Читать книгу Город, которого нет - Юлия Бекенская - Страница 4

– Ты уверен? – заместитель декана вздохнул.

– Иван Андреевич, вот так надо, – я резанул ребром ладони по горлу. – А через год вернусь, с новым опытом, и все сдам. Может быть, даже экстерном.

– Ладно, – он сгреб мое заявление на академический отпуск, – иди. Экстерном… а ты в курсе, что половина таких вот оболтусов из академки не возвращается? Вольные хлеба затягивают. А потом дипломы рисуют. Позорят, понимаешь, альма-матер…

Позорить ВУЗ я не хотел. Я решил подработать, а заодно попрактиковаться. Трех курсов фотофакультета, по моим прикидкам, было достаточно.

Проблемы начались, когда сломался фотоаппарат. Денег на новый, естественно, не было. Случайно я забрел в комиссионку на Некрасова – эта лавочка торговала всем, в том числе и подержанной аппаратурой. И там, среди проигрывателей прошлого века и пропахших нафталином шуб мне попался на глаза подержанный «Никон».

Цена оказалась значительно ниже, чем я ожидал, плюс продавец надо мной сжалился, после того, как я, развернувшись в узком проходе, влетел со всей дури носом в стеллаж, и сделал мне скидку за травматизм.

Я купил аппарат и взялся за дело.

Для начала подрядился поработать на свадьбе приятеля. Сами знаете: все эти пенные кружева, галстуки, горластый тамада с кочаном капусты, летающий букет и мамаша в слезах – все на фоне питерских красот-болот. Медному всаднику хоть бы хны – он и не такое видел, а вот меня крепкое облако парфюма, витавшее над тусовкой, к концу вечера наградило мигренью. Но снимки вышли приличные.

Правда, на одной карточке обнаружился странный брак. Вокруг целовавшихся молодоженов ровным кольцом кружились тени предметов: чашки, кастрюли, тарелки. И даже утюг. Представьте: темно-серый ореол из кухонной утвари прямо у жениха над макушкой. Что за дела?

Приятелю я этот баг не стал показывать. Отдал хорошие снимки. Но, распрощавшись, открыл исходник, чтоб разобраться, откуда что взялось. На беду, кореш вернулся – забыл зажигалку.

Увидел он картинку на мониторе и озверел. Желчно заметил, что фабрика слухов работает безотказно. Они с молодой женой, и вправду, живут как кошка с собакой. Летающими кастрюлями его не удивишь. Но от меня он такой подлянки не ожидал, и этот глумливый коллаж ставит крест на нашей дружбе. Я пробовал объяснить, что ничего не монтировал, но этим, похоже, разозлил его еще больше.

Он ушел, грохнув дверью.

Потом мне заказали серию снимков гостиницы на Садовой. Хозяин построил ее на месте бывших меблированных комнат, сгоревших лет сто назад.

Пара фотографий опять оказалась испорчена. На переднем плане, заслоняя хозяина отеля, стояла пожилая женщина в платье до пят, с мрачным обрюзгшим лицом. Губы ее были поджаты, руки скрещены на груди.

Я показал снимок распорядителю и спросил, не знает ли он эту даму. Тот пожал плечами, но спустя день перезвонил мне, и сказал, что профессионалу неэтично забивать голову клиентам дешевыми розыгрышами.

Женщина оказалась прежней владелицей гостиницы, погибшей в пожаре век назад. Ее портрет нашелся в газетных подшивках, репринты которых новый владелец заботливо собирал.

А мне сообщили, что больше в моих услугах не нуждаются.

Все окончательно мне разонравилось после съемок в салоне красоты. Вроде рутина: вид с улицы, вывеска, интерьер. Кабинет косметический, массажный… мастера с дипломами, счастливые клиенты. Стойка администратора… тут я и завис.

Администратором работала такая девушка! В ее глазах плескались зеленые воды бездны. Светлые волосы отливали изумрудом, когда на них попадал свет вмонтированного в стену аквариума. И она согласилась со мной встретиться.

На фотографии у барышни из-под стойки торчал чешуйчатый хвост.

Я таращился на жутковатый снимок, гадая, как так могло получиться. Она подошла и заглянула мне через плечо. Ой, что было! Даже не хочу вспоминать.

Порядком устав от нервных клиентов, мы с «Никоном» вышли на улицы Питера. Ох, и не в добрый час. О тайной жизни города я узнал столько…

В Таврическом саду старуха выгуливала отдышливого мопса на цепочки. Мопса, я точно помню. На снимке с цепи рвался упитанный ящер.

Мрачный ДПСник в форме, которого я щелкнул из окошка троллейбуса, на фотографии оказался закутан в темный плащ. Его мучнисто-белое, цвета земляной личинки, лицо украшал слоновий хобот.

Мальчишки-серферы с Дворцовой, которых я долго подлавливал в моменты зубодробительных трюков, на снимке вышли вовсе без досок. Зато с крыльями. Остроконечные уши и раскосые глаза делали их похожими на летучих мышей.

Черт подери, я заснял гномов! А как еще назвать крохотных человечков в атласных кафтанах? Один щеткой надраивал ноготь большого пальца атланта, а другой, рыжий, показывал мне язык.

Казалось, я схожу с ума.

С горя показал карточки другу.

– Не гони, – сказал он. – Эти игры с фотошопом ведут в никуда.

Я хотел его щелкнуть на память, но он закрыл рожу рукой:

– Нет уж, спасибо. Себя снимай, мистификатор!.. – и сбежал, подав мне мысль.

Автопортрет. Пуркуа бы, собственно, не па? Может, узнаю о себе что-то новое. Обнаружу слегка перекошенный нимб или серебряное копытце?

Сделал снимок перед зеркалом и залил в компьютер. Глянул и огорчился: ни тебе крыльев, ни рогов и копыт.

А вот с комнатой было неладно. На снимке, прямо у меня за спиной, была дверь. В реальности – глухая стена, с обоями цвета беж, которые я сам и клеил.

Я подошел и погладил ладонью поверхность. На стене проступили контуры двери без ручки. Я толкнул, и она подалась.

Ну, я и шагнул. С фотоаппаратом на шее и в шлепанцах. Без звонка другу и предсмертной записки. Когда начинаешь видеть невидимое, чувство опасности слегка размывается.

И дверь за мной немедля захлопнулась.

Я оказался в храме, в одной из боковых ниш близ алтаря. Сквозь высокие окна било солнце. Горели факелы и свечи. В духоте плыл сладковатый запах.

Шла месса. Бледные мрачные люди стояли у гроба и слушали священника. Слова гулко разносились под стрельчатыми сводами.

Кто-то взял меня за локоть и сказал недовольно:

– Слишком долго мне пришлось вызывать вас. Приступайте!

Рядом со мной стоял тип в серой сутане. Брезгливой мордой и жидкими волосами он напомнил мне препода по философии.

Ага, вот по чьей милости я тут. Интересно, к чему приступать?

Пока я соображал, собеседник произнес:

– Вот ваша плата, – и протянул кожаный кошель.

Я молчал.

– А вы немногословны, – заметил он. – Возможно, вас интересует собственная безопасность?

Я кивнул. Не то, чтобы понял, о чем речь, но безопасность – да, весьма меня занимала.

– Сделаете дело, и вас доставят в безопасное место. Работайте, ну же!

И тут включился автопилот: при слове «работать» я потянулся к фотоаппарату. Серый вздохнул с облегчением. Неужто я угадал?

Сделал несколько кадров с похорон, и хотел было подойти поближе, но новый знакомец меня остановил:

– Не нужно, чтобы вас видели.

Ага. Дальше – что? Сейчас он протянет мне флешку, я солью картинки и уйду обратно, сквозь стену в тапочках в родные пределы? Чтоб потянуть время, я перевел фотоаппарат в режим просмотра и вскрикнул от изумления. Скорбная месса преобразилась.

Прихожане и монахи остались прежними. А вот центральные фигуры изменились до неузнаваемости.

Они стояли у гроба. Двухголовый карлик в комбинезоне и существо, напомнившее мне ДПСника с Московского: высокий, с хоботом. С ними была миниатюрная девушка. Мертвенно-белая кожа, черные волосы и ярко-алый рот делали ее похожей на готическую сувенирную куклу.

Нелепые разноцветные колпаки, как у малышей на днях рождения, венчали их головы. В руках у существ были кубки.

Покойник выглядел совсем по-человечески. Разве что возмутительно живым: сидел, свесив ноги, на крышке гроба, и глядел по сторонам с веселым любопытством, сжимая в руке пузатую бутыль. Почему-то я решил, что это ром.

Скорбное окружение не изменилось: прихожане, монахи. На коленях возле гроба молилась старушка.

– Ну?! – нетерпеливо дернул меня собеседник, – что?

Я навел фотоаппарат на него. Тот вцепился руками в кулон, висящий на шее, и что-то зашептал на птичьем языке. Кстати, озарило меня, как это я до сих пор понимаю, что он мне говорит?..

– Так не пойдет, – прошипел серый. – Делайте свое дело, а в мое – не лезьте! Отвечайте лучше – они… здесь?..

– Да, – было понятно, о ком он спрашивает.

– Которые? – его ноздри раздулись.

Я медлил. Почему я должен говорить? На фига мне этот кошель, если я даже не знаю, как выбираться отсюда? И что сделали мне эти твари, кем бы они ни были?

– Говорите, – серый изучал скорбящих, словно пытаясь увидеть то, что открылось мне. Несколько стражников из соседней ниши не спускали с него глаз, ожидая сигнала.

Я сделал еще кадр. То, что увидел, мне не понравилось: девушка стояла, глядя в толпу. Белесые нити тянулись от поднятых рук к прихожанам, опутывая их паутиной. Лица хмурились, в первом ряду рыдала женщина. Это решило дело.

– Этот. Старуха у гроба. Вояка в первом ряду…

Серый кивал, будто и сам подозревал именно их. Стражники бесшумно двигались по залу.

– Все? – переспросил он меня.

Я кивнул.

– Большое спасибо, – сказал он с чувством.

И в мозгу у меня взорвался контейнер с конфетти. Я потерял сознание.

Очнулся от холода. Лежал на каменном полу, в нос било кислятиной. Пульсировала шишка на затылке, голова звенела от боли.

Голос сверху вещал:

– Таким образом, самым безопасным местом в нашем герцогстве является именно эта темница. Вход замурован. Пища и еда буду исправно доставляться. Можете быть совершенно спокойны…

Я дополз до соломенного матраса и опять вырубился.

Проснулся, будто толкнул кто. Так бывает, когда среди ночи вскакиваешь от стука собственного сердца, а через секунду звонит телефон. Саднило бок. Оказалось, все это время я лежал на злополучном «Никоне».

Жидкий свет сочился в окошко. Клетчатая амбразура в тесной каменной комнате, с толстыми стенами и потолком, который вот-вот опустится на тебя, как в старой книжке Эдгара По, вытеснит воздух, и… я готов был заорать от подступающего удушья.

Клаустрофобия, как и было сказано выше.

Голова гудела. Интересно, чем меня приложили? Камнем? Палицей? Я размышлял над этим чисто теоретически, как вдруг понял, что в комнате не один.

На стене появилась клякса. Она росла, принимая символичные очертания: ручки-ножки-огуречик, вот и вышел челове… стоп, а это что?

Хобот.

Клякса налилась объемом и отлипла от стены.

– Привет, – сказало черное существо с хоботом, одно из тех, в храме. – Попался! Сейчас мы тебя резать будем.

– Мы? – переспросил я, почему-то больше озаботившись этим «мы», чем гораздо менее симпатичным «резать».

Еще на первом курсе мне говорили, что я неверно выставляю приоритеты.

– Мы, – трубно высморкалось существо, – я, Никодим, и мои товарищи.

На стене наливалась еще одна клякса.

В полном ступоре я наблюдал, как за Никодимом появились остальные: бледная девочка-нежить и двухголовый карлик с сигарой. Его головы по очереди пускали в потолок кольца дыма.

– Сволочь, – сказала девочка и сплюнула мне на тапок.

Слюна зашипела и стала медленно прожигать на ткани дыру.

– Ло-пу-шок, – карлик потрепал меня по щеке, – ну, здравствуй.

Я молчал. Интересно, знал ли серый инквизитор, что мои соседи умеют ходить сквозь стены?

– Я бы, – мечтательно сказала девушка, – засунула его в бочку с соленой водой, – она закатила глаза, – и пускала туда рыбок. Маа-леньких таких. Сперва одну, потом другую…

– Ты про платиновые зубки? – уточник карлик.

Обе его головы вещали хором, синхронно открывая рты. В гулком каменном мешке такая речь создавала стереоэффект:

– Ага. Дело хорошее. За восемь часов остается скелет. При абсолютно целой, заметь, голове. Далее – бальзамирующий раствор великого дерева Цы, пятнадцать золотых за унцию, работа полировщика – еще три, гранатовая тиара, подделка, разумеется – сторгуюсь за полторы, и – вуаля! Арт-объект: голова принца Гор на белоснежном скелете. Безумный Фил для Заснеженной Галереи с руками оторвет. Отвалит не меньше пятисот. Итого навара… – головы зашевелили губами, подсчитывая.

– Или вот, например, – мецианские кровососы, – подхватила девушка, и они с карликом мечтательно заулыбались.

– Эээ… коллеги, – начал я, – может, вы потом решите, как телом распорядиться? Уже без меня?..

– Ты куда-то торопишься? – она прищурилась, – А мы – нет….

– Слышь, Магда, а если отдать его малютке Ли на верейскую кухню? – хором предложили головы, – за такой подгон она будет кормить нас до самой смерти!

– Тебе лишь бы пожрать, – возмутилась готическая барышня, – никакой любви к искусству! Вот есть у меня знакомый таксидермист…

– Харе резвится, – осадил друзей Никодим. – Думаете, он сейчас ласты от ужаса склеит?

– Не дождетесь, – буркнул я и спросил: – Кстати, а где покойник?

– Надо же, заметил, – проворчал карлик.

– Он улетел, – лицо Магды стало мечтательным.

– Но обещал вернуться? – уточнил я.

Все почему-то заржали.

– Зря ты его не сдал, братишка, – доверительно сказал Никодим. – Сейчас бы все вместе домой рванули. И бабла, глядишь, побольше б срубил. Сколько там Морт за нас отсыпал? Тут твои тридцать серебреников?

Только сейчас я заметил, что на полу валяется кошель. Надо же, не отобрали. Карлик ловко развязал тесемки и высыпал содержимое.

– Двадцать семь золотых. Круто. Я даже сам себя зауважал…

– Короче, – скомандовал Никодим, – валим отсюда. Открывай, и – ходу. После поговорим. А план хорош, одобряю. Этих монет хватит на приличную пирушку.

Они обступили меня, я почувствовал себя неуютно.

– Ну?! – рявкнул в две глотки карлик, – оглох, что ли? Поехали!

– Куда? – осторожно спросил я, и уточнил на всякий случай: – и на чем?

– Ты че, заигрался, типа? – вызверился карлик. – В несознанку пошел?! Дык я тебе напомню! – обе головы покраснели, кулаки сжались.

– Братишка, – сказал Никодим, – заканчивай клоунаду. Порезвились и будет. Валим отсюда. У меня, знаешь ли, аллергия на плесень. Заводи шарманку, Евдоким.

– Кк-какой Евдоким? – опешил я.

– Хватит уже, – закатив глаза, ответил хоботастый. – Затянулась шутка. Снимай эту морду, тут все свои. Пива, как я понял, ты не принес? Хорошо хоть, Проявитель достал. За это, брат, тебе наш респект и уважуха. И бабло мортово пригодится. Да снимай личину, сказал! – Рявкнул он и сделал в мою сторону сложный жест.

В носу защекотало, и я чихнул. Кроме этого, ничего не случилось.

Вдруг стало очень тихо.

– Это. Не. Евдоким, – раздельно сказал чувак с хоботом. – Где мой брат, падла?

Я не успел ответить по уважительной причине: меня схватили за горло и затрясли. Ноги болтались, а голова стучала о стену. Попробуйте сами общаться в таких условиях.

– Не знаю, – прохрипел я.

– Ти-хо! – рявкнула вдруг девушка, да так, что Никодим опустил хобот и вернул меня на пол. – Дайте его мне!

– Дружок, – сказала она ласково и заглянула в душу алыми, без зрачков, глазами. – Дружок. Если ты не Евдоким, то ты вообще кто? И откуда?

– Витя. Студент. Из Питера, – после шейкера слова с трудом выходили из горла.

Компания переглянулась.

– А Евдоким?.. – начал было карлик, но Магда на него цыкнула.

– Повтори это еще раз?

– Витя. Питер. Петербург, – торопливо сказал я и почему-то добавил: – Ленинград. Петроград.

– Пет-ро-град, – повторила она, не спуская с меня глаз.

И вдруг запела. По-русски. Я не отвечу вам, какой язык мои гости использовали до того и почему я их понимал. Хотя догадка у меня появилась.

Девушка пела, с трудом вспоминая слова:

– Их-ябло-чка-ку-да-котишься-пат-клеш-папа-дешь-не-воро-тишься.

Бледное личико стало мечтательным. Она сказала:

– Девять сезонов назад я была у них в одной заварушке. Я тогда была э-ман-си-пэ. Курила па-хи-то-ску, а потом, в перестрелке…

И, сама себя перебив, спросила:

– У вас там мумию еще в зиккурат на главной площади упаковали, ага?

– Это в Москве, – сознался я. – А я из Питера. Из Петрограда.

– Петрограда, – протянула она и вдруг оживилась:

– А Сережа? Сереженька, золотой, кудрявый, и ресторан на площади у собора. Поэт…

– Помер, – жалостливо сказал я, – то ли сам, то ли убили. Есть разные мнения…

Нежить расстроилась:

– Гниды! суки белобрюхие.

– Так, – сказал Никодим. – Завязывай вечер воспоминаний! Давай-ка, мил человек, по порядку. Как ты сюда попал, где Евдоким и откуда у тебя Проявитель? – он указал хоботом на «Никон».

Пришлось рассказать всю мою историю: про комиссионку, странные снимки и дверь в стене. Момент покупки «Никона» слушателей чрезвычайно заинтересовал.

Пришлось подробно рассказать, как я в комиссионке носом в стеллаж въехал, закапал кровью рубашку и камеру, а продавец разворчался, что теперь я купить «Никон» обязан, и он мне скидку сделает…

– Ну, вот она, жертва, – удовлетворенно произнес Никодим. – Видишь ли, чтоб Проявитель заработал, нового владельца надо инициировать. А тут вышла стихийная жертва – кровь, видать, у тебя хороша.

Девушка-нежить взглянула с возросшим интересом.

– На гемоглобин не жалуюсь, – буркнул я и отодвинулся. А всякий случай.

– Стоп, – сказали головы. – Если это не часть плана, что ж ты нас сдал, тогда, гад?

– А я знал, кто вы? – огрызнулся я. – Она вообще паутину тянула, – я кивнул на Магду.

– Не тянула, а вытягивала, – обиделась та. – Мортово заклятье снимала, между прочим. И не успела…

– Ладно… студент. – Давай думать, как выбираться? Прошлый раз ты дверь на снимке увидел, теперь – как?

Я повертел фотоаппарат:

– А почему у меня его не отобрали?

– Побоялись. Придут за имуществом, когда ты сдохнешь, – хохотнул карлик.

– Собственность тут уважают, – подтвердил Никодим. – Какой мир, а? Жалко уходить. Стихийная магия, зверюги геральдические стадами бегают. Тут тебе и огнегривый лев, и синий вол, и орлы с единорогами. А люди – это ж песня! Один дурачок-самоучка есть… как пойдет поленьями левитировать – закачаешься.

– Ребята, – осторожно сказал я, – вы меня простите, конечно. А сами-то вы кто будете? Такие разные…

Собеседники помрачнели.

– Знаешь, самим интересно, – доверительно сказал карлик. – Вот все бы отдал, чтобы узнать – кто. Возможно, студенты, как ты. Или…

– Хватит, Тор, – резко сказала девушка, – Потом обсудим. Витя, нам нужен выход.

– А чего вы насквозь тюрьму не пройдете? – задал я давно висевший на языке вопрос.

– Нафига? – вспылил Никодим. – Чтобы оказаться в соседней камере?! Да я хоть все стены этого долбанного герцогства насквозь пройду, а к дому ближе не стану!

– Насквозь пройти – не вопрос, – сказала Магда. – А дверь открыть – совсем другой расклад. Не тяни, Витя.

– Может, вы сами? – я протянул фотоаппарат. – У меня опыта мало.

Все трое отступили на шаг.

– Нет уж, спасибо, – ответил карлик. – Он на тебя настроен. А меня долбанет так, что мало не покажется. Хотя, если тебя убить…

– Все, уже работаю! – я схватил «Никон».

Дверь оказалась на стене под окошком. Компания сгрудилась за спиной. Я провел ладонью по каменной кладке, и очертания стали четче. Из-под щели бил яркий свет.

– А он ничего, дело знает, – шепнул Никодим. – Действуй, Витя!

И я толкнул дверь, почему-то рассчитывая оказаться на тюремном дворе. Но пейзаж был иным.

Мы стояли на широком помосте, увитом виноградной лозой и цветами. Шагах в пяти от нас на троне сидел разряженный в парчу и меха мужчина. Одежда сверкала драгоценным шитьем, а на голове красовалась корона.

Плотные ряды стражников отделяли помост от толпы. За ними, сколько хватало глаз, шумело людское море.

– В праздник урожая вляпались, – прошипел Никодим. – Ай да Витя, ай да молодец.

Ликующие возгласы сменились гробовой тишиной. Человек в короне медленно повернулся. Стража вскинула арбалеты.

Человек ззычно воскликнул:

– Князь приветствует духов непогоды!

Толпа взревела. Мои спутники заулыбались и замахали руками. В нас полетели венки из душистых цветов.

– Кажись, обошлось, – шепнул я карлику, не переставая махать и улыбаться.

– Как сказать, – сквозь оскаленные зубы прошипел он в ответ, – духов непогоды тут принято сжигать на костре в конце праздника. В огне осеннего глинтвейна. Вон, видишь, котел за помостом?

Я глянул, куда показали: в эту емкость поместился бы мамонт, если б кому-то пришло в голову сварить бульон. Слуги сыпали в котельное чрево пряности и лили вино из огромных плетеных бутылей. Вид у них был окосевший – винные пары давали о себе знать.

Такой порции пойла хватило б, чтобы свалить с ног мой родной третий курс с деканатом включительно. А они крепкие ребята, уж вы мне поверьте.

Удивительно, что стража не охраняла этот лакомый для пьяниц объект. Через секунду я понял, почему: рядом с котлом, на цепи, сложив голову на чешуйчатые лапы, дремал дракон. Ну, я думаю, что дракон: как по-другому назвать зеленую ящерицу размером с КАМАЗ?

– Линять надо, Витя, пока не поджарили, – осклабившись, сказал Никодим.

Я поднял фотоаппарат и навел его на помост: а ну как в досках окажется люк?

– Не сметь! – послышался голос.

Морт, предатель в серой рясе, указывал на нас арбалетчикам.

– Линяем, – завопил Тор во все глотки и спрыгнул с помоста. Мы ссыпались следом. Надо сказать, вовремя: там, где только что раскланивались духи непогоды, в щелястом настиле торчали стрелы.

Никодим несся к котлу, трубя хоботом. А я и не знал, что он так умеет. Тор размахивал алебардой. Магда сыпала искрами с пальцев, да так, что люди у нее на пути разлетались, как кегли. Сколько талантов оказалось у моих новых друзей.

Я пыхтел следом, недоумевая: зачем нам котел? Утопиться? Или надраться напоследок?

– Навались, – заорал Никодим, хватая цепь.

Ящер приоткрыл глаза и откашлялся. Из пасти вылетел огонек.

– Хороший мальчик, – Магда погладила ящеру морду. – Что вы возитесь? – взревела она.

Мы дернули. Карлик оперся спиной за стойку крепления, на которой держался котел.

– И – три! – заорал Никодим.

Раздался треск. Это не выдержали опоры котла. Чан опрокинулся, и густое ароматное варево хлынуло на землю. Воздух наполнился винными парами.

Настроение стремительно улучшалось.

Стражники отпрянули. А толпа напирала: всем хотелось увидеть финальное шоу праздника урожая. Я заметил, как серый Морт отдавал распоряжения арбалетчикам.

В ту же секунду яростный вопль перекрыл шум толпы.

Орал дракон. Кипящий глинтвейн ошпарил бедолаге хвост. Ящер встал на дыбы, вздыбил чешуйчатый гребень и выдрал железную цепь вместе с опорой. Потом расправил крылья и взял вертикальный старт, к счастью, не обратив внимания на лишний груз.

Этим грузом были мы четверо. Плюс цепь.

Обиженная рептилия описала дугу, подставив нас под стрелы арбалетчиков, мстительно плюнула огнем в котел, так, что остаток пойла моментально вскипел, и набрала высоту, унося нас из города прочь.

Я не стану описывать этот полет. Многое отдал бы, чтоб его забыть. Из познавательных моментов отмечу один: оказалось, кроме клаустрофобии, у меня еще и боязнь высоты.

Спустя четверть часа оскорбленный ящер добрался до моря и сбросил нас на мелководье.

Мы валялись на песке. Двигаться не хотелось. Дракон маячил черной точкой, взяв курс на линию горизонта.

– Я ведь, Витя, тоже студент, – рассказывал Тор. – Пару сезонов назад застрял тут на практике. Знаешь, как оно бывает: сперва времени вагон, и вдруг – бац! ничего не готово. Ну, и взял академку…

– Тут можно столько материала нарыть, – подхватила Магда, – особенно по зверушкам. Видал, как зелененький меня слушал? и теперь драконологию сдам с закрытыми глазами.

– Экстерном, – кивнул я. – Угу.

Магда прищурилась. Чтобы сгладить бестактность, я спросил:

– А что за балаган вы в храме устроили?

– У них там портал. Во внутренних покоях, куда тело после отпевания помещают. Древний канал, раньше практиканты им пользовались. На голосовые вибрации настроен. Когда погребальные псалмы поют, он активируется. Зашел – выйдешь в нейтральной зоне, а там уже и до дома рукой… раз в сезон мы одного из наших и отправляли. Чаще нельзя – Морт пасет. Этот гад неместных нюхом чует. То ли дар у него, то ли стучит кто…

– Думаешь, нам тут легко? – хобот Никодима загнулся знаком вопроса. – Формально нам тут нельзя. Заповедник же. Но преподы закрывают глаза на многое, если материал им привозишь. Главное – не спалиться. Но мимикрию и стенохождение на первом курсе проходят… А теперь, – он начертил хоботом на песке руну, – домой пора. Послали мы Евдокима, проявитель в Универе выклянчить… ну и за пивом заодно. Озвереешь тут без пива, одно вино…

– Вы похожи с ним? – спросил я.

– Близняшки.

– Видел я его, – и рассказал ДПСнике с Московского проспекта.

– Бабло значит, с водителей рубит. Ну-ну. Этот не пропадет. Ладно, теперь бы домой. Давай, Вить, еще раз попробуем.

– На вашем месте я бы на него не рассчитывал, – раздался голос.

На пригорке стоял Морт. Пики стражников за его спиной золотило солнце.

– Не дергайтесь, – серый человек усмехнулся. – Вы умеете ходить сквозь стены – увы. Я не буду строить для вас зачарованную темницу. Дорого, ненадежно. Чтоб не разорять казну, я буду вынужден вас убить.

– А, может быть, отпустить? – я услышал собственный голос. – Мы и так собирались уйти. Дайте нам пару минут, и больше вы нас никогда не увидите.

– Не будет вас, придут другие, – сказал Морт. – Я хочу сберечь этот край в неприкосновенности. Чтоб чужаки никогда не ступали на эту благословенную землю.

– Мы сами уйдем, и другим накажем, – сказал Тор.

Я видел, как он незаметно подгребает ногой поближе к себе увесистый сук.

– Не шевелиться, – приказал Морт. – Никто не покинет этого берега!

Он сделал знак страже.

Время вдруг растянулось, замедлилось, ворочаясь, будто муха в янтаре. Я видел, как медленно опускалась рука Морта, и синхронно поднимали арбалеты стражники. Заметил, что на воде играет бликами закатное солнце, и даже стрелу, летящую прямо в сердце, успел разглядеть. Миг растягивался, отмеряя последние секунды жизни.

И вдруг – остановился.

В воздухе висели стрелы. Воины не успели опустить оружие. Застыл в прыжке Никодим, сбивая Магду с линии огня, два рта Тора синхронно раскрылись в неслышном крике. Я видел пестрое оперение висящей у сердца стрелы, но не мог шевельнуться.

А из воды прямо к нам выходил господин в строгом костюме, галстуке и безупречно начищенных штиблетах. К правому ботинку прилипла водоросль. Он брезгливо смахнул ее носовым платком. Неодобрительно оглядел мизансцену и щелкнул пальцами.

Стрелы попадали.

– Эту благословенную землю, – передразнил он Морта. – Неплохо для эколога-недоучки, – он сжал кулак и резко расправил пальцы, выбросив пятерню в сторону инквизитора.

Мрачная фигура Морта окуталась дымкой. Миг – и туман рассеялся. На его месте стояло, потупив голову, коренастое существо в коротких шортах. Мохнатые ноги были босы, глазки из-под нависших бровей смотрели с испугом.