Читать книгу Моя жизнь - Йохан Кройфф - Страница 4

Всё, что я когда-либо делал, я делал с прицелом на будущее, концентрируясь на прогрессе, а это означает, что о прошлом я думаю не слишком часто. Для меня это абсолютно естественно. Подробности матчей, в которых я сыграл, были описаны другими людьми множество раз и лучше, чем это мог бы сделать я сам: что меня интересует, так это футбольная идея. Постоянное стремление вперёд означает, что я могу концентрироваться на том, чтобы стать лучше во всём, чем занимаюсь, а в прошлое оглядываюсь лишь для того, чтобы оценить свои ошибки и понять, чему они могут меня научить. Эти уроки можно извлекать из опыта на разных этапах своей жизни, и ты вовсе не обязательно при этом понимаешь, как всё взаимосвязано, пока не становится поздно. Так что, несмотря на своё движение вперёд, я не всегда могу рассматривать прошлое как движение по прямой. Будучи игроком, я познал, что футболисту помимо всего нужны четыре вещи: хороший газон, чистые раздевалки, игроки, способные ухаживать за своими бутсами, и крепко натянутые сетки ворот.

Всё остальное – техника и скорость, финты и голы – придёт потом. Эта философия определяет моё отношение к футболу и к жизни. Я переносил её во всё, что делал: был ли это Тотальный футбол, который мы практиковали на поле, была ли это семейная жизнь или работа Фонда Кройффа – целью всего этого всегда были прогресс и стремление никогда не переставать становиться лучше.

Футбол был моей жизнью с самого начала. Мои родители были зеленщиками, у них была своя лавка в Бетондорпе, в нескольких сотнях метров от стадиона «Аякса» «Де Мер», что в Амстердаме, так что пришествие футбола в мою жизнь было неизбежно. Мой отец никогда не пропускал матчей «Аякса», и пусть свой талант я скорее всего унаследовал не от него, но зато он передал мне свою безусловную страсть и любовь к клубу. Говоря по правде, то, откуда взялся мой талант к футболу, – загадка. Я совершенно точно не перенял его от отца или деда, поскольку никогда в жизни не видел, чтобы они играли в футбол. Мой дядя, Геррит Драайер, брат моей матери, сыграл несколько матчей за первую команду «Аякса» на позиции левого вингера, но это было ещё в 1950-е, когда «Аякс» не входил в число самых знаменитых клубов Европы.

Отец рассказывал мне об игроках вроде Альфредо Ди Стефано, который всё знал о том, как нужно использовать свободное пространство поля, а также о Фасе Вилкесе, феноменальном дриблёре, блестяще обращавшемся с мячом. Он начинал движение из центра поля и по пути обыгрывал четверых-пятерых соперников. Что-то невероятное. Вилкес играл за «Ксерксес» из Роттердама, после чего выступал за миланский «Интер», «Торино» и «Валенсию». Доигрывать он вернулся в Голландию. Тогда я осознал, чего голландский футболист способен достичь на поле. Но телевизора у нас тогда не было, иностранные команды мы видели редко, так что большую часть его карьеры я мог наблюдать его игру лишь изредка. Что же до Ди Стефано, то его я смог увидеть своими глазами только в 1962 году, когда его «Реал Мадрид» приехал в Амстердам на финал Кубка чемпионов.

Для меня всё началось с улицы. Местность, где я жил, прозвали «Бетонной деревней», она была частью эксперимента по возведению дешёвого жилья после Первой мировой войны. Дома предназначались для рабочего класса, а мы, будучи детьми, старались проводить за пределами дома как можно больше времени; сколько себя могу помнить, мы всегда играли в футбол – везде, где только могли. Тут я и начал думать о том, как недостаток можно обратить в преимущество. Научился понимать, что бордюрный камень не препятствие на самом деле, а партнёр для игры в «стеночку». И благодаря этому камню я смог отрабатывать технические приёмы. Когда мяч отскакивает от разной поверхности под замысловатыми углами, ты должен уметь подстраиваться под него за секунду. На всём протяжении своей карьеры я часто удивлял людей тем, что бил или пасовал с таких углов, с которых они никак не ожидали подобного, но корни этого навыка уходят в детство, в то, как я играл, пока рос. Будет справедливым сказать то же самое и о равновесии. Когда падаешь на бетон, тебе, конечно, очень больно, и ты не хочешь испытывать эту боль вновь. Так что, играя в футбол, беспокоишься о том, чтобы не падать. Именно обучение игре таким образом, когда нужно всё время реагировать на происходящее вокруг, и наделило меня таким мастерством футболиста. Вот почему я – горячий сторонник того, чтобы молодёжь играла в футбол без шипов. Тренируясь в шипованных бутсах, они теряют многие часы тренировок на улице, многие часы постижения искусства держать равновесие и не падать. Дайте им обувь с плоской подошвой и поможете им лучше держать баланс.

Дома у меня жизнь была довольно примитивной, но мне было всё равно. Я вырос в тёплой семейной обстановке. Спал в той же комнате, что и мой брат Хенни, который старше меня на два с половиной года. В молодом возрасте такая разница очень велика. Но я играл в футбол так часто, как только мог, он жил своей жизнью, а я своей.

Я во многом смесь своих родителей. Социальные навыки у меня от матери, а хитрость от отца, я определённо хитрый человек. Я всегда ищу возможность получить преимущество, прямо как мой отец Манус. Он был шутником. У него был стеклянный глаз, и он постоянно предлагал людям сыграть с ним на спор в игру – кто дольше сможет смотреть на солнце. Он закрывал рукой свой здоровый глаз, а стеклянным смотрел на солнце примерно минуту, после чего забирал выигрыш – по пять центов с каждого пари. Моя мама Нел была очень общительной. В её понимании всё крутилось вокруг семьи. У неё было девять братьев и сестёр, так что вдобавок к девяти дядьям и тёткам у меня были дюжины кузенов. Плюс этого в том, что каждый раз, когда случалось что-нибудь плохое, кто-нибудь обязательно приходил на помощь. Один из родственников разбирался в печках и обогревателях, другой хорошо рисовал, и так далее – всегда можно было обратиться к кому-нибудь в случае возникновения проблемы. Но когда дело доходило до футбола, я оставался сам по себе – казалось, что интерес к этой игре обошёл стороной всех моих родственников.

Я ходил в школу имени Груна ван Принстерера в Амстердаме, она была христианской, хотя меня не воспитывали в христианской вере, а поблизости были и светские школы. В церковь я ходил лишь для того, чтобы выполнить обязательство перед отцом, и когда я спрашивал у него, зачем мне надо каждый раз нести в школу Библию в рюкзаке, он отвечал: «Йохан, в ней рассказаны хорошие истории. Я стараюсь по максимуму дать тебе знания по этой теме, чтобы в будущем ты смог для себя решить, что с ними делать».

Даже в школе я хотел играть в футбол, и с самого раннего возраста я стал «известен» как мальчик с мячом. Каждый день я приносил с собой в класс мяч, клал его под парту и катал его от ноги к ноге на протяжении всех уроков. Иногда учителя выгоняли меня, потому что я доставлял им слишком много хлопот. Я делал это инстинктивно, так что даже не осознавал, что мои ноги постоянно заняты перекатыванием мяча слева направо. Помимо этого пребывание в школе мало что дало мне, хотя от школьных времён у меня остались воспоминания о том, что я никогда не прогуливал. Пусть я и не жаждал знаний, я понимал, что ходить в школу моя обязанность, и выполнял её до тех пор, пока не стал достаточно взрослым, чтобы решить для себя, что я больше этого делать не хочу.

На контрасте свой первый день в «Аяксе» я помню так отчётливо, словно он был вчера. Год был, кажется, 1952-й, значит, мне было около пяти лет. Отец спросил у меня, не хочу ли я вместе с ним заняться доставкой корзин с фруктами игрокам, которые были больны или травмированы, я сказал «да» и поехал вместе с ним на велосипеде в клуб, пребывая в состоянии сильного возбуждения, ведь мне предстояло впервые отворить двери в него и оказаться не просто на трибунах, а прямо там. Тогда же я повстречал Хенка Ангеля, друга моего отца, работавшего в клубе и ухаживавшего за газоном стадиона. Хенк спросил у меня, не хочу ли я ему помочь, и я согласился, а на следующий же день приступил к работе. Так, в пятилетнем возрасте началась моя жизнь в «Аяксе». Детство я вспоминаю с радостью. Я не знал ничего, кроме любви. Как дома, так и в «Аяксе». Именно благодаря дяде Хенку, позволявшему мне заниматься самой разной работой на стадионе, когда газоны только укладывали или, наоборот, закрывали на зиму (потому что на них становилось невозможно играть), я стал проводить так много времени в клубе. В качестве награды мне дозволялось играть в футбол в холле или на главной трибуне. Кроме того, летние каникулы я проводил в доме Аренда ван дер Веля, форварда «Аякса», ставшего другом нашей семьи. Он только перебрался тогда из «Аякса» в «Спортклуб Энсхеде» и вёл приятную размеренную жизнь в деревне. Там я впервые получил уроки вождения автомобиля – в возрасте семи-восьми лет Аренд сажал меня к себе на колени на водительское сиденье, и мы катались. Также в «Спортклубе Энсхеде» я познакомился с Абе Ленстрой, блестящим форвардом, который только перебрался туда из «Херенвена». В те дни он был иконой, настоящим кумиром. Я даже как-то раз попинал с ним мяч на тренировке, и этот опыт вышел совершенно особенным для меня. Но большей частью Абе запомнился мне тем, что везде и всюду появлялся с мячом.

В раннем детстве я много виделся с дядей Хенком, особенно после смерти его жены, так как он часто обедал у нас дома. За столом я, затаив дыхание, слушал его рассказы об «Аяксе». В те же времена, когда я был ещё совсем мал, Аренд ван дер Вель тоже присоединялся к нам за обеденным столом. Тогда он ещё был молодым игроком первой команды и жил в северной части Амстердама, которая находилась слишком далеко от работы, чтобы он успевал заехать домой перед вечерней тренировкой, поэтому обедать он предпочитал у нас. Таким образом, с очень раннего возраста я не только стал проводить всё своё свободное время на стадионе «Аякса», но также получил возможность в буквальном смысле ощущать присутствие клуба в нашем доме, и всё благодаря дяде Хенку (как мы продолжали называть его даже после смерти моего отца и его последующей женитьбы на моей матери) и Аренду. С пятилетнего возраста я знал всё о том, что творилось в клубе, начиная с раздевалок команды и кончая основным составом. Я день за днём часами выслушивал их рассказы, впитывая все слова, как губка.

Как только я достаточно подрос для того, чтобы самостоятельно бегать и играть в футбол с друзьями на улице, стадион «Аякса» стал для меня вторым домом. Я проводил там каждую свободную минутку, и никогда не покидал дом без футбольного мяча. С пятилетнего возраста я стал ходить вместе с дядей Хенком на стадион, чтобы помогать ему там, и всякий раз, отправляясь туда, я брал с собой сумку с бутсами и экипировкой. Никогда не знаешь, когда команде может понадобиться дополнительный игрок для тренировочного матча, и часто мне везло, хотя обычно меня пускали играть исключительно из чувства сострадания. Я был кожа да кости, выглядел как креветка, и они жалели меня, а это означало, что я – даже несмотря на то, что не играл даже за молодёжную команду клуба и вообще не должен был там появляться – играл с первой командой «Аякса» с очень раннего возраста. Эта ситуация послужила ещё одним доказательством правильности постулата, в который я всегда верил и веру в который всегда старался передать другим: свой недостаток, коим для меня был мой внешний вид тощего и костлявого мальчишки, всегда можно обратить в преимущество.

Меня часто спрашивали о том, какое воспоминание от игровой карьеры отложилось у меня в памяти ярче всего. Честно говоря, я не помню очень многих деталей, не помню даже подробностей своего первого гола на домашней арене «Аякса», забитого после того, как я уже стал профессиональным игроком. Однако очень отчётливо я помню другое: первый раз, когда меня выпустили на поле на забитом под завязку стадионе. Тогда я ещё не был футболистом, мне дали вилы, чтобы я проверил почву около ворот. Мне было лет восемь, отец ещё был жив, а я ещё даже не числился в клубе, но стоял прямо там, на поле, на глазах тысяч зрителей, заполнивших стадион, и помогал первой команде чем мог, пытаясь привести газон в идеальное для неё состояние. Такое не забывается. Воткнув вилы в газон, я почувствовал ответственность на своих плечах: я должен был сделать всё, чтобы мои герои играли на покрытии идеального качества. Как человек, игравший в футбол, тренировавший игроков в футбол, смотревший футбол, размышлявший о нём всю жизнь, могу с уверенностью сказать, что столь ранний опыт помог мне научиться справляться с задачами, познать важность поддержания такого рода стандартов и повлиял на моё становление как личности. После завершения карьеры игрока и тренера я организовал Фонд Кройффа, который помогает детям получить шанс играть в футбол профессионально. При его создании мы составили список из четырнадцати правил, которые люди обязаны чтить и уважать. Под номером два в списке были ответственность и уважительное отношение к полю и людям, и важность следования этому правилу открылась мне именно в тот период моей жизни. Как я уже говорил, все свои жизненные уроки я выучил в «Аяксе».

И хотя я был довольно посредственным студентом, с раннего возраста мне очень нравились цифры. Нумерология меня очень интересует. Так, к примеру, я женился на Данни на второй день 12-го месяца, декабря. Два плюс двенадцать равняется номеру на моей спине: 14. Годом нашей свадьбы был 1968-й, шесть плюс восемь тоже даёт 14. Неудивительно, что мы до сих пор вместе после 48 лет совместной жизни: наш брак был вдвойне удачен. То же самое могу сказать и о своём сыне Жорди. Он родился в 1974-м, а я в 1947-м. Сложишь вместе обе цифры в этих датах и получишь 11. День рождения у него 9 февраля, а у меня 25 апреля. Девять плюс два и два плюс пять плюс четыре. И так, и так выходит 11.

У меня даже неплохо получается запоминать телефонные номера. Друзьям достаточно лишь раз сказать мне свой номер, и я уже никогда его не забуду. Может, именно по этой причине я так хорошо умею считать в уме. Я научился этому не в школе, а в лавке своих родителей. Когда отец занимался доставкой продуктов, а мама готовила еду, я оказывал помощь покупателям. Но тогда я ещё был слишком мал, чтобы доставать до кассы. И потому я учился считать в уме, а поскольку у меня отлично получалось это делать с очень раннего возраста, я быстро поддался чарам цифр, и с того момента, как мне кажется, и началось моё увлечение ими. Думаю, что отчасти именно по этой причине, по причине любви к цифрам и познанию мыслительных процессов, стоящих за многими вещами и явлениями, я начал чаще задумываться о значении цифр в футболе – стал чаще размышлять о том, как можно получить преимущество над соперником, как лучше работать со свободным пространством, как это делал Ди Стефано. Так что благодаря родителям я не получил футбольных талантов, но зато научился смотреть на футбол иначе.

Что касается физической подготовки, которая требовалась от меня как от футболиста, то я могу сказать, что всегда испытывал огромное отвращение к бегу по пересечённой местности и медицинским мячам, что нам приходилось использовать во время тренировок в спортзале. Когда я играл в первой команде «Аякса», Ринус Михелс отправлял нас в лес бегать, и я каждый раз старался убежать так далеко, как только мог, чтобы потом спрятаться за деревом и прождать там возвращения команды – в надежде, что по пути никому не придёт в голову пересчитать всех игроков по головам. Какое-то время эта тактика работала, пока Михелс не узнал, что к чему. В качестве наказания мне пришлось в восемь утра выходного дня проводить дисциплинарную тренировку на нашем лесном маршруте. Михелс приехал точно в назначенное время. Он сидел за рулём в пижаме и, опустив окно, сказал мне: «Тут слишком холодно, я поеду домой, в тёплую кровать». И уехал, оставив меня одного, униженного.

Официально я присоединился к молодёжной системе «Аякса» в 1957 году, в возрасте 10 лет. Когда я пришёл в клуб, я был очень тощим и уверен, что, если бы я пришёл записываться в «Аякс» сейчас, меня бы заставили выполнять целую кучу самых разнообразных упражнений, чтобы проверить мою готовность. Но тогда ничему такому меня не подвергали, и это хорошо, иначе бы я быстро возненавидел тренировки. Единственное, что я сделал, это попросил маму чаще готовить мне зелёные бобы и шпинат, потому что они богаты железом. Что же до всего остального, то я просто продолжил делать то, что делал всегда: всё свободное время уделял игре в футбол, будь то клуб или улица, где я играл с друзьями. Для меня важным всегда была не просто игра в футбол, а получение удовольствия от неё.

Позднее, когда я тренировал в «Аяксе» Франка Райкарда, я заметил, что на тренировках на пересечённой местности он пытается проворачивать такие же хитрые трюки, что и я сам в молодости: всякий раз он притворялся, что его мучает кашель и он не может бежать. Обычно игроков разделяли на две группы, и одна следовала за другой. Он всегда вливался в состав второй группы, отставал от партнёров, а затем присоединялся к первой группе, шедшей уже на второй круг. Таким образом он пробегал на круг меньше всех остальных. Никто из тренеров этого не замечал, а я заметил. И получил от этого огромное удовольствие. Конечно, потом я ему всё рассказал, но, когда узнал, не мог не рассмеяться от всей души. Мне нравятся такие хитрости, это всё от отца, хотя, по правде говоря, в моём характере очень много чего от мамы. Позже, когда я начал встречаться с Данни, я иногда хотел задержаться подольше и провести с ней больше времени, чем отпускал мне Михелс. Вечерами он всегда разъезжал по Амстердаму и проверял, все ли игроки припарковали свои машины около домов или кто-то отсутствует. Однажды я одолжил машину у отчима, а свою оставил припаркованной у дома. Михелс заподозрил неладное и на следующий день пригрозил мне штрафом. Я тогда ещё жил с родителями и потому сказал: «Просто позвоните моей маме, она скажет, что я был дома». Он так и сделал, а она мне подыграла, так что Михелсу пришлось снять свои обвинения, а мы с мамой потом от всей души посмеялись над этой историей.

Когда я играл за детскую команду «Аякса» в 12-летнем возрасте, моим тренером был Яни ван дер Вен, и он учил меня не только футболу, но и общим жизненным ценностям и правилам поведения. Он был первым человеком в «Аяксе», научившим меня всегда выбирать курс и держаться его до конца. Кроме того, он был живым примером того, как жизнь в «Аяксе» компенсировала мне образование, которое я недополучил в школе. Яни всегда работал только с молодёжными командами, но идеи, которые он применял в работе, он разрабатывал вместе с Джеком Рейнольдсом – прозорливым англичанином, занимавшим пост главного тренера «Аякса» в 1940-е и заложившим фундамент Тотального футбола, который мы дальше отстраивали уже сами, – и знакомил с ними нас. Именно Яни учил нас играть в игры, в ходе которых мы могли работать над ошибками, чтобы тренировочные сессии получались креативными и интересными. У Михелса мы учились дисциплине, но веселье нам дарил Яни. Когда я сам стал тренером, я решил взять его идеи на вооружение в работе с «Барселоной». Как я всегда говорил: если ты занимаешься футболом, помни, что это не работа. Тренироваться ты должен усердно и много, но нельзя забывать и об удовольствии от игры.

Когда я был игроком молодёжного состава, моими тренерами были Вик Бэкингем, тренировавший первую команду до прихода Михелса, Кит Спёрджен, тоже успевший поруководить первой командой в течение одного сезона, и, что самое важное, Яни ван дер Вен, тренер молодёжной команды. Ван дер Вен всегда настаивал на том, чтобы мы проводили специализированные тренировки, в которых центральную роль играли пять фундаментальных элементов. Матчи всегда чередовались с этой основной тренировкой и развитием пяти базовых элементов игры в футбол: ударов по воротам, ударов головой, дриблинга, игры в пас и контроля мяча. Так что мы всё время возились с мячом. Такой подход к тренировкам всегда оставался для меня стандартом. Благодаря ему я осознал, что самый лёгкий путь зачастую сложнее всего. Потому умение сыграть в одно-единственное касание я считал высочайшим уровнем технического мастерства. Но чтобы идеально коснуться мяча один раз, нужно сотни раз касаться его на каждой тренировке, и именно этим мы занимались всё своё время. Такой была школа мысли в «Аяксе», который в будущем начнёт выпускать игроков, чей технический уровень достигал уровня лучших футболистов мира. И всё благодаря внешне простым тренировкам на технику, к которым нас приучали такие люди в как ван дер Вен.

Но он был не единственным. Кое-чем я обязан и Вику Бэкингему, который дал мне возможность дебютировать в первой команде, когда мне было 17. У него было двое сыновей моего возраста, они тогда ещё только обживались в Амстердаме, а так как моя мама подрабатывала уборщицей в доме семьи Бэкингем, я часто бывал у них в гостях, где учил английский язык. Я освоил его не в школе, а благодаря активному общению с семьёй Бэкингем. Это было очень по-аяксовски – приглядывать за молодёжью в команде и следить за тем, чтобы она вела себя подобающим образом. А из всех футболистов, выступавших за первую команду, когда я только начал в неё вызываться, именно Пит Кейзер взял меня под своё крыло. Он был почти на четыре года старше меня, и к тому времени, как я начал привлекаться в первую команду, он уже выступал за неё на протяжении трёх сезонов. «Аякс» тогда только начал предлагать профессиональные контракты игрокам, и Пит был первым, кто получил от клуба официальное предложение. Я был вторым, и тогда я заметил, что Питу я нравлюсь. К примеру, он всегда следил за тем, чтобы я был дома в половину девятого вечера, чтобы избежать штрафа или другого наказания от Михелса.

И хотя Бэкингем пригласил меня в первую команду, именно с Михелсом, пришедшим в команду в 1965 году, у меня установилась совершенно особенная связь. Михелс служил своего рода щитом, защищавшим команду от членов клубного руководства, и такая структура в клубе была совершенно непрофессиональной. Когда Михелс пришёл в клуб, мы почти скатились в самый подвал таблицы. Он пытался защищать нас от всего, что происходило за пределами поля, чтобы единственным, на чём мы концентрировались, была игра и стремление научиться лучше её понимать и освоить. Именно он вывел «Аякс» на вершину элитного футбола. Связь, которая установилась между нами в «Аяксе», трудно описать словами, поскольку Михелс стал частью моей жизни и за пределами клуба. Много лет спустя, когда у меня самого уже появились дети, он нарядился в Санта-Клауса на детскую вечеринку в нашем доме. Но моя дочь Шанталь узнала его. Я до сих пор слышу, как она говорит: «Эй, ты никакой не Санта, ты дядя Ринус!»

Мне было 18 лет, когда Михелс возглавил команду, я был самым молодым её футболистом, но он все равно отводил меня в сторону и обсуждал со мной тактику. Ни с кем другим он этого не делал, и благодаря таким разговорам у нас установилась наша особая связь. Мы говорили о том, как можно стать лучше, поступая так или эдак, и теперь я понимаю, что в тех разговорах мы развивали идеи, сформировавшие тот уникальный стиль, который начал выделять «Аякс» в конце 1960-х, когда все остальные клубы играли так же, как играли всегда. Он объяснял мне, как хочет играть и что нужно делать, если что-то идёт не по плану. Хенк Ангель, Аренд ван дер Вель, Яни ван дер Вен, Ринус Михелс, Пит Кейзер и многие другие помогли мне стать тем, кем я в итоге стал. В важные моменты моей жизни они также помогали мне и за пределами поля. Но именно Михелс возил меня к доктору после того, как умер мой отец, и у нас дома не стало машины. Позднее между мной и Михелсом случались и менее приятные инциденты, но они никогда не могли бросить тень на образ человека, который поддержал меня и помог мне, когда я, будучи очень молодым, сильно в этом нуждался.

Мой отец умер в 1959 году, когда ему было 45, а мне двенадцать. В тот день я получил сертификат об окончании начальной школы, и во время праздника по этому случаю я узнал новости о его смерти. После этого «Аякс» стал играть ещё более важную роль в моей жизни, потому что дома больше не было отца, к которому я мог обратиться с вопросом или просьбой. Мы узнали, что он умер в результате сердечного приступа, причиной которого стал слишком высокий уровень холестерина в крови. Мысли о его смерти никогда не отпускали меня, и чем старше я становился, тем сильнее было ощущение, что и меня ждёт та же судьба. Долгие годы я думал, что не доживу и до пятидесяти. Так что я не очень-то удивился тому, что у меня обнаружились проблемы с сердцем примерно в том же возрасте, в каком они открылись у отца, – я тогда тренировал «Барселону», – поскольку я себя более-менее подготовил к ним. Разница была только в одном, но она оказалась очень существенной – тридцать лет спустя после смерти отца медицина и совершённый ею прогресс смогли-таки спасти от этой же участи меня.

Мой отец, как и мать, покоится на восточном кладбище Амстердама, расположенном вблизи старого стадиона «Аякса». Прошло совсем немного времени с его похорон, а я уже начал мысленно разговаривать с ним всякий раз, когда проходил или проезжал мимо на велосипеде или машине мимо кладбища. Я делал так ещё очень долгое время после его смерти. Сначала я говорил с ним о школе, потом, когда уже стал играть за «Аякс», говорил с ним по большей части о футболе: жаловался на то, каким скотом оказался какой-нибудь арбитр, рассказывал, как забивал свои голы, всякое такое. За годы темы наших «разговоров» изменились, но сами разговоры не прекращались никогда. Я шёл к нему за советом всякий раз, когда предстояло принять тяжёлое решение в жизни. «Так что думаешь об этом, пап?» На следующее утро я просыпался и уже знал, что нужно сделать. Понятия не имею, как это срабатывало, но он всегда помогал мне, когда мне нужно было принять решение, и после каждого такого разговора я уже в точности знал, как правильно поступить.

Один такой момент случился, когда мне шёл третий десяток, я всё ещё жил в Амстердаме, недавно женился и уже регулярно играл за первую команду «Аякса». Всё вроде шло хорошо, но в то время в «Аяксе» случалось много ссор и конфликтов, меня одолевали сомнения касательно целого ряда вещей, я тогда даже начал сомневаться в «помощи», которую, как казалось, до сих пор оказывал мне отец. Я не очень религиозный человек, так что я стал задумываться о том, как так получалось, что он мне помогает. В конце концов, никто и никогда ещё не возвращался из мёртвых. Тогда я решил немного «озадачить» своего отца. Я попросил его останавливать мои часы всякий раз, когда он поблизости, в любой возможной форме, чтобы таким образом он показал, что действительно рядом и может слышать то, что я ему говорю. Может, это было совпадением, но на следующее утро мои часы встали. Мой тесть был владельцем часового магазина, и часовщик, работавший у него, осмотрел мои часы в тот же день, не нашёл никаких проблем в механизме, и вскоре они снова пошли. На следующее утро история повторилась – часы снова встали. Я вновь отправился к часовщику, и снова он не смог найти никаких неполадок. В тот вечер я сказал отцу, что он убедил меня, что я верю, что он действительно рядом и слышит всё, что я говорю, и с того дня мои часы всегда ходили без проблем и никогда не останавливались. Я ношу их каждый день.

В первые месяцы после смерти отца моей матери приходилось искать источник заработка, и так как моя семья имела тесную связь с «Аяксом» через отца, дядю Хенка и меня самого, всё время ошивавшегося на территории клуба, «Аякс» стал заботиться о нас и помогать. Сначала они устроили её на работу уборщицей обслуживать дома английских тренеров, работавших в то время с «Аяксом», что позволило мне познакомиться с семьёй Бэкингем. А потом клуб предложил ей убираться и в раздевалках команды. Несколько лет спустя, когда моя мать вышла замуж за дядю Хенка, ставшего для меня вторым отцом и продолжавшего трудиться в клубе, моя связь с «Аяксом» укрепилась и оформилась окончательно.

Даже несмотря на то, что мать теперь зарабатывала деньги, у нас не хватало средств на то, чтобы ездить в отпуск, так что весь год я проводил обычно на «Де Мере», даже после окончания регулярного сезона. Какой бы месяц ни стоял на дворе, я всегда был на стадионе и играл в футбол. Летом, когда футбольный сезон завершался, в «Аяксе» играли в бейсбол, и я делал большие успехи в этой игре. Кетчером я даже выступал за сборную Нидерландов по бейсболу, но это продолжалось до тех пор, пока мне не исполнилось 15. Также я был первым бьющим, но я был так мал, что соперникам никогда не удавалось подать три страйка. Так что зачастую следовало четыре неправильные подачи, и я занимал первую базу без боя.

Бейсбол позволял мне концентрироваться на множестве разных деталей, которые в будущем оказались очень полезными применительно к футболу. Будучи кетчером, ты всегда оцениваешь бросок питчера, потому что он в отличие от тебя не имеет возможности видеть всё поле целиком. Я понял, что нужно знать, куда бросишь мяч, ещё до того, как он к тебе прилетит. Это означало в свою очередь, что ты должен видеть и оценивать всё пространство вокруг себя и знать, где находится каждый игрок, ещё до того, как совершишь бросок. Ни один футбольный тренер никогда не говорил мне, что я должен знать, куда буду делать передачу, ещё до того, как получу мяч. Но позднее, уже когда я стал играть в футбол профессионально, уроки, выученные при игре в бейсбол – концентрация внимания на всём окружающем пространстве, – воскресли в моей памяти и стали моей сильной стороной. Бейсбол из тех видов спорта, которые способны открыть талант тренировками, поскольку у него много параллелей с футболом. К примеру, их объединяют такие понятия, как стартовая скорость, скольжение, понимание пространства вокруг себя, а также необходимость думать на шаг вперёд и много чего ещё. Это те же принципы, которым следует «Барселона», оттачивающая высокий уровень контроля мяча и культуру паса посредством таких упражнений, как rondo, являющегося основополагающим элементом стиля тики-така.

Я знаю наверняка, что в моём случае уроки бейсбола оказались очень полезными, так как я продолжал и дальше углубляться в бейсбол и, уже будучи тренером, мог успешно переносить многие актуальные для бейсбола рекомендации в футбол. То же касается и необходимости думать заблаговременно, и этому меня тоже научил бейсбол. В обоих видах спорта ты постоянно занят принятием решений в ограниченном пространстве, ты постоянно рискуешь ошибиться и вынужден действовать за доли секунды. Чтобы быть успешным в бейсболе, ты должен уметь сокращать расстояние между раннером и «домом» и доставлять туда мяч раньше, чем туда прибежит раннер. Также бейсбол рассказал мне о важности тактики – о том, как важно принять правильное решение и исполнить его технически верно. Только много позже я собрал все эти знания воедино, чтобы создать собственное видение того, как следует играть в футбол. Я впитывал все эти уроки, но в то время не видел всей картины целиком. Тогда я был просто мальчишкой, который каждую минуту каждого дня возился с мячом.

Период моих выступлений за молодёжную команду «Аякса» – с десятилетнего возраста до дебюта в первой команде в 17 лет – был замечательным временем, потому что на кону не стояло ровным счётом ничего. Все помогали мне стать лучше, а мне только предстояло чего-то добиться на этом поприще. Только много позже я начал думать и рассуждать о тактике – сначала как игрок, потом как тренер, только потом я осознал важность того, что мне открывалось, и только потом стал связывать вместе происходящее у меня на глазах, скажем, в игре против мадридского «Реала», с тем, что я переживал ещё в детском возрасте. А поскольку я подсознательно впитывал всё, что происходило вокруг – потому что всегда слушал и смотрел, – я стал очень быстро развиваться как футболист. Помогало и то, что долгое время я выступал за две разные команды. Даже после того, как я дебютировал в качестве полевого игрока «Аякса» в 17-летнем возрасте, это случилось 15 ноября 1964 года, я продолжал играть в воротах в составе третьей команды клуба. И удовольствие от этого получал неимоверное. Вдобавок у меня здорово получалось, и однажды я даже был резервным вратарём «Аякса» в одном из матчей Кубка чемпионов, поскольку в те дни по правилам разрешалось держать на скамейке только одного запасного игрока.

Михелс и Яни также показали нам важность крепкой психологии. Я до сих пор помню психологическую уловку, которую Яни впервые опробовал на мне, когда мне было лет 15–16, но которая продолжала быть актуальной в первой команде и при Вике Бэкингеме, и позднее при Ринусе Михелсе. Ван дер Вен следил за тем, чтобы я регулярно отыгрывал один тайм с юниорами, а на следующий день обязательно попадал в состав первой команды в качестве запасного, которому иногда даже выделяли игровое время. Эта ситуация заставляла меня чувствовать себя морально обязанным быть лучшим игроком в составе юниоров – ведь я уже играл за первую команду. Таким я считал правильное видение игры, и смыслом каждого матча было приближение к статусу лучшего, и не важно, в составе какой из команд. Люди говорили, что я слишком много разговаривал, они раздражались от этого и постоянно просили меня заткнуться. Я был на стадионе каждый день с утра до вечера, так что, когда я получил шанс сыграть, не испытывал никаких странных ощущений, поскольку знал всех этих игроков большую половину своей жизни. Я был просто пацаном, веселившимся на полную катушку, и следующие пятнадцать лет моей жизни пройдут в том же ключе: не будет никакой философии и никакого анализа. Только веселье и радость. У меня не было страха провала. Я просто воспринимал всё как данность и получал от процесса огромное удовольствие.

В 1965 году, спустя несколько месяцев после моего дебюта, «Аякс» предложил мне первый контракт. Как я уже сказал, я был всего лишь вторым футболистом, заключившим полноценный контракт с «Аяксом» после Пита, – остальные игроки команды продолжали работать на непостоянной основе, – но все равно трудился на случайных подработках и жил своей жизнью. Большую часть своего времени я проводил на улице с мячом и, только повстречав Данни, открыл себе счёт в банке и начал планировать жизнь наперёд. Контракт с клубом я подписал в присутствии матери, и как только мы с ней покинули офис, я незамедлительно сообщил ей, что вчера она в последний раз в жизни мыла раздевалки. Я не хотел, чтобы ей приходилось ходить на работу в комнату, которую я только что изгадил. Она ещё какое-то время продолжала стирать мою футбольную форму дома, так как у нас не было денег на стиральную машину, и мне пришлось несколько месяцев откладывать с зарплаты, чтобы приобрести её.

В наши дни, наверное, трудно осознать тот факт, что так называемому «звёздному игроку» команды приходилось таскать домой грязную форму, чтобы её постирала ему мама, но такой опыт формирует твою личность. Он учит следить за своей одеждой, учит необходимости чистить бутсы и формирует твой характер. Потом, уже будучи тренером, я пытался передать это молодым игрокам. Но делал это в завуалированной форме, внушая им, что, если они сами будут чистить свои бутсы, они всегда будут знать, какие у них шипы, а следовательно, будут лучше чувствовать себя в разной окружающей обстановке. К тому же ты как тренер надеешься таким образом хорошенько приструнить своих игроков. Если это не срабатывало, то я заставлял двоих-троих футболистов помыть раздевалку, чтобы укрепить их чувство ответственности: так было в «Аяксе» и «Барселоне». Как я открыл для себя, подобное поведение очень важно для футбола, так как, оказавшись в такой ситуации, игрок будет применять на практике за пределами самой игры то, чему научился в ней. Но это открытие случилось намного позже. И хотя мне удалось превратить это в добродетель, тот простой факт, что мне приходилось стирать свою грязную форму дома, конечно же, говорит многое о том, насколько непрофессионально организован был «Аякс» в 1965 году, в мой второй год в первой команде.

Поскольку Пит Кейзер и я были единственными профессиональными игроками клуба с полноценными контрактами, мы могли тренироваться в полном составе только вечерами, так как у всех остальных игроков была основная работа, которой они занимались днём, например заправляли табачной лавкой. В течение дня нас на стадионе обычно было человек семь, а вечерами тренироваться приходили остальные – если у них было желание. Но такое положение дел продлилось недолго. Особенно после того, как в январе 1965 года завершился второй срок Вика Бэкингема на посту главного тренера команды, и её возглавил Ринус Михелс.