Читать книгу Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский - Юлия Андреева - Страница 13

– НАШ ПОСТРЕЛ ВЕЗДЕ поспел! – рассмеялся Андрей Иванович, подталкивая в спину ошалевшего от такого нежданного знака внимания юношу, дабы тот шустрее перебирал ногами к выходу. Ошарашенный неожиданно благожелательным приемом, Шешковский перелетал через ступеньку, подгоняемый своими мучителями, а меж тем где-то там, в недоступном Степану Тронном зале, величественная и прекрасная императрица восседала на высоком троне. Рядом с ней по правую руку сидел невзрачный наследник престола, в то время как третий трон по левую руку от государыни традиционно оставался пустым. Наверное, герцогиня и принцесса склонились перед троном в глубоком придворном поклоне, не смея поднять глаз, а может, наоборот, смотрели с обожанием и восторгом. В конце концов, именно за этим они и ехали из своей Европы. Наверное, сейчас они уже обмениваются любезностями, скорее всего на немецком, кто-то говорил, что Елизавета Петровна прекрасно владеет этим языком, а потом обе гостьи целуют протянутую им ручку. У государыни должны быть очаровательные пухленькие ручки с перстнями на каждом пальчике. А у Фредерики, какие, интересно, ручки у принцессы? Должно быть, маленькие, она и сама кроха.

Размечтавшись, Степан пропустил, как слуги помогли надеть шубы Андрею Ивановичу и Степану Федоровичу, и очнулся лишь, когда подбитый волчьим мехом плащ покрыл его собственные плечи.

– Гляди, чтобы тебе, господин хороший, после такого под особо пристальное внимание Тайной канцелярии не попасть, – толкнул его Степан Федорович.

– Или Преображенского приказа, мы как раз туда направляемся, – поддакнул пасынку Ушаков.

– Князь Салтыков, камергер цесаревича, подполковник Тимофей Вожаков и сопровождающие их лица, по приказу государыни встречающие невесту наследника в Митаве, дабы торжественно въехать вместе с ней в Ригу, уже на заметке генерала Шувалова.

– А что? Первые встретили, можно сказать, в чистом поле, без свидетелей. Узнаю руку моего заместителя, – Ушаков хлопнул Шешковского по плечу. – Вот ведь головушка горячая, во всех ищет изменника. И ведь находит, каналья! Бедный Салтыков, не придется ко двору Фредерика, его первого на дыбу, да под пытками и выведает, что у них там происходило с принцессой. С подробностями…

– Да полноте вам, Андрей Иванович! Какие подробности, у князя полно свидетелей. Отстоят как-нибудь, – попытался прекратить неприятный разговор Апраксин.

– А действительно, какие свидетели? Десятка два молодых офицеров из Потешного взвода – друзья Петра Федоровича, разве ж это свидетели? Да Шувалов их показания либо в расчет не возьмет, либо рядом с Салтыковым ответ держать заставит. Как ни крути, сынок, а все равно красавчику Сереженьке не избежать проверки, пропал князь, и родня не поможет. А уж что ждет нашего Степу Шешковского, коли лысая башка о его шашнях проведает! У-у-у, Сергей Васильевич, хотя бы в присутствии других офицеров с принцессой любезничал, а тут так вообще, можно сказать, с глазу на глаз…

– Да я, да вы же сами видели, что ничего не было. А что до Приказа, да я же все равно там служу. Весь на виду, ну точно гусь ощипанный.

– Весь на виду ты будешь, когда тебя, голубчика, наперво донага разденут да хомут железный вокруг шеи обернут, а перед этим еще кнутом попотчуют, чтобы не отбивал невест у самого…

Степан залился краской. Он был давно привычный к грубоватому юморку начальника, но на этот раз отчего-то слова пролились на душу незадачливого Шешковского благостным бальзамом. Перед глазами уже не маячила отрезанная голова в компании с обезглавленным телом, но воцарилась и, должно быть, надолго темноволосая смешливая девчонка.

– Отправленный на осмотр трупа лекарь велел передать, что обезглавленная девица находилась в тягости. Так что не исключено, что убили ее именно поэтому, – на ходу, кутаясь в лисью шубу, как ни в чем не бывало продолжил Апраксин. – Я, признаться, подробностей еще не разведал и теперь намерен отобедать у приятеля, давно звал, затем в Приказ и ночью уже домой. В карете отосплюсь, а там… никому не смог доверить без меня допросить Анну Васильевну. Петруша Говоров сказывал, будто бы в день нашего отъезда к ней вторая племянница пожаловала. Эх, кабы я тогда знал об этой девице, попытался бы хоть с ней переговорить. А тут…

У крыльца, выстроившись в ряд, чинно поджидали своих господ запряженные четверкой кареты и «линейки». Слуга распахнул перед господами дверцу кареты, в которую первым забрался Ушаков, за ним Апраксин и, наконец, Шешковский. После встречи с принцессой Фредерикой тот, признаться, с большим удовольствием прошелся бы пешком, вспоминая дивную девушку и представляя, как бы у них все могло отлично сложиться, будь она его соседкой или дальней родственницей. И это даже ничего, что на улице морозно и к вечеру, по всем приметам, ветер будет срывать с головы шляпу, бросая в лицо пригоршни колких льдинок. Ближе к вечеру городовые по столичному обычаю станут жечь костры, как написал в своем донесении прусский посол: «Русские настолько дурны, что зимой палят дрова, пытаясь отапливать улицы, но от этого не становится теплее». Сколько раз вот так Степан Шешковский грел озябшие руки у ночных костров града на Неве, напитываясь дармовым теплом и собираясь с силами для следующего перехода. Если ты попал в зимнюю Москву или Петербург и у тебя нет ни валенок, ни иной подходящей для этого времени года обувки, с ногами можешь попрощаться. Безденежный, безлошадный канцелярский писарь, да, в ту пору он еще был писарем, передвигался по городу от костра к костру. Сейчас же еще не поздно, и никаких костров, скорее всего, нет. Тем не менее все, чего в данный момент желал Степан, – это прогуляться в одиночестве, мечтая о прекрасной Фредерике и во всех красках представляя свое невозможное счастье. Нет нужды, что он плохо знает дорогу, в карманах дорогого кафтана позвякивают монеты от самого Разумовского. Заблудишься, нешто добрые люди не довезут до самого Приказу?

Впрочем, Разумовский ведь сказал, что озолотит того, кто распутает дело о краденом жемчуге, значит, и он, Шешковский, может на что-то надеяться. Быть может, даже его наградит сама государыня, пожалуют деревенькой душ в полтораста, повысят в должности или даже… А впрочем, чем это может помочь, когда София Фредерика не сегодня-завтра сделается великой княгиней, а затем, страшно подумать, императрицей и… оставался еще вариант, она могла не понравиться жениху. Ерунда, как такая девушка может не понравиться? Или он ей? Опять нелепость. Нравится, не нравится, кто ее будет спрашивать, она и в Россию приехала не чаи распивать, а замуж выходить. А значит, выйдет, и при чем здесь любовь какого-то заурядного сыскаря?

Впрочем, остается еще один вариант, о котором приятнее всего мечтать, – что Фредерика так влюбится в него, что согласится на побег, они обвенчаются в какой-нибудь церквушке и… Нет, сначала она должна сменить вероисповедание, иначе нипочем не обвенчают, а уж потом?

– Ты слушаешь или уже спать завалился?! – По давней привычке Ушаков сопроводил вопрос тычком острого локтя, аккурат в правый бок размечтавшегося Шешковского.

– Я да… слушаю… – Степан ошарашенно вперился взглядом в, по всей видимости, давно о чем-то вещавшего Апраксина.

– Вот молодежь пошла, не то что в былые времена. В конторе спят, на осмотре трупа зевают, во дворец отвел – снова носом клюет. Никаких интересов в жизни, набить брюхо да на боковую.

– Да ладно тебе, каждый может устать, – примирительно махнул платком Апраксин. И Шешковский невольно отметил для себя, что в присутствии посторонних Степан Федорович называл отчима на «вы», в то время как наедине или со своими – на «ты».

– Еще одно, вы, я так понимаю, не успели обследовать пруд, в котором нашли тело предположительно Самохиной и голову Айдархан, а вот я, поняв, что с Анной Васильевной потолковать не удастся, сразу же туда и отправился.

Шешковский затаил дыхание. В который раз за сегодняшний день здоровенный и, как о нем говорил Ушаков, ленивый Апраксин удивлял его своей сметливостью и несвойственным для людей его комплекции проворством.

– Докладываю, вокруг озера походил, натоптано, что на Сенном рынке, тем не менее кое-что разглядел. В общем, их привезли в легкой карете, запряженной всего одной лошадкой.

– Стало быть, недалече везли. Далеко одна-единственная кляча нипочем бы не вытянула целую карету, подохла бы скотинка на наших дорогах, – рассуждал сам с собой Ушаков.

– У дороги ясно видны следы сапог, большие и поменьше. Зато крови или, скажем, следов борьбы почти совсем нет, что говорит о том, что? – он озорно поглядел на Шешковского, продолжит ли тот начатую мысль.

– Что убийство произошло в другом месте! – отрапортовал Степан.

Карета резко повернула, послышалась брань кучера, выглянув из окна, Шешковский увидел, что они только что чуть не наехали на переползающего дорогу пьяного.

– И обезглавливание тоже, – одобрительно кивнул Апраксин. – С ночи, говорят, в тех местах туманище повис плотный, так что если кто-то карету и мог заприметить, вряд ли чего разглядел. Я, признаться, даже подумал, что душегубы эти сначала хотели трупы куда подальше отвезти, а потом воспользовались туманом и…

– Хотя не исключено, что специально почти на видное место подложили, чтобы быстрее нашли. – Ушаков лениво разглядывал свои ногти. – Никаких следов второго тела и головы?