Читать книгу Королевство - Ю Несбё - Страница 5

– Здесь? – Я недоверчиво оглядел пастбище.

– Здесь, – подтвердил Карл.

Поросшие вереском кочки. Гора с заснеженной вершиной. Вид сногсшибательный, не поспоришь, со всех сторон – синеватые горные вершины, а внизу, в озере, блестит солнце. И тем не менее.

– Сюда придется проложить дорогу, – сказал я, – провести водопровод. Канализацию. Электричество подключить.

– Ага, – рассмеялся Карл.

– И поддерживать порядок. Поддерживать порядок в зданиях, которые ты отстроишь на… на самой вершине этой чертовой горы!

– Это же необычно, верно?

– И красиво, – добавила Шеннон. Она стояла позади, скрестив на груди руки, и дрожала в своем черном пальто. – Это будет красиво.

Я вернулся домой пораньше и прямо с порога выругал Карла за плакаты.

– Ты почему мне ни слова не сказал? – спросил я. – Ты хоть представляешь, сколько народа меня сегодня вопросами замучило?

– И сколько же? А настроены люди хорошо? – Судя по тому, с каким интересом Карл спрашивал, плевать он хотел на мои чувства – подумаешь, отодвинул в сторону собственного брата!

– Да ты охренел, что ли? – возмутился я. – Ты почему мне не сказал, что за этим и вернулся?

Карл приобнял меня за плечи и улыбнулся своей дьявольски обаятельной улыбкой:

– Потому что не хотел, чтобы ты узнал только половину всей истории, Рой. Не хотел, чтобы ты ходил тут и придумывал всякие отмазки. Ты же вечно сомневаешься во всем, да ты и сам это понимаешь. Поэтому сейчас мы сядем ужинать, и ты все узнаешь. Идет?

И да – я, разумеется, размяк, но, может, еще и оттого, что сегодня, впервые с тех пор, как не стало мамы с папой, я вернулся домой к накрытому столу. Мы заправились едой, а затем Карл показал мне проект отеля. Если на луне поставить юрту, получится точь-в-точь этот отель. Вот только по нашей луне бродят олени. Изображая окрестный пейзаж, архитектор ограничился этими оленями и кучками мха, в остальном же все выглядело пустовато и по-модернистски. Странновато, что мне понравилось, однако это, наверное, оттого, что больше было похоже на автозаправку где-нибудь на Марсе, а не на отель, в котором будут отдыхать всякие бездельники. По-моему, от подобных мест чаще всего ожидают красоты и уюта: национал-романтизм, намалеванные на стенах традиционные розочки, поросшая травой крыша, дома сказочных конунгов и хрен знает что еще.

После мы прошли с километр до клочка земли, где закатное солнце золотило вереск, а гранитные вершины вокруг казались до блеска отполированными.

– Смотри, как в пейзаж впишется. – Карл нарисовал пальцем в воздухе контуры отеля, который мы уже видели в нашей домашней столовой. – Решающие факторы – пейзаж и функциональность, а не сложившиеся представления о высокогорном отеле. Этот отель будет формировать восприятие архитектуры, а подражать мы никому не станем.

– Ясно. – В это слово я вложил все накопившееся во мне недоверие.

Карл объяснил, что в отеле предполагается двести номеров, общая площадь – одиннадцать тысяч квадратных метров, а готов он будет через два года после того, как в землю тут воткнут лопату. Или начнут взрывать – земли здесь негусто. По самым, как сказал Карл, пессимистичным подсчетам, обойдется все это в четыреста миллионов.

Пришел черед задать главный вопрос:

– Где ты собираешься взять четыреста миллионов?

Я еще не договорил, а у Карла уже готов был ответ:

– В банке.

– В местном? В Спар-банке Уса?

– Нет-нет, – он засмеялся, – этот слишком мелкий. Поедем в город, в DNB.

– И с какого это перепугу они дадут тебе кредит на четыреста миллионов на эту… – Я удержался и не сказал «херню», но, так как слова «отель» и «проект» мужского рода, все и так было ясно.

– С такого, что мы организуем не акционерное общество, а компанию с неограниченной имущественной ответственностью.

– С неограниченной имущественной ответственностью?

– У деревенских тут денег мало, но их фермы и земля – это их собственность. Чтобы войти в компанию с неограниченной имущественной ответственностью, им ни кроны не понадобится заплатить. И всем, кто захочет поучаствовать, будь ты тощий или толстый, достанутся одинаковые доли, и получат они тоже все поровну. Им останется только сидеть дома в кресле и бабло пересчитывать. Любой банк удавится ради возможности вложиться в такое дело. Их деньги будут обеспечены так, что надежнее и не придумаешь. Ведь в залог-то они получат целую деревню, причем в буквальном смысле.

Я почесал голову:

– Тебя послушать, так если все накроется, тогда…

– Тогда каждому пайщику придется выложить только свою долю. Если нас наберется сотня, а предприятие обанкротится, то общий долг составит сто тысяч и каждый из пайщиков раскошелится всего на тысячу. А не сможет кто-то выложить тысячу – это тоже проблема не твоя, а кредиторов.

– Ух ты!

– Элегантно, да? То есть чем больше народа в деле, тем меньше каждый рискует. Но естественно, тем меньше они будут зарабатывать, когда дело пойдет в гору.

Такое надо переварить. Модель общества, в котором с тебя ни единой кроны не требуют, зато если все идет как надо, то знай себе снимай урожай. А если все накроется медным тазом, то платишь лишь свою долю.

– Ладно. – Я пытался сообразить, в чем кроется подвох. – Тогда почему ты приглашаешь на собрание инвесторов, хотя никто ничего инвестировать не должен?

– Потому что инвестор звучит намного лучше, чем просто пайщик, ты разве не согласен? – Карл засунул большие пальцы за пояс и заговорил по-местному: – Да я ж не только фермер, я еще и в гостиничном бизнесе кручусь. – Он расхохотался. – Чистая психология. Когда половина деревни войдет в долю, вторая половина удавится от страха, что соседи начнут вдруг разъезжать на «ауди» и величать себя инвесторами. Они гораздо охотнее пару крон выложат, чтобы от соседей не отставать.

Я медленно кивнул. С психологией он, пожалуй, попал в точку.

– Проект шикарный, сложность в том, чтобы сдвинуть его с мертвой точки, – Карл топнул по скале под ногами, – привлечь на свою сторону тех, кто покажет остальным, что считает наш проект привлекательным. Если у нас получится, за ними пойдут и другие, а оставшиеся потянутся сами собой.

– Ясно. И чем ты собираешься заманить этих первых?

– Хочешь сказать, что раз уж мне собственного брата убедить не удается, что о других говорить? – Он улыбнулся, по-доброму, открыто, вот только в глазах оставалась грустинка. – Достаточно будет одного.

Моего ответа Карл дожидаться не стал.

– И это…

– Баран-вожак. Ос.

Естественно. Бывший мэр. Отец Мари. Он был мэром больше двадцати лет, твердой рукой управляя этим муниципалитетом, где основная часть населения поддерживает Рабочую партию, в печали и радости, пока сам не решил, что пора и честь знать. Сейчас ему перевалило за семьдесят, и он в основном хозяйничал у себя на ферме. Однако время от времени старый Ос писал статейки в местную газету «Ус блад», и статейки эти пользовались популярностью. Даже те, чья точка зрения изначально не совпадала с мнением старика, рассматривали тему в новом свете. Свете, который загорался благодаря присущему старому мэру мастерству формулировок, мудрости и способности всегда принимать правильные решения. Местные на полном серьезе верили, что планы проложить дорогу в обход деревни сроду не осуществились бы, будь Ос по-прежнему мэром: уж он-то растолковал бы всем, каким образом подобная идея все разрушит, отняв у деревни жизненно важный приработок, который дают ей проезжающие автомобили, сотрут с карты наш небольшой поселок и превратят его в призрак, где выживут лишь несколько получающих государственную поддержку фермеров. И некоторые даже предлагали снарядить делегацию во главе с Осом – а не с новым мэром – и отправить ее в столицу, чтобы там толком обсудить все с министром транспорта.

Я плюнул. Да, чтоб вы знали: на языке наших деревенских пентюхов плевок, в противоположность медленному киванию, означает, что ты не согласен.

– Ты чего ж, думаешь, Ос спит и видит, как бы ему пожертвовать фермой и землей ради спа-отеля на голой скале? И он доверит свою судьбу типу, который изменил его дочери и свалил за границу?

Карл покачал головой:

– Ты не понимаешь, Рой. Осу я нравился. Для него я был не просто будущим зятем – я стал ему сыном, которого у него никогда не было.

– Карл, ты всем нравился. Но когда трахаешь лучшую подругу своей девушки… – Карл предостерегающе посмотрел на меня, и я удостоверился, что Шеннон, присев на корточки, рассматривает что-то на кустиках вереска и не слышит нас, – популярность рискуешь утратить.

– Ос ничего не знает про нас с Гретой, – сказал Карл, – он думает, что его дочь просто меня бросила.

– Вон оно что? – недоверчиво протянул я. Впрочем, не особо недоверчиво.

Мари, которая всегда казалась уверенной в себе, предпочитала официальную версию, по которой это она сама бросила первого парня на деревне, якобы потому, что сын горного фермера Опгарда – для нее сошка мелкая.

– Как только мы с Мари расстались, Ос пригласил меня к себе и сказал, что ему очень жаль, – признался Карл. – Да, мол, он знает, что между мной и Мари пробежала кошка, но не собираемся ли мы в скором времени помириться? Говорил, что у них с женой тоже бывали размолвки, а все же прожили они вместе больше сорока лет. Я ответил, что помириться хотел бы, однако прямо сейчас лучше мне ненадолго уехать. А он сказал, что понимает, и даже предложил кое-что. Оценки у меня в школе были хорошие, об этом он у Мари узнал, так, может, помочь мне со стипендией в каком-нибудь университете в Штатах?

– Значит, Миннесота – это все Ос устроил?

– У него имелись связи в тамошнем Норвежско-американском обществе.

– Ты никогда об этом не говорил.

Карл пожал плечами:

– Мне неловко было. Я сперва его дочке изменил, а потом еще и помощь от него принял. Но по-моему, он тоже неспроста все это придумал. Наверняка надеялся, что я вернусь с университетским дипломом и получу в награду принцессу и полцарства в придачу.

– И теперь ты хочешь, чтоб он тебя опять выручил?

– Не меня, – возразил Карл, – деревню.

– Естественно, – кивнул я, – деревню. И когда это ты воспылал к местным такой любовью?

– И когда это ты стал таким холодным циником?

Я улыбнулся. Дату я вполне мог ему назвать. «Ночь „Фритца“», – вот как окрестил я ее у себя в голове.

Карл вздохнул:

– Когда живешь на противоположном конце земли, с тобой что-то происходит. Начинаешь думать, кто ты на самом деле такой. Откуда ты родом. К какой общности принадлежишь. И кого можешь назвать своим.

– И до тебя, значит, дошло, что эти вот – свои? – Я кивнул в сторону деревни, раскинувшейся внизу, в километре от нас.

– В печали и радости, да. Это как наследство, от которого не можешь отказаться. Оно возвращается к тебе, хочешь ты того или нет.

– Это потому ты по-городскому заговорил? Не хочешь, видать, наследство-то получать.

– Такая речь досталась мне в наследство от мамы.

– Она говорила по-городскому, потому что слишком долго проработала в городе экономкой, а не потому, что говорила так с детства.

– Скажем так: я унаследовал от нее умение приспосабливаться, – выкрутился Карл. – В Миннесоте много норвежцев, и меня серьезнее воспринимали, особенно потенциальные инвесторы, если я говорил как образованный. – Последние слова он проговорил чуть в нос, по-маминому, с такой интонацией, какая бывает у жителей Западного Осло.

Мы рассмеялись.

– Со временем я опять заговорю как прежде, – сказал Карл, – я же из Уса. А если точнее, то из Опгарда. И свои для меня – это прежде всего ты, Рой. Если шоссе проложат в обход деревни и здесь не появится ничего, привлекающего сюда людей, то твоя автозаправка…

– Это не моя заправка, Карл. Я просто там работаю. А заправок повсюду полно, у этой компании пятьсот заправок, поэтому спасать меня вовсе не обязательно.

– Я перед тобой в долгу.

– Говорю же – мне ничего не надо…

– Надо. Еще как надо. Тебе нужна собственная заправка.

Я промолчал. Ладно. Тут он попал в точку. В конце концов, он мой брат, и лучше его меня никто не знает.

– А этот проект принесет тебе нужный капитал, Рой. Купишь себе заправку – хоть тут, хоть еще где-нибудь.

Я копил деньги. Откладывал каждую поганую крону, если та не уходила на оплату электричества – без электричества замороженную пиццу никак не разогреть, а именно ими я питался, когда ужинал дома, а не на заправке, – на бензин для старенького «вольво» и на то, чтобы поддерживать дом в мало-мальски жилом виде. Я обсуждал это с головным офисом, предлагал им подписать договор франшизы, и они даже не отказали – еще бы, теперь-то, когда автомобилей здесь скоро поубавится. Вот только я надеялся, что цену они назначат ниже, но я ошибся, а ведь это, как ни странно, по моей вине, потому что выручку мы им делали прямо-таки отличную.

– Допустим, я соглашусь заняться этим твоим отелем…

– Да! – заорал Карл, будто я уже был в деле.

Я сердито замотал головой:

– До того времени, когда отель твой откроется, еще два года. Да еще года два, пока он доход начнет приносить. Если он вообще медным тазом не накроется. А захоти я в это время купить заправку и взять под это дело кредит, банк мне, естественно, откажет, потому что у меня с этой твоей неограниченной имущественной ответственностью и так долгов будет по уши.

Карл даже не потрудился притвориться, будто верит моей болтовне. Пайщики или нет – ни один банк не даст кредит на покупку автозаправки с таким безнадежным будущим, какое нас ждет.

– Значит, ты в деле, Рой. А деньги на покупку заправки ты получишь до того, как мы вообще начнем строить отель.

Я уставился на него:

– Это еще что за херня?

– Общество с неограниченной имущественной ответственностью должно приобрести землю, на которой будет построен отель. А кто, по-твоему, владеет этой землей?

– Ты и я, – ответил я, – и что с того? С продажи голой скалы особо не разбогатеешь.

– Смотря кто будет назначать цену, – не согласился Карл.

В практичности и логике мне не откажешь, но, вынужден признать, доходило до меня несколько секунд.

То есть…

– То есть проект принадлежит мне, именно мне. Это означает, что статьи бюджета тоже определяю я. О чем я и сообщу на собрании инвесторов. Разумеется, завышать цену я не стану, но предлагаю запросить двадцать миллионов.

– Двадцать миллионов! – Я недоверчиво обвел рукой жалкие кустики вокруг. – Вот за это?

– В любом случае это довольно мало, если сравнить с общим капиталом в четыреста миллионов, так что стоимость земли можно разделить и включить в другие статьи бюджета. Одна статья – дорога и придорожная зона, другая – парковочная площадка, третья – непосредственно участок под строительство…

– А если кто-нибудь спросит про стоимость одного мола?[2]

– Спросят – ответим, мы же не бандиты.

– И кто же мы… – Я осекся. Мы? Как ему удалось втянуть меня в это? Хотя ладно, потом разберемся. – И кто же мы тогда?

– Мы деловые люди, занимающиеся серьезным делом.

– Серьезным делом? Местные в подобных делах ничего не смыслят, Карл.

– Хочешь сказать, что тут сплошь легковерные простачки? Да-да, мы-то знаем, ведь мы тоже местные, – он сплюнул, – как в тот раз, когда папа купил «кадиллак». Народ тогда разволновался. – Карл криво улыбнулся. – Благодаря этому проекту цены на землю здесь взлетят до небес, Рой. А когда вложимся в отель, перейдем ко второму этапу. Горнолыжный склон, дачи и апартаменты. Вот где настоящая прибыль. Поэтому с какой стати нам продавать дешево, если мы знаем, что вскоре цены тут до небес взлетят? Мы сами об этом и позаботимся. Рой, мы никого не обманываем – просто вовсе не обязательно болтать, что братья Опгард первые миллионы прикарманили. Так что, – он посмотрел на меня, – нужны тебе деньги на заправку или нет?

Я задумался.

– Я пойду отолью, а ты решай пока, – сказал Карл.

Он развернулся и двинулся к валуну на вершине горы – видать, думал, что с другой стороны его ветер не достанет.

Значит, Карл считает, что за время, которое ему нужно, чтобы отлить, я должен решить, хочу ли продать имущество, находившееся в собственности нашей семьи на протяжении четырех поколений? По цене, которая при других обстоятельствах считалась бы грабительской. Чего тут думать-то? Класть я хотел на поколения, по крайней мере на моих предков-то уж точно. Эта земля не плодородная и никакой ценности не имеет – ни фактической, ни еще какой, разве что тут вдруг найдут месторождения каких-нибудь редких металлов. И если Карл прав и миллионы, которые мы можем получить, – это только верхушка кулича, который со временем укусят все наши деревенские, то мне в самый раз. Двадцать миллионов. Десять мне. За десять миллионов шикарную заправку можно отхватить. Высшего уровня, в отличном месте и без долгов. С полностью автоматизированной мойкой. И отдельной зоной для кафе.

– Рой?

Я обернулся. Из-за ветра я не слышал, как сзади подошла Шеннон. Она смотрела на меня.

– Она, похоже, заболела, – сказала Шеннон.

На секунду я решил было, что она о себе говорит: такой она казалась замерзшей и нахохлившейся, большие карие глаза выглядывали из-под старой вязаной шапки – эту шапку я еще мальчишкой носил. Но потом я заметил, что она держит что-то в руке. Она подошла поближе.

На ладони у нее лежала маленькая птичка. Черная шапочка на белой голове, светло-коричневое горлышко. Оперение неяркое, значит, скорее всего, самец. И похоже, не жилец.

– Хрустан, – сказал я. – Ты на гнездо наступила?

– На гнездо? Нет!

– Я спросил потому, что, когда кто-то подходит к гнезду, он не улетает. Он позволяет на себя наступить, но с яиц не поднимается.

– Он?

– Да, на яйцах сидит самец, и он же птенцов выкармливает, – я погладил птицу пальцем по груди и почувствовал быстрое сердцебиение, – притворяется мертвым. Отвлекает внимание от яиц.

Шеннон огляделась:

– Где они? И где самка?

– Самка мутит с другим самцом.

– Мутит?

– Спаривается. Занимается сексом.

– А-а… – Она, похоже, заподозрила, что я над ней подшучиваю.

– Это называется «полиандрия», – сказал я. А так как она мне, похоже, по-прежнему не верила, добавил: – Редко, но встречается.

– Самец, жертвующий собой ради детей, поддерживающий семью, когда мать неверна ему, – она погладила птичку пальцем, – и правда редко.

– Вообще-то, полиандрия не это означает, – сказал я, – это…

– …форма супружества, позволяющая одной женщине иметь нескольких мужей, – договорила она за меня.

– А-а, – протянул я.

– Да. Встречается в разных странах, но особенно распространена в Индии и на Тибете.

– Надо же. А… – Я чуть не спросил, откуда она об этом знает, но передумал и вместо этого поинтересовался: – А зачем им это?

– Обычно братья женятся на одной женщине, чтобы не делить фамильную усадьбу.

– Этого я не знал.

Она чуть склонила голову:

– Ты, наверное, о птицах знаешь больше, чем о людях?

Я не ответил. Тогда она рассмеялась и подбросила птицу высоко в воздух. Хрустан расправил крылья и полетел прочь. Мы провожали его взглядом, пока я краем глаза не заметил какое-то движение внизу, на земле, и решил сперва, что это змея. Я обернулся и увидел, как по камням к нам ползет темная извилистая полоска. Подняв глаза, я увидел на вершине Карла – он напоминал статую Христа в Рио, только писающую. Я отступил и кашлянул, а Шеннон, увидев ручеек мочи, последовала моему примеру. Ручеек зажурчал дальше вниз, к деревне.

– Если мы продадим эту землю за двадцать миллионов крон – что скажешь? – спросил я.

– Кажется, это много. Как думаешь, где его гнездо?

– Это два с половиной миллиона американских долларов. Мы тут построим дом на двести кроватей.

Она улыбнулась, развернулась и пошла по тропинке, по которой мы пришли сюда.

– Это много. Но хрустан построился тут первым.

Я уже собирался ложиться спать, когда вырубился свет.

Я как раз сидел на кухне и изучал последние бухгалтерские отчеты. Подсчитывал, как будущий возможный доход может повлиять на цену, которую компания запросит за заправку. Я пришел к выводу, что десять миллионов мне хватит не только на десятилетнюю франшизу, но и на землю с постройками. И я стану настоящим владельцем.

Я поднялся и взглянул в окно. В деревне тоже ни единого огонька. Отлично, значит, это не у нас проблемы. Я сделал два шага до двери в гостиную, открыл ее и заглянул внутрь, в кромешную темноту.

– Эй, привет, – позвал я.

– Привет, – хором ответили Карл и Шеннон.

Я добрел до маминого кресла-качалки. И сел. Полозья скрипнули. Шеннон хихикнула. Они с Карлом чуток выпили.

– Простите, – сказал я, – это не у нас. Это… это у них.

– Ерунда, – откликнулась Шеннон, – когда я была маленькой, у нас то и дело свет отключался.

– Барбадос – бедная страна? – проговорил я в темноту.

– Нет, – ответила Шеннон, – это один из богатейших Карибских островов, – но там, где я выросла, многие занимались… хм, cable hooking – как это по-норвежски?

– По-моему, у нас и слова-то такого нет, – сказал Карл.

– Когда подключаются к основному кабелю и воруют электричество. От этого ток временами исчезал. Я привыкла. Просто живешь и знаешь, что все в любой момент может исчезнуть.

Мне отчего-то почудилось, что говорит она не только про электричество. Возможно, еще и про дом с семьей? Гнездо хрустана она все-таки нашла, а найдя, воткнула рядом палочку, чтобы мы нечаянно на него не наступили.

– Расскажи, – попросил я.

На несколько секунд в темноте повисла гробовая тишина.

Затем Шеннон рассмеялась – тихо, вроде как извиняясь:

– Давай лучше ты расскажешь, Рой?

Чудно́, но хотя в словах она никогда не ошибалась и предложения тоже строила правильно, акцент не позволял забыть, что она не отсюда. А может, это потому, что сегодня она приготовила какое-то карибское блюдо – мофонго, что ли.

– Да, пускай Рой расскажет, – согласился Карл, – он в темноте отлично рассказывает. Когда мне в детстве не спалось, он непременно мне что-нибудь рассказывал.

«Когда тебе не спалось, потому что ты плакал, – подумал я. – Когда я спускался вниз, ложился к тебе в кровать, обхватывал тебя руками, кожа у тебя еще была такой горячей, и я говорил: не думай об этом, вот я тебе сейчас расскажу кое-что, и ты уснешь». И едва я подумал об этом, как до меня дошло, что не в акценте дело и не в мофонго. Дело в самом ее присутствии здесь, в темноте, рядом со мной и с Карлом. В нашем темном доме, который принадлежал мне и ему – и никому больше.