньше, чем французскому профессору. Ничего принципиального, просто небольшое личное соперничество…
Тут я немного слукавил. В последнее время итальянские и французские научные круги взяли неприятную привычку, всячески выпячивая роль Рима в античной истории, умалчивать о том, что эту роль, скажем так, недостаточно сильно подтверждало… В свете этого, мне очень не хотелось, чтобы ценные манускрипты и прочие древности попали бы в руки дю Понта раньше, чем в мои. Кроме того, учитывая его вхожесть в окружение первого консула Франции, мои шансы в дальнейшем получить доступ к запасникам Парижского музея и вовсе оказывались крайне низкими. И окажись интересующая меня статуэтка там, вся наша с Карлом затея бы оказалась совершенно напрасной.
– В принципе, я отправляю одного из офицеров в штаб, – задумчиво пробормотал Эрвин, – и хотя присутствие штатского… но в порядке личной услуги… тем более, ты не совсем уж штафирка, – он усмехнулся.
Четверть часа спустя я уже стоял рядом со штабным бронеавтомобилем в ожидании упомянутого офицера, завершавшего оформление каких-то бумаг. От нечего делать я разглядывал стоявший в освещенном ангаре танк. Он довольно мало походил как на привычные мне по фронтовым воспоминаниям вагонообразные монстры, так и на украшавшие обложки журналов вроде «Популярной механики для молодежи» сухопутные броненосцы и подвижные крепости. Довольно небольшой, с причудливо многогранным корпусом, усыпанным стройными рядами заклепок разного размера, всего одной башней, из которой вилкой торчали в разные стороны вороненые стволы малокалиберной пушки и тяжелого пулемета…
– Вот достались на мою шею, – проворчал Эрвин, – ты же знаешь, я не танкист, я штурмовик. Мой стиль – быстрый прорыв и занятие обороны, движение вперед, не глядя на тыл и фланги. Танковая же медлительность и их неторопливое продавливание окопов… Нет, я положительно не знаю, что мне делать с этими железками.
Он вздохнул.
– Не скажи, – я вспомнил монолог вдохновенного танкофила Левинского, – один мой попутчик, польский полковник, как раз предлагал использовать танки для быстрого прорыва.
– Танки? Для быстрого прорыва? Но как?! – он удивленно посмотрел на меня.
Я по мере сил постарался пересказать ему все, что запомнил из пламенных речей полковника.
– Хм, – задумался, Эрвин, – с этой точки зрения я бронированные части не рассматривал. В отличие от бронеавтомобилей у танков достаточно проходимости для… Однако в этом определенно что-то есть…
Он снял фуражку, протер лоб платком, и внезапно обратился к механику, колдовавшему около машины.
– Зепп, как быстро может ехать эта бронированная обувная коробка?
– По инструкции 15 километров в час, герр майор, это кавалерийская модель. Но скажу Вам честно, при хорошем уходе да по здешним равнинам можно выжать все 20, а то и побольше. Главное чтобы фильтры не забивались и в дюны не заехать.
– Определенно в фантазиях этого поляка, что-то есть… если бросить их в рейд вместо кавалерии… нет, это явно надо будет попробовать…
Я уже начал было раскаиваться в своих словах, но тут появился отправлявшийся в штаб лейтенант со свежезаклеенным пакетом.
– Отлично, – оторвался от нездоровых фантазий капитан-комендант, – Оливье, я препоручаю моего товарища по оружию Вашим заботам, доставьте его в Александрию в целости и сохранности и как можно скорее.
– Так точно, мой командир, – лейтенант взял под козырек и бросил на меня оценивающий взгляд.
Не скажу, что бронеавтомобиль «Панар-Левассор» это очень комфортабельный транспорт. Довольно быстро у меня затекла спина, откуда-то постоянно сквозило, а уж дорожная пыль…
В дополнение ко всему лейтенант оказался на редкость неразговорчив, а водитель и сопровождавший нас аджюдан в присутствии начальства предпочитали помалкивать.
Лишь когда через пару часов мы сделали остановку в каком-то оазисе, заменить воду в радиаторе и немного перевести дух, я, воспользовавшись временным отсутствием лейтенанта, смог дать голосовым связкам небольшую практику.
– Аджюдан, Ваш командир всегда такой молчаливый?
– Можете звать меня по имени, Жослен Лярош, – представился тот, – раз вы друг нашего командира, то, думаю, вам можно доверять… Да, лейтенант у нас такой. Поговаривают, что он настоящий граф.
– Неужели? Что французский аристократ забыл в иностранном легионе?
Лярош пожал плечами.
– Мало ли что… Здесь не принято интересоваться прошлым.
– Ясно, – я решил не углубляться в обстоятельства, приведшие моих спутников в африканскую пустыню, – смотрю, ваш капитан-комендант пользуется большим авторитетом.
– О, да, – с чисто испанской темпераментностью вмешался в разговор водитель, – он лучший командир в легионе, правду говорю. Настоящий zorro del desierto – пустынный лис.
Испанец добродушно улыбнулся. Я уже хотел спросить, откуда Эрвин получил это прозвище, но тут появился лейтенант, и мои собеседники как по команде замолчали…
Когда мы достигли Александрии, уже светало. Бронеавтомобиль мчался по пустынным улочкам города, заволакивая их густой пеленой желто-бурой пыли. После нескольких замысловатых маневров, он замер на небольшой площади. Над воротами в одном из заборов гордо развевался французский триколор.
Напоследок я не удержался от колкости.
– Лейтенант, Вы просто кошмар для вражеских шпионов, за всю дорогу вам удалось не сказать ни слова…
– Молчание – золото, – флегматично пожал он плечами, потом внимательно взглянул на меня и добавил, – надо заметить для отставного унтер-офицера Тройственной монархии вы отменно говорите по-французски…
– Языки – мой хлеб, моя профессия…
– Вы переводчик?
– Нет, древние языки… Я доцент кафедры языковедения.
В глазах лейтенанта впервые за все время вспыхнул интерес.
– Вот как? Не ожидал. Право сказать, человека ученых занятий в здешних краях повстречать весьма затруднительно.
– Ну, в вашем распоряжении остается целый профессор – Жиль дю Понт. Более чем правильный и соответствующий текущей политической линии муж вполне ученых занятий.
Губы лейтенанта едва заметно скривились…
– Политика и правильность не лучшие спутники ученым занятиям.
– А вы, не лишены некоторого вольнодумства, лейтенант.
– Просто я могу себе позволить говорить то, что думаю…
– Теперь понятно, отчего вы так молчаливы… Что ж, цените эту возможность. В наше время это изрядная редкость.
– Было приятно познакомиться, – козырнул он.
– Взаимно, может быть еще как-нибудь встретимся, – в знак прощания я слегка приподнял шляпу, щедро осыпав свой костюм скопившейся на ней за время поездки пылью.
Теперь мне предстояло как можно быстрее найти старых египетских знакомых Карла и приступить к реализации нашего плана. В соответствии с инструкциями профессора я направился в портовую часть города. С набережной открывался прекрасный вид на Средиземное море. Надо заметить, что как раз в это время случилась очередная демонстрация союзных флагов, отчего Александрийский рейд был буквально забит итальянскими, французскими и британскими кораблями. Каждый из флотов стремился продемонстрировать свое безусловное превосходство над соперниками. Я всю жизнь считал себя человеком достаточно далеким от мореплавания, и рассматривавшим океан исключительно как место проведения отпускного досуга, но в ту эпоху, когда величие государства прямо измерялось количеством и размером линкоров, даже такая сухопутная крыса как я не могла не иметь хотя бы общего представления об этой овеществленной военно-политической мощи. Нет, опознать этих бронированных монстров по силуэту я естественно не мог, в конце концов, я же не военный моряк. Но названия посетивших тогда Александрийский порт левиафанов я из газетных заголовков извлек.
Королевский флот Британии представляли линкоры «Генри IV», «Канут Великий», «Эдуард Исповедник», линейные крейсера «Джеймс Кук» и «сэр Генри Морган», а также с полдюжины менее внуштельных кораблей. Республиканский флот Франции делегировал на встречу «Шарлеманя», «Маршала Моро» и «Дантона» не считая крейсеров. Хозяева, итальянцы, пригнали в Александрию «Джулио Чезаре» (бывшего «Императора Фердинанда Великого»), «Шипьоне ль'Африкано» (бывшую «Императрицу Софию Луизу») и два последних слова итальянского военного кораблестроения – линкоры «Лючио Корнелио Силла» и «Гайо Марьо».
Вся эта армада практически целиком закрывала горизонт и решительно лишала утреннюю гавань какого-либо романтического шарма. Впрочем, долго любоваться всем этим мне возможности не представилось, я свернул в отмеченный профессором на схеме переулок и постучал. Мрачного вида привратник долго рассматривал меня через окованную металлом бойницу в центре двери и лишь затем молча взял рекомендательное письмо и скрылся в недрах сада. Подождав минут пять, я уже начал было нервничать и оглядываться в поисках ломика или чего-то иного, что можно было бы использовать для принудительного вскрытия этого дубового шедевра домашней фортификации. Но тут дверь открылась, и я был весьма почтительно приглашен внутрь.
Омар, старый контрагент профессора, был весьма рад встрече:
– Друг Кара бин Немсави, мой друг, – довольно напыщенно приветствовал он меня.
Мое лицо видимо выразило некоторое недоумение.
– Так мы обычно называли профессора в старые добрые времена, – торговец древностями и антиквариатом довольно бегло изъяснялся по-итальянски, – впрочем, за глаза его чаще звали «лицо со шрамом».
Последнее как раз очевидно, молодость Карла была весьма бурной, и во многом оставалась покрыта для меня тайной. В том числе в части происхождения нескольких рубцов, пересекавших его лицо. Одни видели в них следы университетских дуэлей, другие – последствие странствий по довоенному Востоку. Сам профессор упорно отмалчивался и лишь хитро улыбался в ответ на вопросы молодых друзей и знакомых.
– Он написал мне, что вам понадобится мое содействие в некоем деликатном деле, – продолжал Омар, – думаю, нам стоит выпить кофе и обсудить подробности.
Не буду тратить время на пересказ нашей беседы. Мне и Омару предстояло решение вполне технических проблем – как можно быстрее вступить в общение с продавцами древностей, и в случае необходимости обеспечить финансовую сторону сделки. Послевоенный Египет был не тем местом, где считалось приемлемым оплачивать услуги банковскими чеками…
Надо заметить, что вопреки моим ожиданиям, Омар действовал поистине с тевтонской точностью и распорядительностью – уже вечером я трясся в вагоне, прицепленном к направлявшемуся в Каир паровозику, имея при себе набор векселей, которые, по словам антиквара должны были «открыть для меня двери всех сокровищниц Востока». Перечень сокровищниц, с именами ростовщиков, готовых превратить эти векселя в наличность, прилагался.
Встреча проводилась в лучших традициях бульварной приключенческой литературы. Двое худосочных арабов в причудливых обносках, видимо символизировавших приход цивилизации на патриархальный Восток, и обвешанные целым арсеналом холодного и огнестрельного оружия, завязали мне глаза и долго водили кругами по городу, периодически начиная громко спорить на какую улицу лучше повернуть и не забывая здороваться с многочисленными друзьями и родственниками. За битый час блуждания по окрестностям каирского базара я довольно подробно узнал о семейных заботах моих конвоиров, достоинствах приплода у ослицы брата жены одного из них, мнении двоюродного дяди второго о перспективах изменения цен на кунжут в предстоящем году и еще кучу самых разнообразных подробностей.
Наконец, достаточно утомившись, они провели меня в какой-то темный и мрачный склад, где сняли повязку и представили боссу – толстяку в довольно приличном европейском костюме и красной турецкой феске. Его, видимо для солидности, сопровождало трое охранников, отягощенных оружием в еще большей степени, чем мои конвоиры.
Босс широким жестом пригласил меня сесть на истертые подушки, сложенные кучкой рядом с ящиком, временно исполнявшим роль стола. Солдатским чутьем я понял, что после близкого контакта с этими подушками мне предстоит серьезный риск расстаться с купленным специально для этой поездки парусиновым костюмом (по крайней мере, все остальные известные мне методы уничтожения, несомненно с вожделением ожидавшей меня в этих подушках шестиногой фауны, были слишком трудоемкими). Однако отказываться довольно неприлично, и я занял предложенное мне место.
– Исключительно из уважения к досточтимому Омару эфенди я согласился показать вам ценности, с таким трудом добытые мною в подземельях проклятых язычников… – он сделал знак рукой и появившийся откуда-то из темноты человек в довольно приличном халате выложил на ящик несколько свитков и кожаный мешочек с монетами.
Начался торг.
Я с показным пренебрежением высыпал монеты на дощатую поверхность и убедился, что, в общем, пренебрежение могло быть и не показным. Ничего действительно интересного там не было. В лучшем случае пара поздневизантийских солидов и кератиев. Свитки были куда более занимательны. Хотя тоже довольно поздние, и судя по всему, извлечено все это было не из «подземелья язычников» а из развалин какого-то коптского монастыря.
– Ты хочешь потратить все мое время на эту ерунду? – я постарался максимально войти в роль разборчивого покупателя.
Босс сделал знак рукой, и на ящике появились новые свитки и еще несколько монет. Тут уже были изделия римской чеканки с портретами Аврелиана и Клавдия. Был даже довольно редкий серебряный антониан с надписью Zenobia Augusta. Свитки тоже оказались постарше, но опять же явно монастырского происхождения. Определенный интерес мог представлять лишь один из пергаментов, текст на котором, судя по всему, был написан поверх затертого более старого – обычная практика в эпоху редкости и дороговизны писчих материалов. Такие документы называют палимпсестами, и при изучении того, что было написано изначально, удавалось находить довольно редкие античные тексты.
– Думаю, теперь мы можем посмотреть действительно ценные вещи, – я скорчил самую придирчиво-недовольную гримасу на какую был способен.
Босс крякнул и сделал еще жест. Тут уже двое людей в халатах выплыли из мрака за его спиной, держа за края шерстяное полотнище, на котором в беспорядке лежали ржавые железки, еще несколько свитков, и какие-то мелочи. Но мое внимание было привлечено к обсидиановой статуэтке, видневшейся в самом низу.
Я постарался придать себе как можно более безразличный вид и стал копаться в груде древностей. Обломки римских доспехов, кусок каски, проржавевший настолько, что едва не рассыпался, сердоликовые бусы, медный крестик, еще монеты… Вот и она. Точно как и та, что стояла у меня в комнате. Снизу такие же странные, похожие на письмена, узоры. Я повернул ее вверх ногами. Увы, тут ничего нацарапано не было…
Так, надо отложить, не давая им заподозрить мой интерес. Что тут еще. Снова пергамент, что-то про монастырь в Стимфалополисе. Нужно будет потом изучить подробнее. Каменный скарабей, обычная вещь в Египте. Какие-то уже и вовсе не опознаваемые обломки…
Я отложил в сторону несколько монет, большинство свитков, кроме совсем уж бесполезных. В последний момент, будто случайно, я добавил статуэтку.
– Я заплачу за это, остальное можете выбросить…
Естественно я понимал, что никто ничего не выбросит, но дю Понту оставшееся можно было и отдать.
Вопрос цены обсуждался долго и по-восточному витиевато. С восклицаниями о неизбежном разорении, обещаниями немедленно все бросить и уйти, призывами к разуму, совести и чести собеседника. Наконец, согласие было достигнуто, мы ударили по рукам, и я отправился за деньгами. Мне опять завязали глаза и вывели из склада. Впрочем, теперь никто уже не водил меня кругами, вместо этого я был весьма быстро доставлен на край базарной площади и отпущен на все четыре стороны. Правда, при этом меня упорно сопровождали державшиеся в некотором отдалении все те же два молодца-конвоира. И они, и я старательно делали вид, что друг друга не замечаем. Но лично меня этот эскорт вполне устраивал. Гробокопатели курицу несущую золотые яйца грабить не будут, продажа ценностей европейцам это их бизнес, а вот уличные бандиты вполне могут. И вот тут вмешательство моих спутников могло бы оказаться нелишним. В конце концов это их деньги…
Открыв двери одной из «сокровищниц Востока» и проведя еще одну коммерческую беседу с местным ростовщиком, сначала норовившим обналичить вексель итальянскими лирами, вместо оговоренных тевтонских талеров, а затем долго отстаивавшим собственную точку зрения на обменный курс, я нагрузил саквояж требуемым количеством банкнот и двинулся в обратный путь.
После очередного маскарада, я снова оказался на том же складе, однако теперь таинственный полумрак уже отсутствовал. Фонари горели, и при нормальном освещении склад оказался вполне банальным и явно заброшенным.
Мы уже завершали расчет, когда из-за полок вышел собственной персоной Жиль дю Понт.
– Уже уходите, мой друг?
Скажу честно, в тот раз я был крайне невежлив. Вместо ответа я метнул в него подушкой, схватил саквояж, в который успел переложить свои приобретения (сначала товар, потом деньги), и, даже не попрощавшись, спешно покинул склад. Обвешанные оружием стражи босса сочли наиболее разумным не принимать непосредственного участия в личных разборках неверных, а Жиль, по неопытности, вздумал действовать в одиночку и не чуждаясь театральных эффектов. То есть, конечно, не совсем в одиночку, но его люди были крайне непредусмотрительно оставлены снаружи…
Выскочив со склада, я довольно успешно разминулся с одним из сопровождавших профессора субъектов и со всей возможной скоростью бросился в ближайший переулок. Это был не самый фешенебельный квартал города и состоял он из нагроможденных в самом немыслимом беспорядке глинобитных стен и заборов, создававших настоящий лабиринт. Дополняли его какие-то тенты, балконы, навесы и прочие конструкции, закрывавшие небо и окончательно лишавшие возможности хоть как-то понять куда бежать. Где-то позади слышались французские и арабские проклятья, они то и служили основным ориентиром в моих перемещениях – я последовательно двигался в противоположную сторону. Однако все хорошее когда-то заканчивается, довольно быстро я обнаружил, что зашел в тупик. В буквальном смысле этого слова. Минуту или две я метался среди известковых стен и заборов, надеясь обнаружить какой-нибудь проход или лаз… Увы, все было тщетно. Я окончательно потерял ориентацию и лишь слышал медленно, но верно приближавшиеся звуки погони. Видимо людям дю Понта глаза не завязывали.
Сидя в уютном кресле хорошо воображать себя героем – «я просто так не дамся»! В реальности я достаточно трезво оценивал свои шансы в столкновении с людьми профессора. Насколько я успел рассмотреть, их было самое меньшее трое. Все довольно рослые и крепкие. А судя по доносившимся арабским ругательствам, к ним еще присоединился либо кто-то из гробокопателей, либо какие-то местные головорезы. В общем, ничего хорошего меня явно не ожидало. Я огляделся в поисках места, где можно было бы попытаться спрятать мой саквояж. Конечно шансы, что его не найдут, оставались довольно призрачными, но все же…
Позади заскрипели несмазанные петли.
Я обернулся. В проеме малозаметной калитки возникла фигура в черном балахоне и черном же капюшончике, украшенном вышитыми золотом крестиками. Коптский монах. Откуда он здесь? Впрочем, этот вопрос меня в тот момент интересовал в последнюю очередь.
Незнакомец сделал недвусмысленный жест, приглашавший меня войти внутрь. Я даже не стал раздумывать. Ни слова не говоря, монах закрыл за мной калитку и быстрыми шагами двинулся вглубь сада жестами призывая следовать за ним. Я не возражал. Мы пересекли небольшой дворик, прошли узкой галереей между какими-то постройками и уперлись в еще одну калитку.
Мой провожатый открыл засов, и опять же молча предложил мне войти. Я решил, что выбора у меня особого нет, и последовал приглашению. С той стороны оказалась улица. Монах выглянул в проем и впервые нарушил тишину:
– Прямо, потом направо и еще раз направо. Базар…
После этого он закрыл калитку, оставив меня на улице. Лязгнул засов и с той стороны донеслись удаляющиеся шаги. Я оглянулся. Улица была пустынна. Шум погони практически стих. Я решил не терять времени и двинулся в указанном монахом направлении. Он не ошибся. В указанном месте я действительно обнаружил проход на базарную площадь. Теперь я уже мог ориентироваться в городе.
Первым делом я отправился в одежный ряд и после небольшого торга сменил основательно потрепанный костюм на продукцию каирских портных. Не то чтобы я был лицом похож на египтянина, но при достаточной запачканности физиономии и разумном подходе к наматыванию чалмы на меня вполне могли не обратить внимания. Могу поспорить, дю Понт первым делом обратится к властям. И те, естественно, начнут искать европейца…
Предчувствия меня не обманули. На полпути в Александрию поезд остановила банда, по-другому назвать этот коллектив я не могу, лиц в мундирах местной колониальной жандармерии и устроила бурный и длительный досмотр… Официально искали европейца в белом костюме, фактически каждый жандарм по мере сил старался обеспечить себя и свою семью доходами, дополняющими более чем скромное жалование туземного блюстителя порядка. Несколько белых начальников благоразумно держались поодаль, брезгливо наблюдая за происходящим.
Когда процесс достиг закономерного результата – искомый европеец найден не был, а отступные с пассажиров за все мыслимые и немыслимые нарушения ими колониального правопорядка были получены – поезд возобновил свое движение в Александрию.
– Этот отпрыск шакала и скорпиона сдал тебя французу, который заплатил больше! – Омар в ярости ударил кулаком по углу столика.
– Угу, – я отхлебнул кофе, и кивнул головой.
– Он еще пожалеет, – пообещал Омар, – достойные люди так дела не ведут.
Я снова кивнул головой, не отрываясь от кофе.
– Однако француз поднял много шума, тебе стоит уехать как можно быстрее.
– Сначала мне нужно выяснить, где они откопали эти вещи.
– Мои люди сами все узнают, тебе незачем торчать в Египте. Полиция объявила награду за твою голову.
– Никогда не думал, что моя голова стоит так дорого, – улыбнувшись, я отставил пустую чашечку.
– Не стоит искушать судьбу…
– Хорошо, я уеду, но рассчитываю, что ты выполнишь свое обещание узнать, где этот проходимец откопал свитки и статуэтку.
– Можешь не сомневаться, – Омар утвердительно закивал головой, – а теперь тебе нужно отправиться в порт, в заведение мадам Катрин, там ты встретишь капитана Пруэля, который без лишних вопросов возьмет тебя на борт и перевезет на Крит в обход таможни.