Читать книгу Магия жизни бабки Манефы. Открой мОгию своей жизни… - Ярослава Предеина - Страница 9

Когда Дед вернулся, было видно, что он раздухарился и был доволен своим походом. Бабка Манефа проворно приблизилась к нему и, вынимая из его бороды хвоинки, то ли восторженно, то ли деланно-ворчливо стала ворковать:

– Поди-кось оборачивался снова да ладом, неугомонный?! – и, обмахивая круговыми движениями рук вокруг дедовой головы и пограничье жило, продолжала: – Вишь, сколь нацеплял да нанёс в избу-то! Сколь увещевать тебя, чтоб невзмерных трудов своих не допускал да берёг себя?! Вон чё посетилась лопоть-то…

– Так с лешаком уговорились попужать полоумных-от! Теперича они до-о-о-лго к лесу да реке не сунутся. Разве што только с почтением, поклонами да гостинцами-подношениями…

Дед улыбался и, не отрываясь, смотрел в светозарные очи своей ненаглядной. Как любил он, ох, как любил! – эти возвращения с битв, с победой или без. В любом случае, даже если дело случилось несовершенным, а сражение было проиграно, в глазах бабки Манефы (а не всегда ведь она была бабкой!) плескались, переливаясь через край, восхищение и гордость им, его усилиями, подвигами и ещё чем-то ей одной ведомым, чего он и сам в себе не знал.

Только она, подруга дней не только суровых, а и светлых, радостных, была свидетельницей его вклада в правку мира и сохранение жизни. Она верила в него, как никто другой, и поддерживала даже вопреки мнению других. Считала, что он сделал всё настолько правильно, насколько позволяли исходные и текущие обстоятельства.

Ради этого момента он всегда торопился вернуться домой. Это и было высшей наградой Деда – бабкино восхищение!

И, переполняясь ответным чувством, Дед молча привлёк к себе и обнял Манефу. Она доверчиво, как и во все времена их совместной жизни, приклонила голову на его плечо. Тут Дед заметил на столе ворох лоскутов и цветных ремков, что бабка оставила при его появлении.

– О-о-о!.. Знать, дело-то сурьёзно намечатся? Раз шабалы разложила да торочку мастыришь… Небось, откачивать кого ишшо придётся?

– Одну-то на рученьках ужо надобно откачивать… да судьбу баять. А втора-то душенька токма недобаюканна, – бабка с надеждой посмотрела на Деда, – зыбку бы изладить… токма большу, хоть бы из досок струганых. Тель-то взросла ужо: для бабоньки.

Дед с готовностью повернул к двери, но замешкался уточнить:

– С государем своим пожалует, поди?

– Как иначе-то, раз дитятко у их при смерти, – бабка вздохнула. – А для него-то бы баньку истопить, да поправить его тама, поворошить….

Бабка Манефа, как велось в серьёзных случаях, без прямых указаний и с вопрошанием во взгляде, направляла дедову деятельность.

– Добро. Сделаю, лада моя, даже не сумлевайся, – и Дед вышел, направившись в свою мастерскую.

А бабка уже встречала вернувшегося в гнездо Гвидонушку:

– Быстрокрылый мой просветитель, благодарствую за службу верную!

И казалось, от бабкиной похвалы и благодарности, у комарика «глазок», датчик уровня заряда, закатился в блаженном смущении. Видимо, доброе слово и квадрокоптеру приятно.

Через минуту бабка уже перебирала на столе лоскутки: кумачёвые с червончиками, васильковые с «живчиками» кубовой набойки, пестрядь и полосатые. И поучала Гвидона, будто ему когда-нибудь могло это пригодиться:

– А торокА-то, лоскутно одеяльце, шилось на рождение младенчика… Да в кажный, отдельно шитый лоскутик, вкладывались пух птичий али шерсть овечья – для силы обережной…