Читать книгу Технарь для Хозяйки медной горы - Ярослав Николаевич Кравченко - Страница 4

– Гмилин…, чтоб тебя…, куда ты нас снова перенес, – попытался ухватить за бороду главного книгочея, вывалившийся из портала одним из последних, глава рода Серобородых Герих седьмой, – здесь, даже порохом не пахнет, не то – что силой земли и нашими собратьями. Кто – кто, мать твою, нас прикроет в диком мире, где земли кланов и наши родичи?! – тряхнув, как следует ученого, рука Гериха соскользнула с окровавленной бороды.

Не успел последний гном вывалится со стрелой в затылке из портала, как за отрядом последовали длинноухие и за свою растерянность Гериху пришлось заплатить не просто книгочеем, а жизнью собственного рода. Кто-теперь уведет их из нового мира и поможет в родных землях, кто возглавит клан, если Герих останется тут? Но и просто так сдаться, владыка гномов не мог, как не мог бросить собственных сынов, внуков и правнуков, а пуще того ненависть тысячелетней войны, не за земли, но за жизнь и право повелевать миром. Тем из коего эльфы, выдворили всех мешавших им основать колыбель мира. А, кто не пожелал уйти, падал, один за другим. Пока не пришло время гномов, и из привычной битвы родов за право снабжать тот или иной, народ, конклав королевств, а иногда и обыкновенных дикарей. Для гномов началась война на уничтожение. Война между землей и её недрами. В которой дошла очередь и до Серобородых, что были вынуждены отступать, на бегство гномы никогда бы не согласились. Вот и сейчас собравшись с духом Герих скомандовал, поднять щиты и гномы отступали от зева портала, исторгавшего эльфийские стрелы. Длинноухие не дураки, чтобы столкнуться с гномом в его штольнях, или вернее их научили. А значит у рода Серобородых ещё был шанс, и они им воспользовались, не зная сколько им отпущено времени до того, как в атаку пойдут разведчики или в проход закинут обманку из десятка гоблинов или рабов из людей. Которым Герих обещал жаркий прием, но для этого нужно было обосноваться, найти уступ, горный карман, а ещё лучше пещеру. И он нашёл, а кто как не гном дитя земли и глава рода, был готов на такое в чужих землях? Что к удивлению владыки, почти сразу откликнулась, ведь здесь не было запоров и каждый метр, не был пронизан рунами и пропитан силами владетеля. Хоть и чувствовалось, нечто настолько тонкое и не осязаемое, что гном не обратил внимание, да и зачем, оно не противилось его воздействию. И не прошло и получаса, как в горном хребте образовалась ниша, укрывшая оставшихся из рода Серобородых, готовившихся к последней битве. Каково было их изумление, когда по первому требованию под воздействием рун, готовившиеся к смерти гномы, обрели, не только бастион, но и немалое богатство. Ведь земля, где обосновались гномы, была не то, что не пуста, не изрыта первыми кланами и королевскими родами, а изливалась, выплевывая к их ногам не только медь, но и самоцветный камень. От одного вида, которого, некогда не самому богатому роду и их главе, иначе их не оставили бы на заклание, становилось страшно. Страшно от одной единственной мысли, "С такими богатствами, мы могли бы просто откупиться". "Ведь даже эльфам, какие бы они снобы небыли, не чужда тяга к прекрасному, тем более что мы просто попросим оставить нас в покое". Оглянувшись, не слышал ли кто его позорных мыслей, Герих, зачерпнул руками павшие к его ногам самоцветы. Ему хватило, испуганных лиц гном и израненных войной, хватило уложенных у стены детей, что тряслись, как матери или спали устав, как их отцы. Всего этого хватило, чтобы стиснуть в руке камни и перешагнуть через себя, через вековые традиции, и через долгую очень долгую войну. Не хватило только одного, здоровья, чтобы вытянуть Леща. У пещер тех, как и всех земель и самоцветов, всегда была хозяйка, она и обратила внимание на гнома, что так без церемонно старался вынести её богатства:

– Ты че это творишь поганец, а? – разнеслось по пещере. Я тебе покажу, как предков порочить. Сейчас все решим, только к Лешему – соседу сходить надо, его дети развлекаются.

– Сказать, что гном был удивлён, ничего не сказать, – продолжила рассказ бабушка, чуть сбиваясь с повествования, – В общем отправила меня хозяйка до лешего, тот и сам почувствовал, что-то странное и родное в происходящем, правда настолько далекое, что мне пришлось ему помогать это далекое сделать поближе. Я молодая еще была, опять же и проход недавно открытый был. В общем помаялись мы тогда изрядно, но до эльфов добрались, кому-то же отвечать, за убийство гостей и дальней родни хозяйки надо было. Да и самим интересно было, кого это к нам занесло. Но где-то мы переборщили и эльфов сюда вынесло совсем с другого мира. Так к чему я все это, – почесала лоб бабушка, – гномы из-за давней вражды с эльфами, некогда их роду не простят случившегося, а заодно и нам за то – что привели их в наш мир. Эльфы же ничего не понимают, но переселение им не очень понравилось, а кроме того, когда на тебя катят бочку, так что и они нас не любят. Ну, а мы, сам понимаешь, любим всех, но профессия обязывает. Так вот о работе, загостились у нас гости- то, пора бы и честь знать, но куда ж их деть? Для этого и понадобился нам человек, походит посмотрит кому чего не хватает, чтоб в родной мир вернутся, да поможет. А мы присмотрим. Признаться за две сотни лет многого наслушались, даже переехать захотели, поля там не топтаные, столько дел – столько дел. А в итоге, узелки уже иссохнуть успели, а гости все еще здесь. Так что помоги уж болезным Иванушка, а за мной не заржавеет. Да и с другими не прогадаешь. Тем более что и дело, какое не какое уже есть…

Дослушав бабушку, не ожидая от себя проникся незамысловатой историей. Тем более, что и в задании у неё нечего особенного не было. Пойди, туда не знаю куда и найди то не знаю что. А главное, кто пустит? Не совсем понятно. Впрочем, Ягуся не обманула, дело у неё и правда для меня было. Сходить, прошвырнуться до одной березки, на людей посмотреть – себя показать, тут и там послушать, а главное, если чего выйдет про неё не забывать. Что выйти должно ведьма не сказала, на то она и ведьма. Но я уже и сам догадался, что все будет не так просто. Впрочем, и мысли кое какие были, так что стоило бабушке отправить меня осмотреться, направился к тем, с кем отношения всегда были абсолютно прозрачны. И повесть бабки, меня в этом и в том – что книги не врут, полностью убедила. В общем, направился я к гномам, коротышек ничего не интересовало, кроме монет и собственной выгоды, а кто и как её принесет их совершенно не волновало. И это было видно, как не когда в самой деревне. Ну, где в наших краях можно найти, резную, мозаичную площадь? Да чего там, даже камни на дороге были вытесаны и уложены в притык. Одним словом, гномы не простаивали, а хозяйка времени не теряла, найдя в своих владениях беспокойных, судя по тому, как они сновали по деревне, работников. Что привыкли все делать с размахом, если дорога – то брусчатка, если бережок у пруда – то с пристанью. На кой она вообще нужна в не большой деревушке вопрос, но есть. Хотя по тому, что они сотворили у себя, задумываешься, не много не мало, а о намечавшемся городке. Правда в деревне все должно быть органично и сидеть в минус сорок в здешних каменных малогабаритках, мне бы не хотелось. Ну, а портал? С последним они оторвались по полной, так как установили его едва ли не посередине той самой площади, что я не сразу понял. Но стоило услышать:

– Куда прешь, нечисть проклятая, – гаркнул мне в спину гном, – опять испортить чего в проходе хочешь, сейчас лопатой так приголублю в миг святость обретёшь, – как и до меня дошло.

Но ответить за родную нечисть все же пришлось, чуток обидевшись:

– А в морду коротышка, – обернулся к потерявшему нюх гастролёру, встретившись с очень дальним и не менее бедным родственником местной хозяйки.

Объяснив за одно и все то, что думаю об происходящем:

– Понастроили, как у себя дома, не пройти не проехать. Наглые эльфы вон и то поскромнее будут, – кивнул я на уходившую в леса дорогу и скромно стоящую у чащобы арку, что была под охраной длинноухих, предположив, – Может вас за жадность из родного мира и выгнали?

На что гном как не странно попыхтев, улыбнулся, в то время как я уже догадывался чем закончиться перепалка по трясущейся перед носом лопате, раззадоривал себя. Однако услышал:

– Понравилось человече?

Не сразу сообразив, о чем он, увидел, как довольный гном обернулся к арке:

– Почти тридцать лет на неё ушло. А уж на руны и каменья и того больше, а золотом каждую закорючку выбить и вывести! – Эх, – махнул рукой гном, – вот и приходится всякую нечисть отгонять, не с того ни с сего пожаловался мне гном.

От чего даже пришлось удивленно спросить:

– А меня чего тогда не отогнал?

На что гном хитро покосился:

– Да какая ты нечисть, так, мелкая неприятность, как для нас, так и для всех остальных. Опять Яга человека привела. А чего ты можешь против наших рун, так, – махнул он рукой, – камушек какой отколупать и всё!? Но проверить все-таки стоило, – увидев моё вытянувшееся лицо объяснил гном, – настоящая нечисть-то с нами не воюет, навоевались уже за двести лет, а вот нагадить может. Да и то какая настоящая так шалупонь, к настоящей мы не лезем, и хозяйка им нас трогать не велит. Так что – чего хотел, человече? Видел я что не к проходу ты шёл или не только к нему. Но и отданные под жильё кварталы и каменные дома, тебя не интересуют. Ты даже на сокровищницу хозяйки, что в наших чертогах построена, внимание не обратил, – кивнул гном на ведущую к горам дорогу, и едва видневшийся в дали свод дворца, высеченный в породе. Чего я признаться просто не заметил, ещё оглядываясь по сторонам, а сейчас не на шутку задумавшись, может не обманула бабушка с историей гномов? Впрочем, не все ли равно. Главное я и так узнаю. И надеюсь, для начала, хватит и пары слов, тех благодаря которым я обрету союзника:

– Заработать хочешь?

Чтобы напороться на цепкий, даже острый взгляд и понять то – что, если я где-то прогадаю, просто не зная, как получить выгоду с той же бабушки, гном найдет и растолкует все. Мне даже несколько, страшно стало за тех, кто встанет на гномьем пути. Но ещё больше было страшно за себя, если все местные общались постоянно с этакими индивидуумами, то я для них и в правду варвар, если не Иванушка дурочек…

Однако стоило этой мысли закрасться, как у гнома появился акцент выходца гор:

– Гидэ рубить.

Чему я улыбнулся, намекнув:

– Тут бабушка про какое-то дерево говорила, говорит, посиди с людьми пообщайся, – от чего гном как-то разом сдулся, прошептав излюбленную фразу.

– Нечисть проклятая.

И я уже не понял кого он имел ввиду. Но махнув рукой, приглашая следовать за ним, гном зашептал. А я краем глаза заметил, как появился другой коротышка, что занял место моего собеседника, чему-то улыбнувшись провожая нас. Даже закралась мысль, а не ждали ли меня? Но я не успел её развить, отвлекшись:

– Значит так Иванушка, дела нам предстоит не простое и не сложное, – задумавшись на секунду гном, как будто пожевал произнесенные слова и поморщившись сплюнул, начиная было, – Нечисть прокл…, но опомнившись продолжил. – В общем так, направила нас старушка, не куда-то, а к эльфам. Они уже около века по нашим лесам бегают, да духов задабриваю. Вот к ним нам и предстоит наведаться. Я так понимаю, – покосился, он на моё ничего не выражавшее лицо, – она тебе ничего не сказала. А ведь, если ты хранительнице земли не понравишься, то все пиши пропало. Тут под ногу камушек попал, там на сучек напоролся или вилы кем утерянные нашёл на свою задницу, в общем не жизнь, а сказка. Но это не так страшно, – снова покосился он на моё, как-то сразу поверившее в сказанное, и слегка побледневшее лицо, – чего с дитя взять, толи мы и нам подобные. А вот, мимо эльфов пробраться, – протянул он, – и того пуще, у Яги что-нибудь выторговать, это куда как неприятнее. Так что доверь это дело мне. Человек ты в наших краях новый и чего попросить не знаешь, а я будь уверен об нас побеспокоюсь. Ну разуметься за свою толику, – захлопотал вокруг меня гном, как не странно, обшарив не только карманы ободряюще по ним похлопывая. Но следом и заплечную сумку тряхнув, как будто подтягивая ремни, продолжая, – конечно, для этого придется и немного вложится, – ощерился мои новый друг, увлекая меня за собой с каменной площади к обыкновенной деревне, через незаметный переулочек.

Чтобы, задумавшись, а правильно ли я подобрал себе провожатого, я окунулся в местную суету. А именно сердце любой деревни рыночную "береговую"? Так как площадью после гномьей это просто не могло быть, а вот рыночной береговой вполне. Лавки здесь растянулись от каменного городка гномов и до леса эльфов, опоясывая озеро. По шельфу которого гном меня и повел, рассуждая:

– Ну раз, ты согласен. То самое время понять, что к берегиням на кривой козе не подъедешь, и надо немного не мало, а показать, силу Русского духа, – завернул он нас к прилавку своего собрата, а буркнув тому что-то на непонятном языке, пока мы дожидались его заказа, наставлял. – Дело – это немудрёное, прояви учтивость и вспомним всё, что было у тебя, у рода, у предков и поведай о том лесу, намекни кто ты и откуда. И помни лес велик и бескраен, он всё помнит и все знает. И со всех уголков его, соберутся птицы, вороны умные, да ласточки быстрокрылые, и не останется больше тайн. А как не останется, то время наше до разговора охочее настанет, – забрав, у подозрительно осмотревшего меня продавца гусли, гном развернул меня и поволок к лавкам с рыбой. Откуда тем временем несся здоровенный черный кот с соответствующим ему в зубах лещом. И за него же и схлопотал старым порванным сапогом, что дед подхватил у торговавшего обновками водяного. Не оставшегося в долгу, и облившего рыбака не только ряской с тиной, литром другим стухшей воды из неохватного пуза. Но и совершенно понятными, а главное доходчивыми напутствиями. На что дед не остался в долгу. И дело, как-то сразу понеслось с места в карьер, с обещаний водяного притопить соседа по лавке и до того, что мужичок схватился за укромно стоявшую в уголке оглоблю. И власть тут же переменилась. Сам скандал набирал обороты. А мне было интересно другое. Поняв, что он больше никому не интересен, кошак забежал за ближайший дом и с удовольствием почесывая спину, пострадавшую от сапога, подвывал:

– У-у-у гады! И трех слов связать не могут, а все туда же, не интересно, не захватывает, баб много, сексу мала. Тьфу, деревня. Да чтоб я ещё раз взялся им сказки рассказывать, гонорар все равно самому приходится собирать.

И уже урча, принявшись за трофейную рыбу:

– И зачем я вообще принялся за это гиблое дело?

А гном тем временем продолжал:

–Так и о чем я, – почесал он бороду, – как время до разговоров охочее настанет, то и время попотчевать берегиню подошло, – завернул он к той самой лавке, где в обнимку с оглоблей стоял рыбак, уже и не обращая внимания на зыркавшего на его водяного. Где и выбрал с пяток рыбин, за которые пришлось расплачиваться уже мне. Не обращая внимание на удивленно рассматривающего купюру в пять сотен рублей старика, пока гном объяснял, – а лучше, чем Ушица в этом деле, как по мне и не сыскать. Правда без пары травок не обойтись и кое чего ещё…

Задумавшись выискивая, что-то или кого-то только ему понятного, гном протащил меня через половину набережной. Пока мы не наткнулись на бабушку веселушку, торговавшую какими-то подозрительными грибами. Или вернее не так, она так радовалась каждому покупателю, что те грибы вызывали подозрение сами. Тем более что и гном не рискнул меня подводить к прилавку, а пошёл шушукаться сам. А уж после того, как принял кулек и с полчаса торговался за него, костеря на право и на лево "проклятую нечисть" я понял почему и лишних вопросов задавать не стал. Тем более, что мы выбрались к нормальному человеческому рынку, где сновали дети и кучкой стояли боярыни местного бомонда. Другого слова, про баб свысока оглядывающих каждого появившегося в их поле зрения, и не сказать. За лотками же стояли, девочки подростки и девицы красные. Но от мало и до велика, те внимали и впитывали происходящее, набираясь опыту на будущее. Так что за дело браться настала моя очередь, опять же и для Ухи не все было приобретено. Остался один вопрос к кому подходить, ведь девица красная на то и красная – что созрела, и стоило было мне шевельнутся к одной из них и подходя поздороваться:

– Здравствуй краса.

Чтобы услышать из-за спины:

– И ты будь здрав, добрый молодец, – откуда не возьмись, окружил меня бабий гарнизон, да так что куре во Щах не было бы тесно.

А стоило им добиться своего, пошёл совсем другой разговор или может это я слишком долго молчал:

– Так чего хотел болезный, – приперла меня к прилавку, верхними необъятными девяносто, если брать половину, бойкая женщина, сверлившая меня не детским оценивающим взглядом, – сейчас все тебе раздобудем. Но если ты со своим коротышкой пришёл нам мозги пудрить, то пеняй на себя…

И так это было многообещающе, что пришлось тихо соглашаться. И мне и правда достали все, даже больше. Я и оглянуться не успел, как толпа протащила меня по всем местным прилавкам. Что в конце концов, из их круга вышел не непонятный тип, потерявший даже старые трусы, а тот самый добрый молодец, кое-как отстоявший последнее благо цивилизации заплечный мешок, после борьбы за который меня даже зауважали. Но котелок все равно пришлось приобретать чугунный, литров на десять, уперевшись в который я было попробовал сбежать. Однако за всем этим наблюдавший гном, лишь удовлетворенной кивнув на обновку и намекнул, что котел походный, а нам ещё пилить и пилить. Так что, не поняв его и даже себя из-за поднявшегося шума охов и ахов, как-то так вышло, что дальше я тащился с неподъёмной чугуниной в одиночку. Пропустив мимо ушей напутствие гнома, да и всю окружающую нас красу, так как метров через двадцать пот с непривычки начал заливать глаза. А ведь руки только начинало оттягивать. И только когда гном хлопнул меня по плечу и предложил отдохнуть, я понял, что мы выбрались из людской толчеи, а пуще того, что что-то не так:

– Молодец паря, – развеселился гном, – но обратно огородами пойдем. Чувствую можем и не пережить, людской благодарности. Они понимаешь и к золотым то, царским червонцам, привыкли с трудом, а ты их бумагой облагодетельствовал, – уже в голос потешался гном. -Теперь понятно, почему бабка тебя заприметила, вроде Иванушка, а на деле любой нечисти сто очков форы дашь. Нет бы поговорить помочь иль выменять, меняются нравы у добра молодцев. Ну во всяком случае, по миру не пойдёшь, – отшатнулся гном от моего разом посеревшего лица в связи с возложенными почестями. Но гном поспешил заверить, – Да не беспокойся ты так, когда нам с эльфами поможешь, все забудется, где-то больше где-то меньше. Ну а пока, надо найти провожатого, – кивнул гном на двери небольшой таверны, угадывающейся, как по вывеске, так и по шуму, раздающемуся внутри. От которого или из-за него, я едва разобрал бурчание гнома, – А то не больно то мне и охота лазить по эльфийским колючкам вслепую.

Сплюнув, гном завалился в таверну, а за ним провалился туда же и я, на перевес со своим котлом. Ибо ощущение было именно такое, от криков, проклятий и развернувшейся в стенах местного общепита мясорубки, всех со всеми. Эльфов с нечистью, гномов с эльфами, а людей с гномами. И все это шумело и перемежалось в таких причудливых формах и компаниях, что, не сдерживаясь я поинтересовался у гнома, а что здесь собственно…, происходит? На что как не странно ответил вылетевший из клубка сцепившихся эльфов и гномов, Боровичок:

– Так это, уму разуму учимся внучек, – почесал он макушку, с прищуром посматривая на своих неприятелей, – как появились здесь гости дорогие, незваные, так нас дикарей необразованных своей премудрости и учат, – кивнул он на зал, где и правда больше всех доставалось мужикам и нечисти. – Но ничего, – оправившись поднялся дед, – мы тоже пару фокусов знаем. Ты сам – то часом помочь не хочешь?

На что за меня поклонившись перед дедом, ответил гном:

– Не до развлечений нам старейший, разве что в следующий раз.

Но его Боровичок как будто и не слышал, и мне пришлось повторить за гномом, поклонившись:

– Дела у на деда, не обессудь.

На что дед смерил меня, мою посудину, взглядом и печально посетовал, не получив такое подспорье:

– Ладно уж, бегите, – и свиснув не хуже соловья разбойника, так что в ушах зазвенело, басовито крикнул, вдарив посохом об пол. – Разойдутся берега, разольются воды, не убежит племя от племени, а род от рода, развернется и пойдет душа в пляс. Брат за брата, сын за отца, кровь за кровь…

Чувствуя, как волосы на спине зашевелились от исходившей от старика силы, с удивлением заметил, как мужики и даже нечисть впала в забытие, не то – что, не отвечая на удары, а даже не шевелясь. Не понимая, что происходит или это мне так казалось замерли и все остальные. Но стоило деду вдарить еще раз, об пол и натужно зашипеть:

– Обернись, обернись к крови, к отцу, к брату и пойми кто ты есть…

Как в таверне все изменилось, и кто-то зрячий или опытный, заверещал, разом осипшим голосом:

– Не дайте ему долбануть об пол!

И таверна тронулась на старика, вот только было поздно, открыв на мгновение сомкнутый взор, Боровичок улыбнулся, зашептав ещё один заговор. Жаль за поднявшимся шумом я его не услышал, но вот то – что как громом вдарила об пол палка я услышал отчетливо. И все разом поменялось, со стороны мужиков раздался рев и не редко людским в крике даже не пахло. Да чего там, широко открыв глаза я смотрел за тем, как походя четверо медведей заламываю группу эльфов. На растерявшихся гномов вообще было жалко смотреть, но только до того, как один сообразительный бородач, не выхватил не пойми откуда появившийся щит и не начал собирать народ:

– В башню, в башню мать вашу, длинноухие прикрывайте, всех порвут. Ну-у!

Понаблюдав, как в одном из углов образовалась причудливая черепаха, оберегавшая отстреливающихся лучников, и как под градом из стрел падают медведи. Буквально всей душой ощутил, как поднимается нечто звериное, но стоило мне ступить вперед, как откуда не возьмись вынырнул, поднявшийся Боровичок, шепнув:

– Я сам, – хлопнул он меня по плечу, – у тебя какие не какие ещё дела были.

От чего наваждение, как рукой сняло. Однако смотреть как падают сородичи все равно было неприятно. Правда и Боровичку в смешной огромной шляпе, я поверил безоговорочно и сразу. А как не верить, особенно, если через пару шагов дед просто выправился, а еще через десяток в щиты вломился внушительных размеров дядечка, который не то, что с Ильёй Муромцем, а со Святогором в гляделки бы поиграл, да так что там началось страшное. И кого жалеть я просто не знал и только с ужасом смотрел за происходящим. Оставался один вопрос, а какого хрена мы еще здесь делаем?

Но ответ нашёлся сам собой. Вынырнув откуда-то сбоку, нас с гномом подхватили и выперли на улицу, где я и уставился, на раскрасневшуюся после драки, улыбавшуюся эльфийку. Обратившуюся исключительно к гному:

– Если уж деда понесло, то и мелюзге как я, там делать нечего. Кстати, о недоросликах, тебя то, чего сюда принесло Горм? Маленьким гномам в таверне делать нечего, либо люди затопчут, либо эльфы облапошат. Как кстати там твой должок с прошлого раза поживает? Не хочешь его ещё отдать, как взрослый гном или, так и будешь маленьким, да без защитным прикидываться?

На что как оказалось Горм, запыхтел пуще котла и мне даже показалось что из раскрасневшегося гнома скоро повалит пар. Но тот только начал оправдываться, вывалив на эльфийку то, за чем мы пожаловали в таверну:

– Скоро все отдам, – подчеркнув, едва слышно, но по тому, как довольно отреагировала эльфийка, его услышал и понял только я, – старая ведьма. Вот только с делами разберусь. Из-за них кстати и пожаловали сюда, провожатый нужен, а кроме тебя некого из вашего племени я и не знаю достаточно хорошо.

На что эльфийка подобралась пуще собаки:

– Две трети мои, – от чего у гнома клочками встопорщилась борода и начались великие торги.

Правда были они великими не для гнома, так как тот на все свои охи, ахи и шипение, лишь понурился и кивнул в согласии. От чего пришлось непонимающе ухватится за жилетку напарника и спросить.

–– Какого, ядреного корня, ты разбазариваешь наши вложения?

Но ответил мне совсем не гном:

– И много ты хотел выручить на разрешении хранителя земли, если оно будет не многим больше слова? – усмехнулась мне, как несмышленышу эльфийка.

А ведь я им и был. Но закрался вопросик о дополнительной доле, с которой было ничего не понятно, и я не удержался:

– А зачем тогда…

Но эльфийке не нужно было пояснений:

– Может же "старая ведьма", облапошить не менее молодого гнома. Для людей это ничего не значит, а я и он, – ткнула она в Горма, – как долго живущие, еще не одну сотню лет будем вспоминать этот памятный день, как эльфийка гнома об торговала.

Прямо катая на языке последние слова, обворожительно улыбнулась мне девушка, посверкивающая глазищами.

Да так что я еще больше смешался, чувствуя, как разбегаются по телу мурашки. И первое что пришло на ум, это поинтересоваться, а откуда она знает куда мы собрались? Но и этого вопроса ей не понадобилось, стоило только заикнуться:

– Слушай, а…

– Сам подумай, где ты находишься, – кивнула эльфийка в сторону базара, где на нас не пялился только ленивый, провожая очередного ставленника Бабы Яги.

На что только и оставалось посетовать:

– Это не деревня, а чудо какое-то?

И что не удивительно получил ответ, у откуда не возьмись появившейся бабушки, что торговала мухоморовкой:

– Какая – никакая, а наша. А – ну, посторонись-ка, примочки сохнут.

Пропустив бабушку на перевес с бутыльком литрах о пяти не меньше и с тряпицами. Едва не пропустил то, как за ней у шмыгнула эльфийка, оставив после себя просьбу "обождать" и мимоходом едва-ли не зацепив меня бедром. К которому, или вернее ко всему тылу, я и присмотрелся у упорхнувшей девицы, да так что – что-то защемило в груди. И не найдя ничего лучше помаявшись с пару-тройку минут, поинтересовался у гнома:

– Горм, а чего она и правда так почтенна, как ты говоришь?

– Кто?

– Ну это, эльфийка, – не сразу нашёлся и я.

На что гном подозрительно посмотрел на меня и сплюнул, и я даже понимал почему. Ну как не расплыться в улыбке, если перед тобой всплывает кто-то похожий на маленькую мечту. И даже непонятно, как её воспринимать, когда не знаешь, что чувствовать. Вроде обычное лицо, хотя нет – очень необычное, что-то между нашим до боли родным чему хочется доверять, и совсем неизвестным, что настораживает и манит, так как оторваться от него практически невозможно. Но что ещё более странно, придётся. Ибо и простить себя, упуская стан девушки, было нельзя. Ведь и в нем читалась звериная, не человечная грация. И только стоит опустится ниже, к тому, что напрашивается у нашего человека на приключения, а у эльфов, да и всех остальных девушек вырабатывает задор, то есть к хвосту. То становится понятна легкость девушки, а заодно и то, почему так охота укусить собственный кулак. А если брать выше, то… На мысли, о чем, я даже несколько растерялся, я просто не посмотрел, что уже было чужеродно мужскому и попахивало кощунством. От чего и пришлось брать себя в руки, и вспомнить, о чем я всё-таки спрашивал. Тем более что гном не задумываясь объяснял:

– Да кто его знает, сколько им лет? Но Геле не меньше четырех сотен будет, это точно, – на что я удивлённо посмотрел на Горма, а он продолжил, – Тут Ваня одна хитрость есть, эльфы они существа необычные, хуже тараканов, хоть люди на себя и грешат. В пещеру их засунь – темные, в снега – снежные или белые, иногда они же высшие, ты думаешь почему у нашей провожатой волосы русые это все от акклиматизации. Так, о чем я, о возрасте, с ним все просто, у эльфа сколько ему лет можно понять по кругам под глазами.

На что моё лицо вытянулось, а гном схлопотал затрещину от неведомо откуда взявшейся Гели:

–Че ты несешь, каменюка замшелая, какие ещё круги? Я тебе покажу акклиматизацию! Будешь у меня по ямам ориентироваться, да по колено в грязи лазить быстро хряком станешь.

Но как не странно гном был прав. И мне стоило больших усилий оторваться от ярко голубых глаз эльфийки, не захлебнувшись и не утонув в них, чтобы найти вкрапления, едва обозначивших себя утолщений. Что в каком-то роде и образовали круги, у Гели таких было четыре и намечалось пятое. На нем то я и застрял, не сразу сообразив следующие слова эльфийки, закинувшей рюкзак за спину:

– Ну что выдвигаемся, нам бы к ночи добраться к завтрашней?

Но котелок, вырывавшийся из рук, чем дальше – тем пуще, и разом заболевшая спина, напомнили о себе и о глупости, на которую я мог подписаться. Тем более что у эльфийки тоже была этакая кастрюлька, но с обычного алюминия и литров на пять не больше. Так что, покосившись на своего чугунного монстра еще несколько раз, все же оставил его у таверны. Из-за угла которой к нам с котелком подскочил сварливый малец, сурово посмотревший на меня, утирая не вовремя выскочившую зелёную и довольно-таки здоровенную соплю. Однако, она не помешала ему оценивающе хмыкнуть, и с энтузиазмом втянуть не поместившуюся на рукаве часть обратно:

– Я уж думал, что ты его от жадности с собой в лес уволочёшь и попортишь нам с мамкой зарекомендовавший себя бизнес.

И как ни в чем не бывало подхватил мой злополучный чугунный котелок. От чего я, открыв рот, наблюдая за тем с какой легкостью малец потащил посудину обратно, просто опешил. Но и не спросить у паренька я просто не мог:

– И чего многим этот котел достался?

На что паренек буркнул:

– За последние двести лет четверым.

На что сказать или спросить мне было больше нечего, в голове крутилось одно, "люди здесь тоже необычные". А вот гном нашёлся. Хекнув, как и я провожая пацана:

– Хорошее дело получилось, это почитай всем, кто сюда попадал они его продавали. Сто из ста в наших размерах и реалиях. Может и мне, какое – никакое предприятие организовать…?

На что я вспомнил, что это замшелый гном и надоумил меня купить котёл, а значит он и так имеет долю с этакого бизнеса. Но это было после нашего соглашения, а значит:

– Я как партнер требую двадцать процентов от твоей доли, – кивнул я на пацана.

На что гном уперся, но у меня уже был козырь, и я кивнул на эльфийку и посоветовал напарнику быть посговорчивее, а иначе, я привлеку ещё одного нашего партнера. Она то уж найдет к нему подход, тем более что гном ей задолжал. Услышав-таки согласие, конечно – это после того, как гном сплюнул и намекнул мне на то, как люди измельчали, и что нет у него к нам больше доверия. Но порывшись в кармане вернул причитающуюся мне долю. Мне же оставалось поразиться тому, когда успели? Но что-то продолжало грызть нутро, наверное, то, что с отданной за котел тысячи, ко мне вернулось не много не мало, а несколько медных монет. Посмотрев на для порядка дующегося гнома, захотелось его придушить. Однако было поздно. Да и эльфийка, не забывшая о нас, поторапливала, так что пришлось взять себя в руки и выдвинуться к эльфийским зарослям. Другого слова тут было не подобрать. И чем ближе мы подходили, тем отчётливее понималось то, почему такой упертый народец, как гномы в лице Горма отдали две трети пусть и эфемерного согласия хранителей, да и то для меня. А все было просто, в эльфийский лес без их желания не пробралась бы и мышь, так их непонятные кустарники оплели всю местную растительность. Мне это напомнило что-то паразитическое. Но вопреки ожиданиям наши Ели, да Сосенки не то, что не погибали, помогая взращивать, появившиеся в междурядье не известные мне деревья и побеги, но и сами становились крепче и упитаннее, по-другому и не скажешь. Но были конечно и у эльфов свои проблемы, не любит наша земля вторженцев, а пуще того её дети и обитатели. Один из таких, как раз, неподалеку вынырнул из озера и полз по поверхности к непонятному дереву. Чтобы украдкой перегрызть опутавший то кустарник и вцепиться не хуже пираньи в сам ствол. Что не осталось не замеченным. Вообще трудно представить, как бобер ползет по пластунский. А ещё труднее то, как у выбежавшего откуда-то эльфа выпадает из трясущихся рук стрела. Но, и он, и я, быстро пришли в себя, не без помощи оплеухи ещё одного длинноухого с веслом собрату. И начался отстрел зубатого, что с лёгкостью уворачивался не только от стрел, но и ушёл под воду. От чего эльф в чувствах поломал лук об елку, а этого только и ждал санитар местного леса. Выбираясь из противоположных кустов не хуже эльфов декларируя:

– Маятник Таманцева, подводит лишь однажды. Впрочем, о чем это мы, ах да. А знают ли господа эльфы, что в наших лесах в связи с договором Хозяйки и прочих сторон о ненападении, светит за браконьерство, – подойдя слишком близко к ушастым, оборотень отпрянул, встретившись с полубезумным взглядом стрелка, судорожно зашаривши в поисках лука за спиной. Но тем не менее продолжил. – Однако не надо отчаиваться, думаю мы договоримся, – по-звериному улыбнувшись, дважды оборотень попросил пройти эльфов за ним в ближайшие пенаты для переговоров, коими послужили те самые кусты.

Впрочем, не эльфов не оборотня это не смутило, а я тем временем опомнился. Так, о чем я, прокрутил я разговор оборотня с эльфами и передернул плечами. Представлять и не пришлось, тем более что все виделось. А виделось то, что эльфам у нас, ой как не сладко. А ещё, что для каждого нечисть своя. И я как не странно ничем не отличался, чуть приотстав покосился на своих провожатых, пока смотрел чем все закончится. А они уже подобрались к опушке, намечая и дальнейшую дорогу:

– Так, где пойдем то? Можно через лабиринт, – кивнула просвещавшая гнома эльфийка, как всегда, не беря меня в расчёт. Но я всё-таки услышал и повернулся к неведома откуда взявшимся в наших краях джунглям. Где ей-богу водилась какая-нибудь лихорадка. Ибо на гадюках, варанах – что наши свиньи, пауках не многим меньше, и зыбучих песках, откуда ещё торчали остатки обеда у местной живности, пытавшейся спасти припасы на свой манер, эльфы бы не остановились. От одного взгляда на что, захотелось пройтись по местным зарослям напалмом. Да чего там, я даже вспомнил о сказанном гному. Но повинится не успел, как эльфийка продолжила, – Ещё можно к Владыке обратиться, прошения подадим, и через пару дней глядишь и сложится:

– Пара дней, – не понимающе переспросил я у длинноухой, все еще нарочито игнорирующей меня, что как-то даже задевало, на диво быстро разбередив старый пунктик общения со Светкой, и настроение резко поскакало вниз. Но я постарался удержать себя, однако вопрос задал:

– Неужели к вам делегации толпами ходят или паломники заблудились, на что вашему Владыке требуется пара дней?

– А по мариновать, – удивился моей недальновидности гном и тут же опомнившись начав вразумлять, – пойми долгоживущие не люди и этим всё сказано, время для них и для нас не одно и тоже. И чем выше чин, тем тяжелее крутится машина бюрократии, а время тлетворнее.

– А кроме того, аудиенции надо еще заслужить. Думаешь мы просто так вырастили лабиринт, сотни моих соплеменников добиваются внимания этих земель, силой, умом, ловкостью и едва не сгинув. Что есть пара дней для какого-то человека, рядом с этим, если он хочет проскочить, как заяц, – задрав нос, эльфийка смерила меня таким взглядом, как будто сама не предлагала обратиться к Владыке здешних эльфов. И более того, она только заметила кого ведет за собой в эльфийские чертоги, и было это существо неказистое, маленькое и тщедушное, такое что даже сплюнуть противно. От чего в моей душе поднялась буря и опала первозданным снегом, чай не в первый раз, проходили. Но и ответ не заставил себя ждать, тихий и размеренный, но льющийся горным ручейком:

– Что есть желание эльфов в наших краях, что их потуги и игры, тлен, как и время, отпущенное им судьбой. А за землю и её родство на Руси, приято платит кровью. Улыбнувшись, не ожидая от себя, прикусил ладонь за раз выпустив все появившуюся ярость, да так что по земле дробно забарабанила струйка крови. И как будь то не было разговора и меня не пытались смешать с грязью. Только некое опустошение и хлопок гнома по плечу, а следом и какой-то незнакомый прострел эльфийских глаз, что, как и гном улыбнулась. Но обрадовал меня Горм:

– Кажись не пригодился бы нам котелок, – кивнул гном мне за спину, куда смотрела и его спутница. А за ними пришлось оглянуться и мне, натыкаясь на не понятно откуда появившуюся полянку на месте входа в эльфийские владения. На самой же полянке, расположилась монументальная береза, что не многим уступала древним секвойям. Но даже так, какие-то умельцы сумели добраться до её веток и повязать ленточки. Залюбовавшись коими и обстановкой в целом, не заметил, как Геля зашла за спину и нашептала:

– Эльфы никогда не выбирали тех, кто может подойти к хранительнице земель, а кто нет. Но и молча ждать пока, кто-то завоюет это право, тоже не могли, – посчитав, что этаких извинений достаточно Геля направилась к березе, подле которой уже располагался неугомонный гном. Я же еще чутка постоял, искренне не понимал, как от пары слов может так потеплеть в груди. Если бы с нами была Яга, я бы точно знал чьих рук это проказа. А так проводил взглядом эльфийку, поклонившуюся дереву, и выдохнул двинул следом, вечер только начинался.

А ведь и точно, не успело стемнеть, но меня опять развели и не много не мало, а на собственную кровь. Этак в следующий раз можно и без головы остаться?! Покрутив коей из стороны в сторону, как загнанная лошадь, сбрасывая дурман от эльфийской девицы, ухватившей меня за нос и манившей сладкой морковкой. Я постарался по возможности увязать её и давнюю подругу, оставившую после себя островок невозмутимости. И пусть было это не просто, к компании из эльфийки, гнома и штофа мухоморовки, я подходил совершенно спокойный. Более того, пообещав себе расквитаться с новыми знакомыми в том же ключе. А потому не успел гном присесть и запылать костерок, как я подогнал "краснолюда", в прочем к той вселенной он не имел не какого отношения. А мне расхотелось иметь отношения к этой или по крайней мере на долго задерживаться рядом с одной её не самой плохой и такой обворожительной частью. В общем, собрался я с мыслями и обратился:

– Горм, так чего мне там делать то надо? Помнится, ты расписывал всё от и до. Так чего сейчас рассиживаться? Подскажи, как берегиню из дерева выманить, будь добр. Или мы тут и правда на долго застрянем.

Поморщившись, гном покосившись на березу и на такую же не возмутимую эльфийку, что секундою ранее прожигала меня взглядом. Но нечего не сказал, только лишь подхватил штоф и рюмки, кои и впихнул бесцеремонному мне в руки, указав на мое место подле березы. Где сердобольные эльфы, когда-то исхитрились вырастить из переплетавшихся корней, что-то на подобии лавочки. И только после того, как я устроился заговорил:

– Всему свое время. Для начала, – полу шёпотом начал он, – почувствуй, как прекрасна надвигающаяся ночь, как холодит она кожу и остужает мысли. Почувствуй, как яростен огонь костра, – откуда не возьмись достал он нечто напоминающее бубен, едва слышно отстукивая каждое своё слово и задавая ритм, – но он не обжигает, почувствуй, как земля согревает нутро и даже то, как горчит высохшее сено. И в каждом выдохе ты соприкасаешься с миром, меняя его в каждой мурашке и убегавшей от тебя букашке. Всё это ты и твоё величие, и твоя ответственность. Не шевелись и только так ты увидишь, как живет мир и то, что в нем ты не одинок, порой хватает только взгляда…

Не особо вслушиваясь в бредни гнома, рассказывающего, то про летнюю ночь, то сенокос столь скоротечный, что остаётся только прогорклая оскомина. Подивился, погружаясь в собственное детство, как бывало наблюдал за насекомыми или пыльцой, зябкой рябью, висевшей в солнечных лучах, и я боялся пошевелить даже рукой, чтобы не спугнуть живший собственной жизнью мир. И это было так умиротворяюще, так ленно и прекрасно, что, не удержавшись в этот раз, выныривая из омута памяти, я попытался тронуть видение и подлетевшую ко мне пищику, и это, к моему удивлению, получилось. Она же потеснила соседку и еще, и ещё, и вот я уже во все глаза взирал на изменившийся мир, не в силах уследить за всеми изменения давящими на меня. Но и того, что я увидел в последствии, хватило чтобы из последних сил стараться убежать, отбиваясь от наваждения, прохрипев. Слыша то, как еще ухает собственное сердце в ушах:

– Шаман хренов, а еще на нечисть пенял.

Пошарив подле себя рукой, дабы в следующую секунду опрокинуть в себя стопку непонятной бурды. Я почувствовал, как горло продрало и до желудка докатилась огненная волна, и только тогда, слегка скрючившись, смог осмотреться. Найдя глазами, как сидящего напротив гнома, так и протянутую им ушицу. Искренне не понимая, когда он все успевает или то, сколько я пробыл в том состоянии? Однако чашку взял, кое-как справившись с настойкой. Что бы в следующую секунду услышать от гнома:

– С родством покончено, пора бы и уважить хранительницу земель, – кивнул он мне на еще одну стоявшую стопку и на хлебушек, лежавший подле меня, – тем более, продолжил он, – и те, кто все ведает давно прибыли.

Вспомнив его слова о вестниках, поднял свой взгляд на усеявших березу птиц, коим не то, что кусочка и фуры бы не хватило. Но пораздумав плеснул мухоморовку под дерево, а следом и положил хлеб, в этом деле главное уважить. Тем более что я еще помнил, до куда добралась рябь в собственных воспоминаниях. А главное то, на что способна встреченная мою сущность, если один её взгляд, сотрясая тот мирок до основания, а меня до самых пят. И это было здесь рядом, а что было дальше… Чувствуя, как немеет голова, отнекиваясь от воспоминаний и собственного тщедушия, тяжело задышал. Но собравшись уже коря себя за глупость, спросил:

– Что дальше? – буквально слыша, как страх сковывает мышцы, но вопреки всему появился и какой-то азарт, правда с трясущимся рукам он не помогал. Но Горм дал время собраться:

– Не спеши. Теперь самое главное, но с душою так просто не выйдет, – протянул он мне еще одну рюмку, а час спустя и десятка её товарок, ко мне перешла и лютня, та самая, что была взята на рынке и с которой последний час развлекалась эльфийка. И надо сказать у неё это прекрасно получалось. Хоть песен эльфийских услышать и не удалось, на просьбу о коей или о чём, мне было сказано, что душу берегине должна открывать не она, чему сама Геля совсем бы была не против. Так что, зная теперь то, что делать, и совсем не умея играть, о чем пришлось пожалеть, подергав за струны и выводя не затейливый мотивчик, подходивший больше бубну гнома. Я призадумался, перебирая песни из тех, что помнил, немного шансона, пара песен из Любе и то, что запомнилось с армейских времен. Но березка только покачивала ветвями и шелестела листьями оставшись ко мне безмолвной, даже тогда – когда я украдкой подливал ей мухоморовки к корням. На очередной такой рюмке не выдержала эльфийка:

– Ты долго будешь придуряться. Или варварам не понять, что не песня важна, а так как ты к ней относишься. И стоит всего-то вспомнить, что вызывало больше всего счастья и радости, да рассказать об этом, а еще к Горму придирался.

Чуть смутившись выговору, в очередной раз призадумался, вопрошая у эльфийки:

– Кто проживает на дне океана? – следом почему-то выпал Вини пух, но совсем не наш с опилками, а заграничный от чего даже как-то стыдно стало перед нашими героями. Но нашлось и то, что обрисовало все мое детство в нескольких стихах от одного любителя апельсинов и доброго крокодила, о чем я и рассказал, ведь "С голубого ручейка начинается река. Ну а дружба, начинается с улыбки…"

Правда ушастая нелюдь, не оценила моих стараний, поморщившись выплюнув:

– И это все? – черканув чем-то острым по душе, откуда я и достал, старенькую застрявшую во времени песнь, затянув, – Оо ия иё батарейка, Оо ия иё батарейка, – от чего эльфийка только поморщилась.

Однако, к моему удивлению, береза не осталась безучастной. Ибо откуда-то сверху послышалось, невнятное:

– Кто так фальшивит гад, а! – а следом и нечеткий звук смачного плевка.

Может, конечно, берегиня и не стала бы целить в меня. Но сидя под деревом, я просто не успел увернуться, как, собственно, и от следующих обвинений. Правда предъявляла она их гному и эльфийке, нисколько не стесняясь:

– Че вам надо, зачем припёрлись? Этого ещё притащили, – покосилась она на меня не в силах вымолвить кого, все-таки берегиня, продолжая, – Он мне чуть весь мозг не вывихнул! Светка, пиндосы, рушейки! А ор этот, тфу, – поморщилась она, коверкая слова, и еще раз сплюнула на меня. – Значит так, – поймала она Гелю в прицел мутных глаз, – помниться вы в другой мир собираетесь? Так вот, я хочу, чтобы нашего знакомого я больше не увидела, – прошептала берегиня не ухом не взглядом, не указав, не посмотрев на меня, как будто я совсем тупой и ничего не понимаю, – а гном тебе в этом поможет, им тоже не терпится домой. Мы друг друга понимаем?

Увидев согласное покачивание головой, та, вздохнула с облегчением и было засобиралась обратно в дерево, на половину вынырнув из него, как будто свешиваясь с перил на треть корпуса, уперевшись руками о кору. Но я не дал ей такой возможности, посматривая искоса на эльфийку, что могла сунуть концы в воду и другим способом, мало ли как – но я точно попаду в другой мир и не побеспокою берегиню. Это даже надежнее при их культе природы. Так что я поспешил поинтересоваться, прикинувшись тем, за кого мои тески сходили многие поколениями и веками:

– Не вели госпожа казнить, вели слово молвить. Хулиганы зрения лишают, – выдал я все что само собой ворохом вывалилось на мой неокрепший от возлияний организм, но уже требовавший протесту.

Но берегиня как оказалось классику знала и лишь буркнула:

– Что тебе надо, хороняка?