Читать книгу Санкта-Психо - Юхан Теорин - Страница 5

– Алло?

Очевидно, кто-то взял трубку. Главврач наклонился к столу:

– Патрик Хёгсмед. Да… Я хотел бы поговорить с кем-то, кто работал несколько лет назад с Яном Хаугером. Да… Ха-а-у-ге-е-эр. Он замещал у вас восемь-девять лет назад.

Восемь-девять лет. Ян опустил голову. Тогда он работал в Нордбру. Значит, либо «Подсолнечник», либо «Рысь». После этого он уехал из города своего детства.

– Да? Значит, это было еще до вас, Юлия? Хорошо… тогда соедините меня с заведующим. Конечно подожду…

В кабинете стало очень тихо. Настолько тихо, что Ян услышал, как где-то в коридоре закрылась дверь.

Нина. Ян вдруг вспомнил, что заведующую в «Рыси» звали Нина. Нина Гундоттер. Необычное имя, наверное, с исландскими корнями. Не думал о ней много лет – затолкал все воспоминания о «Рыси» в бутылку и закопал. Думал, навсегда.

На стене тикали большие белые часы. Четверть третьего.

– Алло?

Заведующий. Ян вцепился руками в бедра. Хёгсмед представился и объяснил, по какому поводу звонит. Яну показалось, что за это время он ни разу не перевел дыхания.

– Значит, вы помните Яна Хаугера? И что вы можете о нем сказать?

Хёгсмед молча выслушал ответ, периодически бросая на Яна испытующие взгляды.

– Спасибо, – сказал он через полминуты. – Да-да, этого достаточно. Спасибо, обязательно передам. Спасибо, большое спасибо. – Он повесил трубку и откинулся на стуле. – Вас и тут хвалят. Я говорил с Леной Сеттерберг из «Подсолнечника». Ян Хаугер. Позитивный, ответственный, пользовался расположением как детей, так и родителей. Высшая оценка.

Ян с облегчением улыбнулся, мысленно отметив дикую формулировку: «Пользовался расположением детей…»

– Я помню Лену, – сказал он. – Нам хорошо работалось вместе.

– Ну, хорошо… – Главврач поднялся со своего кресла и взял со стола пластиковую папочку. – А теперь пойдем в наш детский сад… вы, кстати, знаете, что детский сад теперь называется подготовительной школой?

– Конечно.

Доктор придержал дверь и пропустил Яна:

– Название «детский сад» устарело… какой же это «сад»? То же самое происходит и с многими психиатрическими терминами. В наши дни неприлично говорить «истеричка», «сумасшедший» или «психопат». Некорректно. Мы здесь, в Санкта-Патриции, не употребляем даже слов «больной» и «здоровый». «Функционирующий индивид» и «не функционирующий индивид». – Он внимательно посмотрел на Яна: – А кто из нас стопроцентно и постоянно здоров?

Вопрос явно с подковыркой. Ян предпочел промолчать.

– Мало того… что мы вообще знаем друг о друге? Допустим, вы встречаете кого-то в коридоре… можете вы сразу сказать, хороший это человек или плохой?

– Нет, конечно… но я не стал бы думать, что этот человек желает мне зла.

– Это очень хорошо. Доверие к людям в первую очередь означает, что человек уверен в себе.

Ян кивнул. Доктор опять достал магнитную карточку:

– Здесь получается быстрее… можно идти через подвал, но там дольше и… не очень приятно. Так что мы пойдем опять через ворота.

Они прошли мимо вахтера, и Ян снова обратил внимание на толстенное стекло – может быть, даже пуленепробиваемое.

– Но кое-кто из пациентов здесь… они опасны?

– Опасны?

– Ну да… склонны к насилию и все такое.

Хёгсмед печально вздохнул:

– Да… но опасны они больше всего для самих себя. Конечно, среди пациентов есть люди с деструктивными тенденциями, женщины и мужчины с тяжелыми социальными отклонениями, которые совершали… скажем так, очень плохие поступки…

– И вы можете их вылечить?

– Вылечить – это серьезное слово. Мы, врачи, стараемся не угодить в тот же темный лес, где заблудились наши пациенты. Мы стараемся оставаться на свету и выманить их к нам, прочь из этого леса… – Он помолчал, потом продолжил: – У всех насильственных преступлений… вернее, у людей, которые совершают насильственные преступления, прослеживается общий знаменатель в виде детской психической травмы. И мы умеем его находить. Как правило, у них был очень плохой контакт с родителями, их ставили в унизительные ситуации. – Он открыл еще одну дверь и посмотрел на Яна. – Отсюда и возник проект «Полянка». Цель нашей подготовительной школы – сохранить как непосредственную, так и эмоциональную связь между детьми и изолированными у нас родителями.

– А второй… второй родитель? Тот, кто на свободе… папы или мамы… они ничего не имеют против?

– Если они здоровы… или вообще живы… – Хёгсмед опять потер глаза. – Но, к сожалению, мы почти никогда не имеем дело с полноценными или хотя бы социально стабильными семьями.

Ян решил больше ни о чем не спрашивать.

Они вышли на залитый солнечным светом двор, и Хёгсмед сразу начал моргать.

– Идите впереди, Ян.

Они подошли к бетонной стене. Чистый, сухой и свежий воздух. Ранняя осень во всей красе.

Дверь отодвинулась, и они вышли на поляну. На свободе. Странно – он мог уйти из больницы в любой момент, никто не хватал его за рукав, но ощущение было именно таким: вновь на свободе.

Калитка за ними тут же закрылась.

– Сюда.

Они пошли вдоль стены. На горизонте видны были пригороды: за широким, недавно вспаханным полем ряды таунхаусов. Интересно, как владельцы этих домов относятся к такому соседству?

Хёгсмед посмотрел туда же и словно прочитал мысли Яна:

– Наши соседи… Раньше здесь почти не было домов, клиника была куда более изолированной. Но у нас никогда не было никаких инцидентов – ни демонстраций, ни сборов подписей… ничего такого, с чем обычно сталкиваются психиатрические больницы. Думаю, люди понимают, что наша деятельность для них безопасна… что безопасность – наш главный приоритет.

– А побеги были?

Ян тут же обругал себя за излишне провокационный вопрос, но Хёгсмед, очевидно, посчитал его естественным и поднял указательный палец:

– Один. За все мое время здесь – один побег. Молодой человек, сексуальный преступник. Построил из камней лестницу в дальнем углу двора, каким-то образом перелез через ограду и исчез. Задержали его в тот же вечер, но он уже успел познакомиться с маленькой девочкой. Когда его взяли, они сидели в парке на лавочке и ели мороженое. – Доктор посмотрел на электрическое заграждение. – С тех пор правила безопасности стали еще строже… но, честно говоря, не думаю, чтобы в отношении этой девочки у него были какие-то преступные намерения… Беглецов частенько тянет к детям, почему-то дети внушают им чувство безопасности. Они же сами как дети – маленькие и перепуганные.

Ян не ответил. Его догадка подтвердилась – они шли к деревянному павильону поодаль. «Полянка».

Бетонная стена кончилась. Детский сад… подготовительная школа, несколько раз мысленно повторил Ян, чтобы не ошибаться, подготовительная школа окружена низким забором из штакетника. Он заметил несколько качелей, маленькую хижину для игр и песочницу. Детей не было. Видимо, в помещении.

– Сколько детей ходит в школу?

– Около дюжины… Трое живут здесь постоянно – по разным причинам. Шестерых или семерых забирают домой. И еще несколько человек, те посещают школу нерегулярно… – Хёгсмед открыл папку и достал исписанный лист бумаги: – Кстати, здесь правила… хорошо, если вы ознакомитесь с ними прямо сейчас.

Ян остановился у калитки и взял бумагу.

Правила для персонала

1. Дети в «Полянке» и пациенты в психиатрической клинике Святой Патриции содержатся отдельно. Это правило действует КРУГЛОСУТОЧНО, за исключением индивидуально определяемых посещений родителей.

2. Персонал подготовительной школы НЕ ИМЕЕТ ДОСТУПА на территорию клиники, за исключением административных помещений.

3. Персонал подготовительной школы сопровождает детей через шлюз в отделение для свиданий. Дети НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не должны посещать родителей без сопровождения.

4. Персонал ни при каких условиях не имеет права обсуждать с детьми посещение клиники или задавать им вопросы про родителей. Такие беседы проводятся только врачами и детскими психологами.

5. Персонал, также как и работники клиники, связан ОБЕТОМ МОЛЧАНИЯ относительно всего, что касается психиатрической клиники Святой Патриции.

В самом низу – обозначенное пунктиром место для подписи. Хёгсмед протянул Яну ручку, и он подписал бумагу.

– Хорошо… у разных дет… подготовительных школ разные правила, не так ли? – Доктор, видимо, еще и сам не привык к нововведению. – И неплохо знать их заранее. Вам же это знакомо, правда?

– Безусловно.

Ян соврал, причем неизвестно зачем. Никогда в жизни он не сталкивался ни с чем подобным. Но приказ был недвусмысленным.

Насчет Санкта-Психо – молчок.

Никаких проблем. Ян умел хранить тайны.

«РЫСЬ»

Яну было двадцать, когда он начал работать в детском садике «Рысь». В том самом году, когда Алис Рами выпустила свой первый альбом. Эти два события неразделимы в его памяти. Он купил ее диск – увидел на витрине и купил, а потом ставил и ставил, как заколдованный. Альбом назывался «Рами и Август», но «Август» означало не имя какого-то еще участника группы, а название ее ансамбля. Два парня с неопрятными черными лохмами, контрабас и ударные, а посредине она с ангельски белыми локонами и с гитарой. Наверное, кто-то из этих парней – ее бойфренд.

Буквально на следующий день он купил недорогой CD-плейер и слушал ее диск, пока шел на работу в детский сад. Самым коротким путем – через густой ельник. Он брел по тропинке и вслушивался в ее шепот:

В других песнях альбома речь шла о власти, тьме, наркотиках и лунных тенях. В то лето Ян слушал и слушал, пока не выучил тексты наизусть; ему казалось, что Рами поет для него. А почему бы нет? Одна из песен так и называлась: «Ян и я».

В середине августа в садик пришли новые дети, и среди них – маленький мальчик со светлыми кудрями. Он пришел с мамой, и Яну показалось, что он откуда-то ее знает. Какая-нибудь знаменитость? Старая знакомая? На вид лет сорок. Поздний ребенок.

Потом он обратил внимание на мальчика – лет пять или шесть, маленький и тоненький, как щепочка, с огромными голубыми глазами. Светлые льняные локоны, у Яна в его возрасте были такие же. Они прошли мимо, в другую группу, которая занимала отдельное здание, – не «Рысь», а «Бурый медведь».

Странная пара: высокая стройная мать в облегающей кожаной куртке с меховым воротником и крошечный мальчонка, едва достает ей до колена. Он семенил рядом – еле успевал за широким шагом матери.

День был холодный, и Яну показалось, что мальчик слишком легко одет. Надо бы найти ему что-то потеплее.

Женщина в кожаной куртке кивнула ему совершенно равнодушно – безымянный воспитатель в детском саду, невелика птица. Он тоже кивнул и задержался в дверях – смотрел, как они поднимаются по тропинке к «Бурому медведю». Потом открыл дверь и шагнул в тепло. Его тут же окружило с полдюжины детишек.

На двери соседней группы и в самом деле красовался вырезанный из древесно-волокнистой плиты медведь, а в группе Яна дверь украшала желтая, изготовившаяся к прыжку рысь. Два опасных лесных зверя. Яна с самого начала удивил выбор названий. По меньшей мере странно. И рысь, и медведь – не просто безобидные зверушки. Беспощадные хищники.

Он долго смотрел вслед, уже в окно, пока мама с мальчиком не исчезли. Потом словно очнулся – у него же своя группа, надо работать… но почему-то короткая встреча долго не выходила из головы. Почему?

Базы данных у обеих групп были общие, так что ему не составило труда, с песнями Рами в наушниках, проскользнуть в контору и посмотреть в компьютере имя нового воспитанника.

Вильям Халеви. Сын Роланда и Эммы Халеви.

Он читал и перечитывал эти три имени. Домашний адрес тоже был, но зачем он ему сейчас? Достаточно знать, что маленький Вильям будет ходить в соседнюю группу всю осень. Тридцать метров, соседняя дверь.