Читать книгу Ты моё искупление. Всё сменилось в одночасье! - Your Wings - Страница 2

Глава 1
«Веснушка»

Трек: Vescan – Tac (feat. MahiaBeldo)

Присев перед ней, он осторожно коснулся кончиками пальцев её сложенных в замок рук, которые она ещё и зажала меж своих колен. Чуть вздрогнув, и, на короткое время взглянув на его руки, она снова уставилась в окно. Поняв, что она не станет больше делать ничего, он бережно перехватил её руки своими, чуть потянул и поднёс её костяшки пальцев к своим губам. Так же, не отнимая, он заговорил тихо и вкрадчиво в них:

– Пойдём домой, – он стал на колени, прижался губами плотней.

И она снова посмотрела. Как бы даже поверх него. Уткнувшись пустыми глазами в его курчавую макушку. Он, подняв на неё глаза, перестал прижиматься губами:

– Пойдём со мной Pistrui, в наш дом, – он отнял одну руку и потянулся к её лицу.

Легко, почти невесомо повёл ладонью по её щеке, поддел рыжую прядь и бережно завёл её за чуть заострённое, как у эльфа, ушко, зарылся пальцами. Минутно замер, и потом, погладив снова, провёл по щеке, и, поддев за подбородок, таки поймал её зелёный взор. Сейчас уже и она смотрит в его глаза осмысленно. Замечая изменения. Большие, чем были прежде. Глаза с глубокой грустью, с мелкими морщинками у них, тонкие губы, что даже улыбаются сейчас как-то не так, как раньше. Пыльную россыпь седины в завитках смоляных волос. Она смотрит. Под рёбрами становится колко. Что-то отчаянно скребётся, просится наружу. Она поджимает пухлые губки, закусывает, дёргает носом. А потом, юркнув прямо на пол рядом, так же на колени перед ним, цепляется ручонками сперва за плечи, царапает короткими ноготками по ткани, обвивает за шею и жмётся всем телом. На ломанном, его родном, сквозь всхлипы, рвёт слова в мелкие, тихие звуки. В его голове мысли словно вязнут в патоке. Тело будто ватное. Руки не сразу так же в ответ крепко обнимают. Уткнувшись носом в её кудри, он вдыхает такой родной для него запах и чувствует, что тот свинцом заполняет лёгкие.

– Pistrui… – свой собственный хрип оглушает.

Больно. До отчаянья. Как же принять то, что мир не рухнул, хотя вот должен. Непременно. Он так любит! Любит всем сердцем и душой. Готов бросить к её ногам всё. Целый мир. И себя самого. Но… Она всё так же зовёт его братом. Рвёт его имя в клочья, как и сердце. Он слышит её «люблю». Задыхается. А затем, вообще, умирает, чувствуя её губы у уголка своих. Лихорадит. Он смаргивает. Обхватывает её лицо своими ладонями, дышит в её губы, упирается лбом в её лоб, и так же зеркально целует её в ответ. Большего позволить себе не может. Очень хочет! Но не может. Сестра. Ещё миг, и он выпускает, и она оседает на его плечо. Дрожит и всхлипывает. А он гладит по волосам, перебирая в пальцах каждый локон. И дышит. Рвано. Тяжело. Мир вне этой палаты давно для него уже ничто, а она… Она всё! Не заботит, что скажут, как смотрят… Плевать! Важно, что здесь и сейчас может он пережил, то самое невозможное и желанное, что больше не повторится. Внутри душа воет, словно раненный волк. Всё сводит судорогами. И он готов молиться любым Богам. Но не о прощении своём. Он молит только о ней. Ради неё и за неё. Пусть не его, но главное рядом. Главное жива. Без неё смысла нет. Света нет и его самого тоже. Она зовёт, дёргая носом. Он чувствует, как через ткань жжёт его кожу её дыхание. Отзывается. Целует макушку.

– Пойдём домой, – она поворачивает голову на его плече и прижимается губами к шее.

Его простреливает. Он запрокидывает голову, до рези зажмуривает глаза, закусывает губы, чувствуя привкус метала на них, и хрипит. Невыносимо! Она носом жмётся уже к щеке, сопит и продолжает обнимать за шею. Ему хочется оторвать себе руки, за то, что они гладят её спину, прижимают тесней и никак не хотят остановиться, и разжаться. Выпустить.

– Pistrui… – но слышит свой изломанный голос и внутри всё холодеет. – Прошу…

Он уже мысленно удавил себя сам своими же руками. Нельзя! Он силится ещё раз. Роняет руки вдоль тела, склоняет голову:

– Прошу тебя… – он давится желанием и отчаяньем.

Чувствуя, как она отступает, и просто протягивает руку. Он чувствует дрожь и слабость в ногах. Чувствует свинец, что заполнил всего. Поднимает на неё глаза ещё мутные, «пьяные» и силится улыбнуться. Зачем? Не важно. Сцепив руки, они встают на ноги вместе. Доходят до двери. Он забирает сумку у двери и открывает её, и они оба от чего-то оглядываю палату, словно прощаясь с ней. Потом смотрят в глаза друг другу, руки сжимаются сильней. Дверь, хлопнув, заполняет этим звуком пустоту покинутой палаты.

6 июня 2016

Глава 2
«Три после полудня»

Трек: Carla’sDreams – Aripile

Он дал себе слово, что никогда и ни в чём ей не откажет. Поклялся не только ей, но и себе самому. А ещё лично для себя он решил, что больше ни за что, не позволит её глазам наполниться слезами. Ну, если только от радости. Хотя, нет, никаких её слёз он больше не выдержит. Не сможет смотреть на них, никогда. Сейчас он стоит посреди поля, а она носится со смехом и звонко воркует. На ней белоснежный сарафан до самых пят. И она иногда подбирает его рукой, приподнимая полы, а он видит её босые ноги, на одной из которых поблёскивает от пойманных лучей солнца браслет. Она сняла его всего день назад с его же запястья, и теперь он красуется на её стройной ножке. Он поднимает глаза на её лицо и улыбается, встречая её зелёные, смеющиеся очи. В ярком свете полуденного солнца рыжие волосы, что обрамляют девичье лицо, становятся поистине огненными, а по коже, словно выбиваясь из под неё, мириадами мелких искр, проступают веснушки. Она зовёт его по имени и торопит. Потом запрокинув голову, щурит свои изумрудные глаза, прикрывая их рукой, и смотрит на светило над ними. Коса спадает с плеча, и теперь, кажется, даже касается земли и зелёная лента, что в них вплетена, сливается на миг с травой. Он сверкает своими чёрными безднами, ловя себя на отчаянной мысли, закусывает губы изнутри и отводит глаза, снова впиваясь и взглядом, и руками в спутанную верёвку воздушного змея. У него ушёл час, на то чтобы распутать все узелки, разложив на траве цветного словно радуга «дракона». И вот сейчас она сидела, скрестив ноги прямо на траве у изголовья, он сам стоял на другом конце верёвки и сматывал её на катушку. Медленно он приближался к ней и слышал не только пение птиц и жужжание жучков, треск сверчков, и ещё не Бог весть кого, но и её нетерпеливое сопение. Иногда он отводил взгляд от невыносимо «интересной» катушки и ловил её просто «просверливающий» насквозь взор. Она давно уже вот так притихла и сидит. И это его даже забавляет. Вот не сдержавшись в какой-то момент, он смотрит на неё и улыбается. Она обиженно как-то поджимает губки, а потом и вовсе показывает ему язык. И он просто заходится, хохотом сгибаясь пополам. Всего с полминуты, может меньше, и он замолкает, откашлявшись, зовёт её пальцем. И она, поднявшись, бредёт к нему, словно продолжая обижаться. А подойдя, снова дразнит его, показав язык. Теперь он просто улыбается и, чмокнув в кончик носа, вручает её катушку: