Читать книгу Мысы Ледовитого напоминают - Ю. В. Чайковский - Страница 12

Но СВ-проход был тогда в самом деле купцами открыт (пусть в некоем скромном смысле) и два десятка лет действовал, принося им доход. Речь идёт о плаваниях англичан и голландцев по Северной Двине, Волге и Каспию в Персию.

Размеры такой торговли были невелики, и заменить потерянную Нарву Архангельск не мог. Если за те 20 лет, что Россия владела Нарвой (1561–1581), туда прибывало до 300 кораблей в год, то в Архангельск, когда он стал морскими воротами России, туда приходило их не многим более 20 в год (СИРИО, т. 116, с. LXIV, LXX, ХС). Для Московии и это было жизненно важно (так, в годы войны с Польшей Голландия поставляла в Россию через Архангельск порох и свинец), но никак не могло быть достаточным для западных купцов.

Со жгучим интересом расспрашивали они русских и ненцев о пути на восток, к Оби. Главным источником об этом служит сборник [Purchas], перевод нужных нам сведений из которого содержится в книге [Алексеев, 1941].

Поморы рассказывали, что не легко и не каждое лето, но доходят они морем до Ямала и, обогнув его, входят в Обь, а из неё попадают в место главного торга, Мангазею[16]. Что в холодное лето обогнуть Ямал по морю невозможно, зато туда можно попасть по рекам Ямала, через волок, но там проходят лишь малые кочи, берущие вчетверо меньше груза, нежели кочи большие.

Западных купцов данный путь не заинтересовал – им надо было входить в Обь на своих кораблях. Вскоре этот утомительный волок остался единственным морским путем в Мангазею, а лет через двадцать LIA пресёк и его.

Но вернёмся к западным мореплавателям. В 1580 году великий голландский картограф Гергард Меркатор писал, что лучший путь в Китай – через одну из рек, впадающих в море за Новой Землёй, ибо по ним можно проникнуть в Китай. Меркатор же предупреждал: «я полагаю, что великий князь московский воспротивится этому» [Алексеев, 1941, с. 174].

Однако он ошибся: Иван Грозный думал иначе, чем его отец: желая получать пошлину золотом и серебром, которых стране всегда решительно нехватало, он охотно допускал заморских гостей плавать вниз по Волге и даже снабжал охранными грамотами. Они мало помогали: во-первых, грабители грамот не спрашивали, а во-вторых, даже успешный проезд не обеспечивал успеха торгового. Дело в том, что среднеазиатские государства были заняты войнами, а не торговлей; персидские же владыки, охотно покупая английские товары и позволяя покупать свои, не пускали англичан дальше – ни в Индию, ни в Китай [Английские…, 1937].

И вскоре англичане запросились на иные реки – восточные. Как раз в 1580 году их представители в Холмогорах просили, чтобы царь разрешил торговать на Севере только им, да еще не всем, а лишь тем, у кого есть грамота от английской королевы. (Перечислили они и желательные им северные гавани, включая новое для московских дьяков название: Ызленди – СИРИО, т. 38, с. 48.) Предложение, что и говорить, наглое, но и англичан можно понять: Россия безнадежно увязла в Ливонской войне, позарез нуждается в английской помощи, а потому царю Ивану придется уступать.

Русские чиновники в Холмогорах так далеко не мыслили и даже обсуждать предложений не захотели. Они вернули письмо со словами: можете ли вы представить, чтобы Англия стала торговать с другими странами только через Россию? (там же, с. 49). Формально они были, конечно, правы, только вот Ливонскую войну Россия вскоре проиграла и выход к Балтике потеряла.

К вопросу удалось вернуться только в 1583 году, когда в Москву прибыл английский посол Джереми Боус и повторил прежние предложения (там же, с. 92). Но Россия уже проиграла войну, и царь не имел нужды в срочной помощи. Он перечислил английские пожелания, включая неведомую Ызленди, и подтвердил, что давать монополию одной стране ему невыгодно и нелепо.

Замечательно, что за этим сообщением в архиве следует справка (с. 94):

«Печора река в море впала. Мезень река в Двинском уезде в море впала. Ислендь река за Обью. Река Шум блиско Печенского монастыря а впала в море, Шарской реки, как у них написано, в переводе нет».

Как видим, в Москве уже знали, что Ислендь – не просто гавань, а река, но куда она впадает, еще не ведали. Судя по реплике: «в переводе нет», сведения получены у иностранцев, вернее всего, у тех же англичан (а они, как и голлагдцы, собирали сведения у русских поморов). Принято писать, что это – первое упоминание Енисея, однако оно с тем же успехом могло быть упоминанием общего устья рек Пур и Таз, ныне известного как Тазовская губа, поскольку первые верные сведения об устье Енисея получены в Москве лишь через три десятка лет. До тех пор словами «страна Енисея» именовалась территория бассейна рек Пур и Таз (см. Прилож. 2).

Так или иначе, о власти царя над упомянутой местностью не могло быть и речи: Ермак тогда едва держался на Иртыше и еще не дошел до Оби, которую предстояло еще долго покорять, а на севере Сибири вообще не было подчиненных Москве поселений – знаменитая Мангазея была тогда владением деловых людей Строгановых, сидевших в Сольвычегодске. В их владении продержалась она 29 лет, с 1572 по 1601 год, пока Борис Годунов не обратил ее в государеву собственность. Город стал крепостью, опорным пунктом в борьбе с местным населением, тогда еще воинственным.

Пишут, вопреки данным документов и раскопок, что Мангазея лишь в 1601 году была основана. А зря пишут, да и зря Борис ее отобрал: по всей видимости, Строгановы затаили обиду. Через 5 лет, когда царь Василий Шуйский в отчаяньи (войско без жалованья таяло) запросил у них денег, обычно щедрые Строгановы, полагая себя в безопасности, прислали царю обидную малость. И поляки легко взяли почти беззащитную Москву. То был пик Смуты, но и закат самовластия Строгановых.

Писать об изъятии Мангазеи у Строгановых не принято, как и вообще о военном характере освоения Сибири. Лишь недавно стало возможным отметить, что

«в лучшем случае вольная колонизация могла бы привести к образованию нескольких русских поселений на севере Сибири, имеющих торговое и промысловое значение» [Пузанов, с. 382].

Таким поселением как раз и была тогда первичная Мангазея Строгановых. Чего же в такой ситуации добивались англичане?

Думаю, что монополия на торговлю по реке, никому не подвластной, была нужна им не сейчас, а на будущее – если река окажется ведущей в Китай. «Космографию» (географию) в Англии знали явно лучше, чем в Москве, и англичане, полагаю, надеялись извлечь из российского акта о монополии такую же пользу, какую извлекли испанцы и португальцы из папской буллы, хотя папа не имел власти ни в Азии, ни в Африке, ни в Америке. Видно это намерение из дальнейшего поведения англичан. В начале 1584 года Боус, видимо, заметил[17], что больной Иван совсем слаб, и стал вести себя менее учтиво. Невзирая на жёсткий ответ царя: «А о реке Оби да о Изленде реке да о Печере реке о тех урочищах им отказати» (СИРИО, т. 38, с. 95), – он продолжал настаивать на монополии.

Царя, однако, занимали тогда два иных вопроса: о союзе с Англией против Швеции и Литвы (дабы вернуть выход к Балтике) и о браке с английской принцессой (до этого он безуспешно сватался к самой королеве, Елизавете). Ни то, ни другое уже не было возможно, и Боус умело уходил от обоих вопросов[18]. С завидным упорством он продолжал твердить – сперва монополия, а затем всё остальное. Переговоры зашли в тупик, царь вскоре умер, и Боус уехал ни с чем.

* * *

Зато англичане впоследствии с успехом использовали Смутное время (когда окраины жили сами по себе), основав факторию в Пустозёрске (низовье Печоры), где активно собирали сведения про Обь и Енисей. Их донесения служат нам (наряду с голландскими – см. Прилож. 3), основным источником об освоении русскими устий этих рек.

Но если русский язык английские агенты кое-как знали, то с местными жителями они могли общаться только через русских толмачей, и донесения вышли невразумительные. По-видимому, один лишь Лев Берг, наш знаменитый географ, сумел понять, что в них перемешаны верные сведения о двух различных путях на Обь (вокруг Ямала и поперек Ямала), а также о морском пути в Енисей [Берг, 1949, с. 92].

Добавлю, что в донесениях англичан сведения о нижнем Енисее перепутаны со сведениями о среднем и даже о верхнем (точнее, о Енисее предгорий южных гор), чего Берг, видимо, не заметил. Для истории полярных исследований рассказы о верхнем Енисее несущественны, но для нашей темы тоже важны: ведь англичане искали путь в Китай. И если не о самом Китае, то о китайцах, об их присутствии в Средней Сибири, им в Пустозёрске кое-что сообщали.

Анализ этих донесений – отдельная трудная работа (см. Прилож. 4), нам же здесь достаточно упомянуть то, что относится к теме СВ-прохода. Читая донесения, надо иметь в виду, что в беседе с ненцами через русских толмачей англичане не всегда могли различить существенные подробности – например, выражения вроде «она течёт с юга» и «по ней можно попасть на юг».

Наиболее интересное сообщение послал в Лондон Джосиас Логан [Алексеев, 1941, с. 216–219]. Он знал только один путь из Баренцева моря на Обь – путь вокруг Ямала. А именно, от острова Вайгач.

«пять или шесть дней плавания… держа курс все время на северо-восток до места, где с правой стороны песчаная гряда вдается в море на три мили… От этого места нужно держать курс немного более на юг и плыть еще пять или шесть дней; тогда вы придете к реке Оби».

Поясню: информатор Логана плыл от Югорского Шара к северной оконечности Ямала (мыс Скуратова на западе песчаной гряды), плыл от Югоского Шара открытым морем напрямик, что в 1600-е годы было уже невозможно, (этот путь остальные мореходы, видимо, молодые, даже не называли). Устьем Оби он полагал нынешний вход в Обскую губу. Это было заманчиво.

Далее, один русский помор говорил Логану о Енисее:

«На расстоянии пяти или шести дней плавания к востоку от Оби имеется ещё река, такая же большая, как Обь. Она очень глубока и течёт с юга, но протяжение её еще неизвестно… С восточной стороны в неё впадает другая река, называемая Тунгуской, и народ, живущий на ней, называется также тунгусами. Потому я полагаю, что она недалеко от города Тангут в Катае. Эти тунгусы говорят, что есть ещё другая огромная река, которая течёт на юг и которую полоса земли отделяет от Тунгуски. По той реке ходят большие корабли, похожие на русские, имеющие много мачт и пушек… Эти корабли принадлежат, по-видимому, китайцам, которые торгуют там летом и возвращаются до наступления зимы».

Если вспомнить, что русские малые кочи несли по одной мачте и большие – по две, а пушек не несли, тогда как китайские джонки бывали многомачтовые и многопушечные, то очевидно, что похожими на русские в самом деле названы китайские суда. Тогда неназванной рекой могла быть только Ангара, по которой китайцы (попав на неё с Селенги через Байкал) возили тогда свои товары на Енисей и далее, через волоки, на Обь[19].

Назад китайцы везли, в основном, соболей, которых сбывали как в самом Китае, так и в торговле с купцами Западной Европы. Вверх суда шли бечевой, но откуда и куда, информатор не знал [Purchas, с. 194; Алексеев, с. 239]. Это свидетельство также говорит в пользу Ангары, быстрое течение которой не даёт плыть по ней вверх ни под парусом, ни на вёслах, ни шестами.

Как видим, реальный путь в Китай был-таки указан, но, увы, никто даже не пробовал им пройти. LIA обогнал англичан как минимум лет на 70.

Просьба англичан к Ивану Грозному допустить их в устья сибирских рек была последней: при Годунове и последующих правителях иностранные агенты вели разговоры только о Волге. В годы Смутного времени иностранные купцы прочно освоили путь из Архангельска на Ярославль, по Волге и Каспию, а по окончании Смуты русское государство оказалось столь слабо и столь зависимо от иностранной помощи, что не могло запретить чужеземным купцам плавать. Они не только свободно там плавали, но и строили свои корабли.

Тем удивительнее, что в русской литературе жило и живёт уверение, будто в 1619 году царь Михаил Фёдорович запретил иноземцам плавать в Обь. И не морем, на кораблях (такой запрет ещё можно бы понять), а через Ямальский волок, где корабли не проходят. Естественно, что на «запрет» иноземцы никак не отреагировали – видимо, о нём так и не узнали. Но обо всём по порядку.