Читать книгу Пусть горит! - Юлия Архирий - Страница 3

А эта ночь была бела – безлунная!..

Как через фьорд легла дорога рунная,

Об этом помним я да ветер с пристани,

Черёмуховый дым да шёпот лиственный…

Тела свивая, Вигеланда Монолит,

Наматывая парк, веретеном жужжит:

В зелёной пряже звуки птичьих голосов,

Фонтанов шум и смех у Солнечных часов.

По кружеву ворот – тюльпанов выстрелы:

То белые, то алые – неистово

Глядят окрест раскрытыми бутонами,

Тела стеблей переплетя под клёнами.

Черёмухи, взмахнув ветвями-крыльями,

Над крышами летят, летят над шпилями,

Как стаи чаек над зеркальною водой…

И Осло спит в душистой мгле своих садов.

Улефосс – чугунный пряник

Над застывшею водой,

Выйдет из печи румяный,

С раскалённой бороздой.

Раскалён кирпич и даже

Камни древние красны.

Горы, что стоят на страже,

До вершин обожжены.

Только в шлюзах синий морок —

Холод вод и вязкость смол.

То ли рыбы плеск, то ль шорох —

Кто там по мосту прошёл?..

Луч закатный вдаль поманит,

И померкнет среди гор

Улефосс – остывший пряник,

Чёрный лаковый узор.

Реки витражное стекло

Шероховато-сине.

Изломы скал – за слоем слой-

Прошил стежками иней.

Траву посеребрил слегка

И замерцал слезами,

По шёлку белому цветка

Застенчиво сползая.

И жарко полыхнул Тинфос

Костром неверных радуг,

Дугою вымахнув Биврёст

Из толщи водопада.

Затеяв странную игру

Со снегом, с облаками,

Нутодден плакал на ветру

Дождём и лепестками.

Когда ж, ветшая, порвалась

Метели парусина,

Внезапно буря улеглась,

И хлынул свет в долину.

Закрываю глаза и вижу

Засыпанный снегом Гардермоен.

Несколько слов на экране смартфона:

«Chaos in Oslo!»

Тебя, выходящего из автомобиля,

Идущего навстречу.

Потом – долгую дорогу сквозь метель,

Мимо скал, покрытых лесом —

В маленький тихий отель,

Утонувший в снегу.

Слышу твой голос,

Как ты насвистываешь песню,

Вижу твоё лицо.

Спускаясь взглядом

Ниже, к вороту рубашки,

Выглядывающему из тёплого свитера,

К руке, уверенно лежащей на руле,

Чувствую её сухое тепло —

Каждую малую косточку твоих пальцев.

Расстёгивая пуговицы,

Легко проводя пальцами

Вниз от плеча, по руке,

Ощущаю шрам, отчётливой грубостью

Заставляющий вздрагивать,

Когда к нему прикасаешься…

Я вдыхаю запах твоей кожи —

Горячий и чистый,

От которого – воистину-

Кружится голова…

Погружаюсь в твои глаза,

Погружаюсь глубоко-глубоко,

Медленно-медленно,

Дремотно и сладко —

В серо-голубую бездну

Всегда сосредоточенного взгляда.

Как я хочу навсегда остаться

В твоих глазах!..

Я ощущаю тебя всем существом,

Каждой клеткой тела,

Ты зашифрован во мне,

Словно генетический код.

Я чувствую твоё тело,

Когда ты согреваешь мои ноги,

Пряча их под свитером,

Когда мы сидим за столиком кафе,

Приютившегося на берегу фьорда,

После долгого зимнего дня,

Наполненного сиянием солнца и снега,

Синим блеском льда

И спящей морской воды.

Я помню февральское утро,

Заворожённое медленным падением,

Или легчайшим лётом

Огромных снежных хлопьев…

Мир, оглохший от нежности.

Долгий, вечный полёт

Снежинок за окном —

Белое безмолвие

В остановившемся времени,

В маленькой комнате отеля,

Где мы лежим,

Прижавшись друг к другу

Под тёплым белым одеялом,

Похожем на сугроб,

И вдыхаем друг друга.

Наша жизнь

Уместилась в три дня.

То, что не укладывалось

В привычку —

Абсурдное, странное,

Пронизывающее ароматом тайны,

Отвергаемое обыденностью —

Как камень, отвергнутый строителями —

Сделалось главою угла.

Твоя рука, держащая мою руку,

Впечаталась в неё каждой линией,

Каждым витком узора на ладони —

Ты – мой!

Запечатлён в моём теле,

Сокрыт, подобно сосуду

С драгоценной амритой.

Я запечатана в тебе, спрятана,

Подобно морю, растворённому в крови,

С его солью, солнцем,

Штормами, шорохами,

Рокотом прибоя,

Приливами и отливами,

Провалами в бездну,

Я – твоя.

Это я стою там,

На берегу вечереющего фьорда,

Вглядываясь в тебя

Глазами ребёнка,

Впервые увидевшего мир,

Знающего, что он прекрасен.

Ты погружаешься в мои глаза,

Опускаешься всё глубже и глубже,

Медленно-медленно,

Дремотно и сладко —

Туда, где в сокровенной тишине сердца

Явлена любовь.

Драккар стоял у причала

Древнего Тёнсберга,

Изогнув шею,

Поглядывая вокруг.

Среди белых лодок и яхт —

Маленьких и лёгких —

Он был сказочным чудищем,

Настоящим Драконом!

Я подошла к нему

По деревянным мосткам

И тихонько сказала:

– Здравствуй!

Ничего не ответил

Старый Драккар,

Настоящий викинг —

Промолчал.

Только качнул сурово

Звериной головой,

И длинношеий узор

Замерцал на солнце.

Моя подруга всегда боялась

Кораблей викингов —

Они приплывали в её сны,

Наводя ужас, сея смерть…

Но этот Драккар,

Просмолённый и тёмный,

Пахнущий дёгтем и деревом,

Покрытый средневековым узором,

Среди нарядных

Маленьких корабликов,

Был вовсе не страшен,

Но по-королевски одинок.

Недолго думая,

Я забралась в корабль,

Посидела на скамье,

Прошла от носа к носу —

Осторожно ступая,

Вдыхая его запах,

Касаясь пальцами досок,

Гладя старинный узор…

А по набережной

Гуляли люди.

Смеялись дети,

Лаяли собаки.

Из холма Хаугар

Выползли на свет руины,

Погреться на солнце,

Улыбнуться весне.

Я обняла корабль за шею —

– Держись, мол, и всё такое, —

Прощаясь, ему прошептала,

Как доброму давнему другу…

Но промолчал Драккар,

Старый викинг,

Лишь катились из глаз его

Смолистые слёзы.

Как во Тёнсберге-то – тённ-тённ! —

Вдоль по улицам-переулочкам

Вдаль плывёт колокольный звон

Хрупкой музыкой из шкатулочки.

И по крышам черепичным

Ускользает в облака

Тот мотив меланхоличный —

Из домашнего мирка.

Синь, как небо, в пролесках склон,

Бродит сказка босоногим дождём…

Мы лошадку в детской – динь-дон! —

Принарядим и в повозку впряжём.

Пусть за солнцем песня катит,

И подковочки звенят

Над холмом, где пахнет мятой,

Как столетия назад.

Медовое жёлтое солнце

Стоит неподвижно в ручье,

Пока по камням он несётся

И брызжется ливнем лучей

На камни, где никнут берёзы,

Где чаячьи речи звучней,

Где ищут лососи у плёса

Потерянных – к сердцу – ключей.

Чёрный ворон на липе, нарциссы в траве,

Камни греют на солнце обомшелые спины.

Начинается или кончается век,

Неизменны детали пасторальной картины.

Неизменны кресты меж текучих ветвей,

Беломраморный ангел с улыбкой печальной,

Воробьи, маргаритки и зелень полей,

Поздний снег на горе, отливающий сталью.

Стены храма в потёках недавних дождей,

Запах ладана, дерева, пыли и тлена…

Ты в ладонях, любимый, мне руки согрей —

Мы лишь части картины, вовек неизменной.

Как стремительно облако сходит с горы,

Через сито дождя сея снег сиротливый…

Но сиротство в картине всегда до поры —

Пока солнечный луч не пробьётся сквозь ливень.

Пока липа невестой дрожит на ветру,

Пока голубь воркует под кровлей старинною,

Пока ткётся судьба гальдраставом из рун

В этой вечной картине, в пасторальной картине…

Сыграй на скрипочке, сыграй,

Кузнечик луговой,

Ныряя в васильковый рай,

Как в омут головой!

Колючим цвирканьем полна

Хмельная мурава…

Звени, тончайшая струна,

То громко, то едва.

Пока не кончился завод

Мелодии простой,

И точит пряный дикий мёд

Духмяный травостой.

Скрипичный ключик, отвори,

Незнаемую дверь!

Играй, дружочек, ножкой три

Меж древних трав и вер.

Пока полдневный льётся зной

На синий этот край,

Играй, мой музыкант шальной,

Прошу тебя, играй!

Граншерад – белый мох лохматый,

Ляг под ноги мне, ляг под ноги.

Не горчи, черника, утратой,

И река, замри у порога.

Граншерад – по камешкам шорх да шорх,

Теремок для белок, да щебет-свист,

По брусничной чаще всё порх да порх,

То ль неясыть-сыч, то ль осенний лист…

Я печаль – тоску брошу в волны,

Пусть плывёт ладьёй погребальной,

Следом сполохи синих молний,

Бус рябиновых звон прощальный.

Граншерад – по камешкам шорх да шорх,

Теремок для белок, да щебет-свист,

По брусничной чаще всё порх да порх,

То ль неясыть-сыч, то ль осенний лист…

Иногда я вижу тебя во сне.

Мы идем по шпалам

Старой железной дороги

В местечке Триккеруд.

Вокруг  тихо-тихо,

Только гравий скрипит.

Ты держишь меня за руку

И улыбаешься.

Триккеруд – деревянная коробочка,

Пахнущая донником, клевером

И аптечной ромашкой.

Триккеруд – ларчик с летним зельем,

Лекарством от разлуки —

Капельку на кончик языка:

Сока спелой сливы,

Ветра в луговых зарослях,

Воды из колодца —

Смотришь – и нет разлуки,

Мы снова вместе,

Идем по старой

Железной дороге.

А начнётся дождик —

Спрячемся в станционной коробочке,

В деревянном ларчике,

В домике.

Будем долго, медленно целоваться,

Забудем печали,

Будем слушать, как летний дождик

Барабанит по крыше.

Утомившийся день уплыл по синей воде.

Говорит Калипсо: – Ох, чую я – быть беде!

Ты глядишь на восток,

Ветер вьётся у ног,

Знаю я, как твой путь далёк!

Звёзды в небе дрожат, мой рай для тебя – чужой.

Ожил ржавый компас и вновь кажет путь домой.

Ты со мной – одинок,

Мой гиматий измок,

Связан плот, и солон песок…

Смертный смотрит во тьму, и волны вздыхают: «Плыть!»

Потому что «плыть» это то же почти, что «быть».

– Что ж, Калипсо, прощай!

Бьётся парус, плеща,

Ты удачу мне провещай!

День взошёл из глубин, и смертный взошёл на плот.

И стояла Калипсо, с плачем кривила рот —

Ни сказать, ни смолчать…

Мир искрился в лучах,

И песок под ступнёй журчал…

– Калипсо, Калипсо, ты слышишь?..

Гляди – его плот – уже малая точка

На горизонте твоей боли…

Ты – остров, Калипсо,

Богиня, Калипсо, ты – остров.

А он – только смертный.

Он слабый, он смертный,

Слабее слабого, он – словно дитя,

Играет с волнами,

Тешится глупой игрушкой —

Иллюзией силы.

Плывёт вперёд,

Не зная стихий твоих грозных.

Калипсо, ты – остров,

Ты – остров, Калипсо,

Ты – остров

Для тех, увлекаемых бурей,

Чьё судно, волнами разбитое в щепки,

К тебе прибивает.

Усталых скитальцев морей,

Кто в рай твой заветный войдя,

Здесь покой обретает.

И дней не считает,

Покуда однажды песнь волн не напомнит

О доме забытом,

Увитом

Лозой виноградной и хмелем,

О мирной его колыбели…

Тогда – снова плот,

И снова – вперёд,

Не зная стихий твоих грозных.

Как смертные слабы,

Слабее всех слабых.

Ты – остров, Калипсо,

Ты – остров…

Но ты можешь стать Океаном.

Тогда ты настигнешь его,

Хлипкий плот размозживши в щепу,

Ты волною его отуманишь,

Отправишь на дно,

Чтобы стал он навеки

Твоею бессмертною частью,

Океаном, тобой.

Прибой —

И смолкнет печаль,

И боль твоя стихнет

Навеки.

И синие струи воды

Словно вскрытые вены беды,

Словно реки.

Так не мешкай,

Убей! Убей!

Калипсо, он смертный,

Он слабого много слабей!

Он смертный, Калипсо,

Он смертный…

И плот скользит меж зыбей.

Колышется, блещет вода

В ореоле лучей небывалых!

Ты – остров, Калипсо,

Ты – остров,

Так стань Океаном!..

И было утро,

И был вечер…

День самый

Первый…

В зелёном зеркале воды —

Слюдяный блеск стрекоз.

Танцуют на песке следы

То вместе, то вразброс.

Душица, таволга, шалфей,

Луч солнца на листве.

Бежит дорога меж полей,

Теряясь в синеве.

И вот, девчонка у пруда

Застыла в тишине —

Там промелькнувшие года

Покоятся на дне.

И лип зелёные сердца

Распахнуты в зарю…

И длится полдень без конца,

Подобный янтарю…

И было утро,

И был вечер,

День самый

Летний.

Когда Калипсо бросилась в Океан

За плотом, увлекаемым попутным ветром,

Она успела подумать: «Счастливый конец мне дан».

Но почему-то не умерла, стала водой и светом.

И почему-то он, глядя в грохочущий мрак,

Туда, за кромку прибоя, не мог оторвать взгляда

От этой безглазой тьмы, и заботы его Итак

Не заслонили её бессловесной упрямой громады.

И всё казалось ему, в слоистой толще воды,

Словно в рыбацкой мреже, тело её золотеет.

Голос, мерцая в сердце, зовёт, и нету иной беды,

Чем эта разлука с ней, в душе его, ночи темнее…

И вот пролетели годы, и снова он сладил корабль —

Был он крепок и горд, и парус гудел от ветра —

Остров в тумане ища, как игла, прошивал он хлябь,

Правил на запад путь, но острова не заметил…

Жарко блещет на закате

Солнца розовая медь.

Я навек – твоя отрада,

Мне – в тебе – навек гореть,

Теплиться свечой во мраке,

В снах твоих светить лицом.

Плыть тебе – во мне – без страха,

Заключив судьбу в кольцо.

Я всегда – твоё знаменье,

Звёздный свет в твоём окне,

Искушенье и спасенье

Обретаешь ты во мне.

Я – про-странствие свободы,

Вечный ключ от всех ветров,

Что ведут под небосводом

Твой корабль среди штормов.

Засыпать в одной постели —

Участь нежная для нас.

Пусть столетья облетели,

И года заводят пляс,

Крепче крепкого обета

Нашей верности алмаз.

Свет любви из сердца светит,

Льётся из любимых глаз.

Ты всегда меня будешь помнить,

Хоть недолгой гостьей была.

В тишине и сумраке комнат,

Когда память, как явь, светла.

Ты меня будешь помнить вечно,

Лунной ночью и хмурым днём.

Потому что я – бесконечность,

Потому что во мне – твой дом.

Знал ли ты, что я – дивный остров,

Ведал ли, что я – океан?

Понимал, что любовью звёздной

Обернётся странный роман?

Вот иду, распрямляя плечи —

Зорче зренье, яснее слух.

И однажды всё будет – встреча,

Без разлук, без разлук, без разлук.

И было утро,

И был вечер.

День самый

Вечный.