Читать книгу Чужак: Боец демона-императора. Тропа смерти. Сквозь бездну (сборник) - Ярослав Коваль - Страница 4

Все происходящее предстало передо мной в новом свете. Казалось, я опять посмотрел по-новому на то, к чему уже успел отчасти привыкнуть. Только чудо сохранило мне жизнь на этот раз. Так что, если намереваться и дальше выживать (а я, несомненно, намеревался), следовало так или иначе осваивать местные традиции боя. В том числе и на длинном клинковом оружии. Или по крайней мере тренироваться с теми, кто владеет мечом.

Об этом я сообщил мастеру, едва он поднялся ко мне с утра пораньше.

Исмал – мастер-тренер, чье имя я все-таки удосужился узнать, хоть и с запозданием почти в месяц – посмотрел на меня взглядом, который я пока не научился распознавать.

– Ты с Аэмиром довольно неплохо разыграл представление. Твое счастье, что госпожа Миралей и ее подруги этого не поняли.

– Не поняли же, так о чем говорить?

– Не о чем, верно. Однако, надеюсь, ты сделал выводы?

– А что тебя беспокоит? – Я давно уже перешел на «ты» и, поскольку никто такому обращению не удивлялся и не возмущался, сделал вывод, что так здесь принято. – Что разозлятся клиенты или что меня, разозлившись, прикажут прикончить?

– Я привык относиться к своим подопечным с бережливостью. Смерти, которых можно было бы избежать, меня огорчают. Наилучший результат, которого ты мог бы добиться, если пожелаешь, – это долгая жизнь гладиатора. Здесь мы с тобой хотим одного и того же.

– Не могу сказать, что хочу именно этого от жизни.

– Чего же ты хочешь?

– Вернуться на родину, например.

Мастер усмехнулся.

– Я имел в виду – из реального. Если бы мне захотелось стать императором, я предпочел бы помалкивать о подобных своих мечтах. Но, думаю, ты желаешь жить, не так ли?

– Как почти любой человек.

– В таком случае тебе следует тренироваться еще усерднее и стараться не устраивать подобных представлений, разве что с тобой заранее разработают сценарий. Это вполне возможно. Ты желаешь тренироваться с мечником? Очень хорошо. Интересуют ли тебя бойцы, владеющие иным оружием?

– Само собой.

– Очень хорошо. Я познакомлю тебя с моим помощником, который будет тренировать тебя. Тебе еще нужно многому научиться.

– А когда будет следующий бой? Я успею освоить хоть что-нибудь?

– Не представляю. Ты можешь биться через неделю или через месяц. Или через год… Но это же не повод не тренироваться.

– Да уж, – прошипел я.

Месяц с лишним, проведенный здесь, – достаточное время, чтоб успеть привыкнуть к интенсивной ежедневной нагрузке. Еще прежде я усвоил объяснения прежнего своего тренера, учившего меня определять оптимальное количество тренировок, и старался не превышать их. Ни к чему загонять себя до смерти.

Немолодой помощник Исмала оказался раздражительным, но очень знающим. Он не терпел противоречий, попытка спорить с ним иной раз приводила к тому, что прямо на месте спора случался импровизированный спарринг. Дрался бывший гладиатор отменно, не стеснялся иной раз крепко заехать ученику в челюсть или в живот, но каждый раз словно по волшебству обходилось без членовредительства. Впрочем, может быть, и не по волшебству, а лишь по причине искусности.

Я на него не обижался. К тому же занятие это в моем положении бесполезное. Если хочешь получить умения и знания, приходится терпеть. И я старался выполнять требования нового учителя, не отвечал вежливой усмешкой на его плосковатые остроты, пропускал мимо ушей его брань, которую тем более понимал с трудом (видимо, транслитерирующее заклятье, навешанное на меня в первый день моего пребывания здесь, перевод обсценной лексики не подразумевало), – словом, рвался к результату.

Следующий бой был назначен через две недели, мастер отобрал десять пар, но до последней, в которой были я и Аэмир, очередь не дошла. Заскучавшие гости велели привести танцовщиц, и летающая чешуйчатая тварь повезла нас двоих и трех раненых гладиаторов обратно в замок. Я, с облегчением вздохнув, подумал о том, что судьба предоставила мне шанс – короткую отсрочку, которую я могу отдать тренировкам, и в следующий раз, может быть, справиться с более опытным противником.

Эта жизнь постепенно затягивала меня. Более опытные товарищи охотно рассказали, что после четырех удачных боев меня, возможно, начнут выпускать из замка, давать немного денег, словом, все пойдет намного приятнее, чем теперь.

– Вообще жизнь гладиатора – отличная штука, – объяснил мне один из них. – Гладиатор – уважаемый человек, настоящий мужик, кто спорит? Эта профессия – самый лучший способ заработать неплохие деньги, чтоб хватило и семье, и детям, и на обеспечение старости. А потом, когда трудно станет драться, сможешь работать тренером или охранником – тебя везде возьмут. Самые же знаменитые гладиаторы получают столько денег, что живут, как господа, никакому ремесленнику не снилось.

– И жизнь постоянно на кону. В любой момент можно проиграть голову.

– В любой момент любого трудягу на улице прирежут, или лошадь понесет, и прямо по нему проскачет. Гладиаторы не так уж часто гибнут, да и даже если так… Оно стоит того, чтоб играть. Охотники и солдаты рискуют жизнью намного чаще, намного сильнее и денег добывают, как правило, меньше. Однако ж не переводятся. О чем это говорит?

– Что жизнь здесь у вас тяжелая.

– Именно так! Гладиатор – это профессия самая что ни на есть лучшая для здорового мужчины. Далеко не каждый может стать гладиатором, даже если желает этого. Большинству жаждущих нашей доли приходится пройти через массовые бои, а это мясорубка, из которой выбираются лишь самые удачливые или талантливые. Но тебе ничего не надо добиваться – ты уже являешься гладиатором. Радуйся!

– Радуюсь, – пробормотал я. – Ты-то сам как стал гладиатором? Проходил через эти массовые бои?

– Нет. Мой отец был хорошим бойцом. Так что у меня оказалась протекция.

– У-у-у… И тут не без блата…

– Но ведь и тебе повезло.

– Хочется верить.

Я осознал, что, хотя живу здесь уже больше месяца, совсем не знаю этого мира. За прошедшее время успел разве только понять, что общество здесь жестко иерархично, император вправе творить все, что ему в голову взбредет, и вся знать, которая отстояла от него на одну или несколько ступеней социальной лестницы, в общем-то, смотрела на простолюдинов как на своих законных рабов. Конечно, в массе тех, кто не относился к числу благородных, имелись свои градации, и не все было так уж просто. В этих тонкостях я еще не разобрался, однако понял, что разбираться в этом надо не сидя в замке, в отрыве от живой жизни.

Но даже месяц спустя, когда меня и еще несколько других гладиаторов перевезли в один из городских императорских дворцов (не столичный, как я понял, но расположенный в довольно крупном городе), не изменилось ничего. Постигать чужие традиции следовало не взаперти, а обитая где-нибудь в городе, толкаясь локтями с местными жителями на базаре и самостоятельно набивая все шишки.

Следующий бой, в котором мне пришлось принять участие, к моему неприятному изумлению, произошел даже не в пиршественном зале, а в спальне.

Императорские покои не уступали роскошью интерьеров ни Эрмитажу, ни Версалю и впечатлили меня, пожалуй, даже больше, чем то и другое вместе взятое. В чертах местного интерьер-дизайна было что-то восточное, что-то греческое и даже готическое – дичайшая смесь. Огромные окна смотрели в парк, сквозь прорези золотых экранов, искрящихся вставками, в спальню просачивался свежий ночной ветер. Часть светильников, напоминающих разлапистые кувшинки на массивных основаниях, украшали собой свободные от мебели уголки, другие канделябры свисали на цепях с потолка. Выглядели они чрезвычайно стильно.

На широченной кровати (хрена се сексодром!..), убранной тонкими шелковыми занавесями полога, валялись леди Миралей, которую я узнал с первого же взгляда, и его величество, в котором мне очень хотелось, но не получалось отыскать демонические черты. Оба едва прикрыты простынями, причем так, что при одном же взгляде становилось очевидно – одеться господа не озаботились.

– Нефиг смотреть в ту сторону, – прошипел мне противник, прежде чем коротким поклоном обозначить свою готовность к бою.

Я едва успел «когтем» перехватить и увести в сторону удар мечом. Клинок прошелся по левой, защищенной руке плашмя, и ему болезненно ответило мое запястье. Слишком стремительной получилось атака, без всякого перехода, слишком неожиданно. В конце концов слуги еще только заканчивали выносить напольные светильники, а заодно и кресла, чтоб освободить для нас место.

Позволил ему обойти меня слева и нырнул, чтоб подставить колено и локоть, помогая противнику споткнуться. Он не споткнулся, но открылся, и попытка пырнуть его в бок «когтем» почти удалась. Почти. Ловкий, гад, и подвижный. Мы разошлись и снова сошлись – как двум лезвиям ножниц, нам некуда было деться друг от друга.

Он ударил, казалось, без особой надежды на немедленный успех, но уже в полете клинок изменил траекторию движения и пошел параллельно полу. Такие сюрпризы надо было уметь читать в «мимике» чужих плеч. Как следствие, мне пришлось падать вбок и назад, и все это произошло автоматически, заученно, поэтому в полете я еще и ногами махнул от души именно туда, куда следовало. Противник мой получил пинок под коленку, опрокинулся назад и потерял один из двух своих клинков. Длинный.

Ну да, именно по правому запястью мне повезло ему врезать коленом, причем совершенно случайно.

Извернулся на полу движением змеи с прищемленным хвостом, и из этого положения как-то особенно легко поднялся на ноги, но перед тем цапнул с пола меч – совершенно автоматически. Блок мечом удался не без труда. Рукоять рванула мне кисть, словно живая, вознамерившаяся оторвать ее нахрен, но оружие я чудом удержал. Однако насколько удобнее отбивать меч мечом же! Несколько минут я только отмахивался, а противник мой наседал с яростью. Его можно было понять – он жаждал вернуть себе оружие.

Кстати, и метод для этого избрал самый надежный – сближаться настолько, чтоб размаха для клинка уже не осталось, буквально плечо в плечо. Я стремился приблизительно к тому же, блокируя в свою очередь размах его короткого клинка. Ведь у меня на случай рукопашной схватки имелись «когти». В этом положении я терял преимущество длины меча, который захватил, и мне было понятен резон противника, хотя сейчас в целом наши цели совпали. Не в достижении одного результата, конечно, а в последовательности событий.

Если ему не удалось вышибить у меня меч в схватке на дистанции, теперь он стремился вынудить меня бросить клинок на пол, чтоб в рукопашном бою зря руку не занимал. Это я понял за миг до того, как он притиснулся ко мне справа, метя кинжалом и готовясь перехватывать падающий меч. Но навыки, приобретенные еще в школьные годы, сработали и теперь. Если во время боя что-то есть в руках, используй это как оружие. Поэтому я с силой ткнул парню в лицо гардой меча и тут же увернулся. Действенно…

Взмах, еще взмах… Да, я предпочел бы перейти на близкую дистанцию и дальше «разговаривать» с гладиатором на языке самбо, но сделать это нужно было именно так, как мне требовалось. В этот раз получилось не совсем удачно, но пробовать снова никто мне не мешает. Благо опыта хватает. Я вполне осознавал, что владею мечом отвратительно, особенно если сравнивать меня с моим противником, и действовал им скорее как дубиной, просто отгонял парня от себя взмахами железяки.

Со стороны гигантской кровати донесся приятный для слуха смешок, и я запоздало припомнил, что тут имеются еще и зрители. Кстати говоря, кое-что понимающие в рубке. Подозреваю, что побольше меня. Мои мысли в адрес госпожи Миралей корректностью не отличались, но она их услышать не могла. К моему счастью.

Мы с противником пыхтели, кружа друг вокруг друга, довольно долго. То ли он предполагал во мне наличие каких-то тайных, намного более значительных, чем продемонстрированные, навыков, то ли считал, что я сознательно придуриваюсь. В любом случае, он осторожничал, и это давало мне небольшую фору.

Счет времени в серьезной схватке мне никогда не давался, и то, что уже случилось, уходило из памяти в следующий же миг. Вернее будет сказать, что в дальнейшем я без труда мог все это вспомнить и повторить, но сейчас, в миг наибольшего напряжения, сосредоточен был на одних только реакциях тела, и мысль за ненадобностью останавливалась. Сейчас я отбивался, не помня, что за финт пускал в ход секунду назад.

В какой-то момент мой противник оказался совсем рядом и в такой позиции, что решение напрашивалось. Тело все сделало само. Пальцы правой руки таки отпустили рукоять бесполезного в подобном положении клинка, левая щитком «когтя» поймала кинжал, шедший мне в живот. Освободившийся правый «коготь» с отдачей в плечо прошел по чужому лицу.

Парня отшвырнуло вслед за рукой и кинуло на пол. Плечо гудело, но боли я не ощущал.

– Добей его! – воскликнула женщина, привставая на постели. Простыня соскользнула, и, на миг обернувшись, я увидел ее грудь, крупную, роскошную, такую, что в ладони не спрятать.

Взглянул в глаза своему противнику – он смотрел без муки, должно быть, боль оказалась слишком сильной, чтоб ее чувствовать, или сказывалось ошеломление боя. В чертах его залитого кровью лица была предобморочная отстраненность и обреченность – последняя, возможно, просто чудилась, – и мне показалось, что он даже гипотетически не видит иного варианта, чем повиновение.

Инерция ситуации подхватила и меня. Снова взгляд в чужие глаза, слишком яркие на искореженном лице.

– Прости.

– Да уж, – засипел он сквозь зубы, а глаза его уже смотрели поверх меня, строжея, используя последние мгновения сознания, чтоб подготовиться к небытию.

Я ударил в горло, чтоб наверняка и быстро. И обернулся, чтоб увериться, не будет ли еще указаний. Фиг его знает, какие тонкости гладиаторской работы мне еще неизвестны.

Но они смотри друг на друга, а не на меня. Женщина, податливо изогнувшись, смотрела на императора с дикой смесью раболепства и лукавства. Себя она вела с поразительным бесстыдством, а может, в среде знати просто не считали гладиаторов за людей? Чего их стесняться?

– Ох, как хорошо! – проворковала дама.

– По вкусу? – правитель лениво гладил ее бедро.

– Очень! А он хитрюга, этот гладиатор! Какой хитрец!

– Действительно хитрец. Он тебе понравился?

– Да уж. Забавный… А теперь я хочу, чтоб бились девушки!

– Пусть приведут, – бросил мужчина в пространство, не допуская ни на миг, что его могут не услышать.

В приоткрывшейся двери появилось напряженное лицо офицера, которое активной мимикой принялось показывать мне, чтоб я нырял в эту дверь и больше не занимал собой заляпанное кровью пространство. Слуги, двигающиеся плавно, как тени, уже утаскивали тело и вытирали пол. Я послушно выскочил из спальни, и только тут меня накрыло осознание того, что я добил человека, который, может, и выжил бы. Блин… Ощущение во рту такое, словно это меня в морду треснули. Мерзко.

За дверью я не сразу поднял глаза. Маг, который сопровождал меня и других бойцов на все выезды, и теперь ждал здесь, посмотрел со смесью сочувствия и одобрения.

– Молодец. Ранен?

– Нет вроде.

– Повернись. Не ранен. Отлично. Вина?

– Хорошо бы. – Мне вдруг до тошноты захотелось нажраться. – Но как я обратно поеду? Меня ж с седла сдует.

– Куда это ты собрался на седле?

– Ах да, мы ж здесь обосновались…

– Вот именно… Дай ему глотнуть.

Офицер, ждавший рядом, с недовольным видом протянул мне небольшой кувшинчик с узким горлышком – такие удобно закупоривать восковой пробкой.

– Новичок, что ли?

– Чужак. У них другие бойцовые традиции.

– Еще одну девицу требуют. – Появившись рядом, замельтешило еще одно существо в форме. – Живее!

– Бабы не по моей части, – отрезал маг, оттаскивая меня за локоть в сторону.

– А чьи они?

– Вон там их тренер стоит… Идем, парень. Отдохнешь у себя в комнате. Вина и еды тебе принесут.

Сейчас, когда император гостил во дворце, кормежка резко улучшилась. Казалось бы, чего удивляться, что правителя и его спутников кормят наилучшим образом, но при чем тут прислуга и гладиаторы? Ан нет, каша стала более пряной (и оттого проскакивала в желудок особенно бойко), мясо – сочнее и нежней. Если раньше оно все больше попадалось в похлебке и все в той же каше разваренными неопределенными кусками, а отдельно – разве что на костях, не столько еда, сколько развлечение все это обглодать под слабенькое пиво, то теперь его стали подавать солидными и отлично прожаренными ломтями.

– Чему ты удивляешься? – еще утром проворчал мне собрат-гладиатор. – Раз император во дворце, значит, снабжение первосортное. Хорошее мясо тоже надо куда-то девать. Чем ему пропадать, лучше нам его скормить. Отсюда и изыски.

Так что я совсем не удивился огромному подносу самой разнообразной еды, которую мне приволокла полная служанка, изо всех сил колышущая грудью у меня перед глазами (на что она рассчитывала, можно было только гадать). Еда попроще явно готовилась на всех, мне просто немного отчерпали из общего котла. А то, что поизысканнее, видимо, осталось после господской трапезы. Само собой, вчерашними бутербродиками наподобие канапе, вчерашними пирожными и заветрившейся тонко нарезанной рыбкой, сдобренной лимонным соусом, местных шишек кормить не будут. Скорее уж утром приготовят свежее. А остатки скормят таким, как я.

Хоть и постоявшие какое-то время, закуски ничего не потеряли. Подобной вкусноты я никогда не ел, но сейчас оттенки вкуса проходили как-то мимо сознания. Да, отмечал, что вкусно, но сейчас это нисколько меня не интересовало и не радовало. А что могло бы порадовать, я не представлял. Поэтому от души подливал себе вина из большого кувшина, удивляясь, с чего это вдруг мне так щедро отпустили спиртного, если в другое время гладиаторов упорно оберегали от него. Пиво не в счет, вино здесь крепче. Кстати, оно оказалось очень приятным.

Наутро я совершенно не помнил, о чем размышлял под вино и что обещал себе. Голова побаливала слегка, куда неприятнее была слабость и привкус во рту, желание улечься где-нибудь и не двигаться недельку-другую.

Но позволить себе такую роскошь я не мог. Ничто не могло гарантировать мне жизнь в будущем, но увеличить мои шансы могли только тренировки.

– Хочу тренироваться с мечом, – сказал я Хунайду, пожилому помощнику Исмала, который теперь возился с мной.

– Тренироваться-то можно, а толку? Ты с мечом так двигаешься, будто за лавку держишься.

– Если ты не будешь меня обучать, все так и останется.

В ответ меня наградили злым взглядом, на который я, впрочем, не обиделся. И, имея некоторый опыт общения с мастерами, догадался – это способ слегка тонизировать ученика, взбодрить его и заставить собраться.

– Если хочешь у меня учиться, должен делать то, что я говорю, и так, как говорю.

– Догадываюсь.

– Вот и посмотрим, на что ты способен! – возгласил помощник мастера таким тоном, с которым обычно засучивают рукава.

Я понимающе усмехнулся, но в сторону, чтоб не злить Хунайда. И не сомневался, что тот с удовольствием возьмется за меня. Его рвение напоминало месть, хотя я прекрасно осознавал, что никакой ненависти ко мне лично этот человек не испытывает, и если он злорадствует, когда, обессилев, я валюсь физиономией в пыль, или с крайним ожесточением подгоняет меня, то дело здесь не в личном ко мне отношении.

Просто у него такая манера обучать. Мало ли у кого какие взгляды на жизнь!

Если раньше режимом своих тренировок я распоряжался сам, то теперь они зависели от воли моего тренера. Иной раз он будил меня на рассвете пинком (если успевал, потому что обычно я просыпался еще на стадии распахиваемой с размаху двери), воплями поднимал на ноги. Но после того, как я однажды полюбопытствовал у него, обязательно ли орать с утра пораньше и нельзя ли ограничиться окликом на несколько тонов тише, задумался. Правда, предварительно наорал на меня и привычно задал трепку. Но чувствовалось, что он просто по-другому не умеет.

Обучение шло у меня туговато. Хунайд ворчал, что владению мечом в моем возрасте нужно учиться день и ночь и не тратить время на что-либо другое, но я, само собой, прежние тренировки не собирался забрасывать. Как ни крути, но именно мои необычные для этого места навыки до сих пор спасали мне жизнь. Сколько еще мне удастся выплывать за счет самбо, знает лишь Бог.

Но совместить навыки боя без оружия с оружием может быть выигрышно. Что ж, пока я выплывал, будем надеяться, что и дальше удача не оставит меня.

– Кстати говоря, – недовольно начал тренер, – тебя отпускают в город. Прогуляться. Лично я бы, если б со мной посоветовались, сказал бы, что это незачем. Но Исмал решил так. Тебе дадут денег, но избави тебя Небеса напиться в городе, понял?! Я от тебя мокрого места не оставлю, если хоть учую запах!

– Ну хватит. Я не мальчишка, ни к чему устраивать сеансы запугивания. Растолкуй мне лучше, куда можно заходить, а куда нельзя.

Хунайд пожевал губами, словно бы прожевывал все те угрозы, которые не озвучил. Но почему-то и в самом деле не стал дальше сотрясать воздух по привычной схеме, которую редко кто-то из его учеников решался прерывать. К его выходкам я старался относиться с юмором, и это мое отношение озадачивало тренера. Оно противоречило его опыту и всему тому, к чему он привык, чему настроился давать жесткий отпор.

– Я не понимаю, почему решают выпускать в город человека, который элементарных вещей не знает, которые знают все, абсолютно все, начиная с трех лет?

– Если я буду сидеть здесь взаперти, то так ничего и не узнаю. Нужно мне привыкать жить здесь или нет? Или ты считаешь, что боец, который не собирается жить долго и счастливо, хоть на что-нибудь годен?

– Ты просто мерзкая обезьяна, – процедил Хунайд. – Хочешь поучить меня правильно настраивать моих учеников?

– А тебе не нравится, когда я говорю правду?

– Дождешься того, что тебе за твою наглость кишки на горло намотают… Вот шельма. – Он растянул губы в подобии улыбки, хотя все еще выглядел уязвленным. Я мог чувствовать себя совершенно отомщенным за все его грубости. – Ладно, слушай. В храмы тебе нельзя заходить. Еще перед ними есть такое пространство. Площадь цветов. Нельзя ступать на нее обутой ногой. Нельзя касаться струй фонтанов, пить воду можно только из тех, из которых пьют все. Нельзя ходить там, где по брусчатке расстелены ковры или ткани. Не вздумай приставать к добропорядочным женщинам, иначе получишь пару ножей в бок. Нельзя входить в чужие процессии. Нельзя переходить дорогу перед конями или паланкинами знати. Или крупных чиновников. Так что смотри внимательно, куда суешься.

– А что, местные жители всех представителей знати и всех чиновников должны знать в лицо, что ли?

– Мои соотечественники могут определить, что за чиновник перед ними и какой областью нашего мира правит тот лорд, который встретится им на улице города. По цветам плащей и головным уборам. А ты – как грудной ребенок, бестолковщина.

– Я готов учиться. Значит, увидев высокопоставленную шишку, от нее следует спасаться бегством. Так получается?

Хунайд покровительственно усмехнулся.

– Лучше уж так.

Я не ожидал, что меня действительно отпустят на прогулку, и поэтому, когда это все-таки произошло, был изумлен. Ощупывая монеты в кармашке пояса, я вышел из ворот замка опасливо, словно не был отпущен, а в полном смысле этого слова сбежал. Поэтому не сразу взялся посматривать по сторонам – сперва следовало разобраться с собственными ощущениями, которые оказались полны этой мнимой свободой, этой игрой в свободу.

Город в парадной своей части внушал уважение размерами зданий и масштабами улиц. Здесь было где развернуться, не хуже, чем в ином современном городе. Через несколько минут, углядев приземлившуюся возле роскошного, судя по всему весьма дорогого магазина чешуйчатую тварь вроде той, на которой мы, помнится, летали, я сообразил, почему так. Эти транспортные животные занимали много места. Не меньше, чем хороший дальнобойщик, а может, и побольше, если учесть крылья.

Я поглядывал на великолепные особняки, каждый из которых словно бы стремился перещеголять соседей в горделивой строгости и стильности. Ничего лишнего, но как же хорошо! Местная архитектура выглядела очень своеобразно, и я, мало что понимающий в специфике «строительных традиций» у себя на родине, не мог сказать, каких черт, по моему мнению, в очертаниях зданий больше – восточных или западных. Слишком уж самобытно, но чему удивляться? Чужой мир, е-мое!

Здесь было много зелени, узорные оградки отрезали от проезжей и «прохожей» части крохотные лоскутки земли под палисадничек – и чувствовалось, что иметь подобный личный зеленый уголок было уделом лишь самых богатых людей. Тоже понятное дело, к императорскому дворцу в первую очередь жмутся самые родовитые, люди света. И не здесь следовало искать сердце города, в этом квартале можно было разве любоваться фасадами домов и облизываться на дорогие магазинчики и лавки. И еще отскакивать с дороги роскошных процессий.

Я довольно быстро сориентировался в том, как надо действовать, если на пути внезапно появилось несколько красивых лошадей или ящеров, украшенных попонами, лентами, цветами, иногда перьями или иными украшениями, материал которых не удавалось опознать с первого взгляда. Отскакивать успевали все горожане, если только не были калеками или слепыми (а таких в фешенебельные кварталы, видимо, не допускали, потому как тут я не увидел ни одного). Тем же, которые мешкали, быстроты добавляла охрана.

Правда, меня короткие копья бойцов не коснулись ни разу. Присмотревшись, охрана обходила меня, самое большее – давая знак, что нужно еще потесниться. И я понял, зачем при выходе за пределы дворца мне приказали накинуть красный плащ с черной полосой и намекнули, что с собой следует брать оружие. Похоже, по плащу и «когтям» на поясе во мне опознавали гладиатора и предпочитали не связываться.

Впервые за все время пребывания здесь я начал осознавать, что у моего положения действительно есть свои преимущества. И, наверное, для средневекового города дифференциация по цветам одежд и форме полосок актуальна. Сейчас я был, пожалуй, рад, что гуляю по городу в качестве гладиатора, а не какого-нибудь горшечника, кузнеца или дровокола.

Но для того, чтоб понять этот город, следовало гулять не здесь, а там, где можно было почувствовать пульс города, где ритм городской жизни входил в резонанс с самоощущением и начинал довлеть над ошеломленным чужаком. То есть следовало идти искать что-нибудь базароподобное. Где еще, как не на базаре, можно увидеть город во всей его непарадной «красе»?

И я отправился искать базар. Найти его не составило особого труда. Несколько вопросов, заданных встречным (ответы мне давали очень подробные и довольно вежливо), развернули меня в нужном направлении. Как я понял, город когда-то увенчал собой огромный покатый холм. И теперь по всем законам логики и жанра вершину занимал императорский дворец и самые богатые кварталы, чуть дальше располагалась торговая часть, Средний город, где также обитали ремесленники всех мастей и достатков, а у подножия холма селились все остальные.

Средний город оказался чуть менее просторным. Зато дома здесь несколько подросли в высоту. Нижний этаж занимали магазинчики, к ним лепились уличные прилавки, и людей здесь толклось уже намного больше. Обнаружил я в Среднем городе и широкие проспекты, однако к ним лепились извилистые узкие улочки, где помещалось разве что два прилавка по обе стороны и проход между ними. Правда, таких мне попалось немного.

Над некоторыми дверями висели покрывала с кистями, похожие на скатерти, и изображения большой пивной кружки. Из этих заведений потягивало ароматом свежего хлеба и жареного мяса, и догадаться было несложно – тут кормят. Внутрь одного из таких я заглянул не без сомнений, однако на меня отреагировали вполне положительно. Не потребовали продемонстрировать деньги, поспешили поставить передо мной кружку напитка, похожего на эль или кисловатый сидр, и блюдо с закуской. Мясные ломтики с маринованными овощами – стоящая штука.

– Угодно ли господину заказать мясо молодого поросенка? – увесистая дама в затянутом под грудью переднике наклонилась надо мной. – Сегодня резали.

– Порцию, – согласился я, вынимая одну из двух монет, которые мне дали с собой.

Глаза у дамы вспыхнули, и я понял, что стоимость заказа сильно меньше.

– Еще что-нибудь могу предложить?

– Я подумаю. Пока отдай мне сдачу, а я подумаю.

Женщина фыркнула, словно я ткнул ей в лицо лисьим хвостом, посмотрела на меня обвиняюще, но, уйдя, скоро вернулась с горстью монеток поменьше.

– Неужто ты думаешь, тебя тут обманут? Здесь никого не обманывают, здесь достойное заведение! И уж тем менее могут обмануть гладиатора!

– Это понятно, – успокоил я. – Но не люблю подсчитывать. Лучше видеть глазами, сколько у меня еще денег.

Она снова фыркнула, хоть и не так яростно, и ушла, покачивая бедрами. Порцию мяса с напластованными баклажаном и репой мне принесла девчонка, у которой из-под короткого халата типа кимоно торчали босые ноги, и смотрела она на меня с восхищением и любопытством. Угощение было настолько вкусным, что ненадолго я забыл обо всем. И когда кто-то опустил мне на плечо руку, я вздрогнул.

– Эй, боец. – Парень, стоявший надо мной, был изрядно пьян и взглядом буквально сверлил меня, словно искал во мне черты своего обидчика. У меня вполне рефлекторно сжались кулаки. Однако, натолкнувшись взглядом на фибулу, которую мне вручили вместе с плащом и велели застегнуть на плече, пьянчуга поспешно отшатнулся. – Извинения просим. Обознался.

– Вали отсюда! – велел я, на всякий случай поднимаясь.

– Да ушел уже, ушел…

Убедившись, что несостоявшегося обидчика действительно вынесло из залы, я украдкой покосился на фибулу. На ней был тот же герб, что на длинных шелковых полотнищах, свисающих со стен дворца, только чуть упрощенный. Должно быть, у этого был свой смысл. Или все просто, и таким образом император маркирует свое «имущество»?

– Примите, господин, – заспешила ко мне полногрудая трактирная работница, а может, и хозяйка. Блюдо, которое она передо мной поставила, было наполнено какой-то аппетитнейшей мешаниной, залитой ароматным соусом. И хотя я вполне насытился свининой, понял, что не смогу отказаться от угощения.

– Сколько с меня?

– Оставьте, господин, угостить императорского бойца мы всегда рады.

– Я могу заплатить, зачем?

– Ну что вы, господин. – Однако все же приняла от меня монетку. От ее обиды не осталось и следа, женщина смотрела умильно и радушно.

Овощи и мясо были приготовлены искуснейше, соус оказался выше всяких похвал. Добирая лепешкой его остатки, я вздыхал лишь о недостаточном объеме моего желудка. И, выбравшись из заведения на улицу, постарался запомнить его местонахождение. Забегаловок в городе наверняка очень много, но надо держать на примете вот эту, где так вкусно кормят.

Во дворец я вернулся раньше того срока, который мне обозначили, и Хунайд, придирчиво поморщившись, все-таки не высказал претензий. Вернее, нет, одну-таки высказал:

– Ты что-то больно правильно себя ведешь! И вернулся раньше, и на своих ногах… Подозрительно!

– Я благоразумный. – И, набрав побольше воздуха в грудь, старательно дыхнул мастеру в лицо. Видимо, учуяв легкий запах пива, тот совершенно успокоился.

Последующие бои я запоминал во всех подробностях и каждый переживал по много раз, просыпаясь по ночам и рефлекторно пытаясь схватиться за оружие, повторить атаку или блок. Несмотря на это, привыкание шло стремительно.

Вот странно, но уже через месяц я вполне освоился в замке, с тренировками, с Хунайдом и его манерой тренировать меня, с боями, случавшимися все-таки не чаще, чем раз в две недели. Здесь все воспринимали подобную жизнь не просто как нечто нормальное, а как огромную удачу. Сложно было не поддаться общей инерции. К тому же не лучше ли видеть в ситуации хоть что-нибудь хорошее?

Заставить себя наслаждаться положением смертника слишком трудно, однако привыкнуть к нему, как оказалось, было вполне возможно. Два последующих боя не завершились смертями – в первом случае я ранил противника (сам, правда, тоже по ходу дела получил пару неприятных царапин), и это вполне удовлетворило правителя, а во втором случае он прервал бой и велел нам уходить, потому что к нему явился посыльный с какой-то срочной депешей. Это немного примирило меня с реальностью – я получил доказательство, что поединок не обязательно должен закончиться смертью одного из бойцов.

Полученные царапины уже через пару дней перестали меня беспокоить – лечили здесь великолепно. Так что, если меня искорежат и посильнее, но не добьют, есть шансы быть отштопанным по полной программе. И, может быть, если после этого я не смогу драться со всей отдачей, оно даже будет и к лучшему…

– Глупости тебе в голову приходят! – загремел Хунайд, услышав от меня эту идею. – Ты чем намереваешься зарабатывать на жизнь, если не сможешь драться? Ты еще хоть что-нибудь умеешь?

Умею ли я? Эта мысль меня обескуражила. Разумеется, у себя на родине я мог без труда заработать в сфере IT, неплохо водил машину, разбирался в технике… Здесь все было иначе. И, пожалуй, из всех моих навыков только умение дать в морду годилось для этого мира.

– Во-во! – неверно истолковав выражение моего лица, взорвался мастер. – Давай! Разве что корзины таскать тебя возьмут, будешь спать под окнами постоялого двора, потому что на жратву деньги будут, а на ночлег – уже нет. Как перспективка, а? Совсем дурак? Ты если обучишься драться и выживешь, потом в любой клуб, на любую арену устроишься. Тебя как бойца везде возьмут, достаточно тебе будет сказать, что ты перед императором выступал. Золото будешь грести обеими руками… Если доживешь, конечно.

Следующего боя я ждал в напряжении. Мне не могло так долго везти. Ведь предыдущий противник, с которым мне пришлось довести поединок до конца, споткнулся о табуретку, которую слуги вовремя не убрали. Случайность. А последняя драка прервалась не потому, что я оказался сильней. Пожалуй, в ней у меня было маловато шансов на благополучный исход. Хорошо хоть, что удалось продержаться до момента, когда к его величеству завалился посыльный со срочным извещением.

– Кстати, учти, что тебе предстоит биться через месяц на большой арене, – заявил Хунайд. – Имей в виду, там биться сложнее, чем в приватной обстановке. Ты выступал перед публикой? Можешь рта не открывать, и так знаю, что нет. Куда тебе. Думаю, впрочем, что если ты не будешь пачкать себе голову всей этой дурацкой ерундой про «хорошо б меня ранили», то сможешь справиться. Даже мои четырнадцатилетние ученики справляются.

– Что за представление устраивается? – полюбопытствовал я, собрав всю свою выдержку. Первое, что мне хотелось сделать – это заржать ему в лицо и уточнить, действительно ли он верит, что я стану выходить на какую-то там арену? Но жизнь здесь, пусть и не слишком продолжительная, уже оказала воздействие. Да, я буду. Да, выйду. Куда я денусь? В конце концов, какая разница, где драться – на арене или в комнате? На арене, наверное, даже удобней, там места больше.

– Празднество в честь годовщины восшествия на престол нашего императора. Семидневные игры, как положено. Массовые бои и поединки известных гладиаторов вперемежку с выступлениями императорских бойцов и всякой мелкоты из столичных школ. Тебе это тоже предстоит.

– Кто будет против меня?

– А кто может это знать? Жребий кидают в день боя. Как всегда. Давно пора было привыкнуть. Иди, тренируйся. Ты же хочешь выжить?

– Хотелось бы…

– Давай, шевелись! Думаешь, победа с неба на тебя упадет? Пахать надо, пахать!

Я не спорил. И пахал. Вокруг меня начиналась суета – все готовились к приближающемуся празднеству и сопутствующему представлению. Представление занимало ребят намного больше, чем все остальное, но не абсолютно. От более опытных гладиаторов, некоторые из которых оказались очень говорливы, я уже выяснил, что накануне первого дня боев принято отпускать бойцов повеселиться, немного выпить, полюбезничать с женщинами – словом, приятно провести время. Этого с нетерпением ждали многие из гладиаторов.

Такой настрой вызывал недоумение. Никто из них явно не задумывался о том, что за пирушкой неотвратимо придет миг, когда их жизнь будет разыгрываться в божественную рулетку. А впрочем, может быть, никто из них не видел ничего такого эдакого в своей судьбе. И это вполне понятно. Если здесь все так живут и так смотрят на мир, то с чего бы гладиаторам отличаться?

Мне продемонстрировали кольчугу – тонкое плетение, удобные наплечники, в остальном же штуковина хиленькая, от сильного прямого удара не спасет – и велели тренироваться в ней. Разумно. Здесь не хватало места для индивидуальной тренировочной залы каждому гладиатору, и нам приходилось выжимать из себя пот на глазах друг у друга. Но никого уже не волновало, что кто-то сможет подсмотреть хитрые приемчики друг друга. И меня не волновало – я в основном тренировался с мечом, а самбо оставлял на вечер.

Приближался этот день, и если сперва я в глубине души желал растянуть время и сделать так, чтоб дни сменяли друг друга как можно медленнее, то потом наоборот стал мечтать, чтоб назначенный день как можно скорее наступил, а там уж будь что будет.

– Где мы будем биться? – спросил я Хунайда, когда решил, что кроме ругани и показного негодования могу узнать и еще что-нибудь.

– Болван, где еще, по-твоему, могут происходить празднества, как не в столице? Мог бы сам догадаться и не отрывать меня от дела своей ерундой. – И, с довольным видом потирая щетинистый подбородок, удалился.

– И скоро нас туда перевезут? – спросил я у своего напарника, с которым на этот раз отрабатывал ближний бой на мечах.

– За день до открытия празднеств. Там же будет и пирушка. Правда, я их не очень люблю. Перепьешься, а потом жребий падет на тебя, и будешь с похмелья драться. Нафиг надо.

– Так не напивайся.

– Когда начинаешь, там очень трудно остановиться. Обстановка такая. – Он покрутил пальцами и, не найдя, видимо, подходящего выражения, взял меч на изготовку. – Ну что, продолжим?

Почему-то ближе к надвигающемуся событию беспокойство оставило меня. Я привык к мыслям о грядущем состязании на арене и до самого последнего момента оставался невозмутимым. Ждал подозревающего взгляда Хунайда, когда заявил, что вечеринка меня не интересует и я на нее не пойду, но тот отреагировал вполне спокойно.

– Хочешь сработать на разогреве?

– Не хочу, но могу.

– Болва-ан, – добродушно наградили меня. – Спервоначалу публика добродушна, а его величество вообще заканчивает заниматься делами, поэтому шансов на то, что проигравшего помилуют, больше. Ты же все это понимаешь, хитрец! Поэтому и напрашиваешься.

Я не спорил. Напрашиваюсь так напрашиваюсь. Мне же проще.

В столице, куда бойцов доставили на двух десятках огромных драконообразных существ, размеры императорского замка поразили воображение тех из нас, кто пока не имел счастья наслаждаться этим зрелищем. Всю столицу немыслимо было накрыть взглядом с той высоты, на которой двигались крылатые животные. Но мощь твердыни, вокруг которой теснились бесчисленные городские районы, впечатляла.

Как почти каждый замок, его не возвели разом вот таким, а достраивали и укрепляли десятилетие за десятилетием. И теперь он сам по себе тянул на средних размеров город. Интересно, как его думают защищать в случае чего? Впрочем, с магией это может оказаться намного легче, чем просто руками и телами. Ведь должна же здесь бытовать не только та магия, которая помогает вытаскивать из других миров то одного, то другого бойца, непременно есть и боевая.

В замке оказалось так много места, что, как и раньше, мне досталась целая комната, в которой, впрочем, предстояло прожить недолго. Если все пойдет как надо, после празднеств выжившие вернутся обратно, а если я не выживу…

Накануне открытия пышных празднеств я спал особенно сладко и даже, кажется, видел какой-то завлекательный сон. И утром проснулся свежим. Мальчишек, будущих гладиаторов, прислали помочь одеться и вооружиться сущим гладиаторам, и, увидев восторженные глаза юнца, подававшего мне подкольчужник и кольчугу, я второй раз за время пребывания здесь невольно испытал удовольствие от своего положения. В самом деле, трудно не дрогнуть душой, когда на тебя взирают, словно на живое божество.

Нас позвали спуститься во двор, когда солнце уже вовсю заливало брусчатку и щедро поджаривало дорожную пыль. Под рев труб распахнулись замковые ворота, и, предводительствуемые красиво экипированными и вооруженными солдатами из императорской гвардии, а также четырьмя магами в длинных бирюзовых мантиях, мы, гладиаторы, ступили на улицы города.

Здесь было людно и шумно. Разодетые горожане толпились на обочинах дорог, не переступая прорисованной прямо по брусчатке желтой границы, кричали, махали руками, иногда швыряли цветы или пригоршни крашеных зерен, а те, что помоложе, еще и подпрыгивали. Так и тянуло помахать рукой в ответ наподобие какого-нибудь знаменитого боксера, подступившего к рингу.

Черные с красной полосой плащи на наших плечах трепал теплый ветер, грозивший ближе к полудню превратиться в обжигающе-жаркий. Слава богу, что в этих краях принято было устраивать гладиаторские представления рано утром и поздно вечером, а днем, в самое пекло, посещать прохладные храмы, смотреть представления в закрытых театрах и пировать – об этом мне уже подробно рассказали. Хоть не придется размахивать мечом, когда солнце в зените.

Жмурясь, я поглядывал по сторонам, разглядывая роскошные особняки и арки, благожелательно поглядывая на молоденьких женщин в ярких платьях и накидках, на яркие флаги по стенам… Или, может, это были просто куски тканей, изображений-то на них нет, разве кое-где повторяющийся узор… Точно ткани. А вот и с той террасы свисает ярко-красное полотно, отделанное гирляндами живых цветов. Красиво, ничего не скажешь.

– Шествия – штука дурацкая. Но публике надо дать насмотреться на настоящих мужчин, – бурчал шагающий рядом со мной гладиатор из старших. – И нам приятно, и им интересно. Только лучше б они кидали не зерно, а монету. Они сейчас насмотрятся, потом будут еще смотреть на нас на арене. А мы – потеть.

– Они ведь за места платят, – вставил другой боец.

– Но тут-то не платят ни черта!

– Ты уж за каждый чих готов требовать монету. Тебе должно быть лестно, что тебе рукоплещут. Вчера нам устроили праздник…

– Не они, а император.

– Император – владыка всех этих людей. Они ему служат, а он им за это – праздники.

– Закрутил-то, закрутил…

Я лишь хмыкнул про себя и улыбнулся молоденькой горожанке, которая особенно настойчиво тянулась вперед, не решаясь все же переступить через желтую черту. На улицах здешних городов нельзя было увидеть полураздетых девиц на шпильках, чья грудь при ходьбе выпрыгивает из декольте с таким же рвением, с каким ягодицы норовят выскочить из штанов с заниженным поясом. Все местные женщины кутались в тряпки не хуже мусульманок, разве что предпочитали не черные мешки, а тончайшие прозрачные, приятные глазу драпировки.

Однако при всем при этом представительницы прекрасной половины человечества этого мира привлекали к себе куда больше мужского внимания. Может быть, здесь сказывалось то, что они избегали его, а может, то, что избегали недостаточно усердно. Обрисовываемое складками тело казалось намного более манящими, чем практически полностью открытое взгляду.

Дорога тянулась под гору, дома постепенно становились все выше, а людей – все больше. Перед нами вставал огромный столичный стадион, занимавший, как было видно с башен императорского замка, куда нас пускали полюбоваться видами, изрядный кусок драгоценной городской земли. Внешние террасы были расцвечены многоцветием самых разных магазинов и ресторанов, а также других заведений, развлекавших горожан в дни, когда на стадионе не случались игры. Впрочем, все это изобилие было к услугам клиентов и в дни праздничные.

Для нас были настежь распахнуты огромные кованые ворота, обычно плотно запертые, и подходы к ним устилали ковры. Я успел узнать, что ковры на улицах обычно подстилаются под ноги самым уважаемым людям, и в этом было еще одно свидетельство того, как высоко положение гладиаторов в здешнем обществе. Лепестки цветов и ветки с зелеными листьями, брошенные нам под ноги, скоро усыпали эти ковры настолько, что трудно было разглядеть узор.

Таким же зримым знаком почтения к нашей профессии явилась стайка облаченных в прозрачные ткани, увешанных венками из листьев плюща девушек, выпорхнувших нам навстречу с золотыми дисками в руках. Оказывается, эти диски умели звенеть не хуже бубенчиков. Танцевали девушки восхитительно, и я с удовольствием остановился вместе со всеми, чтоб полюбоваться этим зрелищем. Аккомпанировал им затейливый перелив барабанов, доносившийся незнамо откуда, чуть позже присоединились звуки каких-то сипелок… Что-то восточное было в этой музыке, как и в этом танце, но какая, в конце концов, разница?

Потом стайка рассыпалась, и девушки вдруг оказались совсем рядом с нами, овевая нас ароматом цветов. Я заметил искрящиеся улыбкой глаза под распущенными тугими кудрями и полные губки, а потом мне в руку сунули венок и исчезли, не дав даже толком полюбоваться на все остальное.

И гладиаторы двинулись дальше, к воротам и за ворота, оставляя позади ликующую толпу. Чего ж им не ликовать – они предвкушали захватывающее зрелище.

Поворачивая вслед за всеми во внутренние помещения стадиона, я лишь краем глаза успел взглянуть на празднично изукрашенную арену. Да, изрядно места. Неудивительно, что сюда выгоняют сразу с десяток, а то и больше, сражающихся пар. Столько места не нужно для двух бойцов. Интересно, как будем сражаться мы, гладиаторы высшей касты?

– Сюда. Бросать жребий на день! – зычно окликнул нас Хунайд. В большой зале, уставленной скамьями и столами для оружия, он ждал нас не один – здесь же обнаружился Исмал, двое его других помощников-мастеров, и еще люди – наверное, тренеры других групп. – Серт и Гунвилль не бросают жребий, они дерутся сегодня.

– Куда ты рванул, тебе же сказано не бросать жребий, – толкнул меня в бок гладиатор, с которым я шагал в этом шествии плечо к плечу.

– Названо было два имени, – хладнокровно ответил я. – Какое из них относится ко мне?

– Как какое?.. А, я и забыл, что ты чужак. Тебя император назвал хитрецом, а значит, таким и будет твое имя на арене. Серт означает «хитрец» на языке аврер, на котором мы молимся и даем имена нашим детям. Теперь отзывайся на имя Серт, а то Хунайд тебе покажет свое неудовольствие.

Я в недоумении посмотрел на своего собрата по профессии, потом перевел взгляд на Хунайда. Тот хмурил брови, потряхивая мешочком, в котором что-то постукивало. Камушки какие-нибудь, наверное, или кости. В первый момент я не смог вспомнить, при каких таких обстоятельствах его величество мог меня заново окрестить. А потом припомнил бой, происходивший в опочивальне императорской наложницы. Да, что-то такое про хитрость тогда было сказано. Наверное, они решили, что я вполне себе умею владеть мечом (как любой местный гладиатор), просто придуривался.

Интересно, кто мог услышать их разговор? В зале тогда не было никого, кроме них, меня и моего противника. Ну, еще слуги… И того офицера, который нос в дверь совал, а внутрь шагнуть не решался… Блин! То есть в этих краях каждый пук правителя наделяется каким-то особым значением?! Слава ему, что он меня не обозвал задницей или чем-нибудь похуже.

Я отступил назад и переглянулся с тем бойцом, который тоже не полез вперед. Видимо, это и есть Гунвилль. Можно кивнуть ему и получить ответное приветствие. Наверное, он тоже не любитель выпивать накануне боя, поэтому попал в первый состав вместе со мной.

– Все кинули жребий? – еще раз гаркнул Хунайд. – Те, кто вытянул белые камни, бросают их в эту чашу и ждут своей очереди в жребии на время, остальные ото шли назад. Серт и Гунвилль тянут первыми. – Он сунул мне мешочек прямо под руку, и я ощутил внутри гладкие, обточенные водой голыши с рельефными вставками на каждом. На ощупь они ничем не отличались, поэтому я хватанул какой-то и вытянул. В середину серого окатыша была вставлена молочно-белая искорка.

– Серт – первый! – объявил Хунайд и неожиданно подмигнул мне: – Одно слово – Хитрец.