Читать книгу Ленин жЫв - Ярослав Питерский - Страница 17

– СЛУШАЙ, Михаил Альфредович, я тебе сейчас одну вещь скажу, которую, в принципе, говорить не обязан! Слушай, я знаю. Про всю эту патетику доверия, и всё же я тебе скажу, я тебе тут как никому доверяю и поэтому считаю, что тебе можно сказать информацию государственной важности! – тревожно шептал Сикора.

Он сидел как-то по-мальчишески, сдвинув свои короткие ножки и сложив на колени руки. Его было немного жаль, Щупп грустно ухмыльнулся и тяжело вздохнул. Михаил Альфредович решил пока молчать и выслушать этот странный и тревожный монолог фимобщика.

– Ты мне, конечно, не доверяешь, понимаю. Нам, сотрудникам министерства безопасности, конечно, трудно как-то говорить о доверии. Я это тоже понимаю, но вот видишь, я крамолу говорю тебе. Да, не думай, что это капкан. Не думай, не всегда сотрудник фимоба всё делает по инструкции и по требованиям своего начальства. Не всегда, Михаил. Ты должен знать, что мы тоже люди, и у меня порой закипает кровь, когда я вижу определённую несправедливость. И когда я чувствую, что человек вполне порядочный и ему можно доверять, и его ломать ни в коем случае не надо.

Щупп вновь тяжело вздохнул, он покосился на потолок, а точнее, на люстру сикорского кабинета. Лаврентий Васильевич понял его намёк и, махнув рукой, брезгливо продолжил:

– Да нет, не бойся, я тебе слово офицера даю, этот разговор не пишется, и вообще его никто не услышит. Я включил специальную систему антипрослушки. Так что глушилки все слова перековеркают, твою мать, так что никто ничего не поймёт.

Михаил Альфредович кивнул головой, но промолчал. Сикора понял, что ему ещё нужно немного напрячься, чтобы раскачать главврача на диалог:

– Я тебе вот что скажу. У меня есть приказ приготовить твоего пациента ноль девяносто восьмого к транспортировке в Москву. Вот! Так что ты скоро его совсем потеряешь и никогда, наверное, больше не увидишь.

Щупп вздрогнул и с тревогой посмотрел в глаза Лаврентию Васильевичу. Тот грустно улыбнулся и кивнул головой:

– Да, Миша. Да. Вот так. Труд всей твоей жизни, а вернее цель, может вот так банально улететь в столицу и растаять в дымке.

Михаил Альфредович тяжело и часто задышал. Сикора понял, что попал в цель и решил додавить.

– Думаешь, Миша, я не знаю, что за метод долгожительства ты разрабатываешь? Думаешь, я не в курсе, что у тебя уже всё готово и всё можно применять, и всё бы ты уже применил, если бы не этот чёртов пациент ноль девяносто восемь, который тебя сбил с толку и лишил уверенности?

Щупп закрыл глаза и тихонько простонал. Сикора дотронулся до его плеча рукой и, похлопав по плечу, сочувственно продолжил:

– Я читал твой трактат. И не спрашивай, где я его взял. И мне, в принципе, стало всё понятно, как ты собираешься продлить человеку жизнь. Ты там говоришь, что он сможет жить примерно сто восемьдесят, двести лет, и это здорово, но вот, Миша! Ноль девяносто восьмой, как я понимаю, сможет прожить дольше?! Дольше, а это значит, что твоя система проигрывает! Миша, у тебя в руках ключ от бессмертия, который ты вот-вот выронишь.

Щупп вновь вздрогнул и, открыв глаза, тихо и зло процедил сквозь зубы:

– И который подхватят ублюдки и сволочи, которые не достойны этого самого бессмертия! Мой метод ничем не хуже. Но я как здравомыслящий человек понимаю, что человека всё равно нужно ограничить смертью. Нужно! Нельзя допускать, чтобы человек жил вечно! Нельзя! Это против природы! Это хаос! Я просто высчитал, что оптимально человек должен жить двести лет. А иначе катастрофа, иначе никаких земных ресурсов для этой бессмертной толпы не хватит!

Сикора замахал руками и согласно закивал головой:

– Дорогой мой, Миша, я полностью согласен, согласен с тобой, вот поэтому я и хочу тебе сообщить очень важную весть, очень важную. Послезавтра я отправляю ноль девяносто восьмого в Москву, но я хочу, чтобы ты поехал с ним. Ты, Миша, чтобы ты поехал и доделал то, что задумал! Задумал свою систему – так сделай её и внедри! И я готов тебе помочь, а иначе… – Сикора осёкся.

Щупп обомлел. Он никак не ожидал услышать такие слова от старого и хитрого фимобщика. Что это – провокация?! Попытка вызвать его на откровение, ну зачем?! Щупп не мог поверить и не мог понять, он лихорадочно барахтался в своих мыслях.

Сикора, видя растерянность Михаила Альфредовича, улыбнулся и добавил:

– Ты можешь поехать, но для этого нам нужно будет заявить о твоём методе. Вот тогда тебя тоже вызовут в Москву вместе с ноль девяносто восьмым. По моей информации, сейчас там, в столице, не всё гладко с программой этого вот долгожительства. Там есть толковые, конечно, специалисты, но у них вот что-то пошло не так. Что-то они не могут. Вот и рыщут по всей стране с идеями. Новыми идеями, и вот ноль девяносто восьмой для них как манна небесная. А Кремль требует результата. Вот так. И твой метод им тоже пригодится. Вот все карты и сошлись. Вот так, Миша, что я тебе предлагаю.

Щупп задумался. Он промолчал и, закрыв глаза, попытался собраться мыслями. А Лаврентий Васильевич продолжил:

– Ты, Миша, потом будешь жалеть, что не использовал моё предложение и эту возможность. Жалеть. Но ничего не изменишь!

– А зачем всё это тебе-то? Тебе-то какая от этого выгода? – подозрительно спросил Михаил Альфредович.

Сикора тяжело вздохнул и, посмотрев на окно, как-то грустно ответил:

– Мне бы не хотелось, чтобы итогом моей жизни стало то, что ублюдки стали бессмертными. Вот так, Миша, хочешь – верь, хочешь – нет.

– Ты о ком это? – встрепенулся Щупп.

– Ладно! Всё, есть предел. Больше я тебе ничего не скажу. Так что, каков твой ответ?

Михаил Альфредович покачал головой и, набрав воздух в лёгкие, зашипел, выпуская его через губы, как помпа.

– Ты, Миша, тут не ломайся, времени нет. Говори. Но учти, я тебе сейчас сказал очень много лишнего, и если что не так… в общем, ты понимаешь и знаешь правила игры!

Щупп ухмыльнулся и тихо сказал:

– Я согласен, но у меня есть условие.

– Ты ещё и условия тут поставить хочешь?! Мне?! После всего, что я тебе сказал?

– Да…

– Ну ты, Миша, и наглец, и что же это за условия? – хмыкнул Сикора.

– Со мной поедет Палкина. Без Лизы я не поеду. И второе. Ты больше никогда не будешь говорить про мой метод. Никогда, я скажу о нём, если нужно будет, сам.

– Ну ты и нахал, Щупп. Ещё и тёлку с собой хочешь забрать. Ты что, с ней спишь? А? На старости лет на молоденькое тельце потянуло?

– Ты не смей так говорить! – вскипел Щупп.

Он подскочил со стула и, сжав кулаки, насупился в сторону Сикоры.

– Да ладно, ладно… – отмахнулся тот. – Вот, решил проверить. Нет у меня данных, что ты с ней спал. Так, ляпнул. Знаю, что не спишь ты со своими девками. И дурак. А может, и умный дурак. Ладно… чёрт с тобой, попытаюсь и для этой сучки место в самолёте выбить. Но тогда у меня есть встречное условие.

– Хм, какое? – удивлённо вскинул брови Щупп.

– А такое: коль твоя девка едет, так и моя тоже. Палкина будет работать в паре со Светланой Турновой.

Щупп вздрогнул, но, тяжело вздохнув, ничего не сказал. Сикора, довольный своей победой, кивнул головой:

– Вот и договорились.

– Так, значит, вот так вы вербуете людей? – язвительно заметил Михаил Альфредович.

Сикора рассмеялся, он хохотал искренне, вытирая слёзы с глаз. Когда приступ смеха прошёл, он устало буркнул:

– Дурак ты, Миша, если бы надо было, я тебя бы не так завербовал. Ты бы у меня уже давно под литером работал и делал всё, что я тебе бы приказал. Понимаешь теперь мою добрую натуру?

Щупп хмыкнул и зло посмотрел на фимобщика:

– Нет, не понимаю. Вы думаете, что всесильны и всё можете. Вы думаете, что можете контролировать и сломить волю любого человека?! Но это не так! Есть, кто вам не подвластен. И я из них. Мне плевать, что вы со мной сделаете. Мне плевать, что вы сделаете даже с моими знакомыми и близкими, но я вам никогда не подчинюсь. Даже если вы меня будете жарить на медленном огне. Мне плевать на вас и ваши угрозы и доводы.

Сикора покачал головой и тяжело вздохнул:

– Вот так ты заговорил. Ты, конечно, думаешь, что сможешь, но поверь – это не так. Но всё равно спасибо за откровенность. Спасибо, что был честен. Это тоже, в принципе, поступок. Только вот позволь спросить: почему ты так нас ненавидишь, ведь мы ничего плохого ни тебе, ни твоей семье не сделали?

Щупп рассмеялся. Он хохотал как-то зло, немножко даже истерично, фальшиво и противно. Сикора поморщился. Михаил Альфредович махнул рукой:

– А за что вас любить-то? Вы во что страну превратили? В заповедник вашей грёбанной замкнутой системы развития? В отсталую зону с полудеградированным нищим народом? В зону отчуждения. Весь мир уже живёт в двадцать втором веке, а вы придумали свою систему летоисчисления, и мы даже не знаем, кто мы, потому как вы запретили знать прошлое! Вы ублюдки, которые, кроме всего этого, ещё и хотят жить вечно?! Вы сумасшедшие извращенцы, с совершенным отсутствием нормальных человеческих рефлексов, таких как совесть, порядочность и, главное, восприятие правды и реальности. Вы больные люди! Вы враги нормальной человеческой цивилизации!

Сикора грустно улыбнулся. Он внимательно посмотрел в глаза Щуппу и тихо сказал:

– Ты уже наговорил лет на двадцать изолированных работ. В тундре. Понимаешь, что ты просто поедешь лечить отщепенцев и отказников туда, в тундру. И умрёшь там, как простой рядовой батрак и враг своего Отечества.

– Вот вся ваша гнилая сущность, вы правду считаете крамолой!

Сикора покачал головой и ухмыльнулся:

– Нет, я не считаю правду крамолой. Просто то, что ты говоришь, подрывает устои нашего государства, а я служу ему.

– Кому? Какому государству? Этим толсторожим ублюдкам из партийного контроля? Этим секретарям – взяточникам и карьеристам? На х…й нужно такое государство? Ты больной, Сикора, если так искренне думаешь. Но я вижу, что ты так не думаешь, просто стесняешься сознаться мне в этом!

Сикора помрачнел. Он сел на стул и, низко опустив голову, буркнул:

– Может быть, но и тебя я прошу – просто заткнись!

– Я заткнусь, но и ты знай, что вы не всесильны! Вы навоз, который пойдёт под нашу землю удобрением! И никакая система долгожительства вам не поможет!

– Заткнись! Всё! Хватит! Ты перегнул палку! Это государственная тайна, и говорить об этом, в принципе, вообще нельзя! Нельзя! Понимаешь, я хочу, чтобы ты заткнулся и молчал, и делал то, что мы с тобой обговорили? Мы ведь заключили соглашение?

– Да… – смутился Михаил Альфредович. Он вдруг поймал себя нам мысли, что действительно уж слишком много сказал откровенного этому фимобщику…

«А что если эта сволочь просто провоцировала и записала вот этот монолог, а потом будет шантажировать? Что если я попался в сети этого старого комитетского козла… этого ублюдка из госбезопасности?» – судорожно подумал Щупп.

А Сикора меж тем продолжал:

– Ну тогда, мать твою, молчи и делай, а то ты не только себе навредишь, а всем окружающим, в том числе и мне…

– Извини, – выдавил из себя Щупп.

– Ну и хорошо! – сказал примирительным тоном Лаврентий Васильевич. – Вот и хорошо, тогда, как я понял, я готовлю докладную записку про тебя в Москву, на Лубянку, и указываю в докладной про твой метод. Что мне удалось тебя склонить и его попробовать там в столице. Так? А, Миша?

Щупп напрягся. Он должен был выдавить из себя ответ. Но тем самым раскрыть карты, раскрыть тайну своей жизни, своей работы, своей мечты!

Его метод. Странная мечта сделать человека долгожителем. Его метод.

Метод Щуппа состоял в том, чтобы научить людей жить две сотни лет и чтобы для организма это стало нормой! Это вначале казалось абсурдом, навязчивой утопической идеей, над которой смеялись все: специалисты и коллеги Щуппа, пациенты и чиновники, – все, кому не лень. Навязчивый и с первого взгляда совсем наивный метод продления человеческой жизни, а вернее не продления, а настройки организма человека на жизнь более разумную и долгую. Метод, который разработал Михаил Альфредович, был и прост, и в тоже время гениален, как всё простое. Он однажды, ещё будучи студентом медицинского института, вдруг понял, что человек сам себя убивает, чем изнашивает раньше времени свой организм. Он сам, как плохой водитель не следит за автомобилем, так вот и человек не заботится о своих органах и гробит их впустую как-то безрассудно и отчаянно. Щупп понял, что в человеческом организме как в биологической машине заложен гораздо более мощный потенциал работы, нежели то, что человек получает, а вернее выдавливает из себя. И это неправильно! И это просто абсурдно и даже преступно по отношению к себе! Ведь нужно-то, в сущности, не многое. Главное, только не делать то, что противопоказано инструкциям, которые, как думал Щупп, выданы Создателем человеку. Просто нужно разумно эксплуатировать свой организм, и тогда он прослужит гораздо дольше, чем среднестатистические семьдесят-семьдесят пять лет продолжительности жизни. Человек, выполняя некоторые законы и условия, может жить легко и приятно двести, а то и триста лет. Главное, в это поверить и делать то, что завещает Создатель, что говорит Бог!

И Щупп, несмотря на смешки и полное непонимание окружающих и коллег, начал опробовать свой метод. Сначала он применил свои разработки к себе! Стал выполнять свои же рекомендации. И – о чудо! Он, действительно, почувствовал себя сначала лучше, а потом, как ни странно это звучит, ещё и моложе. Он стал ощущать, что его организм как будто включил обратную скорость и начал омолаживаться, восстанавливать те функции, которые исчезали из-за времени и старения клеток. Щупп подробно исследовал каждый свой орган. Он делал анализы, он изучал своё тело, и исследования и данные подтверждали: Щупп как биологическое существо не стареет, а в последнее время Михаил Альфредович заметил по результатам анализов и исследований – его организм молодеет!

И тогда Щупп решился на тайный и незаконный эксперимент. Он набрал себе первую группу долгожителей. Он разыскал добровольцев – пожилых людей, которые готовы были ради того, чтобы стать здоровыми и сильными и вновь почувствовать прилив молодости, выполнять его рекомендации. Такая группа набралась довольно быстро. Всё, кстати, происходило в глубокой тайне, и получилось, что долгожители непосредственно превратились в тайных членов некой секты «долгой жизни». Щупп понимал, что если власти узнают о его деятельности, то ему грозят как минимум трудовые лагеря, как максимум дело дойдет до «особого заключения» и предания Щуппа «на нужды республики». А это было равнозначно высшей мере.

И хотя в республике смертную казнь отменили лет девяносто назад, вместо неё пару десятилетий назад (по просьбам трудящихся) ввели именно понятие: «предание преступника на нужды республики». Это означало, что над человеком могли, после решения «Особого суда», поставить самые чудовищные и фантастические эксперименты и опыты. И это было, по мнению многих, гораздо страшнее банального расстрела.

Но Щупп этого не боялся, более того, элемент секретности и опасности лишь подстёгивал его.

А его пациенты, действительно, сначала начали восстанавливаться и добреть (в лучшем понимании этого слова) прямо на глазах, а затем и долгожданные результаты с восстановлением и омоложением организмов «членов его тайного общества» не заставили себя ждать.

И всё шло хорошо… если бы не этот литерный пациент «098».

Щупп вдруг понял, что именно тайный пациент «ноль девяносто восемь» и есть его главный «враг и соперник» в этой странной и почти фантастической борьбе за человеческое долголетие.

Тайный пациент тоже не старел. Но метод его «нестарения» был неизвестен никому. Щупп как врач лишь понимал, что «ноль девяносто восьмой» не стареет из-за внешнего стимулятора. Проще говоря, из-за какого-то «чудо-препарата», который позволял регулировать нормальную работу клеток и, главное, биологическое бессмертие их!

Щупп не знал, что делать, в последнее время он мучился и судорожно искал выход, и в конце концов понял: его метод, «метод Щуппа», нужно банально объединить с этим вот самым «чудо-препаратом», и тогда результат человеческого долгожительства, точнее бессмертия, будет стопроцентным!

От этой мысли у Михаила Альфредовича даже кружилась голова! Неужели он, простой врач, вот так откроет тайну вечной жизни для человека! Неужели вот так всё решится банально просто! Главное только узнать химическую формулу того вещества, которым усыпили «ноль девяносто восьмого».

И вот он шанс. Шанс, который может быть единственным! Тем более, что этот шанс даёт сама власть! Сама!

– Так я не понял, мне писать докладную в столицу? Писать о твоём методе и согласии или нет? – сквозь свои мысли услышал Михаил Альфредович голос Сикоры.

Щупп тяжело вздохнул, неожиданно для фимобщика улыбнулся и радостно, как-то неестественно гордо ответил:

– Да! Да, конечно! Пиши, пиши и побыстрее!

Сикора удивлённо кивнул головой и пожал плечами:

– Ну и ладно! Ну и хорошо…