Читать книгу Тараканы - Ю Несбё - Страница 10

Они ехали по Сукхумвит-роуд, вдоль которой бок о бок стояли трехзвездочные отели, роскошные виллы и хибары из досок и листов жести. Но Харри не смотрел по сторонам, взгляд его уперся в одну точку.

– Движение сейчас посвободнее, – сказала Крамли.

– Ага.

Она улыбнулась одними губами.

– Извини, но в Бангкоке мы обсуждаем трафик, как в других местах говорят о погоде. Стоит пожить здесь совсем недолго, как становится понятно почему. Погода одна и та же с января по май. Летом муссоны приносят дожди. И тогда льет три месяца не переставая. Больше о погоде сказать нечего. Кроме того, что у нас жарко. Мы повторяем это друг другу круглый год, и потом разговор иссякает сам собой. Ты меня слушаешь?

– Мм.

– Другое дело транспорт. Он влияет на повседневную жизнь в Бангкоке больше, чем какой-нибудь тайфун. Я никогда не знаю наверняка, в котором часу доберусь до работы, когда утром сажусь в машину: дорога может занять от сорока минут до четырех часов. А десять лет назад я тратила на нее двадцать пять минут.

– Что же случилось?

– Рост. Экономический рост – вот что. За последние двадцать лет произошел экономический бум, и Бангкок сделался «кукушонком» Таиланда. Здесь есть рабочие места, люди приезжают в город из деревень. Все больше народу торопится на работу по утрам, все больше ртов необходимо накормить, все больше грузов надо перевезти. Число машин выросло, а политики только обещают нам новые дороги и потирают руки, радуясь хорошим временам.

– Но времена действительно хорошие?

– Не то чтобы мне не нравилось, что обитатели бамбуковых хижин покупают себе цветные телевизоры, но все происходит ужасно быстро. И если ты меня спросишь, то я отвечу, что рост ради самого роста – это логика раковой опухоли. Скажу больше: я даже рада, что в прошлом году мы уперлись в стенку. А после девальвации валюты наша экономика словно бы оказалась в морозилке. И это уже заметно по дорожному движению.

– То есть раньше на дорогах было еще хуже, чем теперь?

– Вот именно. Смотри…

И Крамли показала пальцем на гигантскую парковку, где стояли сотни бетономешалкок.

– Год назад эта стоянка была почти пуста, но теперь мало кто занимается строительством, так что, как видишь, флот встал на прикол. А в торговые центры народ ходит только ради кондиционеров, торговля практически замерла.

Некоторое время они ехали молча.

– Как ты думаешь, кто стоит за всем этим паскудством? – спросил Харри.

– Валютные спекулянты.

Он непонимающе уставился на нее:

– Я о снимках.

– А-а. – Она бросила на него беглый взгляд. – Что, не одобряешь?

Он пожал плечами.

– Я особой толерантностью не отличаюсь. Иногда я даже готов поддержать смертную казнь.

Инспектор Крамли посмотрела на часы.

– По дороге к тебе мы будем проезжать ресторан. Что скажешь о блиц-курсе традиционной тайской кухни?

– С удовольствием. Но ты не ответила на мой вопрос.

– Кто стоит за фотками? Харри, в Таиланде самое большое число извращенцев по сравнению с остальными странами. Сюда приезжают ради нашей секс-индустрии, которая удовлетворяет любые желания. Я подчеркиваю – любые. Так откуда же мне знать, кто стоит за этой детской порнухой?

Харри сморщился и покрутил шеей.

– Я просто спросил. Не случалось ли в Таиланде какого скандала с посольским педофилом пару лет назад?

– Действительно, мы раскрутили одно такое дело о педофилии, в котором были замешаны иностранные дипломаты, в том числе посол Австралии. Дело крайне неприятное.

– Но не для полиции?

– Вот еще! Для нас это было все равно что выиграть чемпионат мира по футболу и одновременно получить «Оскар». Премьер-министр прислал нам поздравительную телеграмму, министр по туризму был в восторге, на нас пролился дождь наград. Знаешь, такие события укрепляют престиж полиции в глазах людей.

– Так с чего мы начнем поиски?

– Даже не представляю. Во-первых, все те, кто был замешан в том деле, сидят в тюрьме или высланы из страны. Во-вторых, я вовсе не уверена, что фотографии имеют какое-то отношение к убийству.

Крамли свернула на парковку, где стоял охранник, показывая им на немыслимо узкий просвет между двумя машинами. Она нажала на кнопку, зажужжала электроника, и большие стекла по обе стороны джипа поползли вниз. Тогда она переключилась на заднюю передачу и нажала на газ.

– Вряд ли… – начал было Харри, но старший инспектор уже припарковалась. Боковые зеркала все еще дрожали. – Как же мы теперь выйдем? – спросил он.

– Не стоит так волноваться, инспектор.

Упершись обеими руками, она вылезла в боковое окно, поставила ногу на крыло машины и спрыгнула. С некоторым усилием Харри повторил этот маневр.

– Постепенно научишься, – сказала она и направилась вперед. – Бангкок – тесный город.

– А как же магнитола? – напомнил ей Харри и обернулся на соблазнительно открытое окно джипа. – Ты что, рассчитываешь найти ее там же, когда мы вернемся?

Она показала полицейский жетон охраннику, тот сразу же вскочил.

– Да.

– На ноже никаких отпечатков, – сказала Крамли и довольно причмокнула.

«Сом-там», что-то вроде зеленого салата с папайей, оказался не таким уж экзотическим, как ожидал Харри. Но вкусным. И острым.

Крамли шумно втянула в себя пивную пену. Он тотчас оглянулся на соседей, но, похоже, никто не обратил на них никакого внимания, скорее всего потому, что звук заглушала полька, которую наяривал местный струнный оркестр в глубине зала и которую, в свою очередь, перекрывал гул транспорта на улице. Харри решил, что выпьет две кружки пива. И все на этом. А по дороге домой, допустим, прихватит блок из шести банок.

– А что можно сказать об орнаменте на рукоятке?

– Нхо считает, что нож откуда-то с севера, такие в ходу у горных племен в провинции Чианграй или где-то по соседству. Судя по инкрустации цветным стеклом. Нхо не уверен на сто процентов, но в любом случае нож необычный, такой не купишь в местных лавочках, так что завтра мы пошлем его профессору-искусствоведу из музея Бенчамабопхит. Он знает все о старинных ножах.

Лиз махнула рукой, и подошедший официант налил ей из супницы дымящегося супа из кокосового молока.

– Поосторожнее с беленькими. И с красненькими, они обжигают, – сказала она, указывая ложкой. – Кстати, с зелененькими тоже.

Харри скептически разглядывал различные ингредиенты кушанья в своей миске.

– А что тут можно есть без опасений?

– Корень галанга, думаю, о’кей.

– У тебя есть версии? – спросил он нарочито громко, чтобы не слышать, как она прихлебывает.

– Насчет возможного убийцы? Конечно. Множество. Во-первых, это могла быть сама проститутка. Или владелец мотеля. А может, и сразу оба. Это первое, что пришло в голову.

– И какие же у них мотивы?

– Деньги.

– В бумажнике Мольнеса лежало пятьсот батов.

– Поскольку он доставал бумажник в холле мотеля, наш друг Ван мог увидеть, что денег там гораздо больше, что вполне вероятно, а значит, соблазн оказался слишком велик. Ван мог и не знать, что тот дипломат и что разгорится такой скандал.

– И как же все происходило?

Крамли, энергично подняв вилку, наклонилась вперед.

– Они поджидают, пока посол пройдет к себе в номер, стучатся и всаживают в него нож, как только он, открыв дверь, поворачивается к ним спиной. Он падает прямо на постель, они опустошают его бумажник, но при этом оставляют там пятьсот батов, чтобы дело не походило на ограбление. Затем выжидают три часа и звонят в полицию. У Вана наверняка есть дружок в участке, который проследил, чтобы все прошло гладко. Ни мотива, ни подозреваемых, все ведь хотят замять дело о проституции. Следующий, пожалуйста!

Вдруг у Харри глаза полезли из орбит. Он судорожно схватил кружку и поднес ко рту.

– Красненький попался? – усмехнулась Крамли.

Харри тяжело перевел дух.

– Ну что ж, неплохая версия, старший инспектор. Но полагаю, ты ошибаешься, – с трудом выговорил он.

Она наморщила лоб.

– А как по-твоему?

– Во-первых: ты согласна, что женщина не смогла бы совершить убийство без помощи Вана?

Крамли задумалась.

– Давай прикинем. Если Ван в этом не участвовал, то можем исходить из того, что он не лжет. Значит, она не могла его убить раньше, чем вошла туда в половине двенадцатого. Но врач утверждает, что убийство произошло не позднее десяти часов. Я согласна, Холе, она не могла убить его сама.

Парочка за соседним столом в недоумении уставилась на Крамли.

– Прекрасно. Во-вторых, ты предполагаешь, что Ван на момент убийства не знал о дипломатическом статусе Мольнеса, иначе он не убил бы его, поскольку разгорелся бы скандал, раз клиент не простой турист. Правильно?

– Ну…

– Мужик, между прочим, тайно ведет запись посетителей, у него наверняка целый список политиков и государственных чиновников. День и час каждого посещения мотеля. Так, на всякий случай, чтобы было чем шантажировать, если кто-то вздумает наехать на его заведение. Но когда появляется кто-то, кого он не знает в лицо, то не потребуешь ведь документы? И тогда он выходит во двор, якобы удостовериться, нет ли кого еще в машине, так? А на самом деле – чтобы выяснить, кто такой этот клиент.

– Я тебя не понимаю.

– Он записал наш номер машины, ясно? А потом пробил по базе. Увидев синий номер «мерседеса», он тут же смекнул, что Мольнес – дипломат.

Крамли задумчиво посмотрела на него. Потом молниеносно развернулась и уставилась на соседний столик. Сидевшая там парочка вздрогнула и уткнулась в свои тарелки.

Крамли почесала ногу вилкой.

– Дождя не было уже три месяца, – произнесла она.

– Прости, что?

Она махнула официанту, чтобы тот принес счет.

– Это имеет какое-то отношение к делу? – спросил Харри.

– Да не особенно, – ответила она.

Близилось три часа ночи. Уличный шум заглушало ровное гудение вентилятора на ночном столике. Лишь изредка Харри слышал, как тяжелый грузовик проезжает по мосту Таксин-бридж или одинокий речной теплоход гудит, отходя от причала на Чао-Прайя.

Заперев за собой дверь квартиры, он увидел, что на телефоне мигает красная лампочка, и, нажав на автоответчик, прослушал два сообщения. Одно было из норвежского посольства. Советник Тонье Виг говорила несколько в нос – либо родом из Осло, либо хочет, чтобы все так думали. Своим гнусавым голосом она просила Харри быть в посольстве в десять часов утра, но под конец сообщения изменила время на двенадцать, так как обнаружила, что у нее уже назначена встреча на четверть одиннадцатого.

Второе сообщение оказалось от Бьярне Мёллера. Он просто пожелал Харри успеха. По его голосу было понятно, что он не очень-то любит автоответчики.

Харри упал на кровать, не зажигая света. Он так и не купил себе шесть банок пива. Шприцы с витамином В₁₂ лежали в чемодане. После запоя в Сиднее он вообще не мог пальцем пошевельнуть, и всего лишь один шприц поднял его на ноги. Он вздохнул. Когда он принял решение? Когда согласился на эту работу в Бангкоке? Нет, раньше, несколько недель назад, когда он назначил сам себе крайний срок: день рождения Сестрёныша. Бог ведает, почему он все-таки решился. Может, ему надоело отсутствовать. Когда день проходит за днем, не оставляя следа в памяти. И все такое. Он терпеть не мог рассуждений в духе старинной комедии про Еппе, который больше не пьет[7]. А просто брал и принимал решения, раз и навсегда. Без всяких компромиссов, без отсрочек. «Я могу завязать хоть сегодня». Сколько раз он слышал это от парней из «Шрёдера», пытавшихся убедить себя, что они не законченные алкоголики? Сам-то он, конечно, законченный, но зато он единственный из них действительно может завязать, когда захочет. До дня рождения еще девять дней, но раз Эуне сказал, что командировка может стать хорошим поводом, то Харри решил начать не откладывая.

Застонав, он перевернулся на другой бок.

Интересно, что сейчас делает Сестрёныш, если осмелилась выйти из дома сегодня вечером? И позвонила ли она отцу, как обещала? И сможет ли он действительно поговорить с ней, не ограничиваясь односложными «да» и «нет»?

Шел уже четвертый час утра, и пусть в Норвегии еще только девять вечера, но Харри уже вторые сутки на ногах, так что заснуть вроде бы не проблема. Но едва он закрывал глаза, как перед ними появлялась фотография маленького голого тайского мальчика, освещенная автомобильными фарами, и Харри снова открывал глаза. Пожалуй, все-таки надо было купить блок пива. Когда он наконец уснул, уже светало и на Таксин-бридж вновь загудел транспортный поток.