Читать книгу Кофейный сбор - Your Wings - Страница 2

Трек: Carla’s Dreams – Beretta

На плите в турке вскипает густо заваренный, свежемолотый кофе. Он сперва клокочет, вздымаясь пузырями, но не расплёскивается по плите, просто пенится и гласно оповещает о своей готовности. А на него, всё так же, не обращают внимание. Потому что все мысли и внимание сейчас сосредоточенны на одном, единственно на том, кто за окном, в которое сейчас уже как полчаса смотрят не отрываясь. Размытый утренним туманом полупрофиль мужчины замер, прижавшись спиной к стволу большого дерева, и сосредоточенно, на первый взгляд, изучает гладь пруда. Но так всё выглядит, если не знать, а просто смотреть со стороны. Тот же, кто стоит перед окном, знает всё в деталях. Потому в горле свербит от горечи, и душу выворачивает наружу слезами, застывшими в глазах. Марьян прикусывает нижнюю губу и на миг прикрывает глаза, и по гладко выбритым скулам всё же стекают слёзы. Он шумно втягивает воздух через нос, и теперь словно приходит в себя, оборачиваясь на плиту. Кофе в турке уже зло скворчит, и горький запах гари растекается по кухне. Парень как-то по-лисьи, недовольно, фыркает и ещё раз, взглянув на силуэт у дерева, направляется к плите. Выключает её и, взяв прихват, он поддевае турку, направляясь с ней к мойке. Выплеснув содержимое в белую мойку, безнадёжно испорченный бодрящий напиток, он быстро включает воду и старательно не смотрит, а просто смывает всё. И почти выходит, ничего не увидеть. Почти. Он тяжело вздыхает и прикрывает глаза, опирается рукой на столешницу и, запустив пальцы в посудину, вдруг вздрагивает, широко распахнув глаза, в которых вдруг проступает рассвет. Турка звучно грюкается металлом о металл и даже проворачивается по кругу, а парень, как поражённый, продолжает стоять, хватая ртом воздух, и часто моргая. А спустя миг срывается с места и, минуя небольшой узкий коридор и затем просторную светлую пристройку, толкает массивную, резную, дубовую дверь обеими руками, буквально вываливается на улицу. Он раздет по пояс, да и льняные белые штаны не сильно согреют в такой промозглости осеннего утра, но ему сейчас совсем вот всё равно. Он только на миг замирает, цепляясь взглядом за мужчину у дерева, и затем срывается с места:

– Славка! – парень, со всех ног несётся к тому, кто, вздрогнув, обернулся.

В босые ноги впиваются мелкие камешки щебёнки, из которой вымощена дорожка от дома к роще. А, когда заканчивается щебень, кожу стоп встречают колкие ветки и холодная жухлая листва, и трава. Но он, минуя это всё, со всего маха впечатывается, всем телом в растерянного мужчину и повисает на нём, обхватив за шею.

Тогда…

Когда она постучала в его дверь, он поморщился от того, как сильно сдавило грудь. Он пошёл к двери едва способный дышать и не мог понять от чего же. Затем, открыв двери, он столкнулся с усталым и обречённым взглядом глаз весьма приятной женщины, но от чего-то неприятно кольнуло в кончиках пальцев, а перед глазами поплыла рябь. Он ухватился за косяк, стараясь устоять на ногах, и всё силился понять, что же не так-то. Услышав сдавленное бабское: «Ох, что с вами?! Я не вовремя, да?», он даже умудрился усмехнуться и мотнуть головой приглашая войти. Та, безропотно повинуясь, таки вошла и сама прикрыла за собой дверь. Вместе они прошли в пристройку, и он жестом указал на стул у стола с белой, как снег, кружевной скатертью. Здесь окна большие, и занавески совсем тонкие и прозрачные, потому виден закат: яркий и невыносимо красный. Он даже не спрашивал, зачем она пришла. Потому что знал. Все сюда приходят за одним, чтобы узнать, что же там ждёт их дальше… И он им говорит. Бывает, являются и затем, чтобы излечиться, и он вот тоже лечит. И тело и душу. А затем они все уходят, и он снова остаётся здесь один. И ему этого достаточно вот. И одиночества и знания, что помог. Он давно привык и даже смирился, что быть ему вот так здесь и во всём одному. Его это устраивало, пусть и не мог понять, почему с ним так, но другого ведь ждать смысла то и не видел. И от того просто благодарил, за тишину и покой, ведь у кого-то этого нет, а у него вот этого через край. И он благодарен. Потому вот отдышавшись и чуть придя в себя, парень двинулся в кухню, оставляя тревожную гостью одну. А возвратившись, перед собой держал клубящуюся паром чашку с ароматным кофе, на белом блюде. Он поставил её перед женщиной и сам присел напротив, указав на чашку. И пока та тихо отпивала глоток за глотком, сам парень пристально всматривался и вслушивался в неё. В какой-то момент женщина совсем растерялась и по её лицу поползла краска. А он, наконец, заговорил:

– Стоит ли так мучить себя и его тоже? – вопрос, который был неожиданным не только для гостьи, но и для него самого.

От этого вопроса, сам парень поёжился, а на глазах гостьи проступили слёзы. Сколько бы ни проходило времени и сколько бы ни побывало тут у него людей, он так и не сможет достойно и бесстрастно смотреть на их слёзы. И потому сейчас он тоже прикусывает губу и на миг отводит взгляд. К горлу подступает соль с некой горечью, и он снова отмечает новизну. Вот она пришла и всё сегодня по-новому и странно. Потому он снова поднимает взгляд и всматривается в лицо женщины, но кроме её личного не видит вот больше ничего. Странно. Тем временем она допивает и тыльной стороной ладони утирает слёзы. Потом, пара манипуляций по его научению, и блюдо с чашкой оказывается перед ним. Он какое-то время ещё смотрит на женщину и затем переводит взгляд на рисунок, что читаем только для него. Как только глаза улавливают символику судьбы, он обмирает и пропускает вдох и выдох. Видимо, он сильно меняется в лице, потому что снова слышит сдавленные, заунывные причитания. И вот с трудом ему даётся даже просто посмотреть на ту, кто перед ним. Ещё минута и он смотрит на гостью, но не может и двух слов в себе связать. Впервые он борется с желанием встать и вытолкать человека, что пришёл к нему за надеждой. И вот именно сейчас ему ещё хочется ругать судьбу, а не благодарить. Он ищет силы для правды, но знает, что не сможет её проговорить. Не хочет. Он сам не помнит, как выходит из этого состояния внутреннего хаоса, не знает, где берёт силы, когда быстро излагает искажения того, что видит. Говорит торопливо и вкрадчиво, словно старается не спугнуть. На лице самой женщины в несколько минут сменяется эмоция за эмоцией, и в уставших глазах проступает радость и та самая надежда. А он сам изнутри сгорает. Он даёт точные указания, что и как сделать ей, для себя и того, ради кого она здесь, и очень надеется, что этим обхитрит жестокую судьбу. А когда довольная и окрылённая гостья покидает его дом гласно благодаря напоследок, он сам оседает на пол перед закрытой дверью и кажется ему, что вот сейчас умирает он.