Читать книгу Одесская сага. Нэцах - Юлия Артюхович (Верба) - Страница 4

В родной горотдел НКВД Василий Петрович по кличке Ирод пошел в начале июня – почти через два месяца после освобождения Одессы. Он достаточно точно рассчитал срок, за который его коллеги примут огромное количество отчетов о героической деятельности в период оккупации, рапортов о верности и любви к Родине, доносов и заявлений на друзей и соседей и просто устанут от количества и однообразия этих бумаг.

При входе дежурил боец с автоматом. Василий Петрович представился дежурному, совершенно замотанному капитану с рукой на перевязи, своим довоенным званием и должностью и попросил проводить к начальнику. Вопреки просьбе его отвели в первый слева кабинет, где раньше обитали в ожидании вызова его костоломы.

В помещении с разбитыми окнами, кое-как заклеенными старыми газетами, он увидел лейтенанта в летной гимнастерке, который что-то писал. Подняв удивленный взгляд на Ирода, тот огорошил:

– Я не вызывал вас. Или вы решили чистосердечно покаяться, облегчить, так сказать, душу и заодно работу следователя? – Водянистые светло-голубые глаза изучающе-насмешливо скользнули по фигуре Ирода.

– Нет, я пришел за новым назначением, просил проводить к начальнику горотдела, дежурный привел к вам, наверное, что-то перепутал, бедолага, – на автомате, ничего не понимая, доложил Ирод.

– Нет, не перепутал. Здесь я решаю, кто идет к начальнику, а кто в камеру, – усмехнувшись одними губами, сказал лейтенант.

– Да ты знаешь, кто я такой? Ты понимаешь, с кем говоришь?! – сдавленным от ярости голосом просипел Ирод. Он задыхался от гнева:

– Конечно знаю, наслышаны о ваших подвигах, такого количества заявлений у нас еще ни на кого не поступало, и я только ждал, когда придет копия личного дела из Центрального архива, ваш-то архив сгорел перед оккупацией. – С этими словами следователь не глядя достал из верхнего ящика стола толстенную папку с завязками.

– Вот оно, родимое, – он слегка прихлопнул своей миниатюрной ладошкой по обложке с надписью «Личное дело», и хотя фамилия была прикрыта этой ручонкой, но надпись каллиграфическим канцелярским почерком «Василий Петрович» и снизу в скобках «Ирод», прочиталась легко.

– Да будет вам известно, я был оставлен на подпольной работе по решению Москвы. Дайте запрос в контрразведывательное управление, там все мои рапорта и донесения есть, – напористо начал было Ирод.

– А как же, я везде разослал нужные запросы, скоро придут ответы. Но если вы будете так настаивать на своей невиновности, я в ближайшие час-два систематизирую все материалы, что поступили на вас, доложу начальнику, и он решит – вызывать повесткой или автозак высылать. Так что пока можете быть свободны. Ждите вызова… ну или еще чего, – добавил лейтенант после многозначительной паузы. Он явно наслаждался ситуацией и своей властью над Иродом.

Вот тут Василий Петрович испытал настоящий животный страх. Его до смерти напугал не этот лейтенантик с явными садистскими наклонностями, других сюда и не брали, не выживали здесь они, ни возможные допросы – он был к ним готов. Его напугала возможность вот так просто, на основе доносов попасть в мясорубку собственной конторы, откуда можно никогда не выбраться, потому что после допросов третьей степени от человека оставался только кровавый кусок мяса.

Он не помнил, как дошел домой, как закрыл все двери на все замки и засовы и спрятался в своей пещере под домом, обложившись оружием, вкрутил запалы во все гранаты, что были под рукой, твердо решив, что если приедет автозак или эмка горотдела, взорвать их к чертовой матери, подорвать стену в пещере и уходить в сторону Хаджибейского лимана, в Усатово.

Так прошел день, второй, третий. Напряжение понемногу отпускало, страх не ушел совсем, он стал каким-то привычным. Потом, выйдя в город, чтобы пополнить запасы еды, он вдруг понял, что ничего не будет, что бояться нечего. Самое худшее миновало. Он готов ко всем неожиданностям, и как только отменят запреты, надо уезжать. Куда угодно, туда, где его не знают. С его капиталом можно и в СССР неплохо прожить.

Со временем пришла и укрепилась надежда на благополучный итог его дела, он снова уверовал в свою судьбу.

А на исходе 1944 года, в последних числах декабря Василий Петрович затосковал. Он был достаточно безжалостен к окружающим, равно как и к самому себе.

Не раз и не два долгими зимними вечерами он неоднократно пытался четко сформулировать причину своего неудовольствия…

Вот ведь, казалось бы, в его личном распоряжении находятся ныне огромные суммы в самой разной валюте, драгоценности, мануфактура, продовольствие, да чего там только не было в этих тайниках, закладку которых курировал он лично, и только у него были точные координаты этих закладок в катакомбах. Трудно даже представить, насколько огромны, особенно в нынешнее неспокойное время, его богатства… Да, часть этого состояния была использована по прямому назначению, часть – разграблена местными, часть – просто сдали оккупантам непосредственные участники обустройства закладки тайников.

Но и он не сидел без дела – одна операция с купчей Беззубов на виноградник чего стоила!

За два осенних месяца он несколько раз брал под нее кредиты через своих людей в местном отделении «Дойчебанка» и тут же перепродавал его втридорога жуликоватым румынским негоциантам, которые специализировались на поставках зерна в действующую армию – подобные операции приносили огромный барыш, и негоцианты были согласны на любые проценты – прибыль все равно была непомерно большой и с лихвой покрывала все самые сумасшедшие проценты, а самое главное – кредит от «Дойчебанка» открывал для таких купцов доступ в высшую лигу – военные поставки всегда и во все времена очень лакомый кусок, вот потому Ирод и не стеснялся, заламывая неслыханные проценты.

Не забывал он и о «государевой службе» – сеть агентов Ирода бесперебойно обеспечивала оружием, взрывчаткой, продовольствием, одеждой и медикаментами несколько партизанских отрядов, которое базировались в Усатовских катакомбах.

Была налажена агентурная работа, сбор информации, было несколько удачных вербовок среди младших офицеров, даже два адьютанта из румынского штаба попали в его сети, хотя в этом случае не обошлось без курьезов, или «карамболей», как он их сам называл…

Верный своей привычке – всегда оставаться в тени, на этот раз он лично принял участие в вербовке: уж больно они ему понравились – ухоженные, в отлично подогнанной форме, обладающие безукоризненными манерами и кукольно-красивые… Ну не смог Василий Петрович совладать со своей страстью и пошел на сближение.

Очарования, страсти и желания обладать этими красавцами хватило ненадолго. Что касалось постели, они были безупречны – чутки, отзывчивы, легко и непринужденно угадывали и исполняли каждую его прихоть и неизменно восторженно и с неподдельной благодарностью принимали его дорогие и изысканные подарки, но этим вся их ценность исчерпывалась.

Как источник даже мало-мальски полезной информации эти два сладких павлина, несмотря на то что служили в штабе, были абсолютно бесполезны. Кто-то из высокопоставленных родственников просто приткнул этих отпрысков древнего княжеского рода на непыльное место, чтоб пересидели войну вдали от фронта.

Ирод очень быстро пресытился ими и, решив избавиться, столкнулся с серьезной проблемой – они частенько кутили в разных ресторанах города, неоднократно появлялись в разных местах одной компанией и, если б что-то с ними вдруг случилось, первым сигуранца проверяла бы его, а вот тут могло бы всплыть много нежелательных моментов. И вздернули бы его на Александровском на раз-два. Второе – за каждого убитого офицера казнили 100 жителей без разбора, что вызывало крайне негативную реакцию населения и окончательно отталкивало от подполья простых одесситов.

Сложив эти два факта, Ирод направил в Москву предложение: впредь устранение офицеров и солдат оккупантов проводить, маскируя под несчастные случаи, для чего затребовал к себе двух опытных ликвидаторов. Первая пара оказалась тупыми палачами из расстрельных команд. Их пришлось от греха подальше просто сдать сигуранце через подставных лиц. Вторая пара – чуть лучше, но Одесса – портовый город, и они, попав в круговорот черноморских соблазнов, устроили перестрелку с местными бандитами на побережье и были просто расстреляны прибывшими на место жандармами. А вот третий, старый угрюмый одиночка, бывший сотрудник секретной лаборатории при НКВД, уникальный знаток растительных ядов, оказался именно тем, кто был нужен Ироду.

Прожившие лишних три месяца на этом свете из-за чрезмерной переборчивости в средствах Ирода два румынских павлина спокойно отошли в мир иной, отравившись устрицами в самом шикарном ресторане Одессы, а Василий Петрович записал на свой боевой счет устранение двух офицеров из штаба.

Потом было еще несколько подобных случаев в разных уголках города, но ни один из них не стал причиной массовых казней, и Ироду был выдан карт-бланш на все подобные акции в городе.

А потом была та самая встреча с бывшим однокашником по Пажескому корпусу. Он был из обрусевших немцев остзейского баронского рода Розенов, носил гордое имя Вильгельм, но так ничем и не проявлял себя настолько, что даже клички не удостоился за все годы обучения.

Так вот этот Никто баронского рода с гордым именем Вильгельм предстал перед Иродом в одесском кафешантане в обычной серой форме, но с дубовыми листьями в новых петлицах.

– Крючок, ты ли это? – на чистом русском языке возопил немец, хлопнув Ирода по плечу.

– М-м-м-м… Вильгельм? – с трудом выудил из памяти имя однокашника Ирод, лихорадочно вспоминая его полную фамилию: «Фон – чего-то там, барон… Розен?! Розен!!! Чтоб тебе пусто было»… – выдохнул он про себя.

– Каким ветром тебя занесло в этот приморский городишко? Встречал кого-то из наших? Ты тут по службе или как? Ну рассказывай, рассказывай… – сыпал вопросами немецкий полковник.

– Ого, ты уже штандартенфюрер! На каком фронте сейчас? В отпуск или по службе? – в свою очередь наседал Ирод, чтобы не отвечать на вопросы однокашника, при этом лихорадочно считая варианты: «Арест? – нет вроде… Встреча подстроена? – похоже, нет… Радость – вполне искренне выглядит, такое сложно сыграть… Кто-то опознал и сдал? – вряд ли, тогда бы меня сигуранца или гестапо тихонько выволокли на улицу… или не тихонько…»

А Вильгельм заливался соловьем: он в Одессе по службе, а тут пришло сообщение о повышении, вот он и зашел отметить новое назначение и звание…

– Меня повысили, теперь я – старший инспектор у адмирала Канариса.

«Ого… абвер… не верю я в такие совпадения, уж больно удачно все как-то», – промелькнуло в подсознании у Ирода.

– Инспектор? Старший? Тебе, русскому, пусть и фольксдойче, доверили проверять немцев? – поддернул его Ирод, но тут же снизил накал беседы: – Хотя, если ты получил оберста на третьем году войны, то вполне возможно…

– На пятом… наша война идет уже пятый год, дорогой Крючок, неправильно считаешь, ты стал сдавать, изменяет тебе твоя хваленая дедукция, и – штандартенфюрер это не оберст, – надменно процедил барон фон Розен.

– Ну что поделаешь, ты прав – возраст, да и путаюсь я в ваших званиях. Прости меня, мой друг, позволь поздравить тебя от всей души, могу представить, как тебе пришлось рвать жилы, чтобы занять такой пост, сколько к тебе было претензий от истинных арийцев, – сменил тон беседы Ирод.

– Ну что скрывать – было, есть и будет всегда, но теперь мне полегче станет. Теперь надо мной всего два начальника, – мой руководитель и лично адмирал. Всё, больше я никому ничего не должен, – вдруг с болью произнес он.

– То есть? Ты про деньги? – сделал стойку Ирод.

– И не только – кратко ответил барон. – Ладно, давай выпьем, а? Так, как раньше, в былые годы.

– А давай! Нам есть что вспомнить… – поддержал инициативу Ирод. – Только уговор: я угощаю – на правах хозяина. Как ты сам сказал: ты гость в моем городе.

– Неожиданно… и щедро… – задумчиво протянул гость.

– При барыше я нынче, как говорили наши предки, хорошую сделку провернул, – беспечным тоном ответил Ирод. – Так что гуляем.

– Ты – и коммерсант?.. Это как же?.. – удивление барона было неподдельным.

– Ничего удивительного в этом не вижу, ты не подумал, как бы я смог выжить в этой стране, имея Пажеский корпус за спиной? Да меня к стенке прислонили бы в два счета, если б узнали о моем происхождении!

– Как? Мне говорили, что ты эмигрировал в восемнадцатом или девятнадцатом после фиаско в Крыму.

– Как видишь, нет. У тебя неверные сведения, – сухо произнес Ирод.

– Боже, боже, у тебя такие блестящие перспективы, такие возможности были! Как же я тебе завидовал, как я хотел быть таким же, как ты… – разочарованно протянул полковник.

– Что было, то быльем поросло. Зато ты времени зря не терял и кое-чего достиг. Теперь можешь почивать на лаврах, – перевел беседу в более приятное русло Василий Петрович.

– Почивать??? Ну, если честно, кроме лавров, ничего больше и нет. Паек, достаточно скромное денежное довольствие и постоянные разъезды – у меня и дома-то своего до сих пор нет. Казармы, гостиницы, какие-то съемные квартиры – вот нынче мой дом. У меня даже гражданской одежды нет. Старая сносилась давно, а новую я не покупал, ни к чему, – с ноткой грусти поделился однокашник.

– А командировки у тебя только в прифронтовые зоны? А в Европе бываешь? – забросил пробный шар Ирод.

– Ты с какой целью интересуешься? – моментально напрягся абверовец.

– Чуть позже поговорим, на трезвую голову, есть у меня что тебе предложить. – Ирод снова стал Крючком – именно так, за дьявольскую хитрость, изворотливость, тонкий аналитический ум и феноменальную память прозвали его в Пажеском корпусе.

– А скажи мне, ты кого-нибудь из наших встречал за эти годы? А то я как-то растерял всех. Знаю, что много у Врангеля было, кто-то в эмиграцию подался, несколько человек пошли служить к красным, стали военспецами, наставниками лапотников и биндюжников, – перевел он разговор на другую тему.

– Сейчас говори, я завтра улетаю во Францию, вернусь в Одессу через месяц, не раньше, – попытался вернуться к прежнему разговору полковник.

– Ну вот и лети, служба – дело святое. А как вернешься, так и поговорим, – не сдался Ирод.

А через месяц он молча положил на стол сто царских червонцев и сказал обалдевшему абверовцу: – Это так, для начала разговора, получишь много больше, если переправишь мой груз поближе к Швейцарии и выправишь мне разрешение на проезд туда же, для лечения, медицинские справки я тебе любые предоставлю.

– Что за груз? – Полковник смотрел прямо в глаза Ироду.

– Золото в слитках и монетах, – последовал безразличный ответ.

– Камни, драгоценности, произведения искусства? – второй вопрос.

– Нет, только золото.

– Какой вес? – третий вопрос.

– Стандартные немецкие патронные ящики, ну, стандартного веса, 45 кг. 4 штуки.

– Ого…

– Твоя там четвертая часть. Один ящик. Вот тебе твоя пенсия, еще и внукам останется. Остальные не трогать! Найди надежное хранилище, если не сможешь, скажи, мои люди найдут, – для острастки приврал Ирод.

– Так что ж твои люди тебе не помогут и золото переправить?

– Так поможешь мне или нет? – спросил Ирод вместо ответа.

Вильгельм долго сидел молча, только передвигал монеты по одному ему ведомому алгоритму, складывал их в непонятные узоры, потом, отодвинув всю кучку золота от себя, сказал:

– Я подумаю, ответ дам через три недели. – Надел шинель и пошел к выходу.

– Ты монеты-то забери, – запоздало сказал ему вслед Ирод.

– Нет. Потом, – услышал в ответ.

Через три недели, минута в минуту, раздался негромкий стук в дверь. На пороге стоял улыбающийся фон Розен. Он сразу взял быка за рога:

– Где мои монеты? – весело воскликнул.

– Ну, не тяни, что решил, берешься? – спросил Ирод.

– Да. Я все придумал, место хранения – шале моих дальних родственников в предгорьях Альп, с нашей стороны. Ближе не могу ничего найти. Но там место тихое, практически безлюдное сейчас из-за войны, они и мой ящик посторожат, пока суть да дело, – отрапортовал Вильгельм

– Когда? – задал самый главный вопрос Ирод.

– Как только оформим тебе разрешение для выезда на лечение.

Получение разрешения на выезд затянулось надолго, было много проволочек и задержек, везде пришлось платить, и немало, и лишь к в середине января 1944 года все нужные бумаги были у Ирода на руках.

Все было готово к отъезду. Фон Розен заранее забрал ящики, чтобы быть готовым в любую минуту погрузить их в вагон литерного поезда, на котором вывозили документы разведшколы в рейх, потому что абверовцы четко знали, что сдача Одессы неминуема и счет идет на недели. Ирод мог давно уехать, но хотел дождаться отправки золота и уже тогда стартовать, потому что без этого в предгорьях Альп ни с этой, ни с той стороны делать ему было совершенно нечего. А пока восстанавливал в памяти знания немецкого, английского и французского языков – практиковался при каждом удобном случае.

Ожидание затянулось, командировки барона случались все чаще, но он каждый раз уверенно обещал, что вот-вот он подаст условный сигнал, и вдруг… исчез в одночасье. А когда начался авианалет на порт, когда по улице проскакали казаки штурмовой группы генерала Плиева, к Ироду пришло понимание, что однокашник и компаньон обманул своего соученика по кличке Крючок самым наглым и беспардонным образом, скрывшись в своем литерном вагоне вместе с его золотом.

Не было такой кары, которой он не пообещал абверовцу, если б довелось бы еще раз встретиться… Такого поражения Василий Петрович не испытывал никогда в жизни. Нет, он не обнищал в одночасье, у него осталось еще довольно много драгоценных камней, которые он планировал вывезти сам, подкупая по пути следования всех контролеров и проверяющих, много валюты разных стран, продовольствия и медикаментов, которые в такие времена ценились дороже золота и бриллиантов. Но все это было не то… Ирод последние несколько месяцев в мыслях жил в какой-нибудь невоюющей стране, пусть не в Европе, не страшно – с его капиталами он мог неплохо устроиться в любом уголке земного шара. А теперь какой-то никчемный баронишка украл у него эту выстраданную мечту…

Ирод переждал штурм Одессы в персональном укрытии под домом, которое он соорудил с помощью своих агентов, отгородив часть глубокой пещеры одесских катакомб. Это было удобно: в случае опасности стенка разбиралась или даже подрывалась, и он мог под землей пройти до Усатово или выйти на безлюдном берегу Хаджибейского лимана. По пути в укромных ответвлениях было обустроено несколько мини-складов с оружием, продовольствием и медикаментами на любой, даже самый непредвиденный случай. В долгие минуты ожидания, придумывая самые разные пытки для своего обидчика, Ирод пытался угадать, где тот мог спрятать золото и спрятаться сам. Мысленно представлял их встречу, свой триумф. Злоба закипала в нем совершенно нешуточная. Попустило Василия Петровича только через неделю, да и то чуть-чуть, но и этого хватило, чтобы вернулось ощущение реальности происходящего, и Крючок включил свою логику на полную мощь. Главный вопрос: как теперь уцелеть, не попасть в мясорубку к коллегам, которые сейчас развернутся на полную катушку, не схлопотать пулю в ночных бандитских гоп-стопах и не нарваться на какого-нибудь отставшего от своей части, затравленного и испуганного солдатика или потерянного в суматохе штурма полицая…

И вдруг он вспомнил еще об одном деле, которое просто отмел за ненадобностью. Его ликвидатор просил выручить свою самую одаренную ученицу, он ее разыскал в городском госпитале, в ожоговом отделении, после ранения при авианалете в районе порта. Ирод тогда ничего не обещал своему подручному, более того – наведя справки об одаренной ученице, выяснил, что последние два года она работала лаборантом-регистратором в экспериментальной лаборатории в концлагере в Доманевке, курировала испытания ядов в различных концентрациях и препаратов на их основе на заключенных. При всей нелюбви Василия Петровича к людям такое было табу даже для него. Да, были некие смягчающие моменты в этом деле, по своим каналам он выяснил, что пойти в лабораторию ее заставили комендант лагеря и его заместитель, приставив вальтер к голове ее пятилетнего сына и угрожая пристрелить его, если она откажется сотрудничать. Барышню эту знали многие в Одессе, она писала диссертацию по пищевым ядам и отравлениям и побывала во всех лабораториях всех одесских заводов, которые хоть как-то были связаны с производством продовольствия. Так что подозреваемых, кто мог донести немцам о ее существовании, было полгорода.

Но тогда, в свете предстоящего отъезда, Ирод счел ее лишней обузой – ну зачем она ему? С собой брать?

А вот теперь ее шансы неимоверно возросли. Дедушка – ликвидатор штатный, завтра поступит новый приказ от руководства – и он исчез. А Ироду свой, до мозга костей преданный «чистильщик» еще очень даже может пригодиться. Так неожиданно шансы на спасение для химички-отличницы из призрачных стали более чем реальными. Операцию по спасению этой тетки Ирод прокрутил в считаные дни. Сначала он, верный себе, навел подробные справки о состоянии здоровья пациентки. Все оказалось гораздо проще, чем ожидалось: у бывшей лаборантки ожоги довольно сильно повредили кожу на большей части лица и плече. Она была в сознании, и прогнозы на выздоровление были очень обнадеживающие. Так что понадобилось только купить документы на другое имя у делопроизводителя госпиталя и ночью перевезти пациентку из палаты на квартиру к дедушке, поклявшемуся вы^´ходить свою любимую ученицу, которую неожиданно сентиментально назвал «доченькой», в самые короткие сроки.

Так у Ирода и появился свой «карманный» ликвидатор. А у химички – новое лицо и новое имя.