Читать книгу Книга Судьи - Ю. Апп - Страница 4

Серые флаги влажно хлюпали под дождем, предупреждая путников о несчастье, поразившем деревню. Мор начался внезапно, в то утро, когда исчезли дети. Первой на площади нашли кузнецову внучку. Кровь шла у нее изо рта, тело почернело, распухло. Деревенский староста, что по утру шел отпирать ворота, наткнувшись на девочку, решил было, что она померла, но нет – Лишка, как раз оказалась среди немногих выживших. И было это странно. Прямо таки настораживало. Во-первых, из всех деревенских детей, только она осталась в селе, во-вторых, болезнь ее не прибрала, а только немного потопталась по лицу, да присушила слегка левую руку. Не иначе дело не чисто. В центре мора, когда обезумили люди от горя и боли, кинул кто-то об этом слово- и понеслось. Всё припомнили: и неизвестного отца, и странность самой девочки, а главное, почему-то профессию деда. То жили-жили, ничего, а сейчас, вдруг решили, что кузнец – профессия неверная, подозрительная. Вмешивается, дескать, в натуральный ход вещей. А кто не вмешивается? Пашня, то, тоже не сама по себе ячменем зарастает. Потом, стали тыкать в идола над входом в кузню. Старых богов де дед Сила не отринул. Знается с комлями. Еще недавно сами к ним с поклоном ходили. Да и не в том, совсем дело. Сила одним из первых нового бога принял, а что идола оставил, так зачем его снимать? Кому мешает? В общем, одно за другим, понеслась волна по деревне. Людей, конечно, тоже можно понять. В таком горе, хоть кого-то виноватого найти хочется. Отчаянье свое выплеснуть, страх. Ведь если нет виноватого, тогда что же это получается, в любой момент ни с того, ни с сего такая беда повториться может? А так, вот она Лишка. Ату ее. Гони ее. Проклинай ее. Лишка, хоть и мала, а все поняла верно. Собрала свои вещички – плащ, кулончик берестяной материн, и ушла ночью тихонько. Не стала ждать, чем для нее обернутся злые слова, да косые взгляды. А и с другой стороны, зачем ей в деревне оставаться, когда и дед с бабкой померли, и дядьев всех прибрало. Изо всей семьи в живых только тетка одна, да брат двоюродный великовозрастный. В доме она и раньше как чужая была, а теперь и вовсе лишняя Лишка стала.

Ну, пошла до Пескова-города. Он, конечно, подальше, но идти туда веселее. К Градчанам вдоль дороги все елки, да буреломы. Темно, как в могилу ложишься, и сплошная глина под ногами. А к Пескам идти – совсем другое дело. Сосны до неба, дорога – мелкие камушки. А то, вдруг, поднимешься на холм. Внизу под обрывом речка, простор до неба. В таких местах раньше светлым богам капища ставили, по праздникам песни пели, цветы несли. Сейчас уж нет, конечно. Только остовы стоят, да камни требные разбитые виднеются. Лишка по пути, зашла в одну кумирню, что чудом не полностью сгорела.

Укрылась там на ночлег, передохнула. В благодарность, как бабка в детстве учила, положила на камень веночек. Правда, собрала, что первое под руку попалось. И сил не было что-то определенное искать, да и не ясно, кому кумирня поставлена, какие цветы нести положено. Так добрела до города – грязная, голодная, уродливая от болезни. И раньше красавицей не была, а теперь… Одно радует – немощной подают охотнее. Поглазеть всем хочется: и страшновато и радостно, что не с тобой такая беда приключилась. Правда пошла молва про страшный этот мор, что Лишкину деревню выкосил. Советники князя стали вроде думать, не закрыть ли намертво вход в город, не погнать ли всех подозрительных, но пока решения не было. Поговаривали, что ждут совета от скимаха, что едет из самого столичного храма. Впрочем, Лишка надеялась на лучшее. Авось не погонят, а погонят, так не всех, а всех, так может спрятаться-переждать удастся. Мало ли в городе нор и норушек? А пока сидела она как обычно утром возле главного торжища, на углу переулочка. Место, хоть не центральное, а свои выгоды есть. Во-первых, не так тесно – есть пространство себя показать. Во-вторых, в случае чего драпать удобно. А такие «случаи чего» уже случались, оно и понятно: город он всех к себе тянет, и плохих и хороших.

Солнце взошло довольно давно, но тучи на небе были до того плотные и тяжелые, до того низко висели над землей, до того отливали в черноту их набухшие животы, что в городе было сумрачно, как вечером. А уж в Лишкином переулке и подавно. Девочка беспокойно заерзала. Торг, хоть и вялый, близился к концу, а в сумке осела только половина баранки, да рыбья голова. Впрочем, дела сегодня не шли не только у нее. Рядом тяжело вздыхала скрюченная старушка, что не так давно тоже пристроилась тут промышлять. Староста, доглядывающий за побирушками, сначала хотел ее гнать в другое место, но как- то она его уломала. Вот и сидели они у серой заплеванной стены, одинаково зябко поводя плечами, да с одинаковой надеждой протягивая вперед свои сумки, каждому проходящему мимо. Внезапно в общем уличном шуме, чуткое ухо Лишки уловило какие- то посторонние звуки. Она встрепенулась и закрутила головой. Нищенка рядом тоже вся вдруг подобралась. Отложила сумку в сторону, напрягла спину, скинула покрывающий голову верхний платок. В дальнем конце площади, почти напротив того места, где работала Лишка, появилась телега, груженая шкурами. Рядом с телегой, придерживая лошадь за уздцы, шел крупный бородатый мужчина, а позади маячила фигура в плаще с капюшоном и такой знакомой дудочкой. Лишка вскочила, задела прислоненную к стене клюку старухи, палка с громким хлюпаньем упала в чернеющую посреди переулка лужу.

– Стой, – закричала девочка, – Ловите его, люди добрые! Того в капюшоне! Он детей сманивает!

Она заработала локтями, пытаясь пробраться через толпу.

– Куда прешь, безбожная! – напустился на нее зеленщик, чью лавку она чуть не перевернула.

– Ловите, того в плаще с дудкой! Вон, за телегой идет!

– Дурная что ли? Нет там никого…

Лишка с удивлением взглянула на торговца и снова бросилась сквозь рыночную толчею. Капюшон меж тем уже достиг конца площади и поворачивал на улицу, ведущую прочь из города. Около последней палатки, он, не прекращая играть повернулся. Снова, как тогда на реке Лишка увидела серовато-белое абсолютно гладкое лицо-маску, и отпрянула в невольном отвращении. Когда же она пришла в себя и протолкалась таки к выходу, улица была уже пуста. Только несколько малышей стояли, замерев, у ворот добротного дома, да кричала ворона под стрехой, выходящего на улицу амбара. Лишка ринулась вперед. Неожиданно какая-то сильная рука схватила ее за запястье. Девочка покачнулась и чуть не упала.

– Куда ты? – раздался голос.

Лишка повернулась. Позади стояла ее соседка, старуха-нищенка. Впрочем, сейчас она не выглядела дряхлой. Грязноватая, в плохой одежде, худая, даже изможденная, но не старая женщина. Лишка высвободила свою руку.

– Зачем вы меня остановили? Ведь вы тоже видели того в капюшоне. Он детей сманивает! Его надо догнать.

– Зачем?

– Как, зачем? – растерялась девочка.

– Я спрашиваю, зачем его догонять. Что ты дальше собираешься делать?

– Ну, задержу как-нибудь. Людям на него укажу. Вместе справимся…

– Люди его не видят, я думаю, ты это уже поняла. Пошли со мной. Поговорим. Его уже все равно не найти.

Она снова потянула девочку за руку, и теперь та послушно пошла за ней, вдоль неожиданно открывшегося в стене переулка. Сделав несколько поворотов, проход уперся в обитую медью дверь в глухой бревенчатой стене. Лишкина спутница что-то тихо пробормотала, затем толкнула створку, и кивнула головой, приглашая девочку войти. Из-за двери потянуло теплом и медом. Лишка немного поколебалась, но все же переступила порог. Она попала в странное помещение: без окон, с уходящими куда-то в неимоверную высь стенами, расписанными цветами и листьями, с неверно мигающим рассеянным светом, который шел, казалось, со всех сторон. Посреди чуднОй комнаты стоял каменный стол, накрытый чистой холстиной, около него две лавки.

– Садись, – снова мотнула головой женщина, – снимай свой плащ и вешай на перекладину у стены. Здесь не бывает холодно.

Девочка стала стаскивать накидку.

– Что у тебя с рукой? – бросила хозяйка, возясь у стола.

– Усохла после мора. Мор у нас был в деревне, – буркнула Лишка, – И, кстати, после того, как этот… это у нас побывало.

– Понятно, и теперь ты решилась на что?

– Как что? Наказать, предупредить. Ведь тогда он детей увел. Я сама видела. Ночью играл на своей дудке и все наши малыши за ним в лес ушли.

– Сама видела, сама слышала, но не пошла, и в мор уцелела. На вот, выпей, поешь.

Женщина отошла от стола, и Лишка увидела, что стоит на столе миска с кашей, а рядом дымится в ковше травяной отвар. Девочка с радостью набросилась на еду.

– А почему вы просить ходите, если у вас все есть? – полюбопытствовала она, уписывая угощение.

– Хожу, значит надо. Ты, я вижу, большая до чужих дел охотница, – отрезала хозяйка, усаживаясь напротив. – Здесь и сейчас только я спрашивать буду. Давай, выкладывай. Кто ты, откуда. Как в город попала. А подробнее всего про мор и увод детей.

…Камень лег в раствор, закрывая навек последнее-пристанище одержимого. Одержимый… пророк… сумасшедший… оракул… Настоящее имя давно стерлось. Я и сам не могу его вспомнить. Кажется, когда-то я жил в оживленном городе. Смутно видится большой дом, веранда, выходящая в сад. Какие-то дети у фонтана. Чей-то голос: «Прохор! Прохор!». Впрочем, может это и не меня звали тогда в солнечном жарком полдне. Конечно не меня, даже если физически я и был тем «Прохором», духовно я изменился полностью в тот момент, когда услышал зов.

Была гроза, страшная. Она наползла, из-за гор и обрушилась на город яростно и отчаянно. Молнии резали воздух, гром разрывал мозг. Я зачем-то вышел из дома. Внезапно, раздался особенно сильный удар, земля содрогнулась, острая боль пронзила голову, тело выгнулось, как в припадке, глаза навсегда ослепли. И вот тогда я услышал крик. Крик Аримана, преданного братом. Аримана, сброшенного в пропасть без дна. Аримана, обреченного на забвенье. Аримана – архитектора мира… С тех пор голос бога звучит у меня в голове. О, эти видения, эти невыразимые человеческим языком смыслы, это отчаянье бога и горькая немощь его орудия! Они иссушили меня, отняли силы, украли прошлое, разметали личность, сделали чужим в мире. Может быть теперь, замурованный в пещере, на краю земли я смогу, наконец, исполнить свое предназначение и сказать все, что должен. Сказать тому, кто когда-нибудь будет искать истину.

Скоро тьма, которую слепота набросила на мои глаза уйдет, и я снова увижу остров, под серым небом, почувствую соленый ветер у себя на губах, увижу битву, сотрясающую вселенную и опять в бессильной муке стану тянуть руки к сияющей двери, в скале над бушующим морем. «И увидел я древнего зверя восходящего из бездны. Ярость была его короной, горечь – мантией. Месть текла кровью по жилам, боль горела пламенем в глазах. Но ярче пламени сияла дева, сидящая на его спине. И в одной руке был у девы меч, а в другой ключ. И мир содрогнулся пред ликом её…»